Повесть о взятии Царьграда турками» Нестора-Искандера. Трактовка падения Константинополя. Историософские идеи «Повести...»

НЕСТОР-ИСКАНДЕР - автор значительной по своим литературным достоинствам древнерусской повести о взятии Царьграда (Константинополя) турками в 1453. Сведения о его жизни мы узнаем из после­словия, дошедшего до нас в единственном списке начала XVI века.

«Повесть о Царьграде» была посвящена одному из важнейших событий мировой истории XV в. – завоеванию турками византийской столицы (единственной части Византийской империи, остававшейся независимой) в 1453 г. Автор повести (в ее отдельном, первоначальном варианте) именовал себя «многогрешным и беззаконным Нестором-Искандером» и утверждал, что он «измлада» был захвачен турками, обращен в ислам и соединял в своем рассказе собственные наблюдения (из лагеря победителей) с рассказами жителей Царьграда. Трудно решить, насколько эти сведения соответствуют истине, однако принадлежность повести второй половине XV – началу XVI в. не вызывает сомнений.

Стилистика «Повести о Царьграде» весьма противоречива: с одной стороны, мы встречаемся здесь с многочисленными стилистическими трафаретами, типичными для древнерусских «воинских повестей» («сеча велика и ужасна», кровь течет «аки потоком сильным», один грек «бьяшесь с тысящею, а два с тьмою» и т. д.), с другой стороны, для повести характерно редкое для средневековой литературы умение использовать сюжетные перипетии для создания непрерывной и все нарастающей напряженности повествования.

Для «Повести о Царьграде» характерна динамичность и острота повествования. Автор не описывает всю историю осады города, а рисует одну за другой сцены его обороны.[407] Важную роль в рассказе играет «фряг Зустунея» (итальянец Джустиниани) со своими воинами – «600 храбрых», единственный, кто откликнулся на просьбу цесаря (императора Константина XIII) о помощи. Зустунея берет на себя сооружение городских укреплений; турецкая артиллерия проламывает городские стены; Зустунея вновь их восстанавливает. Турки направляют на город «великую пушку»; Зустунея разрушает ее своей пушкой. Турки подвозят к городу туры – стенобитные башни, но греки взрывают «сосуды зелейные» (мины), и осаждающие взлетают на воздух. Туркам удается все-таки разрушить большую часть городской стены, и рукопашные бои завязываются в самом городе. В этих сражениях вместе с Зустунеей выступает сам «цесарь», который один, «имея меч в руце», дважды изгоняет неприятелей из города.

Стойкость защитников побуждает султана несколько раз думать об отступлении. Но мрачные приметы сулят гибель городу: из окон храма Святой Софии исходит пламя, и патриарх объясняет, что это означает отшествие святого духа от Царьграда. Накануне последнего дня осады над городом сгущается «тьма великая» и падает кровавый дождь, знаменующий гибель Царьграда. В последний день битвы Зустунеи уже нет (он поражен шальным ядром), но цесарь, несмотря на уговоры приближенных, бросается в последний бой на улицах города и погибает под мечами турок. Так сбывается древнее предсказание о Царьграде: «Констянтином создася и паки Костянтином скончася». Завершается повесть описанием торжественного вступления султана в город и пророчеством о будущем освобождении Царьграда «русым родом».

Если в основу «Повести о Царьграде» был положен реальный исторический материал, умело обработанный автором, то ряд других русских повестей представлял собой причудливое соединение исторического (или мнимоисторического) материала с мифом и традиционными фольклорными сюжетами.

