В старину у казахов было более двухсот запретов. Вот некоторые из них

Не сможешь прокормить себя собственным трудом - станешь жертвой акул бизнеса. А потому и заполонили книжные магазины, лавки и рынки низкопробные детек­тивные сочинения, произведения, пронизанные духом насилия, убийства, грабежа, являющиеся своеобразными пособиями по совершению преступлений.

С кого можно спросить за эту безнравственность? Ответить непросто, потому что мы ступили на демокра­тический путь развития страны.

Пусть будет так. Но в нашем обществе неправильно поняты многие демократические свободы. И как можно быть спокойным за будущее поколение, которое впиты­вает в себя сомнительные ценности расплодившейся де­шевой литературы и которому мы будем объяснять все это неизбежностью переходного периода?

Шаханов. Вы заметили, что как только мы разрушили национальную систему воспитания, тут же трансформи­ровалась и общественная психология? Прежде молодежь любила похвастать новой прочитанной книжкой, теперь принято хвастать тем, как пять сомов или тенге удачно обращены в десять, и это никого не удивляет.

Что ж, время, конечно, диктует свое, и винить моло­дых в этом нельзя. Тем не менее то, что духовное богат­ство, делающее людей людьми, сместилось по значимос­ти на десятое, пятнадцатое, а то и на двадцатое место - не может не вызывать горечи и сожаления будущее общества, ставящего кубышку денег выше духовного богатства, тревожно. Мне рассказывали, как купающийся в деньгах бизнесмен, парень, которому не было еще и 25 лет, велел затащить на вершину двадцатипятиэтажной гостиницы "Казахстан" в Алматы пушку и салютовать из нее в честь своего дня рождения глубокой ночью, когда город давно уже спал.

Айтматов. Дело в том, что поначалу мы восприняли демократию как вседозволенность. Еще бы: каждый сам себе царь и бог, каждый делает то, что ему заблагорассу­дится. А упали шоры с глаз - и что же мы видим? Нет, демократия прежде всего - твердый порядок. Она долж­но иметь свойственные ей рамки и ограничения,

Простой пример. Семья - модель государства в миниатюре, первичная его ячейка. И в ней тоже есть глава, заместители и рядовые исполнители. А что бы стало, если бы, ссылаясь на демократию, сноха стала бы огрызаться свекру, а сын - орать на свою мать? Кому нужна такая "демократия", несущая раздор и беду взамен блага и согласия, лишенная основ культуры и духовности?

"От счастья до печали один шаг ", - с горечью изрек известную истину Наполеон Бонапарт в самом конце своей карьеры, лишенный императорского трона и влас­ти, отправленный доживать свои дни на остров Святой Елены. Немало исторических фактов, которые доказывают, что нужно действовать разумно и беречь достигнутое иначе от демократии до анархии - один шаг.

Сегодня, когда мы вступили на путь обновления и возрождения, крайне важно уяснить, куда мы идем и, что не менее важно, куда можем прийти? Прочитаем у Платона: "... тирания возникает, конечно, не из какого иного строя, как из демократии: иначе говоря, из край­ней свободы возникает величайшее и жесточайшее рабство… демократию подтачивает болезнь, признаком которой и считал появление особого рода людей, праздных и расточительных... мы их уподобили трутням,., самые ядовитые из трутней произносят речи и действуют, а остальные усаживаются поближе к помосту, жужжат и не допускают, чтобы кто-нибудь говорил иначе... В конце концов, когда они видят, что народ, обманутый клеветниками, готов не со зла, а по неведению расправиться с ними, тогда они волей-неволей становятся уже действительными приверженцами олигархии… Значит, уже это-то ясно, что, когда появляется тиран, он вырастает именно из этого корня, то есть, как ставленник народа... Имея в руках чрезвычайно послушную толпу, разве он воз­держится от крови своих соплеменников? Напротив, он станет привлекать их к суду по несправедливым обвине­ниям и осквернит себя, отнимая у человека жизнь... Ка­рая изгнанием и приговаривая к страшной казни, он между тем будет сулить отмену задолженности и передел земли... первой его задачей будет постоянно вовлекать граждан в какие-то войны, чтобы народ испытывал нуж­ду в предводителе... А если он заподозрит кого-нибудь в вольных мыслях и в отрицании его правления, то таких людей он уничтожит под предлогом, будто они предались неприятелю... тирану придется их всех уничтожить, так что в конце не останется никого ни из друзей, ни из вра­гов, кто бы на что-то годился... Он связан блаженной необходимостью либо обитать вместе с толпой негодяев, притом тех, кто его ненавидит, либо проститься с жизнью... Народ тогда узнает, клянусь Зевсом, что за тварь он породил, да еще и любовно вырастил…". Предупреждение, согласимся, не лишнее.

