По законам звездной стаи 23 страница

Егор молча кивнул.

Общаться с бывшей коллегой ему совершенно не хотелось, памятуя о том количестве грязи, что она вылила на него в прошлый раз.

– Как дела? – дружелюбно спросила Настя и даже голову наклонила вбок, как собака, демонстрирующая незлобивый нрав. Егор открыл рот, чтобы повторить сказанную Рокси фразу, но вовремя спохватился и просто ответил:

– Хорошо. А ты, я смотрю, все там же?

– Все там же, – вздохнула Настя. – У меня же нет отца‑олигарха.

– Что характерно, уже и не будет, – съязвил Егор. – Ты по делу или как?

Настя согнала с лица жалкую улыбку и деловито заговорила, вцепившись Егору в рукав.

– Слушай, мне край как надо интервью с Алмазовым. Он ведь скоро приедет?

– Угу.

– Ты поможешь?

Егор уже открыл рот для отказа, как вдруг Настя, хитро прищурившись, сообщила:

– Представляешь, нашего Славика восстановили на работе. Он узнал, что я тебя сегодня увижу, и просил передать тебе привет. Наверное, все еще питает к тебе теплые чувства…

Егор улыбнулся, приобнял Настю за плечи и подтолкнул к краю сцены:

– Ты тут постой. Видишь вон ту «Газель»? Как только она отъедет, ломись туда и далеко не отходи. Лимузин Алмазова встанет на ее место. Я следить за этим не смогу, мне на сцену пора. Все поняла?

Настя кивнула и стремглав бросилась к парковке, где немедленно была остановлена бдительным охранником. Спустя несколько минут ее уже волокли прочь двое суровых мужиков. Настя упиралась, кричала и все оборачивалась, пытаясь позвать Егора. Он с удовольствием наблюдал за бурной сценой, а потом бросил на землю карточку с аккредитацией.

– Аста ла виста, бэби! – пробасил он и поспешил на сцену, где его уже ждала Аксинья.

Отпев свои песни, Дима споро убежал за сцену, чтобы присоединиться к нетерпеливо ожидавшей Рокси. Это выступление особо не отличалось от прежних. Разница была лишь в том, что сцена не была статичной, а двигалась вдоль толпы зрителей, а за концертом, вероятно, наблюдал сам президент. Впрочем, на это особой надежды не было. Президент любит другую музыку. По слухам, от попсы, исполняемой мальчиками в приспущенных джинсах, его тошнит… Позабыв сообщить водителю об изменившихся планах, Дима побежал за Рокси. Та ждала его на стоянке, пританцовывая рядом с новенькой желтой «Феррари». Дима с трудом подавил в себе зависть. В голове мелькнули нехорошие ассоциации: и он, и Рокси, по сути, ничем друг от друга не отличаются! Оба попали на сцену через постель. Однако Рокси уже заработала себе крутую тачку, а он – нет.

Или его данных недостаточно?

Хотя, чего греха таить, талант был у обоих. Но сколько их, талантливых, прозябает в безвестности?! Сколько мальчиков, способных затмить Паваротти, и девочек, услышав которых, Мария Калас билась бы в истерике, месят грязь в провинции?..

Димка вдруг вспомнил кастинг, на который он ходил вместе с Мариной.

Где она сейчас? Все еще штурмует звездный Олимп или давно сдалась и уехала в свою Тьмутаракань, трудится в магазине на скромной должности продавца?

На какой‑то миг Димке стало стыдно.

Ведь теперь, когда его позиции прочно закреплены поддержкой продюсера и статусом восходящей звезды, он мог бы запросто помочь Марине. Ну, или хотя бы попытаться помочь… Проектов много, не в каждый возьмут человека с улицы. Нужны рекомендации, и он вполне мог бы их дать!

– Ну что? – торопливо спросила Рокси. – Поехали?

Димка кивнул, усаживаясь рядом с ней.

Из‑за поднятых кверху дверей машина напоминала сумасшедшего зайца. Димке стало весело. Дверцы поползли вниз и закрылись с вкусным щелчком.

