Роман Ф.Сологуба «Мелкий бес»: проза символизма

На первый взгляд может показаться, что роман написан вполне в традициях реализма. Сологуб раскрывает нам изнанку жизни провинциального города, дает сатири-ческие зарисовки быта провинциальной интеллигенции. Для того, чтобы охватить разные типы героев, Сологуб использует гоголевский прием, ставший одним из основных в эстетике «натуральной школы», выстраивает так называемую «галерею образов». Напомним, что главный герой романа, Передонов, мечтая получить инспекторское место, обходит с визитами все городское начальство, посещает городского голову, прокурора, предволителя дворянства, председателя земской управы, ходит к родителям своих уче-ников. Особенно подробно изображен быт самого Передонова. Но, по справедливому замечанию Л. Силард, если читать роман как реалистиче-ский, он кажется несуразным и изобилующим длиннотами, несмотря на авторские заверения, что его «зеркало», «многократно измеренное и тщательно проверенное», «не имеет никакой кривизны» (27). Прочитывая роман как реалистический, не нарушаем ли мы авторскую волю, и не лишаем ли себя возможности насладиться своеобразием этого странного произведения? Попробуем разобраться. Главным героем романа является гимназический учитель словесности Ардальон Борисович Передонов (Сологуб говорил, что фамилия эта была образована им от фами-лии Спиридонов). Невольно обращает на себя внимание выразительное сходство Пе-редонова с главным героем чеховского рассказа «Человек в футляре» Беликовым. См. Колобаеву: очки, зонтик и т.п. Сологуб, как и Чехов, изображет «человека в футляре». Два эти литературные шедевра создавались в одно и то же время. Но интересно, что Сологуб даже упоминает в своем романе рассказ Чехова. Девица Адаменко спрашивает Передонова, читал ли он «Человека в футляре». Мы видим, что Сологуб нарочито от-сылает нас к Чехову. См. об этом у Колобаевой. Слишком нарочитое внешнее сближе-ние героев подсказывает нам, что между ними есть и существенные отличия, и они кроются в самом художественном методе Сологуба. Во-первых, Беликов «срисован с натуры», он представляет определенный тип русского социума 1880-90-х гг. Сологуб постоянно подчеркивает наполовину литера-турное происхождение своего героя. С. В. Стахорский называет Передонова «откро-венно компилятивным» персонажем, «составленным из литературных реминисцен-ций». В число литературных прототипов Передонова он включает не только Беликова, но и Подколесина, Глумова, Бальзаминова, Германна, лермонтовского Демона, Базаро-ва, Чичикова и в какой-то мере даже пушкинского Вальсингама. Во-вторых, Беликов, как и положено главному герою реалистического произве-дения, наделен не только отрицательными, но и положительными чертами. Передонов же – абсолютное зло. Причем, даже убедив нас в отрицательности своего героя, Соло-губ продолжает педантично нанизывать на этот образ черты, доказывающие его нега-тивность, как будто хочет собрать в этом образе все негативное, что может быть в лю-дях подобного типа. Эта особенность героя привела одного из критиков романа, К. В. Мочульского к мысли, что Сологуб совершает магический обряд заколдовывания зла. Самое же главное отличие двух героев проявляется через их страх. И Беликов, и Передонов «всего боятся», но боятся по-разному. Страх Беликова делает его робким и застенчивым человеком, и мы не вправе обвинять только Беликова за ту страшную роль, которую он играет в своем городе. Страх Передонова, напротив, делает его аг-рессивным, только тех он не трогает, кто сильнее его и не потерпит агрессии. См. об этом у Колобаевой. Описывая страх Передонова, Сологуб постепенно выходит за рам-ки реализма. Передонов боится, что ему не дадут должность инспектора, о которой он мечта-ет, боится, что на него донесут, что его отравят. Здесь