Шаханов. В чем же, по-вашему, сходство и различие власти и демократии?

Айтматов. Образно говоря, власть — это лезвие то­пора, а демократия — топорище. Но никогда не следует забывать, что топорище это держит в могучих руках на­род. Вот почему нельзя рассматривать два этих понятия в отрыве друг от друга. Расскажу об одном случае, которо­му сам был свидетелем.

Как-то вечером моя дочь Ширин говорит:

- Папа, я потеряла бумажник, когда ехала в автобусе. Не сердитесь, пожалуйста. Я упрекнул ее не за потерю небольшой суммы денег, а за беспечность и, главное, за ученическое удостовере­ние, которое предстояло заново переоформить. Прошло дня два-три, и в нашем посольстве раздался телефонный звонок из полиции Люксембурга. "Что за дело может быть у полиции ко мне?" - с недоумением подумал я, снимая трубку.

- Ваша дочь потеряла бумажник. Человек, который его нашел, принес и сдал нам. Вероятно, вам следует забрать бумажник, — сказали мне на другом конце провода.

Я отправил в полицейский участок саму Ширин. Пред­полагая, что человек, нашедший бумажник, забрал деньги, оставив лишь документы, я спросил вернувшуюся дочь:

- Ну как, все на месте? - Да, все на месте: и деньги, и документы, - ответила она.

Я, признаться, был поражен и в то же время безмер­но рад. Вот истинная ответственность каждого человека перед обществом.

Бесспорно, никто не имел бы оснований обвинить в воровстве человека, нашедшего бумажник, если бы он не сдал его в полицию, а положил бы себе в карман. По сути, эта честность и ответственность, сформированные властью - реальное проявление демократии. И если один из механизмов этой системы даст сбой, это непременно отразится во всех остальных звеньях. В этом смысле, похоже, в нашем обществе еще не устоялась ни твердая власть, ни истинная демократия, поскольку скорее из твоих рук вырвут что-нибудь, чем вернут утерянное. Но теперь, к примеру, моя дочь, видя как люди проявили чуткость и порядочность по отношению к ней, тоже за­хочет отплатить добром за добро, воспитывая себя и де­тей своих соответствующим образом. Надо четко понять глинное: демократия — это не слепое подражание легковесным явлениям западного искусства, не бездумный перенос в нашу жизнь чуждых национальным устоям и менталитету манер и привычек, не безоглядное следова­ние, различным принципам исламского фундаментализма, господствующего в ряде мусульманских стран. Демократия - это непреложный закон и добродетель.

Шаханов. Хотя народ и переживает экономические и духовные потрясения, тем не менее он мало-помалу по­стигает суровые законы новых общественных отноше­нии. И пойдут ли в это противоречивое переходное время республики Центральной Азии по западному пути развития, или возьмут за образец развитые страны Во­стока, или быть может создадут какие-то свои, собствен­ные модели, сохраняя своеобразие - вот какие вопросы метали перед нами сегодня.

Айтматов. Ответственность за демократию — тот общий груз, который должны нести все, от президента до каждого члена общества. Надо избавляться от заблуж­дения, что, избрав демократию как образ жизни, мы вправе ожидать золотого дождя с небес.

Нам еще очень далеко до идеального общества. Этот тезис нужно постигнуть разумом и сердцем. Только в том случае, если власть и возможности будут использованы не только в личных интересах, но и на пользу собственному народу, только тогда будут познаны плоды демократии. Поэтому я считаю, что сегодня чувство ответственности должно быть неизмеримо выше, чем во времена тоталитаризма.

Но порой, мне кажется, многие называющие себя демократами лишь упиваются этим сладкозвучным словом не вполне понимая, что оно значит.

Шаханов. Вы правы, Чике, до демократии нужно
еще расти, подниматься и подниматься. Никто не знает что это такое.