– Богато тут у тебя, – засмеялся он.

Рокси эффектно развернулась, распугав рабочих с какими‑то бебехами, мотками проводов и коробками в руках, посигналила и рванула с места так, что Димку вдавило в спинку кресла. В животе у него вновь зашевелилась зависть. Чтобы заглушить в себе это гадкое чувство, Димка принялся торопливо пересказывать Рокси свои недавние мысли. Мол, нехорошо, когда все достается только ему одному, надо и другим помочь, и все такое…

Рокси молчала, а Димке собственные доводы казались очень убедительными, отчего он сам себя внезапно почувствовал героем.

На Кутузовском проспекте фонтан красноречия иссяк, застыв вместе с автомобилями в длиннющей пробке. Димка смотрел на Рокси, размышляя, чем закончится их сегодняшний променад.

«Может, пригласить ее к себе? – промелькнула окаянная мысль. – Авось прокатит! Ведь не зря она уволокла меня с площади. Наверняка на что‑то рассчитывала…»

– Не советую, – вдруг сказала Рокси.

Димка икнул от страха, решив, что невольно высказал свои мысли вслух.

– Что не советуешь? – переспросил он.

– Помогать не советую… этой Марине. Эфир не резиновый, на всех не хватит. Чем меньше будет конкурентов, тем лучше нам. Это сейчас ты думаешь: у меня все хорошо, я на коне, позволю‑ка я себе немного благородства, пропихну на эстраду свою подружку или приятеля! Чего мне бояться? У меня все в шоколаде. И ты знаешь, часто так и бывает. Приводишь подружку и думаешь – я крутой чел, я помогаю людям, как Бэтмен, ну или Тимур и его команда! Подружка кланяется в ноги, клянется в вечной любви, а ты думаешь: у меня‑то все останется по прежнему! У меня голос, красота, слава, а она – задрыпанка, чирикает воробышком, ей до меня расти и расти. А потом – бац! Продюсер начинает с ней спать, и все меняется. Стилисты делают из замухрышки женщину‑вамп, голос подтягивают на компьютере. Помнишь, что стало с первым составом девчачьего трио «Голограмма»?

– Нет, – честно признался Дима. – А там был первый состав?

– Вот! Ты уже не помнишь. Был, конечно. Девочки сами собрались, стали записывать такое дворовое арэнби, тексты были свои, музыка тоже. Нашли продюсера, принесли демо‑запись, понравились. Он их раскручивать стал.

Рокси увидела впереди свободное место и рванула вперед, стараясь занять место поближе к светофору. Позади недовольно прогудела «Калина». Рокси, не оборачиваясь, высунула в окно руку с оттопыренным средним пальцем.

– В «Голограмме» две девочки были центровые, – продолжила она, бегло взглянув в зеркало. – В расклешенных джинсах ходили, майки дурацкие, стрижки дикие, они свой рэп и читали, а третья, рыжик в вязаной шапочке, такая – кровь с молоком, на бэк‑вокале подвывала. Голосок – ничего особенного, таких сотни в любой музыкальной школе, и цена им – пять копеек за пучок. Да только рыжая ушлой оказалась: продюсера захомутала, он других девчонок из группы и вытурил! Теперь она там главная солистка, по бокам еще две дуры, но пострашнее, чтобы звезду не затмевали. А девочки из первого состава в своем Зажопинске теперь снова. Одна, говорят, на иглу подсела, а вторая на рынке торгует – пуховики продает.

Димка молчал.

Его благородный порыв сдуло в мгновение ока.

А безжалостная Рокси продолжала его добивать:

– Или, к примеру, взять нашего общего друга Антошу. Хороший парень, только очень уж трахаться любит. И ради случайного перепихона никого не пожалеет: ни жену, ни лучшего друга, ни любовницу. Смотри, что вышло! Закрутился у нас роман на съемках – он жену бросил, хотел, чтобы я с ним всегда была, в любви клялся. Но как только я отказала, быстро утешился и переключился на Егорову Алку. А ведь как его тянули, как помогали: и Мария, и Егор! А он, сучонок, залез в душу, нагадил там аккуратно в уголке, да еще вишенку сверху! Нате, мол, наслаждайтесь. Разве так можно?