Сологуб вполне реалистичен. Но страхи Передонова этим не ограничиваются. Одним из главных страхов Передонова является страх, что его заколдуют или подменят Володиным, который вместо него ста-нет мужем Варвары и получит должность инспектора. И боится Передонов не только людей. Он также боится своего кота. Передонов слышал, что шерсть кота вырабатывает электричество, электричество опасно, поэтому он несет своего кота в парикмахерскую – выбрить, кроме того, он подозревает своего кота в том, что это замскированный ис-правник, который за ним наблюдает и пишет доносы. Передонов также боится играль-ных карт. Глядя в лица дам и валетов, он думает, что они подсматривают за ним и тоже могут написать донос, поэтому он выкалывает им глаза. Кроме того, время от времени Передонову является юркая серая Недотыкомка, существо фантастическое, которое ни-кто из героев больше не видит. Однако и здесь Сологуб пока еще не выходит за рамки реализма, потому что мотивирует поведение героя его сумасшествием. Однако настораживают два обстоятельства. Во-первых, поведение сумасшедше-го Передонова мало отличается от поведения его «здоровых» соседей (на это справед-ливо указывает Колобаева). Поэтому для Варвары он всего лишь «петрушку валяет». Директор гимназии Хрипач, несмотря на всю абсурдность заявлений Передонова о том, что один из гимназистов – переодетая девочка, тем не менее вызывает врача, и в его присутствии заставляет мальчика раздеться (под благовидным предлогом, конечно, - в этом, и только в этом его отличие от сумасшедшего коллеги). Наконец, для Володина Передонов даже является авторитетом (учитель все-таки!). Во-вторых, автор в своей речи косвенно подтверждает страхи своего героя, уже от своего имени характеризуя поведение вступающих в контакт с Передоновым женщин словами «чары», «очаровы-вать» и т.п. Только нарисовав вокруг себя круг и произнеся заклинание, Передонов ос-вобождается от чар Рутиловых и получает силы отказаться от необходимости стать мужем одной из сестер. Чары же завлекают Передонова в сад к Вершиной, чей портрет явственно намекает на ее близость нечистой силе (см. Л. Силард и с. 280 текста). При-меры можно продолжать. И это при том, что Передонов по своим взглядам очень близок нигилисту и ма-териалисту Базарову. И Писарев у него стоит на полке (хотя и не прочитанный), и запах навоза ему нравится больше, чем запах духов, потому что от него больше пользы, чем от духов, и художественной литературы он не читает из-за ее бесполезности (разговор с Адаменко), несмотря на то, что преподает словесность, и Мицкевича он любит больше, чем Пушкина, потому что Пушкин был камер-юнкером, а Мицкевич – поляком, пред-ставителем гордого народа, отважно борющегося за свою свободу (Поэтому портрет Мицкевича у него висит в комнате, а портрет Пушкина в туалете). В образе главного героя Сологуб явно пародирует «властителей дум» своего поколения – идеологов шестидесятничества. Впитав в себя идеи шестидесятников, Передонов не только не стал лучше, а даже напротив, приобрел полную беспомощность перед миром. Он пытается понять мир и не может. Да, ведь и Передонов стремился к истине, по общему закону всякой сознательной жизни, и это стремление томило его. Он и сам не сознавал, что тоже, как и все люди, стремится к истине, и потому смутно было его беспокойство. Он не мог найти для себя истины, и запутался, и погибал. (236) Он чувствует, что в мире есть нечто такое, что неподвластно его короткому уму, что необъяснимо материалистическими теориями и перед чем он абсолютно беззащи-тен. Передонов чувствовал в природе отражения своей тоски, своего страха под личиною ее враждебности к нему, – той же внутренней и недоступной внешним определениям жизни во всей природе, жизни, которая одна только и создает истинные отношения, глубокие и