Ахилл невольно покосился на свои руки, на золото

Золотые ауреусы щедрым потоком лились на стол перед лицом изумленного Ахилла.

— Вот он — твой первый заработок! — довольным тоном приговаривал сенатор Мурена. — Весь в золоте! А? Ну-ну, не вороти нос! Как гласит римская пословица, сначала ищи деньги, а уж потом — добродетель! Здесь тебе хватит и на всаднический ценз, и чтобы жить на широкую ногу до следующего доноса!

— Жить? После всего этого?! И... как ты сказал — до следующего?! — поднял умоляющие глаза на сенатора Ахилл.

— А ты что — забыл?

Ахилл прикрыл глаза и покачал головой:

— Как бы я хотел уснуть и забыть о том, что было...

— А, проснувшись, опять увидеть эти золотые? — с усмешкой поинтересовался Мурена и придвинулся почти вплотную к лицу Ахилла. — Нет, мой мальчик, так не бывает! Чтобы вкусный овощ вырастить, надо и в грязи покопаться! Да! А то и в навозе! Руками!

Ахилл невольно покосился на свои руки, на золото...

— Так-то, мой мальчик! — успокаивающе похлопал его по плечу сенатор. — Для первого раза ты неплохо сыграл свою роль. Но — только для первого! И потому, что я был рядом. А дальше, особенно когда будешь работать сам, будь осторожнее. Я забыл предупредить тебя, что если кому-нибудь из обвиняемых удастся опровергнуть донос, то тогда уже не ему, а тебе не сносить головы! Хотя Нерон и разрешил верить всякому доносу, все-таки надо соблюдать какие-то меры предосторожности... А то, гляжу, развел слезные разговоры с Титом Элием! Тут надо быть жестким, без тени сентиментальности! А ты — разнюнился! Дочь, видите ли, ему нашел! Да ему теперь до следующего цезаря будет не до дочери!

— Почему?

— Потому что, не дожидаясь суда, он, согласно римскому закону, добровольно удалился в изгнание. И поверь мне, зная, что я слышал про Синопу, будет устраивать пока свои дела где-нибудь в Малой Азии или на Боспоре! Скорее всего — в Херсонесе! Со времен своей последней ссылки он был так осторожен, что все деньги вложил туда, а в Риме оставил столько, что мне его четверти и на неделю не хватит!

— Так это его... ты? — с болью в глазах посмотрел на сенатора Ахилл. — Значит, и ты тоже — доносчик?!

— Не путай меня с собой! — нетерпимым жестом отстранил себя от Ахилла Мурена. — Я делаю это в интересах Римского государства! Для укрепления уже готовой пошатнуться власти! Ибо, если она рухнет, то погребет под собой и меня! Поэтому, если ты косвенно — чтобы одни, видя муки других, прикусили языки и перестали плести заговоры — помогаешь отечеству, то я делаю это прямо!

— Ты хочешь сказать, что Тит Элий — заговорщик? — недоверчиво спросил Ахилл.

— Нет! — поморщился Мурена и нехотя признался: — Я выдал его потому, что он слышал твой разговор с сенатором и сам мог донести на нас! Жаль его, конечно... Я как раз мимо шел, так крики прощающейся с ним жены до сих пор стоят в ушах. Хорошо хоть детей у него от этого брака нет...

— А у сенатора, на которого донес я, — есть?

— Да, пятеро! Теперь им осталось только вспоминать, каким был их отец!

— Был?.. — с ужасом уточнил Ахилл. — Ты хочешь сказать, что он... его...

— Да. Казнили! — невозмутимо подтвердил его страшную догадку Мурена.

— Нет... я больше так не могу! Я не буду!!

— Будешь! Будешь, мой мальчик! И вот тебе имя следующей твоей жертвы! — Мурена прошептал на ухо Ахиллу несколько слов, подбадривающе улыбнулся, сказал, что если все пойдет по его плану, то он даже усыновит Ахилла, чтобы было удобнее продвигать его выше и выше, и удалился.

Ахилл, оставшись один, бессильно опустился на ложе и долго сидел, вспоминая выданного им сенатора, Тита Элия...

Незаметно стемнело.

Словно очнувшись, он принес ящичек и принялся ссыпать в него золото.