– Ты давно его видела? – осторожно спросил Димка.

Рокси вынула из пачки сразу две сигареты, подкурила обе и сунула одну Димке прямо в рот совершенно неженским движением.

– Да с неделю, наверное, – равнодушно сказала она. – У него там перерыв какой‑то на съемках случился, вот он и прилетел на праздники. В ресторан звал.

– А ты чего?

– Сказала, что ему с ресторанами завязывать надо. Он там такой мамон отожрал! Харя скоро треснет.

– Так ты не пошла? – осведомился Димка: он вдруг понял, что ему было бы неприятно, если бы рандеву состоялось.

– Да с какого перепугу? – удивилась Рокси и, увидев очередной просвет, рванула вперед. «Калина» снова загудела, Рокси снова показала недовольному водителю средний палец. – Я срать, где жру, не приучена. В Москве – никакого палева! Лысик мой узнает, выкинет к чертовой бабушке обратно в Бобруйск! А я не хочу туда, нас и здесь неплохо кормят!

Димка рассмеялся.

– Хорошо с тобой, прикольно. Ты живая, настоящая.

– Да, я такая, – захихикала Рокси.

– Я серьезно. Я уже давно так не разговаривал ни с кем. На концертах и гастролях – ну что там за разговоры? «Здравствуйте, до свидания», «расскажите про творческие планы…». Никогда бы не подумал, что это так тоскливо! Тусовки, пати всякие – там весело. Но иногда хочется нормального живого общения. Раньше я хоть с Егором общался, а сейчас… некогда обоим. Мы почти не видимся.

– Егор классный, – сказала Рокси.

– Да. И вроде бы родился в норковых пеленках, а не задается, как шелупонь всякая. Пашет, наверх карабкается… Знаешь, даже если бы у него связей не было таких, он бы все равно прославился, просто это чуть больше времени бы заняло.

– Это так странно – от кого‑то слушать похвальбы другому, – задумчиво сказала Рокси. – В шоу‑бизе это не принято. Скорее наоборот.

Впереди опять образовался просвет. Давешняя «Калина» резво рванула вперед и заняла вакантное место. Водитель с торжеством поднял вверх руку с оттопыренным средним пальцем. Позади недовольно загудел мрачный «Хаммер».

– Ох, кто‑то сейчас по сопатке получит, – развеселилась Рокси и посмотрела на Димку.

А он почему‑то подумал, что глаза у нее черные, как переспевшие сливы…

Рокси смотрела на него и улыбалась…

– Мы куда едем? – спросил Димка, чувствуя себя невероятным дураком.

– Ко мне нельзя, – спокойно ответила Рокси. – У меня Лысик. То есть мы потом ко мне заедем перед вечеринкой, я переоденусь. Значит, едем к тебе. Или к тебе тоже нельзя?

– Мо‑можно, – проблеял Димка.

– Ну, показывай дорогу, Сусанин, – весело воскликнула Рокси. – Сейчас водила с «Хаммера» прибьет этого урода на дерьмобиле и освободит нам проезд. А по прямой, да без пробок с моей красавицей мало кто потягается!..

До ночного клуба «Пурга» Дима и Рокси добрались уже ближе к вечеру, когда до выступления оставался какой‑то час. Если бы не беспрерывно звонивший мобильный, Дима бы и вовсе никуда не поехал, так ему было хорошо. Злой Люксенштейн орал в трубку, обещал сделать с ним что‑то ужасное, если Димка не явится на выступление, за которое деньги уже получены и потрачены. Но Димке в тот момент было на все наплевать.

