Глава 14. Романтика на Манхэттене

Я не был в Нью-Йорке 4 года и совсем не скучал по нему. Я никогда не был частью Большого Яблока, чьи жители клянутся пятой авеню, желтыми такси и Трамп-Тауэр. Спустя все эти годы я не сожалел о том темпе жизни, о вое сирен, что разрывают ночь и создают ощущение пребывания в осаде.

Единственное, чего мне не хватало, так это яркости Атлантического океана, переливающегося огнями в некоторые из дней. Этот светло-синий цвет стали придает особенный лоск Манхэттену. Честно говоря, я тоже сохранил хорошие воспоминания о его огнях и запахе Рождества, но без всей этой истории я бы не поехал туда. Моя жизнь была слишком привязана к Нью-Йорку, и я захотел уйти, как изгнанник, навсегда покидающий свою родину.

Тем не менее, покидая Ирландию на следующий день после резни, мы сосредоточились на нем, потому что нити нашего расследования вели на северо-восток США. Магнус был убежден, что следующий шаг Мона Лизы будет связан с биотехнологиями. Двумя месяцами ранее он слышал в Cell Research Therapeutics о готовящемся эксперименте по генной инженерии. Он подозревал, что Стейнер в глубокой тайне готовится к генной модификации эмбрионов перед помещением их в матку. Какова точная природа этих манипуляций? Джемерек не мог – не хотел? – подробнее рассказать нам, но по его словам это было не удивительно, что Мона Лиза пронюхал о проекте и собирается саботировать его.

Мы купили билеты в Нью-Йорк на следующее утро. Предыдущие дни были очень напряженными, и нам нужно было выдохнуть. Кроме того, в отсутствие информации, я предложил своим друзьям пару дней для того, чтобы заняться своими делами. Но прежде чем мы расстанемся, я пригласил всех на поздний завтрак в аэропорту Джона Кеннеди. Когда мы перекусили, Витторио уехал в Вашингтон, чтобы навестить своих друзей-семинаристов, а Магнус поехал повидать дочь, которая жила недалеко от Орландо. Все мы договорились встретиться вечером следующего дня в баре отеля The Waldorf Astoria.

На выходе из аэропорта мы с Барбарой взяли такси до верхнего Ист-Сайда, где у ее дяди была квартира. Не было никаких вопросов, чтобы оставить ее одну, после того, что мы пережили. К тому же, она настолько же нуждалась во мне, как и я в ней.

Две башни почтенного Сан Ремо – одного из самых рейтинговых зданий довоенного Манхэттена – высились на углу центрального парка и 74-ой улицы.

У входа нас поприветствовал охранник и вызвал нам лифт. Барбара знала его по имени и общалась с ним в привычном тоне, видимо, она часто сюда приезжала. Квартира располагалась на десятом этаже, и из нее открывался потрясающий вид на парк. Она пожаловалась на духоту и пошла на кухню, в то время как я открывал окна.

- Вы в праве смотреть скептически, - сказала она, присоединяясь ко мне на балконе с бокалом узо, - эта квартира даже меня ввела бы в заблуждение.

Ее трудно было винить: двухэтажная квартира, общей площадью более двухсот квадратных метров с фонтаном посередине комнаты, обрамленным бонсай и двумя картинами Роберта Раймана на стенах. На полках два серебряных Будды поддерживали книги, а в углу, ближе к террасе, располагалась удивительная коллекция дизайнерских игрушек ручной работы, главной из которых был конь, Гермес, из полированного дерева. Чуть далее, около лестницы, в элегантной застекленной витрине был собран большой ассортимент Colt и Smith & Wesson разных эпох. Оружие определенно было семейной коллекцией Веберов.

Жить в таком месте было привилегией. Многие звезды шоу-бизнеса и крупные предприниматели имели квартиры в Сан Ремо. Когда-то, в недавнем прошлом, я тоже лелеял надежду жить в таком месте, чтобы иметь возможность принимать коллег у себя дома и видеть их зависть.

Когда я зашел на кухню в элегантном стиле, который Барбара называла «новый американский шик», я попытался в уме подсчитать, скольких пациентов стоило прооперировать ее дяде, чтобы жить здесь.

- Он бывает здесь менее 30 дней в году, - сказала она, открывая холодильник, чтобы взять бутылочку Perrier.