Айтматов. Почему никто? Перикл, живший до нашей эры, прекрасно знал. Можно обратится к нему, к его знаменитой речи, которую он произнес перед народным собранием. Вот она, пожалуйста.

"Наш государственный строй не подражает чужим учреждениям - мы скорее служим образцом для некоторых. Называется этот строй демократическим, что основывается на интересах не меньшинства, а большинства. По отношению к частным интересам законы наши представляют равные права всем. Что же касается политического значения, то каждый получает преимуще­ство не потому, что его поддерживает та или иная партия, а в зависимости от собственной доблести. Равным образом ничтожность положения бедняка не лишает его возможности оказать услугу государству.

Мы живем свободной политической жизнью и в повседневных отношениях не питаем недоверия друг к другу, не раздражаемся, если кто-то поступает как ему хочется. В общественных же делах мы не нарушаем законов прежде всего из чувства страха перед ними.

Ежегодными состязаниями и жертвоприношениями мы даем возможность душе отдохнуть от трудов, ровно как и благопристойностью обстановки, повседневное наслаждение которой прогоняет уныние.

Сверх того, благодаря обширности нашего государства, к нам стекаются отовсюду решительно все, и мы можем с одинаковым удобством пользоваться как теми богатствами, которые производятся у нас здесь так и теми, что производят другие народы.

Мы любим красоту без прихотливости и мудрость без изнеженности. Мы пользуемся богатством для деятельности, а не для хвастовства на словах, и признаваться в бедности у нас не постыдно; напротив, гораздо позорнее не выбиваться из нее трудом. Одним и тем же лицам можно у нас заботиться о своих домашних делах и заниматься делами государственными. Только мы одни считаем человека, уклоняющегося от участия в государственной деятельности, не скромным, а пустым.

Мы сами обсуждаем наши действия и стараемся правильно оценить их, не считая, что речи мешают делу. Больше вреда, по нашему мнению, бывает, если действовать без предварительного обсуждения. У других же, наоборот, неведение рождает отвагу, а размышление - нерешительность.

Я утверждаю: наше государство — школа Эллады, и каждый в отдельности, мне кажется, может у нас проявить себя полноценной и самостоятельной личностью в самых разнообразных видах деятельности."

Шаханов. Все это так, но вместе с тем, поистине благодатное время наступило для тех, кто любит "потрепать" языком! Для них достаточно прикрыться демократи­ческой личиной, выйти к трибуне и крыть на чем свет стоит и президента и всех кого не лень. Благо, никто их нe остановит. Напротив, кому-то это как бальзам на ду­шу, ладони отобьет, аплодируя таким ораторам.

Не уж то подлинная демократия заключается лишь в поисках чужих ошибок и заблуждений, обличении грехов и недостатков друг друга?

Куда приведут нас независимость и самостоятель­ность? К какому результату мы придем и какой опыт обретем в итоге?

Чего только не происходило во время последних пар­ламентских выборов в Кыргызстане! Разве не было ожесточенной родоплеменной розни, групповщины, когда, позабыв о единстве корней, люди ударились в междоусо­бицы и взаимные обвинения? Дошло до того, что один
кандидат в депутаты роздал своим избирателям обувь. Но только на одну ногу!

Отдайте за меня свои голоса. Одолею противников - получите вторую половину, - говорил он людям, используя нужду, в которой оказался народ.

Другие кандидаты, впрочем, тоже не отставали, швыряя деньги направо и налево. Водка лилась рекой, Не скупились на одежду, женские платки, платья. "Одаривали" мясом, мукой, деньгами. Кстати, ловкачу - "обувщику" на выборах не повезло. Не прошел он в пар­ламент. Вот один из парадоксов выбора!

И тем не менее, многие, подобные ему, попали-таки в Парламент. Многие из тех проходимцев, которым в недавнем прошлом стыдно было руку подать, готовых ради сиюминутной выгоды продать отца родного, сегодня сказочно разбогатели. И выгоду от всеобщей приватизации первыми получили именно они. Теперь судьба простых людей зависит от этих "благодетелей", Говоря об этих явлениях, мы должны признать, что это наши первые неудачи, происшедшие при знакомстве с демократией.

В старину у казахов было более двухсот запретов. Вот некоторые из них.