Если бы не более дисциплинированная Рокси, он наверняка попросту выключил бы телефон. Однако на майские праздники в Москве начался ажиотаж, спрос на артистов возрос. Это был последний всплеск перед летом, народ разъезжается на курорты, и артистам волей‑неволей приходится устраивать ненавистные «чесы» в провинцию – двадцать пять городов за тридцать дней, бессонница, издерганные нервы и гастрит в перспективе.

Это блистательного Алмазова поселят в люкс, принесут омаров на завтрак и прикатят лимузин к трапу! Менее удачливым и именитым придется довольствоваться «Газелью», самому таскать багаж, а иногда питаться «бич‑пакетами» – лапшой быстрого приготовления, которой пропахли все вагоны поездов дальнего следования. Звезды и звездюльки нередко ели «доширак» за плотно запертыми дверями купе, потому что еда в вагоне‑ресторане была еще хуже, а собственным райдером обзавелись еще не все.

У Димки райдер уже был, хотя и довольно скромный: в гостинице – люкс, в вагоне – если не СВ, то купе, в котором он ехал один или с арт‑директором, иногда – с администратором, хорошая еда, отдельная гримерная.

Но, объехав в прошлом году центральную часть России, он с удивлением и ужасом обнаружил, что к нему пока еще никто не собирается относиться как к настоящей звезде. Номера были скверными, залы – не всегда полными, гримерные – без мебели и вешалок…

Лежа в постели с Рокси, Димка жаловался ей на жизнь, а она хохотала, как безумная.

До определенного момента Дима очень стеснялся. Стыдясь своей бисексуальности, он знакомился с самыми разными девушками, но чаще всего их встречи носили разовый характер. Зная о том, что они больше не встретятся, Дима не очень заморачивался насчет ухаживаний.

А, собственно, чего заморачиваться?

Встреча после концерта, она в восторге, в руках – его диск (плакат, календарик или просто листок бумаги, на котором он ставит автограф). Потом ни к чему не обязывающая беседа, перемежающая льстивыми комплиментами с ее стороны и лживыми – с его. Дальше – необременительный ужин, заканчивающийся в постели.

И надо быть постоянно начеку: следить, чтобы она не сфотографировала его голым, не заниматься любовью без презерватива, иначе конец: внезапное отцовство или, что куда хуже, сифилис или СПИД. Потом обещания звонить, прощания, объятия и выброшенная в мусорную корзину сим‑карта.

Адьё, девочка, мне было с тобой хорошо!..

С Рокси все было по‑другому.

Давно похороненные комплексы вдруг вернулись и настойчиво постучались в подкорку мозга. Димка жутко стеснялся немытой посуды на кухне, потому что проспал, и даже на то, чтобы загрузить плошки и чашки в посудомойку, не хватило времени. Стеснялся неубранной, несвежей постели, и пока Рокси была в ванной, спешно перестилал простыни и наволочки, переживая, что они не выглажены.

А потом переживать стало глупо и незачем…

Лежа на кровати, оба лениво курили и думали каждый о своем.

Рокси – о том, что этот мальчик оказался невероятным любовником: нежным, страстным и одновременно робким, как будто делал все впервые и еще не знал, получится у него или нет. Она думала, что ей будет очень жаль разрывать эти отношения, и было бы неплохо как‑то закрепить успех. Ведь найти хорошего любовника в тусовке не так просто, а еще сложнее делать вид, что между ними ничего нет! Еще Рокси думала о том, что о Димкиной неутомимости в постели можно слагать легенды.

Того, что за несколько минут до секса он проглотил еще одну розовую таблетку, Рокси не знала…

Дима думал, что Антон дурак, раз не остался с Рокси. То, что это она бросила бывшего соседа по квартире, значения не имело. Как он вообще мог колебаться в выборе между этой роскошной тигрицей и старой вешалкой Голубевой?! Потом он подумал, что к нему все‑таки пришло настоящее чувство, а Рокси совершенно не похожа на девок, готовых лечь в постель по первому свистку, только потому что он – звезда. После этого Дима подумал, что Люксенштейн Рокси точно не одобрит: из чувства собственности и страха, что Димка переметнется к другому продюсеру и все вбуханные в него средства пропадут.