не-сомненные, между человеком и природою, этой жизни он не чувствовал. Потому-то вся природа казалась ему проникнутою мелкими человеческими чувствами. Ослепленный обольщениями личности и отдельного бытия, он не понимал дионисических, стихийных восторгов, ликующих и вопиющих в природе. Он был слеп и жалок, как многие из нас. (213) И потому материализм героя каламбурно соединяется с самым нелепым суеве-рием. Передонов чувствует присутствие рядом с его жалким миром какого-то иного, большого и таинственного мира, но не понимает этот мир и боится любых проявлений этого мира. И этот «иной мир», действительно, враждебен Передонову, что символиче-ски выражается в романе через игру в карты – Передонов всегда проигрывает. Проиг-рывает герой и когда строит свою жизнь – женитьба на Варваре не приносит ему же-ланного инспекторского места, вместо него (как и пушкинский Германн) Передонов получает место в сумасшедшем доме. Мотив «места» (см. Колобаеву, а также с. 236 и др. романа). Враждебность мирозданья приводит Передонова к жажде единоличной деспоти-ческой власти над людьми (187-188). В этом объяснение его агрессивности как средст-ва защиты и самоутверждения. Другой мир, «мир дионисических, стихийных восторгов, ликующих и вопию-щих в природе», открывается нам в романе через историю эротических отношений Людмилы Рутиловой и гимназиста, похожего на девочку, Саши Пыльникова. В этой истории, вслед за Блоком, многие видят идеал Сологуба, настолько красота взаимоот-ношений этих героев противопоставлена уродливости Передонова. Эпизод невинных любовных игр действительно можно прочесть отдельно, пере-читывать, как стихи, – писал Блок. – Высшего расцвета достигает в нем язык Сологуба – язык, с которым вообще немногие языки в современной литературе могут тягаться… В самом деле, мир Людмилы и Саши – это мир красок, цветов, запахов, мир природного естества, наполненный жизнью и красотой. Но, хотя Сашина тетя, кото-рая приезжает в город, встревоженная слухами о неприличной связи ее племянника с Людмилой Рутиловой, никаких пагубных изменений в своем племяннике не находит, хотя автор всячески подчеркивает, что Людмилу не привлекали «грубые, отвратитель-ные достижения», а привлекали только «невинные по необходимости возбуждения» (169), по всей истории взаимоотношений этих героев рассыпаны намеки, побуждающие читателя насторожиться. И неудивительно, что этих намеков не увидел Блок – в этот период он переживал увлечение «Снежной маской», воспевал грех и смерть, разочаро-ванный во всех прежних высоких идеалах. На что же намекает Сологуб? Стараясь заворожить нас красивым слогом и ча-рущими подробностями, автор ясно дает понять, что цена этой красоты – человеческая жизнь, невинная детская душа. Именно невинность привлекает Людмилу в Саше. «Русалка», – называет маль-чик девушку, то же слово мы встречаем и в авторской речи. Людмила очень любит ду-хи, но сообщает об этом в пугающей Сашу форме: «Хотите, я вас душить буду?» (159). Автор подсказывает нам и еще одно близкое по звучанию слово: «дух». («И одежду, и Сашино тело облила она духами, – густой, травянистый и ломкий у них был запах, как неподвижный дух замкнутой в горах странно-цветущей долины» (247).) Красота, кото-рой поклоняется Людмила, тесно связана со страданием. И об этом лучше всего гово-рит игра слов: розы – розочки – розги (169). Неслучайно Людмиле приснился сон, в ко-тором «нагие отроки перед нею поочередно бичевали друг друга». Среди отроков был и Саша, а «утром после всех этих снов Людмила почувствовала, что страстно влюблена в Сашу» (147). Людмила любит цветы. Горящие карты, брошенные в печку Передоновым, сим-вол рока, тоже превращаются в цветы, а только затем в княгиню. (238) Кульминацией отношений между Сашей и Людмилой становится маскарад, уст-роенный городскими