И странное дело — на золотых кружках он видел не портрет императора, а лица детей сенатора... его жены... самого сенатора с окровавленной шеей... Они кричали, умоляли о пощаде, пока не исчез в ящичке последний ауреус...

В комнате воцарилось молчание…

Через полтора месяца, буквально на следующий день, как у Лены под сердцем впервые зашевелился ребенок, Елена Стефановна уехала.

Словно дождалась своего, известного лишь одной ей срока.

После которого никакой речи об аборте уже не могло быть.

Она прощалась так долго и грустно, что все почему-то сразу поняли, хотя и не хотели в это верить — навсегда.

И в тот же вечер в святом углу замироточила Феодоровская икона Пресвятой Богородицы…

Первым это заметила свекровь.

— Лена, я сколько раз тебе говорила, чтобы ты не протирала пыль на этой полке и не трогала лампадку! — убираясь в комнате детей, проворчала она.

— Да я даже и не подходила к ней… — слегка обиженно отозвалась вставлявшая новые батарейки в диктофон Лена.

— Стасик с детства не привык работать по дому. Ты, говоришь, тоже не брала ничего! А чего же тогда у вас вся икона в масле?

Свекровь с видом явного недовольства тщательно вытерла тряпкой икону.

А вечером… икона снова покрылась маслом!

Причем, капли были такими крупными, что медленно, прямо на изумленных глазах обнаруживших это Стаса и Лены стекали вниз, на полку…

И благоухали тончайшим, не похожим ни на один из земных запахов, ароматом…

— Ленка, смотри — мироточит! — ахнул Стас и, распахивая дверь, закричал: — Мама! Папа! Скорее сюда!

— Что, с Леной опять что? — встревоженно спросила его мама.

— Сердце? — уточнил Сергей Сергеевич.

— Нет — икона… — в один голос ответили Стас с Леной.

Сергей Сергеевич подошел к святому углу.

С благоговением перекрестился.

Но приложиться к чудотворной иконе не посмел.

Свекровь же, встав на стул, осмотрела икону и так, и этак.

И с лукавой усмешкой покосилась на сына:

— Стасик, признавайся! Твоя работа?

— Да ты что?! — возмутился Стас. — Во-первых, это было бы кощунством, а, во-вторых, я ведь гуманитарий, а не химик!

— Но ведь не может картон сам собой производить масло!

— Источать! — поправил Сергей Сергеевич.

— Ну, источать! — поправилась его жена.

Но при этом все же крепко сжала пальцами икону, чтобы проверить, нет ли внутри какого-нибудь хитрого приспособления.

— Осторожней! — воскликнула Лена. — Это же — чудотворная икона!

Свекровь протестующе хмыкнула.

Но икону поставила на место.

И с усмешкой сказала:

— Теперь что только не делают, чтобы обманывать доверчивых людей! Я читала в газетах и видела по телевизору, как изготавливаются всякие хитрые штучки. Например, свечи, которые сами собой гаснут и загораются…

— Ну, положим самые обычные церковные свечи, которые ДЕЙСТВИТЕЛЬНО гасли и зажигались, я видел на могилке отца Тихона! — уверенно перебил ее Стас.

— Мы видели! — подтвердила Лена.

— А что касается икон… — Стас показал пальцем на толстые книги летописей, занимавшие половину большой книжной полки. — Так они начали мироточить едва ли не с самого начала иконописания! Сведения о том есть чуть ли не в каждой летописи. Византийской и древнерусской.

— Ну, то когда было… — махнула рукой его мама. — Как говорится давно и…

— Ах, давно? — снова не дал ей договорить Стас.

Он подбежал к полке, схватил журнал, быстро нашел нужную страницу и показал маме:

— Смотри!

— Кто это? — не поняла та.

— Наш современник. Зверски убитый в 1997 году Иосиф Муньос. Чилиец испанского происхождения. В руках у него — написанная на Афоне в 1981 году и находившаяся в Монреале, откуда и дополнительное название — Монреальская — чудотворная Иверская икона Пресвятой Богородицы, хранительницей которой он являлся. Он возил ее во многие страны для укрепления в вере и помощи страждущим различными недугами. Так вот, эта икона так обильно источала миро, что к ней едва успевали подносить вату, кусочки которой люди развозили потом по всему миру, в том числе, и в Россию! Я сам, лично видел и держал в руках один из них!

