Манипуляция как самоприменимое понятие

Общепризнанного определения манипуляции не существует, и даже его общее неформальное понимание далеко не однородно. Обращает на себя внимание, однако, тот факт, что, хотя некоторые авторы явным образом отмечают наличие в термине «манипуляция» негативного оценочного компонента (см., напр., [1: 10-11; 2: 19]), это никак не отражается на предлагаемых ими определениях и в дальнейших обсуждениях повсеместно происходит «смещение ведущего акцента с оценочного взгляда на технологический» [3: 45], то есть на предпосылки и приемы (обычно используется именно это синкретическое понятие) манипуляции.

Однако пренебрежение оценочным компонентом слов манипуляция и манипулировать, то есть их прагматикой, приводит к серьезной аберрации. Совершенно очевидно, что применение этих выражений к тому или иному положению дел решающим образом зависит от системы убеждений/представлений (beliefs) тех, кто этими выражениями пользуется. Например, люди могут расходиться в отношении того, должно ли одно и то же множество дискурсивных практик называться манипуляцией (и тем самым осуждаться) или же, скажем, эффективным убеждение м или блестящей журналистикой (и тем самым одобряться или, по крайней мере, приниматься). С другой стороны, возможно расхождение во мнении относительно того, должны ли различные множества дискурсивных практик (скажем, «патентованная» тоталитарная пропаганда, с одной стороны, и PR в современных обществах западного типа – с другой) в равной степени признаваться манипулятивными.

Реально сплошь и рядом возникает такое ощущение, что стороны, противостоящие друг другу в политических и идеологических (в широком понимании) дебатах, тяготеют к тому, чтобы обвинить друг друга в манипулировании, чуть только они обнаруживают, что коммуникативные усилия оппонента оказываются эффективными.

А коль скоро это так, то всякий, кто когда-либо знакомился с литературой по проблемам манипуляции (или думал о них), с легкостью узнает здесь замечательно знакомый мотив. Сравнение выражений Х – прекрасный коммуникатор («великим коммуникатором» в США называли популярнейшего Р. Рейгана) и Х – прекрасный манипулятор демонстрирует ту же оценочную пропорцию, что и классические примеры типа разведчик/шпион, вера/фанатизм и т.п. Завязанное на системы убеждений употребление слов манипуляция и манипулирование оказывается тождественным употреблению таких лексических единиц, как, скажем, терроризм, свобода или демократия – которые, помимо прочего, известны своей вовлеченностью в манипулятивные процессы. Негативные (как в словах манипуляция или терроризм) или позитивные (как в случае свободы и демократии) оценочные компоненты таких лексем (и обозначаемых ими понятий) константны^[2] и всегда передаются при коммуникации, однако сами эти понятия применяются к существенно различным (часто противоположным) положениям дел в зависимости от взглядов и/или прагматической интенции говорящего.

Известны различные концептуальные и терминологические трактовки такого рода понятий и соответствующих им языковых выражений. В частности, более тридцати лет назад восточногерманский лингвист В. Шмидт [4] называл их «идеологически связанными» (ideologiegebunden), а Дж. Лакофф много позднее определял их как «спорные (contested) концепты», в составе которых «имеется на подвергаемый сомнению, но недоопределенный центральный концепт, который расширяется на основе идеологий или других наборов убеждений относительно более общих материй» [5].

Понятие манипуляции, таким образом, попадает в весьма специфическую компанию. Аналитически оно оказывается самоприменимым, а в плане речевого воздействия обнаруживает свой собственный манипулятивный потенциал.