актерами. Сестры Рутиловы, желая подшутить над горожанами и обыгрывая передоновскую сплетню, придумывают переодеть Сашу в женский костюм и Саша с азартом включается в эту игру. Показательно, что это костюм гейши. В итоге шутка удается, Саша получает на маскараде первое место, но горожане хотят знать, ко-му они это первое место присудили. И поскольку Саша сопротивляется, разъяренные и полупьяные участники маскарада едва не разрывают его на части. Только похожий на древнего германца могучий актер Бенгальский, как «бог из машины», спасает Сашу и обещает сохранить его тайну. Таким образом, сестры Рутиловы, как демонические су-щества, своим поведением провоцируют смертоносный конфликт между Сашей и уча-стниками маскарада. Сходный сюжет Сологуб использует в рассказе «Ёлкич», где де-монические герои мечтают заманить невинного ребенка в свой мир и в конце концов добиваются своей цели. Надо сказать, что подобным же образом строятся отношения демонических пер-сонажей с Передоновым. Правда, здесь сестры Рутиловы играют незначительную роль, их воздействие на Передонова ограничивается «выбором невесты» и провокационным поведением Людмилы с Сашей. Но Варвара и Вершина, в не меньшей степени демони-ческие персонажи, воздействуют на Передонова прямо и открыто. В отличие от Саши, Передонов постоянно боится, что его убьют – отравят, постоянно проверяет предлагае-мую ему пищу и часто от нее вообще отказывается. Но ему готовят другое. Варвара и Вершина как будто целенаправленно развивают болезнетворные процессы в психике Передонова. Особенно подробно это описывается в конце романа, когда Вершина драз-нит его княгининым письмом, а Варвара с Володиным говорят разными голосами. В свои опасные игры они завлекают и людей, не наделенных демоническими чарами: Вершина хочет женить Передонова на Марте, а Варвара дразнит Передонова вместе с Володиным, которого тот в конце концов и убивает, отчего сам сходит с ума. С. П. Ильев выделяет в романе два мира: «поруганной плоти» (Передонов, Вар-вара и К°) и «обожествленной плоти» (Людмила и Саша). Но, по-видимому, больше прав М. М. Бахтин, считающий, что мир Людмилы – «литературно-эстетическая суб-лимация передоновщины», т. е. Людмилу нельзя противопоставлять Передонову. Но в то же время очевидно присутствующее в романе противопоставление т.н. «объективно-го» мира, воссоздаваемого в полном соответствии с материалистическими учениями Нового времени, и т.н. «субъективного» мира, который воссоздается посредством ми-фопоэтической образности. Если первый мир представлен явственно и зримо, то второй только отражается, «мерцает» в реалиях первого, редко выражая себя непосредственно, и один лишь полубезумный Передонов видит его достаточно отчетливо. Подобную же модель мира мы обнаружим в творчестве большинства (?) русских символистов. Хотя Екатерина Ивановна Пыльникова не замечает в Саше никаких пагубных изменений, автор постоянно подчеркивает, что Саша, как и сестры Рутиловы, просто искусно лжет. И беда Екатерины Ивановны в том, что она, решившись «не поддаваться их чарам», все-таки поддается. Ерофеев считает повествователя типичным представи-телем описанного в романе мещанского мира, разделяющим всю его безнравствен-ность. Однако повествователь всячески подчеркивает лживость Рутиловых, когда они говорят с Сашиной тетей: Сестры лгали так уверенно и спокойно, что им нельзя было не верить. Что же, ведь ложь и часто бывает правдоподобнее правды. Почти всегда. Правда же, конечно, не правдоподобна. (277) Сестры лгут, и правда, которую они хотят скрыть от Екатерины Ивановны, дей-ствительно совершенно неправдоподобна. Финалом, точкой в отношениях Саши и Людмилы становится сумасшествие Пе-редонова: Оно окончательно убедило горожан в том, что все толки о Саше и девицах Рути-ловых – бред сумасшедшего. (280) По