Не плюй в колодец, из которого пьешь; не ставь что-либо на хлеб и не пинай его; не наступай на соль; к дому подходи шагом; не пересекай дорогу перед старшим; не занимай места выше старших и не перебивай их; не гру­би родителям; не смейся над убогим; не смотри при­стально на человека и не поворачивайся к нему спиной; не бей скотину по голове; не качай пустую колыбель; не свисти в доме; не бросай шапку под ноги; побывав в до­ме, где умер человек, не иди в другой дом; не разоряй муравейники и птичьи гнезда... Эти и многие другие за­преты в совокупности своей сохраняли как зеницу ока национальное своеобразие народного характера, нашу культуру, литературу, язык и веру.

В сущности, они выполняли функции национальной идеологии. Два эпизода, которым я сам был свидетелем, запали в мою память на всю жизнь.

Есть у грузин один хороший обычай, бережно хра­нящийся из поколения в поколение и до сих пор не потерявший своего значения: когда кто-либо выдает дочь замуж, в главное приданое входит и книга Шота Руставели "Витязь в тигровой шкуре". Вот какое особое место занимает эта поэма даже в нынешние времена! Ибо это великое произведение, воспевающее родную землю, честь и отвагу ее сыновей. Вот почему оно является самым дорогим достоянием каждой грузинской семьи. Приданое считается неполным, если нет в нем "Витязя", и это служит тяжким упреком для родителей невесты. Или, например, в Канаде есть обычай проводить конкурс старых деревьев. И дерево-долгожитель награждают медалью. Причем медаль прикрепляется к самому дереву. От такого бережного, любовного отношения к природе поневоле чувствуешь огромное удовлетворение, гордость за человека. А в Прибалтике, например, ежегодно проводится перепись всех деревьев-долгожителей. Однажды в Эстонии, на острове Муху, меня поразило количество перевернутых вверх днищем рассохшихся, полусгнивших рыбацких лодок, сложенных на деревянном помосте. Я спросил о причине этого скопления и мне ответили: - Этим лодкам от ста до двухсот лет. В свое время они честно потрудились на наших дедов и прадедов, были сви­детелями их свиданий с любимыми, помогали растить детей, верно служили своему народу. Наши предки получали от этих лодок только добро. И забывать об этом нельзя.

Как прекрасно, что народ чтит память предков, проявляя великую благодарность, человечность и любовь к ушедшим!

Айтматов. Говоря на разных языках, исповедуя раз­личную веру, человечество в течение многих веков взвешивая и выбирая, определило для себя общие прин­ципы и устои. Разве не так? Слава Всевышнему, это так! И что же будет, если, дорвавшись до долгожданной свободы, кое-кто станет проповедовать в качестве образца для подражания безнравственность и вульгарность?

В 1993 году мне предложили стать членом жюри Бер­линского международного кинофестиваля. В него вошли мастера кино и литературы со всех концов света: из Аме­рики, Испании, Англии. Из бывшего Советского Союза пригласили меня.

Мнения и взгляды у членов жюри были разнообраз­ными и интересными. Надеясь, что и я смогу быть ин­тересным для остальных, я включился в общую работу. Нашей обязанностью было анализировать и оценивать представленные на фестивале фильмы. Отмечать наряду с достоинствами того или иного фильма и его недостат­ки. Были показаны лучшие новые ленты.

Дошел черед до кинокартины одного американского режиссера. И тут, еще до голосования, члены жюри при­нялись хвалить фильм, дружно уверяя, что он лучший из представленных. Сюжет фильма был связан с Кубой. По началу я думал, что будет показана драматическая судьба полунищей и полуголодной Кубы. И мне, признаться, не терпелось увидеть ленту. А оказалось, что главной поднятой в фильме проблемой была борьба американских гомосексуалистов за признание своих прав и свобод. Вкратце сюжет был такой: всем сердцем предан­ный Фиделю молодой партийный работник по роду службы близко знакомится с одним своим соотечественником. Тот оказывается гомосексуалистом. Коммунист-кастровец, узнав о его убеждениях и наклонностях, тем не менее не только не оттолкнул от себя нового друга, но, напротив, становится ему близким во всех отношени­ях человеком и в итоге отходит от своих политических убеждений.

Во время обсуждения фильма все члены жюри, кроме меня, взахлеб восхищались картиной, называя ее удивительной и прекрасной. Я остался в одиночестве.

