Сюжет и концепция

Первый намёк на созревание страшного замысла убийства заявлен в сцене, когда Моцарт наигрывает свою «безделицу», а окончательно в рассудке Сальери закрепляется преступное намерение тогда, когда после сочинения этой «безделицы» непритворно заворожённый Моцарт останавливается у трактира и слушает слепого скрипача. По мнению Сальери, он обязан «остановить его» ради спасения высшей справедливости, ради избавления человечества от слишком райских песен, которые оно, состоящее из «чад праха», неспособно воспринимать. Пушкинский Сальери — совершенно особый тип: он отнюдь не «маленький человек», поверженный величием Моцарта: наоборот, он сам искренне презирает «маленьких людей» и испытывает откровенную ненависть к гениям, а осуществление страшного замысла Сальери мотивирует сам для себя тем, что необходимо спасти «жрецов и служителей музыки» от неминуемой гибели. Сальери — типичный представитель «человека середины», «маленькие люди» для него чересчур малы, а гении — неоправданно велики, и именно он, Сальери, призван исправить существующее положение.

Что касается Моцарта, то он лишён способности верить в свое божественное мессианское предназначение, что также утверждает Сальери в его преступном намерении: в ответ на замечание Сальери о том, что «Моцарт бог», Моцарт в шутку отвечает, что его «божество проголодалось». Он в данном случае представляет собой полную противоположность Сальери, который ни на миг не сомневается в собственном избранничестве. Именно в речи прямого, доверчивого и простодушного Моцарта отсутствуют так называемые апарте (реплики в сторону), которыми буквально пропитана речь Сальери. Он даже не подозревает о роковом замысле Сальери, поэтому без всяких колебаний принимает протянутую ему «чашу дружбы», поскольку ему чуждо само представление о преступлении. Пушкин в образе Моцарта сумел воплотить свой идеал «прямого поэта», который «сетует душой на пышных играх Мельпомены и улыбается забаве площадной и вольности лубочной сцены».

Истина, изречённая Моцартом «Гений и злодейство — две вещи несовместные», манифестирующая центральную идею текста, так и оказывается непонятой Сальери, ослеплённым верой в своё высшее предопределение, в свою роль восстановителя великой справедливости. В то же время его «дикий крик», направленный вслед уходящему Моцарту, может свидетельствовать о тщательно скрываемом смятении, тяжком противоборстве, царящем в душе Сальери: «Неправда: / А Бонаротти? Или это сказка / Тупой бессмысленной толпы — и не был / убийцею создатель Ватикана?». Таким образом, Сальери ищет оправдания, вспоминая старую легенду о том, что Микеланджело убил натурщика для придания большей достоверности скульптурному произведению. На этом вопросе обрывается действие в соответствии с концепцией кажущейся незаконченности, которая объединяет все четыре «маленьких трагедии».

+++++++++++++