мнению жителей города, слова и мысли безумного человека не заслуживают никакого внимания. Но совсем иному учит Людмила Сашу: – Дурочка ты, право, дурочка! – смеючись, сказал Саша. – А ты – умный! – с внезапною досадою ответила Людмила, вытерла слезы и вздохнула. – Пойми, глупый, – заговорила она тихим, убеждающим голосом, – только в безумии счастье и мудрость. – Ну да! – недоверчиво сказал Саша. – Надо забыть, забыться, и тогда все поймешь, – шептала Людмила. – По-твоему как, мудрые люди думают? – А то как же? – Они так знают. Им сразу дано: только взглянет, и уже все ему открыто… (246) И изменения, происходящие с Сашей, отчасти напоминают то, что происходит с Передоновым: Буйная веселость охватила его. Он несколько раз перекувыркнулся, повалился на пол, прыгал на мебель, - тысячи безумных движений бросали его из одного угла в другой, и веселый, ясный хохот разносился по дому. Коковкина вернулась в это время домой, заслышала необычный шум, и вошла в Сашину горницу. В недоумении стояла она на пороге, и качала головою. – Что это ты беснуешься, Сашенька! – сказала она, - диви бы с товарищами, а то один бесишься. (245) А Варвара слушала [Передонова] и ухмылялась. «Побесись!» – думала она злорадно. (250) Правда, внешние мотивы поведения того и другого героя несколько отличаются: в Саше просыпается половой инстинкт, который требует полного удовлетворения, а Передонов, как кажется Варваре, «догадывается, что его обманули, и злится». Но явно неслучайно сближение в описании этих процессов. И Саша, и Передонов оказываются втянутыми в игру таинственных демониче-ских сил. Передонов в силу своего нигилистического воспитания бросает им вызов. В этом своеобразное переосмысление истории Базарова (в том же духе ее трактуют В. М. Маркович, В. А. Недзвецкий и Е. Ю. Полтавец – вызов таинственным силам, управ-ляющим миром, чреват гибелью, анатомированная лягушка оборачивается черным ан-гелом смерти). Каждый день Передонов играет в карты и почти всегда проигрывает. Сашу очаровывает благоухающий и веселый мир «обожествленной плоти», так что и сам Саша приобретает способность «чаровать» (248 и разговоры с тетей). Но есть в романе герои, свободные от таинственных демонических сил. Таковы девица Адаменко с братом, которые находят Передонову литературную параллель и тем самым устанавливают ему своего рода границы, и таков актер Бенгальский, спа-сающий Сашу. Все они так или иначе связаны с искусством: Адаменки любят читать, а Бенгальский – актер. Они не причастны ни человеческому, ни демоническому злу. Своего рода камертоном выступает в романе и церковь. Относительно нее Люд-мила – «язычница», представительница демонических сил (244), а Передонов – «ходя-чий труп» (206). Но повествователь знает о «внутреннем движении» церковной служ-бы, которое «не в словах и обрядах», а в «таинстве вечного претворения бессильного вещества в расторгающую узы смерти силу» (205-206). Неслучайно, именно с сообще-ния о церковной обедне начинается роман. И беда жителей города как раз в том и со-стоит, что, расходясь по домам после этого величественного обряда, почти никто из них не сохраняет его таинственной силы в своем сердце, а праздничность и приветли-вость, сопутствующие этому обряду, оказываются только кажущимися. В этом мире духовное оказывается прочно заменено телесным, материальным, какие бы формы эта замена ни принимала: откровенно уродливые формы «передоновщины» или соблазни-тельно привлекательные формы «рутиловщины», суть остается одна, духовное вытес-няется демоническим, на место Бога приходит Дьявол. И в этой ситуации человеку уже не остается выбора. Если Людмила доброволь-но отдает себя в руки демонических сил, то Передонов отчаянно пытается им сопро-тивляться, однако в результате только становится их марионеткой, «мелким бесом».