- Не могу согласиться с вашим мнением. Более того, считаю этот фильм вредным, - сказал я, поднимаясь с места. - Все это встречается в жизни, не спорю. Чего на свете не бывает? Но показывать на экране наиболее темные, извращенные стороны человеческих страстей, превращая гомосексуалиста в истинного героя, поэтизируя мужеложество как таковое, значит пагубно влиять на нравственность миллионов зрителей, подталкивать их на порочный путь.

- Никто не вправе посягать на права и свободу человека! Даже сам президент.

- Это и есть подлинная демократия. Как вы можете выступать против нее? — накинулись на меня со всех сторон остальные члены жюри.

- Это не я, а вы оказываете давление на людей, на их совесть и честь, на человеческое достоинство, навязывая идеи гомосексуализма. Однако в любом случае гомосек­суализм не может являться символом свободы. Безусловно, есть способ противостоять вашим безнравственным решениям, есть сила, способная встать у вас на пути.

Надо сказать, я всерьез разозлился. После того случая я много и глубоко размышлял. Быть может, я не успеваю за модой? Но ведь мода — сиюминутная прихоть какого-либо отрезка времени, явление скоротечное и перемен­чивое, и если сегодня она увлекает нас к гомосексуализму, куда может "потащить" завтра? Ведь в конце концов, сле­дуя этому безумию, мы не сможем отличить человека от животного. И только привитая национальным, народным воспитанием духовность, внутренняя культура спасут лю­дей от любой низости и грязи. Защитят, словно добрая фея. Если же дать человеку безграничную свободу, то есть и свободу от нравственности, не придет ли нынешняя мо­лодежь с ее не устоявшимся сознанием и моралью, плюнуть на сформированные веками национальные традиции, обы­чаи и нравы, на поводу у животных инстинктов и низмен­ных страстей, воспетых маркизом де Садом?

Не знаю, повлияли ли моя настойчивость и убежден­ность, однако тому фильму не присудили Гран-при, как намечалось, но, тем не менее, дали одно из призовых мест. И что интересно: когда этот же фильм позже пред­ставили на кинофестивале в Нью-Йорке, он получил "Оскара".

Уверен, что это типичный пример подмены понятий, нравственной неразборчивости и смещения оценок, захлестнувших современную цивилизацию.

Шаханов. Как-то мы с нашим писателем-аксакалом Габиденом Мустафиным шли домой к Габиту Мусрепову. Идем: средь бела дня у подъезда целуются парень с девушкой. Между прочим, казахи. Думаем, может, завидев нас, они засмущаются, куда там: еще крепче обнимаются и ласкаются.

Тут Габиден потупился и мрачно произнес: "С котла крышка слетает, а с собаки - стыд".

Есть у великого татарского поэта Мусы Джалиля, светлая ему память, стихи, в которых говорится о том, как припозднилась как-то девушка, вернулась домой, а ворота на запоре. Перелезла она через ворота, а того, что по неосторожности порвала платье, и не заметила. Так и побежала утром на работу. Увидевшие ее молодые односельчанки решили, что пришла новая мода и постарались не отставать: тоже разорвали свои платья...

Чике, сдается мне, только мизерная часть, 5-8 процентов людей (дай-то бог, чтобы я ошибался!) живет сво­им умом, собственными идеями. Остальные же бездумно перенимают у одного - одно, у другого - другое, не задумываясь, подходит ли это им, уместно ли. Тот, кто не имеет почвы под собой, не смог освоить все лучшее из родной и общечеловеческой культуры, неизбежно становится первой жертвой "обезьяньего фенотипа" — слепого подражательства и духовного оскудения!

Айтматов. Пожалуй, это так, Мухтар, но в то же время, велика опасность привязанности только лишь к национальной идеологии. Ни на одну минуту нельзя оставлять за рамками внимания проблемы обогащения национальной культуры духовными сокровищами всего человечества. Будущее — во взаимопереплетении, взаимном обогащении культур. Словом, сегодня, когда различ­ные взгляды и точки зрения не укладываются в единое
хрестоматийное русло, необходимо разрабатывать государственную культурологическую концепцию. И привлекать к этому крупных мыслителей, деятелей в области духовных благ, ученых, культурологов, писателей...

