Глава двадцать третья. Вера Ивановна проживала в самом обычном доме

Вера Ивановна проживала в самом обычном доме. Блочная пятиэтажка с выбитыми стеклами на лестничной клетке, двадцатипятиваттовыми лампочками на этажах и ободранными дверями квартир. Изо всех щелей немилосердно дуло. Страшная китайская куртка, хоть и выглядела на первый взгляд теплой, на самом деле совершенно не грела, и я основательно замерзла, добираясь до нужного места. «Вольво» пришлось бросить на соседней улице, а вместе с ним теплый норковый полушубок, ботиночки на меху и лайковые перчатки. Взамен нацепила «дутые» сапожки и вязаные корейские варежки из синтетики.

За дверью квартиры ь 49 стояла тишина. Странно, договорились о встрече в пять часов. Часы «Картье» преспокойненько лежат в бардачке, может, сейчас без десяти? Есть у меня такой грешок – прийти пораньше. Я позвонила еще несколько раз, но в ответ ни звука. Пристроившись на подоконнике, решила подождать. Время словно замерло на месте, и пачка «Голуаз», конечно же, спрятана в машине. Подъезд будто вымер. Не кричали дети, не лаяли собаки, так тихо бывает в Париже, но не в Москве.

Наконец внизу послышались шаркающие звуки, и неопределенного возраста женщина с трудом потащилась по лестнице.

– Простите, – остановила я ее, – который час?

Тетка устало поставила сумищи и ответила:

– Без двух шесть.

Ничего себе, договаривались-то на пять. Ну нет, больше ждать не стану. Наведаюсь потом к необязательной даме в другом виде и под другим предлогом.

На улице было уже совсем темно. Угораздило же родиться в стране, где восемь месяцев зима! Дома стояли тихие и мрачные. На детской площадке поскрипывали качели. На них сидел парень, по виду лет двадцати, лица не различить, но короткая куртка-дубленка и отсутствие шапки свидетельствуют о принадлежности к подрастающему поколению.

Я прибавила шаг, вокруг никого. Скрип оборвался, отчего-то стало жутко. Так внезапно затихает музыка в кинофильмах. Потом, как правило, следует появление инопланетян или невероятных чудовищ. Сзади послышалось сопение, ноги сами перешли на легкий бег, но тут мое тело вдруг наткнулось на какую-то преграду, и голова инстинктивно повернулась назад, и перед глазами на несколько секунд появилось безумно знакомое, можно сказать, родное лицо.

– Ба… – начала я говорить, ощущая, как отступает невероятный, предсмертный ужас. – Ба…

Но свет разом померк и наступила ночь.

– Пьяная небось, – донеслось из темноты.

– Не, – ответил другой голос, – вроде не пахнет, может, наркотиками обкололась.

– Замерзнет, жаль!

– Ну и хрен с ней, всех не пожалеешь.

Я распахнула глаза и увидела две не слишком ясные тени. Через пару секунд поняла, что лежу в углу чужого двора, между мусорными бачками, а рядом стоят две простого вида тетки, решившие наплевать на приметы и вынести помои поближе к ночи.

– Вам плохо? – осведомилась одна, на всякий случай отодвигаясь.

Я кое-как села и потрясла головой. Куртка расстегнута, кофта тоже, вокруг валяются распотрошенные куски ваты, но юбка в целости и сохранности, булавка, придерживающая пояс, не тронута, колготки на месте. Если стала жертвой насильника, то очень странного, этакого любителя подготовительного процесса. Налетел, оглушил, залез под кофту, вытащил вату при помощи которой я весьма ловко изобразила формы Памелы Андерсон, раскидал белые хлопья и… ушел. Хотя на голове вроде бы ни шишек, ни ран.

– Вам помочь? – сурово спросила другая тетка.

– Сердце прихватило, – пробормотала я, пытаясь подняться на разъезжающихся ногах, – шла, шла и упала.

Бабы моментально сменили тон.

– Господи, – запричитали они, поднимая меня с ледяной земли, – хорошо, что мы на помойку отправились, а то так ведь и помереть недолго.

Одна из добрых самаритянок затащила меня к себе в квартиру. Небольшая «богато» обставленная комната говорила об устойчивом достатке хозяев. Полированная «стенка» с «золотой» фурнитурой забита хрусталем. Один ковер лежит на полу, другой, получше качеством, гордо висит на стене, огромный телевизор, видик с кучей кассет, несколько картин в резных рамах, телефон, стилизованный под старину, а на диване дремлют три кошки: персидская, ангорская и самая обычная, короткошерстная, тигрового окраса.

Хозяйка впихнула меня в ванную. Я оглядела забитую шампунями и кремами полочку. Нигде не видно геля для бритья, а станок с лезвиями – женский «Жилетт» нежно-зеленого цвета. Скорей всего живет без мужа, но с ребенком. Вон здесь сколько пластмассовых бутылочек в виде Микки Мауса, Гуффи и Винни-Пуха.

– Чай или кофе? – крикнула хозяйка.