– Дим, – вдруг сказала Рокси, – ты что после праздников делаешь?

– Не помню. По‑моему, ничего такого. А что?

Рокси перевернулась на живот и серьезно посмотрела ему в лицо.

– Поехали со мной на Гоа?

Димка поперхнулся дымом и закашлялся.

– Ты серьезно?

– Нет, блин, шутки шучу! Конечно, серьезно, – рассердилась Рокси и загасила сигарету в блюдечке.

– А как же твой Лысик?

– Лысик – моя проблема, – неожиданно развеселилась она. – Собирайся, поедем ко мне, познакомлю с ним.

– Ты с дуба рухнула! – испугался Дима. – Что, прям так зайдешь и скажешь: привет Лысик, это Дима, я еду с ним на Гоа. Ах, да, забыла сказать: мы с ним трахаемся…

– Примерно так, – беспечно заявила Рокси. – Нет, кроме шуток, вставай. У тебя выступление, мне надо заехать переодеться.

– Рокси, ты ненормальная…

– Давай‑давай. Опоздаешь на выступление – Юрик тебя слопает с кедами вместе! А зубы у него уже не те, пожалей старичка.

Отказать Рокси не было возможности.

Она заставила Диму подняться, надеть костюм, в котором он намеревался выступать, и поехать к ней домой – знакомиться с Лысиком.

Коренастый лысеющий мужчина средних лет к визиту Димки отнесся с легким удивлением.

Рокси, возвышавшаяся над ним, чмокнула его куда‑то в макушку и сообщила:

– Это мой приятель Дима, ты его сто раз видел по телику. Он классный певец, и мы едем с ним на Гоа.

Брови Лысика взметнулись вверх, но Рокси что‑то шепнула ему на ухо, он тут же расплылся в благодушной улыбке.

– Ну, что же, езжайте, – благословил он. – Хорошая компания, море, солнце, что еще можно пожелать?

– Чудо ты мое, – воскликнула Рокси, чмокнула его в щеку, удостоилась шлепка по заду и побежала переодеваться.

Димка сидел с пластмассовой улыбкой на лице и потел от страха.

На переодевание и макияж Рокси потратила всего‑то минут сорок.

Димка все время разговаривал по сотовому с разъяренным Люксенштейном и убеждал, что абсолютно трезв и в клуб приедет вовремя, буквально через полчаса, максимум сорок минут.

Когда Димка вышел из квартиры Рокси, он чувствовал себя так, будто на нем только что выиграли скачки. Только в кондиционированном пространстве желтой «Феррари» он почувствовал себя лучше.

– Ты чего ему такое сказала там? – подозрительно спросил он. – Он аж в лице переменился и сразу тебе все разрешил.

Рокси рассмеялась и стартовала так, что покрышки взвизгнули.

– Ничего особенного. Я сказала, что ты – педик.

– Дура, что ли! – заорал Димка.

– Почему дура? – обиделась Рокси. – Он сейчас всем позвонит, все проверит и успокоится. А иначе бы он меня не пустил с тобой никуда.

– Мы могли бы не говорить, что летим вместе…

– Ой, да брось, – отмахнулась Рокси и крутанула руль, войдя в поворот со скоростью летящей на метле ведьмы. – Он бы ко мне соглядатая приставил. После случая с Антоном он мне не слишком доверяет. Я тогда, конечно, откатилась на три метра и сказала, что меня там и близко не было, но подозрения остались. Ему же и в голову не придет, что я вот так открыто приведу в дом любовника, да еще заявлю, что улетаю с ним отдыхать! А так – очень удобно. Номер люкс на двоих, спальни разные, ну кому в голову придет проверять, что мы спим в одной койке?

– Могла бы сказать что‑нибудь другое, – проворчал Димка, понимая, что Рокси, в общем‑то, права. Слухи о его отношениях с Люксенштейном в тусовке – не новость, так что Лысику мгновенно растолкуют истинное положение дел.