И каждой культуре, ты об этом говорил, есть свои табу - запреты. Запрет — это не красный свет на свето­форе, что - зеленый свет другого направления, это граница между добром и злом, между полезным и вредным. Слепое, бездумное перенимание и подражательство, отказ от культурно-этических "табу", когда, пренебрежителен» отвергнув свое, родное, хватаются за блеск чужой мишуры - это явление, к сожалению, характерно для сегодняшнего переходного периода. Такие периоды бывали и в Австралии, и Германии, и Бельгии, и Люксембурге, и ни множестве других развитых странах Европы. И пусть там улицы моют с шампунем - не это показатель культуры. Не случайно эта цивилизация, эти государства вернулись к традиционным нормам и ценностям. К примеру, такие социальные явления и течения, как "свобода любви", "сексуальная революция" в этих странах постепенно пошли на спад. Но теперь эта лавина накрывает нас... Хочу думать, что это зло не только неизбежное, но и временное. Надо только пережить его, повзрослеть, ибо истинна и мудра только гармония человечности.

Например, на улицах Люксембурга мне приходилось видеть огромные надписи: "Мы хотим быть такими, ка­кие мы есть", то есть такими, какими были наши предки. Простые, казалось бы, слова, имеющие совершенно особый смысл. Эта маленькая европейская страна находится в окружении Франции, Германии, Голландии - крупных, развитых держав. И эти надписи - памятка каждому люксембуржцу: не идти бездумно на поводу у соседей, беречь как зеницу ока родной язык, культуру и литера­туру, музыку и искусство, не забывать своих корней-истоков.

Шаханов. Развивается ли экономика или терпит крах, будет ли расцветать культура или зачахнет, приведет ли политика к войне или страна будет жить в мире - все это прямо зависит от главы государства.

Если США с 1789 года и до наших дней управлял 41 президент, то почему же среди американцев столь высок авторитет Вашингтона и Рузвельта? Первый создал еди­ное государство, объединив разрозненные колонии и сформировав новую нацию, создал государство нового типа. Второй, спустя век, вытянул экономику США ия глубочайшего кризиса, проявил решительность в разгро­ме фашизма. Тем они и заслужили почет и уважение как среди своих сограждан, так и во всем мире.

В ряду замечательнейших людей Великобритании стоят прежде всего имена Уинстона Черчилля и "железной леди" Маргарет Тэтчер, прославившихся неутомимой деятельностью на благо своего государства.

А знаменитый Кемаль-паша Ататюрк навсегда вошел и историю как выдающийся человек, самоотверженно борющийся за объединение всего тюркского мира. А свет его памяти Тургут Озал? Разве не он решительно ввел радикальные реформы и тем самым спас свою страну от экомического краха, когда аграрная Турция задыхалась под бременем непосильных налогов? В Китае же, на кото­рый обрушилось бедствие коммунизма, карьеру лидера "культурной революции" Мао Цзэдуна привели к логи­ческому концу преступления и злодеяния времен культа личности.

Ни добрые, ни злые дела, совершенные правителем, не уносятся ветром в никуда: все останется, явно или подспудно в истории страны.

Айтматов. Ты затронул, может быть, самую злободневную и острую проблему - роль личности в истории.

Шаханов. Накануне нашей беседы я еще раз про­смотрел книгу Никколо Макиавелли "Государь". В тече­ние четырех столетий с этим философским трактатом соотносили свои деяния императоры, цари, короли и султаны. И тираны - тоже. Известно, что макиавеллиевы "заветы и наставления" прилежно изучал Сталин. И все правители толковали этот трактат по-разному, соответвено своему интеллекту, складу характера, традициям и обычаям своей страны.

Автор "Государя" утверждал, что государь правит народом двумя способами.

Во-первых, - законами, во-вторых, — силой. Первый способ присущ человеку, второй - зверю. И если хочешь допиться порядка в стране, необходимо использовать оба способа управления. Разумных научи уважать и соблюдать законы, к непокорным примени силу. Другого пути нет.

В себе соедини грозного льва и хитрую лису. Первый нужен для борьбы с внешним врагом, второй для борьбы внутренним врагом.

Держи в страхе и хитри, хитри и держи в страхе. Только тогда будешь крепко держать в руках бразды правления.