– Кофе, если можно, – отозвалась я, умываясь.

Кухня оказалась большой и красиво оформленной, кофе, хоть и растворимый, дорогим и довольно приятным. Интересно, кем работает женщина, если позволяет себе кофе «Карт нуар», сигареты «Парламент» и ликер «Бейлис»?

Хозяйка тем временем глянула на мое чисто вымытое лицо и ахнула:

– Зачем так по-уродски краситесь? Честно говоря, сначала подумала, что вам лет пятьдесят, а сейчас вижу, что мы одногодки.

Ну, это явный комплимент, потому что сидящей передо мной женщине не более тридцати.

– Спасибо, – с чувством произнесла я, – если бы не вы, могла замерзнуть.

– Запросто, – улыбнулась моя спасительница и добавила: – Меня зовут Лена. Вообще-то вас сначала Зина заметила, но подойти побоялась. В гости шли, да?

Я поглядела на ее простое, бесхитростное лицо, вроде бы с ней можно поговорить. Краем глаза увидела на подоконнике довольно потрепанный загранпаспорт. Понятно, скорей всего занимается челночным бизнесом и тянет в одиночку ребенка.

– Вот, приехала к родственнице из другого города, договорились в пять часов встретиться. Звонила, звонила, а Веры Ивановны нет, спустилась вниз…

– Никитиной, что ли? – усмехнулась Лена. – Небось телеграмму дали о приезде?

– Да.

– Кто она вам?

– Ох, трудно объяснить. Дружили наши мамы, они троюродные сестры, а я Веру Ивановну только один раз в жизни и видела, вот надумала в столицу съездить, гостиницы дорогие…

Лена рассмеялась.

– Вера Ивановна небось дома сидит, а дверь специально не открывала, езжайте лучше на ВДНХ, там есть Дом колхозника, вроде отеля, но удобств никаких, комнаты на двенадцать человек, зато стоит копейки.

– Не могла она со мной так поступить.

– Запросто. Верка еще не то выделывала!

Закурив «Парламент», Лена принялась сплетничать, самозабвенно вываливая мне всю известную о неприятной соседке информацию.

Живут в одном доме давно, вместе въезжали, только у Никитиной тогда была обычная трехкомнатная квартира, а обитали в ней двое – сама Вера и сын Тимофей.

– Раньше соседкам врала, – усмехнулась Лена, – что муж погиб на Северном полюсе, ну не смешно ли? Вроде не в средние века живем, я вот и не скрываю – тащу дочку одна-одинешенька, по Китаю мотаюсь, ищу, где подешевле купить, а эта – Северный полюс, умора. А как разбогатела!

В голосе Лены слышалась самая настоящая досада. Еще не так давно Вера Никитина ходила зимой и летом в одном задрипанном платьишке и прямо из теплых сапог влезала в белые босоножки. С работы ездила на троллейбусе и потом, охая, тащила от остановки авоськи, из которых бесстыдно высовывались наружу хвосты минтая.

Был у нее брат, плюгавенький мужичонка в индийских джинсах и дешевеньких ботиночках из кожзама. Но сестру, очевидно, любил, потому что приезжал часто, да не с пустыми руками: то торт тащил, то фрукты…

Потом, в начале 90-х, ситуация разительно переменилась. Вера неожиданно купила двухкомнатную квартиру соседа по лестничной клетке и закатила грандиозный ремонт со сменой всего возможного и сносом стен. Сделала даже сауну. Следом появилась качественная одежда, новенькие «Жигули», а сын Тимофей отправился учиться в МГУ, на суперпрестижный юридический факультет.

Кардинальным образом изменился и брат. Вылезал теперь из роскошной иномарки и вытаскивал из багажника коробки с дорогущими бутылками и пирожными.

– Вон скольких людей обманула! – вздохнула Лена.

– Почему обманула?

– Так дерет ведь гигантские суммы за поступление в институт, – пояснила Лена. – К ней Фаина Михайловна обращалась.

У соседки с пятого этажа, парикмахерши Фаины, подрастало чадушко. Боясь армейской службы, мамаша обратилась к Вере. Мол, помоги по-соседски, пристрой к себе недоросля.

Никитина, однако, заявила:

– Подобные дела даром не проворачиваются. Придется дать кое-кому деньжонок. Общая сумма – три тысячи баксов.

Парикмахерша ойкнула, она надеялась пристроить ребенка задарма, но не тут-то было. Вера Ивановна пояснила:

– Платное отделение стоит две тысячи в год, умножь на пять, сколько получишь? А так всего-навсего за три пристроишь в бесплатную группу. И потом денежки отдаешь только в случае поступления, а не вперед.

Фаина поднатужилась, наскребла нужную сумму. Сынок был благополучно зачислен на первый курс. Спустя два года он выяснил в случайном разговоре, что просто он сам отлично сдал вступительные экзамены. Вера говорила парикмахерше, будто подправляла сочинение, и даже брала авторучку мальчишки, но на самом деле работа изначально была написана на твердую пятерку.