Ну а то, что это несколько не так, на данном этапе тусовке знать не обязательно…

– Что – другое? – осведомилась Рокси.

– Не знаю. Что я неизлечимо болен и мне срочно нужна сиделка.

– Ага. Он бы сразу сообразил, что тебе нужна не сиделка, а лежалка, и тогда бы точно тебе сиделка потребовалась! Лысик крут на расправу. Юрик, при всем моем уважении, с ним не потягается.

Димка еще немного подулся, но потом признал ее правоту.

Да и не осталось времени на споры.

На Москву упал вечер, в ночном клубе по случаю праздника яблоку негде было упасть. Отрапортовав по телефону о своем прибытии в «Пургу», Димка отправился за кулисы готовиться к выступлению.

Концерт прошел без сучка и задоринки.

Ближе к полуночи, опоздав на часть выступления Димки, подъехали Егор и Аксинья Гайчук. Дима исполнил свою часть программы, а потом позволил себе немного расслабиться. Он подсел за столик, где Рокси, раскатисто хохоча, рассказывала презабавную историю о том, как у нее во время прохождения по ковровой дорожке отвалился верх платья и она – «представляете, шла как дура с голыми сиськами!». Аксинья внимала с глубочайшим интересом, Егор слушал вяло. Он явно очень устал, под глазами залегли темные тени, проступающие под смазанным гримом.

На эстраде показалась невысокая девушка с копной плохо прибранных рыжих волос и запела что‑то в высшей степени жалостливое. Дима, который сначала не обратил на нее внимания, вдруг встрепенулся:

– Егор, смотри, это же Маринка!

Тот удивленно привстал.

Действительно, под лучами прожекторов стояла их недавняя соседка, до сего момента безрезультатно стучавшаяся во все двери!

Рокси, услышавшая это имя всего несколько часов назад, вытянула шею, вглядываясь в приземистую нескладную фигурку на сцене. Только Аксинья осталась равнодушна.

– Надо же, – удивился Димка. – Все‑таки прорвалась. Интересно, как ей это удалось?

– Надолго ли? – фыркнула Рокси. – Голосишко слабенький, фигуры никакой, внешность ниже среднего, песенки на уровне попсы девяностых.

Егор передернул плечами.

– Рокси, а чего ты хочешь? Оперных арий? Так у тебя самой про что песни? Про суку‑сволочь одиночество. Чем они лучше?

– Да всем! – запальчиво крикнула Рокси. – Или ты хочешь сказать, что вот это унылое блеяние лучше моих песен?

– Нет, конечно, – спокойно ответил Егор. – Но твои песни – для другой аудитории. Для умудренных опытом женщин, уже повидавших на своем пути и любовь, и разлуку, и предательство. А это…

Егор неопределенно покрутил пальцев в воздухе, показывая свое пренебрежение к творчеству Марины.

– …Это – для подростков. Вспомни восьмидесятые, когда все слушали сироток из приюта с однотипными мелодиями. Сколько тогда расплодилось коллективов, едва научившихся нажимать клавиши ионики? Помнишь? Даже не синтезатора еще…

– Тогда времена были другие, – возразила Рокси. – Я сама под такое вот колбасилась на дискотеках в школе.

– Да ничего времена не меняют, – отмахнулся Егор. – Серьезные тексты молодежь не запомнит. Ей бы ногами дрыгать.

– Вот скука, – томно сказала Аксинья. – Дим, пойдем потанцуем? А то они сейчас тут подерутся.

Танцевать Димке не хотелось, но он все же пошел, стараясь оказаться как можно ближе к краю сцены. Странно: он ведь знал, что сегодня выступает не один, но, увидев в списках имя «Мишель», подумал, что это – мужчина. Запоздалое прозрение, что Мишель – имя двуполое, пришло слишком поздно. И уж точно он не предполагал, что за ним скрывается Маринка Михайлова, с которой он когда‑то делил последний кусок хлеба, кров и постель!