- Да? А кто присматривает за квартирой?

- Горничная приезжает дважды в неделю, и садовник поливает бонсай каждые два дня, - ответила она самым естественным тоном.

- Ну конечно, - вздохнул я.

- Вы действительно не любите роскошь? – спросила она улыбаясь.

- Я не люблю такую роскошь, – ответил я прежде чем глотнуть минеральной воды.

- Почему?

- Я уже рассказывал, что провел свою юность в Бостоне, моя семья была бедной, и мы часто питались только тем, что нам предоставляли социальные службы. Я слишком хорошо знаю цену деньгам, чтобы транжирить их на показную и ненужную роскошь.

Я знал, что мои аргументы ее не убедят.

- В прошлом году я заплатила 20 000 долларов за вечернее платье от итальянского дизайнера, - похвасталась она. Я не чувствую ни вины, ни сожаления, ничего, это как компенсация от жизни, потому что если я никогда не была бедной, то и богатой я не родилась.

- Я считаю это довольно неприличной покупкой. Посчитайте, скольким людям вы могли бы помочь.

- Помочь людям, помочь людям, звучит как идеалистические взгляды студента-первокурсника юридического факультета, - усмехнулась она.

- Я не стыжусь, - защищался я. – Когда я выбирал этот путь, у меня были свои идеалы, я хотел жить согласно своему призванию. Я хотел использовать свои навыки, чтобы помогать нуждающимся. Хотел бороться с несправедливостью нашего общества. Я восхищался Ральфом Надером[9]…

- Ну конечно! И как и все остальные, вы в итоге стали защищать бизнесменов, зарабатывая 400 долларов в час.

- Да, это так, - признался я. – Люди, которые владели частными самолетами за 40 миллионов долларов, в то время как сотрудники, убиравшие этот самолет, зарабатывали 5,05 долларов в час.

- Вы прекрасно знаете, что куда бы вы ни пошли, вас будут судить по вашим доходам и активам. Деньги решают все: от вашего места жительства и одежды до ваших любовных похождений, состоятся они или нет…

- Вы правы, - признал я с сожалением. – Время проходит и нам приходится платить по своим кредитам. Мы хотим купить спортивный автомобиль, чтобы впечатлять девушек, носить Rolex, проводить отпуск на Юге Франции и играть в гольф.

- И в один прекрасный день, вы Тео МакКоул, блестящий юрист из Бостона решили все бросить, - сказала она ироничным тоном.

- Именно. Я отказался от мирской суеты и в прекрасной форме с тех пор.

Самое плохое, что я не думал так на самом деле.

Во второй половине дня мы пошли за покупками в Сhelsea market[10], в торговый центр на 9-й Авеню, где элегантные бутики чередовались с продовольственными магазинами. Так как мы проголодались, она повела меня поесть «petits suisses»[11] в Perigord Attitude, французскую кофейню, где мы также попробовали «французский поцелуй» - чернослив, маринованный в Арманьяке и выложенный в форме сердца, с добавлением фуа-гра и все это мы запили чудесным кофе. Потом она привела меня в магазин женского белья на 5-й Авеню, чтобы выслушать мое мнение по поводу ночной рубашки: белая кружевная или цвета сливы? И я должен признать, что получил удовольствие от этих походов по магазинам, где нас принимали за влюбленных.

Мы вернулись в Верхний Ист-Сайд в конце дня. По нашей просьбе таксист высадил нас за несколько сот метров от Сан Ремо. В начале осени было уже холодно, но небо было особенно красивым, как и золотистые деревья в Центральном Парке. Барбара сменила свой деловой костюм на джинсы, мокасины, шерстяной свитый, вышитый стеклярусом и длинный шарф с бахромой, который струился по ее телу.

В то время как я нес два пакета с покупками, она убежала чуть вперед, кружась и разбрасывая листья вокруг себя. Ее улыбка была сногсшибательна. Как я уже отметил, она могла быть достаточно милой.

Этим вечером мне казалось, что все хорошо и легко, так как может быть у двух стрекоз, держащих волосы моей подруги. Я не отрицаю, жизнь может быть привлекательной и в Манхэттене, на мгновение я почувствовал себя словно на страницах Cosmopolitan или в фильме Вуди Аллена.