Совсем молодым Искандер попал в плен к туркам, был насильно обращен в магометанство. Находился в турецкой армии, осадившей Константинополь; сочувствуя христианам, уклонялся от прямого участия в боевых действиях. Вел тайно дневник осады — «писал в каждый день творимая деяния вне града от турков», а после взятия Царьграда, войдя в город, узнал многие подробности о положении и действиях осажденных греков и «вкратце» изложил в своей повести. В окончательном виде повесть далеко ушла от кратких дневниковых записей, ведшихся Искандером Легенда об основании Константинополя, упоминание о последующей судьбе города, различные пророчества о будущем освобождении Царьграда от власти неверных соединяются с детальной и живописной картиной осады с многочисленными приступами, мужеством защитников города — греков. Яркие и подробные батальные описания чередуются с проникнутыми религиозным лиризмом молениями осажденных. Довольно разнообразный материал повести объединяется распространенной в средневековье идеей предопределенности судьбы большого города с последующим возрождением его после тягостного поражения и упадка. В какой-то мере (особенно в списках, где идет речь о «русом народе», освобождающем Царьград) повесть примыкает к другим древнерусским произведениям, выдвигавшим теорию «Москвы — третьего Рима».

Но при всем интересе легендарного материала, заключенного в повести, при композиционных достоинствах ее, самое лучшее и драматическое, что в ней есть,— это мастерские батальные описания, а также потрясающий драматизм в изображении всех перипетий осады Константинополя. Точность в передаче хода взятия Царьграда в повести Нестора-Искандера делает этот памятник одним из наиболее достоверных источников, рассказывающим об этом виднейшем событии средневековой истории.

Описание осады Царьграда в повести опирается на разработанную древнерусскими книжниками стилистику воинских повестей старшего периода, но умение автора передать особенности боя с широким применением огнестрельного оружия, еще не нашедшие достаточно выразительных формул в старой воинской повести, сделало батальный стиль повести Нестора-Искандера образцом для последующей русской литературы. Батальный стиль повести о взятии Царьграда выразился в мастерской звуковой подаче боя, в умелом сочетании изображения массовых схваток с отдельными поединками. Великолепны в повести Искандера переходы от ожесточения боя к молитвенному ожиданию осажденных, не участвующих в битве. Широте батальных картин и взволнованности их описания помогает постоянное перенесение действия из одного лагеря в другой, параллельное описание действий царя Константина и султана Магомета. Длинная цепь следующих один за другим приступов превращает повесть в осадную летопись, каждый эпизод которой представляет что- то новое в древнерусском батальном стиле. С не меньшим мастерством излагаются в повести и легенды, и знамения, и пророчества, восходящие к различным источникам вплоть до гомеровских поэм. Но даже и в этом наиболее традиционном материале видна исключительная талантливость и оригинальность повести.

Сама значительность темы повести Нестора-Искандера, а также ее незаурядные стилистические достоинства обеспечили ей долгую и значительную роль в последующей древнерусской литературе. Как произведение, воссоздающее картину окончательного падения Византии, повесть включалась во все известные обобщающие труды по мировой истории. Войдя почти в полном виде в состав дополнительных статей Хронографа 1512, повесть затем с некоторыми изменениями включалась в Степенную книгу, в поздние русские летописи, в различные редакции последующих Хронографов.

В хронографической редакции повесть Нестора-Искандера неоднократно печаталась в XVIII — XIX вв. (изд. 1-в 1713). Многочисленные ее списки в основном представляют хронографическую редакцию с некоторыми изменениями против единственного списка с припиской Нестора-Искандера. Вместе с Хронографом повесть широко распространилась в болгарской и сербской письменности. Сильнейшее воздействие батального стиля повести испытали все сколь-нибудь значительные позднейшие воинские повести — о Казанском взятии, повести эпохи «смуты», поздние редакции повестей о Куликовской битве, повесть об Азовском осадном сидении и другие.

В исследовании повести мнения разделились по вопросу о составе повести: многими учеными отвергалось участие Нестора-Искандера в окончательной обработке повести (М. Сперанский, Н. Гудзий, Г. Бельченко), другие (М. Скрипиль) путем стилистического анализа приходили к выводу об однородности всего материала повести, включая и дневник Нестора-Искандера.