Интересно, знает ли она, что Димка сегодня тут поет?

Да знает, конечно!

Только почему‑то не подошла.

Хотела доказать ему, что она всего смогла добиться сама, несмотря на его нежелание помогать? Скорее всего, так, потому что сейчас, дергаясь под довольно примитивную мелодию, она старательно избегает его взгляда.

Ну и ладно, не больно‑то и хотелось…

Певица Мишель явно была не в фаворе, поскольку исполнить больше двух песен ей не дали. Дима и Аксинья пошли обратно к столику, но тут им дорогу преградил высокий худой парень с длинными черными волосами.

– Привет, – сказал он. – Я хотел лично сказать, как мне понравилось твое выступление.

– Привет, Влад, – вежливо ответил Дима, сообразив, что перед ним стоит его предшественник – бывший питомец Люксенштейна Влад Голицын.

– Нет, в самом деле, – сказал Влад, – песни замечательные. Мне бы сейчас такой репертуар!

– Как у тебя дела? – спросил Димка из дежурного любопытства.

Дела Влада его ничуть не интересовали. Ему хотелось сесть за столик и выпить.

– О, у меня все прекрасно, – сказал Влад. – Собираюсь записывать новый альбом.

– А правда, что ты расстался с женой? – резко спросила не отличавшаяся деликатностью Аксинья.

Влад хмуро посмотрел на нее, принужденно улыбнулся и растворился в толпе.

– Спекся Владик, – удовлетворенно отметила Аксинья. – Конец карьере. Финита!

– Почему? – удивился Димка. – Он же альбом будет писать…

– Да брось ты, неужели не слышал? Правда не слышал? Жена его бросила, выставила из дома, тесть не поддерживает. С деньгами у нашего аристократа совсем туго. Спонсоры на него как‑то не клюют. Времена‑то и, правда, другие, как верно заметили наши собутыльники! Сейчас смазливой мордашкой никого не купишь, петь надо уметь.

– А по‑моему, у него все хорошо, – неуверенно сказал Дима.

Аксинья рассмеялась:

– Дима, на нем рубашка из позапрошлогодней коллекции, сейчас такие никто не носит. Ботинки с квадратными носами – это в прошлом году было модно, часы дешевые, цацки на шее с рынка. И потом, ты что‑нибудь слышал о его сольных концертах? Это раньше он в Кремле пел и успел хапнуть заслуженного артиста, несмотря на молодость и бездарность. А сейчас его нигде нет: ни на сольниках, ни в сборных «солянках»! Нет, Димася, это конец всему. Глядишь, скоро будет наш Владик тамадой солировать или того хуже, стекла протирать на заправке…

Димке стало гадко и стыдно, как будто он украл у Голицына его славу и успех. Мелькнула даже глупая мысль найти Влада и… что?

Помочь ему он ничем не может, поддержать морально вряд ли сумеет. А уж просить Люксенштейна взять Голицына обратно он и подавно не будет!

В ушах зазвучал предостерегающий голос Рокси, не рекомендовавшей ему заниматься подобной благотворительностью.

Блаженное настроение, однако, было испорчено.

Проводив Аксинью до столика, Дима сел и угрюмо уставился в пол. Егор и Рокси еще переругивались, но беззлобно, периодически сдабривая фразы саркастическими шутками. До Рокси первой дошло, что Димка скис. Она ткнула его в бок и, дождавшись слабой улыбки, решила действовать решительно:

– Ладно, мальчики и девочки, вы тут веселитесь, а я домой, меня мой прынц ждет. Дим, я тебя могу подвезти, мне по дороге. Или ты еще тут будешь…

– Нет, нет, я тоже поеду, – встрепенулся Димка и встал. – Чего‑то устал сегодня.

Егор и Аксинья решили еще остаться.

Димке показалось, что Егор уловил их с Рокси взаимосвязь и специально задержал Аксинью, чтобы та не поперлась вместе с ними. На парковке, прислонившись к лоснящемуся желтому боку машины, Димка спросил, устало улыбаясь:

– К тебе или ко мне? Или у тебя Лысик?

