Зарождение и развитие замысла

Известно, что замысел будущих «Опытов драматических изучений», который впоследствии воплотился в четыре «Маленькие трагедии», возник у А. С. Пушкина после завершения работы над эпохальной трагедией «Борис Годунов». До наших дней дошёл перечень задуманных драматических сюжетов, которые Пушкин в определённом порядке записал на тыльной стороне автографа элегии на смерть своей музы Амалии Ризнич: «Скупой, Ромул и Рем, Моцарт и Сальери, Дон Жуан, Иисус, Беральд Савойский, Павел Первый, Влюблённый бес, Дмитрий и Марина, Курбский». Исследователи установили, что перечень сюжетных замыслов был составлен между июлем 1826 года и октябрём 1828 года; там же были обозначены сюжетные контуры трёх пьес цикла.

Первоначальное название трагедии «Моцарт и Сальери» — «Зависть», что указывает на порок, концептуально актуализированный в произведении. В то же время Пушкин решает отказаться от такого «прямолинейного» названия, поскольку его больше интересует философствующая личность художника-создателя, а не характер терзающегося завистника. Чувство зависти, гложащее пушкинского Сальери, служит лишь импульсом для убийства Моцарта. В то же время он руководствуется совершенно другими понятиями и представлениями, в первую очередь, искренней и непреложной верой в собственное избранничество, присущее «гордому Сальери», как он себя воспринимает.

В 1824—1825 гг. в печати широко распространилось известие, что Сальери на смертном одре признался в отравлении им Моцарта. Друзья Сальери выступили против этого, как против клеветы, считая его признание результатом психического расстройства. В бумагах Пушкина сохранилась следующая заметка, набросанная им в начале 30-х годов:

«В первое представление „Дон Жуана“, в то время, когда весь театр упивался гармонией Моцарта, раздался свист — все обратились с негодованием, и знаменитый Сальери вышел из залы — в бешенстве, снедаемый завистью. Сальери умер 8 лет тому назад. Некоторые немецкие журналы говорили, что на одре смерти признался он будто бы в ужасном преступлении — в отравлении Моцарта. Завистник, который мог освистать „Дон Жуана“, мог отравить его творца».