Мама, как правило, безоговорочно доверявшая газетам и журналам, даже если в них печатались явные небылицы, на этом раз проявила сомнение:

— Все это, конечно, необычно и познавательно. Но, все равно — чтобы масло, да еще такое ароматное, выступало само собой на деревянной доске… — недоверчиво покачала головой она.

— Не только на дереве, старинном или новом. Но и на металле, картоне…

- Кар-р-ртоне! — встрепенулась Горбуша.

— Не перебивай! — прикрикнул на нее Стас и убежденно продолжил: — И даже самой простой, журнальной, бумаге!

Он взял другой журнал и показал маме:

— Одна женщина из Санкт-Петербурга — окно ее квартиры выходит прямо на монастырь, где под спудом покоятся мощи святого праведного Иоанна Кронштадтского, — вырезала из журнала понравившееся ей фото иконы Андрея Рублева, на которой был изображен Иисус Христос. Попросила, как положено, священника освятить ее. Повесила на стену. И она — замироточила… Вот, ее фамилия, имя — Галина, адрес. Можешь написать и сама узнать все подробности!

— И в самом этом монастыре на Карповке есть мироточивая икона Иоанна Кронштадтского, — добавил Сергей Сергеевич. — Я сам видел ее, когда был в Санкт-Петербурге на симпозиуме. Не маленькая такая икона… Красивая… Причем, что самое поразительное — некоторые струи масла текли не сверху вниз. А параллельно — вопреки всем законам всемирного тяготения!

— Кстати, а знаете, каков состав этого масла? — спросил Стас и, не дожидаясь догадок, сам же ответил: — Химики сделали анализ и точно установили, что он идентичен человеческим слезам! Представляете — это слезы Пресвятой Богородицы!

— И что же они означают? — спросила его мама.

— Ну… — слегка замялся, чтобы не напугать кого-то, Стас. — Я читал, что обычно это дается людям для укрепления в вере перед какими-нибудь предстоящими искушениями и скорбями.

В комнате воцарилось молчание.

Каждый думал — какими могли быть для них эти скорби и искушения.

Сергей Сергеевич — о своей старенькой маме.

Свекровь — что они для нее уже настали.

Стас — о Лене.

Сама же Лена, словно ей и не грозили великие трудности, совершенно спокойно вставила и свое слово:

— У нас в области живет одна пожилая женщина. Я тоже могу дать ее адрес. Так вот она почти постоянно ежедневно читает акафисты, это такие длинные-длинные молитвы, и у нее мироточит одновременно несколько десятков икон! Больше того, те люди, которые приезжают к ней, ставят рядом с ее иконами свои — и они тоже начинают мироточить! Это нам отец Михаил, который сам у нее был, во время проповеди говорил. А он ни одного лишнего, непроверенного слова никогда не скажет!

Маме уже нечего было возразить на все это.

Тем более что Стас продолжал:

— А еще бывают и кровоточивые иконы! Например, Неугасимая Лампада в соборе Андрея Первозванного города Ставрополя. Это уже не просто большая, а — огромная икона! На ней тонкие красные струи стекают со лба Пресвятой Богородицы, и одна проходит прямо по нимбу Богомладенца. Фотографию, сделанную с этой иконы прямо в соборе, с благословения настоятеля, мне подарил один знакомый паломник по святым местам. На ней даже не совсем качественный блик от освещения, то есть никакой компьютерной обработки! Она у меня давно уже лежит в отдельной папке. Хотите, тоже покажу?

Сергей Сергеевич был не против. Правда, потом, в другой раз, так как очень торопился к себе в кабинет.

Да и с мамы было уже более чем достаточно.

Она только неопределенно махнула рукой.

Пошла из комнаты детей тихая, задумчивая.

Но в дверях оглянулась и, несмотря на то, что на полке в святом углу продолжала стоять источавшая миро и разливавшая благоухание уже по всей квартире икона, упрямо сказала:

— И все равно — это надо еще доказать!