– Лысик дома со своей престарелой женой, – ответила Рокси. – Так что на этот раз – ко мне.

Ознакомившись со своим расписанием, Дима приуныл. Сразу после праздников он должен был ехать на Черноморское побережье, развлекать туристов. Расписанный график заканчивался аж в июле. Рокси в июле начинала сниматься в новой картине и перенести отпуск никак не могла.

– Ну, что поделать, – сокрушенно вздыхала она. – Раз ты не можешь, поеду одна.

Димка повесил трубку и приуныл.

Вот уже два года он работал как проклятый и, по сути, еще ни разу не отдыхал как следует. Все как‑то урывками, неплодотворно, под бдительным оком продюсера или арт‑директора, совмещая отдых с выступлениями. Сейчас ему хотелось одного: понежиться на солнышке, не задумываясь, что завтра снова в дорогу, в душные переполненные залы…

Рассудив, что он имеет право хотя бы на двухнедельный отпуск, Дима позвонил Рокси и сообщил, что поедет.

Втайне от Люксенштейна Дима оформил визу и, отправив беспечное смс за пять минут до регистрации, улетел на Гоа.

Самолет приземлился почти ночью.

Отчаянно зевавший Димка не заметил ни паспортного контроля, ни гида из турфирмы, проводившего их с Рокси до автобуса.

По дороге до отеля оба заснули, не обращая внимания на экзотику вокруг.

Плохо переносившая самолеты Рокси искупалась в бассейне и, отказавшись от ужина, пошла спать.

Димки даже на бассейн не хватило.

Первую ночь они провели как супруги с многолетним стажем, заснув на разных концах кровати, не пытаясь сблизиться.

На улице стояла липкая жара, от которой спасали только кондиционированные пространства номеров…

Когда ошалевший от смены часовых поясов и перелета Димка продрал глаза, за окном светило солнце. Рокси рядом не было, но с терраски бунгало доносился ее хрипловатый голос, напевавший старую песню о художнике, подарившем любимой миллион алых роз. Дима еще какое‑то время полежал в постели, а потом направился в ванную.

Рокси сидела за крохотным столиком под соломенной крышей, практически голая. Ведь не считать же одеждой крохотный купальник состоящий из трех веревочек, да громадную шляпу‑гриб?!

На столике стоял наполовину пустой кувшин с апельсиновым соком, валялась пачка сигарет. Из пепельницы струился дымок.

– Выспался? – насмешливо спросила Рокси.

Дима отогнул поля шляпы и поцеловал Рокси в губы. От нее пахло сигаретами, незнакомыми цветочными духами и горячей, нагретой на солнце кожей.

– Есть охота, – сказал Дима, присаживаясь рядом.

– Я уже ходила на завтрак. Все ужасно острое, прямо есть невозможно.

– Ничего, я люблю острое. Какие у нас на сегодня планы?

– Пляж, я думаю, – лениво сказала Рокси. – Я так вымоталась за дорогу, что, пожалуй, воздержусь от экскурсий. А уж завтра – с полной силой! На слонах покатаемся, помучим местных факиров неверием в чудеса, сходим в джунгли. Авось Маугли попадется какой‑нибудь! Я заберу его в Москву, буду холить и лелеять, ну а он будет целовать мне пятки, называть госпожой и сексуально удовлетворять. А то некоторые вчера завалились дрыхнуть и оставили бедную одинокую девушку без сладкого!

– Ты прежде была на Гоа? – спросил Дима, пропустив мимо ушей пассаж про сексуальную неудовлетворенность.

– Никогда. Только проспекты листала. Ничего. Днем встретимся с гидом, он нам все расскажет. Прикоснемся к древней культуре…

Идти на завтрак не хотелось.

Влажный воздух обволакивал, казалось, его можно схватить рукой и нарезать на блюде аккуратными ломтиками.