Айтматов. Да, сквозь все века, сквозь каждый об­щественный строй в разных царствах-государствах про­шли вереницей разные государи. И правили они по-разному. Но если обладатель верховной власти после своей смерти пользовался безраздельным уважением, значит, при жизни он был справедлив, правдив, отличался человеколюбием и чистой душой. Было иначе, и народ называл просветителя — тираном... Вот почему столь важно помнить слова, сказанные однажды "отцу демократии" Периклу: "Помни, Перикл, что ты управляешь афинянами, свободными людьми. А чтобы управлять такими людьми, следует быть свободным от страха перед ними, от зависти, корыстолюбия и тщеславия".

Шаханов. Вы перечислили лучшие качества, в которых, как в зеркале, проявляется любой правитель. В тоже время в трактате "Государь" приводится пять отрицательных, нежелательных для правителя качеств, которые приводят к его падению. Вот они: непостоянство, легкомыслие, грубость, невосприимчивость и неумение принимать верные решения. Обладаешь ты хотя бы одним из них — все твои подданные всегда будут обманывать тебя, глумиться и водить за нос, - так заключает автор.

Айтматов. Из сочинений некоторых восточных философов я суммарно воспринял такую "инвариантную" идею: в целом правители государств делятся по своим достоинствам на три категории.

Первым из них все их достоинства дарованы милостью Божией, от природы. Такие правители властвуют долго и приносят только пользу своей стране, своему народу.

Вторые - подражают в своих делах другим. Такие большей частью хитры и коварны. Они не способны на новшества, приносящие в общество подлинные перемены. Чаще всего они стремятся к укреплению и сохранению старого.

Третьи - сами ничего не знают и у других ничего не перенимают. По воле случая берут они в руки управление государством - и очень скоро лишаются обретенной власти. Любые дела разрешают скорее окриком, а споры войнами, приводя народ свой к истреблению, а богатство страны своей - к разорению.

Шаханов. Какое точное определение. В сущности, это три типа людей вообще, Эмпирически это так. Но власть затрудняет добрые качества и выпячивает недостатки личности.

Айтматов. Если между властью и народом ляжет недоверие и неприязнь, их трудно примирить снова. Возьмем, к примеру, Германию. Сколько великих творений музыки, литературы, науки и искусства дала она за века своей истории миру! Но стоило прийти к власти одному ефрейтору, как страна лишилась собранных по крупице духовных богатств. Известный своим трудолюбием немецкий народ не обрел в ту пору благополучие, а подвергся разорению.

Шаханов. Мудрец Наршахи писал: "Коль твой народ ест черный хлеб, ты тоже должен есть такой же. Коль ест он мед - ты тоже ешь его. Но коли ешь ты мед, когда народ твой - корку, доверия лишишься сразу. Ты этим запятнаешь честь свою. И потеряешь власть".

Айтматов. Я думаю, что есть две разновидности власти. Одна - служение народу, другая — исключитель­но себе и своему клану. Первая порождается глубоким осознанием своей ответственности, честностью, другая всепоглощающим эгоизмом и безнравственностью.

Спору нет, где власть — там и борьба за нее. Однако, как бы то ни было, общие интересы ни в коем случае, ни под каким видом не должны подавляться единоличной властью.

Не помню уже, откуда это (видимо, у кого то из мудрецов прошлого прочитал) записал в свой блокнот: "Горе правителю, собравшему вокруг себя льстецов и подхалимов. Ибо подхалимы не могут обойтись без лести тебе. И вскоре уж весь окажешься во власти медоточивых речей. Лишат тебя осмотрительности, осторож­ности. И сам, привыкнув к этому, всем существом своим будешь каждый день жаждать славословия.

Всё это заканчивается личным обожествлением. И вот уже ты ставишь сам себе золотой памятник. А какой-нибудь подхалим будет держать над памятником зонт, чтобы его не нагревало солнцем. Тебя это обрадует и ты велишь ему заплатить за этот "труд" из народной казны.

О народе своем прочно забудешь. Словно слепой, перестанешь замечать нищих и убогих. Повелишь возвести мраморные дворцы для своей жены и детей. Конечно же, и конечно над их возвеличением постараются льстецы".

Айтматов. Правильно сказано восточным поэтом:

Беда стране, где раб и льстец –

Одни приближены к престолу,