Лена была в восторге…

Узнав, что для лучшего развития плода и здоровья будущей матери необходимы частые, долгие прогулки на свежем воздухе, Стас, как только у него начались каникулы, с утра пораньше увозил Лену на метро в Измайловский парк и там, крепко взяв за раку, до изнеможения водил ее по тенистым аллеям.

Что было особенно кстати.

Потому что пришел июль, и люди в каменных джунглях мегаполиса просто изнывали от жары и смога.

Мама предложила детям переехать на дачу, куда с радостью отправлялась вместе с мужем на редкие выходные Сергея Сергеевича.

Но у Стаса была работа, которую он никак не мог оставить, чтобы чувствовать себя взрослым, самостоятельным человеком, способным содержать свою семью, хотя в этом и не было особой необходимости. Сергей Сергеевич по первой просьбе готов был снабдить его любой суммой денег. Но об этом непременно узнала бы мама, чего Стасу больше всего не хотелось…

А ездить от случая к случаю Лена не могла.

Тошнота первых недель беременности исчезла у нее без следа.

Но в машине почему-то появлялась снова.

Одно дело проехать несколько минут.

И другое — три часа.

Когда она, поехав однажды со всеми на дачу, просила останавливаться чуть ли не на каждом километре, наконец, уже не чаяв этого, бледная, полуживая вышла из машины.

И с ужасом два дня, вместо того, чтобы получать на природе положительные эмоции — свекровь во время строительства дачи настояла, чтобы на участке был только дом, большая лужайка, сосны с гамаком и никаких грядок и даже клумб — только и думала, что о дороге обратно!

Однажды, когда они возвращались на лифте после одной из таких прогулок — у Лены уже не было сил подниматься по ступенькам, — вместе с ними ехала молодая мама с большеглазым мальчиком, лет пяти.

Как раз в этот день прошел редкий в этом месяце дождь.

И мальчик был весь перепачкан так, что на его руках, ногах и одежде не было ни одного места без грязи.

Но самым удивительным было то, что при всем этом у него была совершенно чистая, белая панама.

— Ну, на минуту нельзя оставить тебя одного! Чушка, настоящая чушка! — отчитывала его мама.

— Неправда — у чушки есть пятачок и хвостик, а у меня их нет! — оправдывался малыш.

— Вырастут, если будешь еще валяться в грязи! Нет, ну надо же до такой степени выпачкаться! — никак не могла успокоиться мама. — Ты что, на голове, что ли ходил?

И тут мальчик, у которого, очевидно, было обостренное чувство справедливости, показывая, старательно не дотрагиваясь, пальчиком, на свою панаму, с обидой сказал:

— А вот на голове я как раз и не ходил!

Лена, когда они вышли раньше на своем этаже, была в восторге от всего увиденного и услышанного.

— До чего же умный ребенок! — только и качала головой она. — Очевидно, он предусмотрительно снял панаму перед тем, как полезть в лужу. Нет, скорее, судя по его виду, в лужи. И как тонко и точно он отвечал!

— Слушай, — открывая дверь, сказал Стас. — Я давно думал об этом… У тебя самой — прирожденный дар понимать и чувствовать каждое слово. Талант от Бога. И его надо развивать. Давай-ка и поступишь в институт. На лингвиста. Ну и что, что со зрением проблемы? Есть ведь наверняка — аудиопрограммы и учебные пособия для плохо видящих!

— Давай сначала родим и закончим твою книгу… — Лена осеклась на полуслове, поняв, что чуть было не проговорилась, и быстро поправилась: — Ну, то есть дождемся, когда ты напишешь ее. А потом уж займемся и мною!

Уводя разговор подальше от опасной темы, да и ей действительно хотелось говорить об этом, она с затаенной радостью спросила:

— Неужели и у нас будет такой же малыш?

— А как же! — уверенно отозвался Стас и добавил: — Между прочим, это тот самый, о котором рассказывала соседка, что приходила искать кота.

— Которого могло не быть на свете?! — ахнула Лена.

— Вот именно…

Лена долго молчала.

Словно подыскивая самые убедительные слова.

И наконец, вместо этого, просто сказала:

— Вот и ответ на все наши прежние вопросы и споры — живой ответ!

— Да, — согласился Стас. — Для нас-то они, слава Богу, закончились.

И вздохнул:

— А для других?..