Вернувшись в квартиру, мы пошли на кухню, чтобы приготовить поесть. Пока я выкладывал купленные нами продукты в холодильник (тыкву, пармезан, миндаль, корицу, мускатный орех, укроп, имбирь, лосось), я не мог не вспомнить о Магнусе, который любил хорошую еду и вино. Я обещал угостить Барбару своим фирменным блюдом: тыквой в панировке с добавлением трав, в то время как она занималась приготовлением карпаччо из лосося с укропом и пирог с орехами по рецепту ее бабушки.

Закутавшись в пледы, мы ужинали на балконе, слушали джаз, пили белое вино, а солнце уже садилось. Было очень хорошо: те трудности, через которые мы прошли в последнее время сняли вражду между нами.

Никто из нас ни разу не заговорил о событиях, которые произошли в Ирландии и не упомянул Жозефа Моми или Мона Лизу. Я знал, что мне потребуется много времени, чтобы перестать чувствовать себя виновным в смерти двух людей.

Расслабившись после вина, мы искали тему для разговора, и Барбара рассказала мне, что хотела бы перевоплотиться в перелетную птицу:

- Представьте себе радость, с которой можно смотреть на землю с высоты, вдали от всего…

- Очень заманчиво.

- А у вас какие планы на следующую жизнь?

- Я бы стал гигантской черепахой и жил на Галапагосских островах. Некоторые большие черепахи живут до двухсот лет. Большую часть времени они спят. Они так долго остаются бездвижными, что почти смешиваются с минералами.

Она много смеялась.

Было что-то такое между нами.

Когда наступила ночь, мы вернулись в теплую гостиную.

Пока она допивала кофе, сидя на жемчужно-сером диване, я пошел на кухню, где заметил великолепную Elektra, старейшую итальянскую кофеварку. Я приготовил два эспрессо и принес их на подносе в гостиную.

Она поблагодарила меня за внимание и попросила прочитать несколько стихотворений на французском языке. Барбара немного знала мой родной язык и попросила разъяснить разницу между «ты» и «вы» и спросила, какое именно местоимение стоит употреблять, если бы мы с ней общались на французском.

- Думаю, что те, кто чуть не умер бок о бок, могут обращаться к друг другу на ты, - ответил я.

- И тем не менее я вас не знаю. Вы часто говорите о том, что вам не нравится, но так мало рассказываете о том, что цените в жизни.

Я встал и обошел диван, улыбаясь.

- Давайте посмотрим… Я люблю Шуберта, Поля Сезанна, запах апельсина, шум дождя, альпинизм и походы…Ваша очередь.

Она решила продолжить игру после минутного колебания:

- Я люблю шелковые платья, камеи, кружева, распятия, абсент, чертополох…

Я остановился перед ней и продолжал, помогая себе всеми возможными жестами рук:

- Я люблю тишину, небольшие церкви, птиц, ветер, антиквариат, старые запахи, которые вызывают ностальгию.

Она встала с дивана, чтобы быть со мной вровень и продолжала:

- Я люблю излишества, излияния чувств, белье, секс и слезы.

Я подхватил ее на руки и начал кружить.

Она обняла меня за шею и засмеялась, наши губы были в опасной близости, когда зазвонил телефон. Как будто пойманный с поличным, я быстро поставил ее на пол. После четвертого звонка автоматически включилась видеосвязь, и мы увидели улыбающееся лицо Магнуса.

-Извините, что прерываю ваше воркование, но у нас есть срочные дела.

Джемерек вкратце рассказал о своих намерениях. Он хотел предугадать дальнейшие действия Мона Лизы (и найти больше информации о секретном проекте Стейнера), поэтому у него возникла идея поехать в Cell Research Therapeutics. Он утверждал, что все обдумал, и лучше всего было поехать туда в ночь с субботы на воскресенье, потому что в это время там намного спокойнее.

- Это неосмотрительно! – воскликнул я. – Это место, вероятно, охраняется лучше, чем мыс Канаверал.

- Это, конечно, опасно, - согласился профессор, - поэтому совсем необязательно ехать туда всем.

- В любом случае, не может быть и речи, чтобы я добровольно пошел в эту ловушку, где мне продырявят шкуру, - неистовствовал я. – Вы поняли меня, Джемерек, я ни за что не пойду с вами. Никогда.