Милый, весьма распространенный среди нечистоплотных вузовских преподавателей вид мошенничества. Сдаст абитуриент хорошо экзамены – берут мзду. Провалится – так тому и быть. Никто, естественно, в приемную комиссию не ходит и ни о чем не просит.

Фаина, узнав неприглядную правду, прекратила здороваться с предприимчивой соседкой, но той как с гуся вода.

– Парень ее без конца в Париж ездит, – вздыхала Лена, – дела какие-то проворачивает. Ничего против не имею, сама то в Пекин, то в Харбин катаюсь. Только назад короба тащу неподъемные, багажа по сто кило, а этот с педерасточкой туда, с пакетиком оттуда. Что за бизнес? Вот бы научиться. И невесту ему мать подыскала – Ниночку. Из богатых, да и отец при чинах. Приезжал он тут с будущей сватьей знакомиться. Машина роскошная. Сам прям жених, военная форма… Верка аж во двор выскочила: «Ах, ах, Феликс, пойдемте в дом!» У меня отца так звали, вот и запомнила, Сами понимаете, гости из провинции такой ни к чему! А вы зря проходным двором пошли, в Москве сейчас уголовников полно. Скажите спасибо, что не убили. Небось сумка с собой была, и кофточку расстегнули, деньги искали…

«Нет, милая Леночка, – подумала я, усаживаясь в «Вольво». – Искать-то искали, но не кошелек. Вера Ивановна решила поступить просто. Чем платить глупой бабе деньги, лучше отнять бумаги силой. Поэтому и дома никого не было, а грабитель преспокойно поджидал жертву во дворе. Наверное, бросил мне на лицо тряпку с эфиром, потому что, похоже, не били. Вот только одно непонятно, перед тем как окончательно потерять сознание, я увидела лицо нападавшего, более того, великолепно узнала мужика. И сейчас приходится констатировать, что разбоем занимался Базиль Корзинкин. Неужели приятель совсем сошел с ума? Видела его физиономию в упор, правда, ощущалась в ней какая-то странность. Значит, скорей всего Корзинкин живет дома у Веры Никитиной. Нет, совершенно необходимо попасть к бабе в гости. Но как?»

Прокрутившись полночи в постели, придумала поистине гениальный план и начала осуществлять его с утра пораньше. Правда, мне пытался помешать Александр Михайлович. Позвонил в десять утра и грозно велел:

– Немедленно приезжай, допрашивать буду.

– Почему?

– По кочану, – ласково ответил Дегтярев. – У кого в багажнике Никитина нашли? Вот и давай сюда. И вообще, где целыми днями носишься? Дома нет, а мобильный молчит.

Я поглядела на свой «Эрикссон». Опять забыла поменять батарейку.

– Можно после обеда?

– Нельзя.

– Но я еще не одета!

– Полчаса хватит?

– А покраситься, причесаться, позавтракать?

– Принять ванну и выпить шампанское, – съязвил полковник, – в полдень жду, захвати склерозник.

– Зачем?

Но в трубке уже противно пищало. Ладно, так и быть, сначала к Александру Михайловичу, потом к Никитиной. Но оденусь сразу как для визита к Вере – дорого и слегка вызывающе. Вот этот брючный костюмчик от «Лагерфельда» подойдет. В ушки тяжелые серьги с сапфирами, подарок Кеши на Рождество; шею обмотаем парочкой золотых цепочек; на запястья по браслету и часы. Макияж скромный, глаза голубые, зато духов побольше. Любимые «Коко» от «Шанель» сюда не идут. Вот «Дольче вита» от «Диора» в самый раз.

Искрясь и переливаясь, словно новогодняя елка, я побежала выпить кофе.

– Парадный выход императрицы, – откомментировала ехидная Зайка. – Куда отправишься с утра в таком невозможно красивом виде?

– К Маше в колледж, обещала посетить родительское собрание.

Ольга примолкла. Манюня учится в дорогом заведении, педагоги первоклассные, знания девочка получает отменные. Но коллектив, естественно, понимает, что родители у учеников не бедные. Две тысячи долларов в месяц мало кому по карману. Богатство приходит разными путями. В Маруськином классе семь человек. Определили мы ее туда, когда приехали из Парижа, и на самое первое родительское собрание я явилась в джинсах и простенькой курточке. Остальные мамаши щеголяли, несмотря на теплый октябрь, в собольих шубах до пят, сверкая золотыми цепями толщиной с ошейник Банди. Естественно, мне никто не сказал ни слова. Накануне Нового года решила проявить инициативу и позвонила председательнице родительского комитета, чтобы спросить, не следует ли собрать деньги на подарки преподавателям. Женщина слегка замялась, потом пробормотала:

– Всегда покупаем презенты, только не волнуйтесь, за вас уже сдали.

– Кто? – искренне изумилась я.

– Да так, – продолжала мямлить родительница, – нам не трудно, а вам накладно. Уж извините, но видим, как одеваетесь, и понимаем, что во всем себе отказываете, лишь бы девочку в хорошей школе учить!

Я заверила председательницу, что с финансами в семье полный порядок, и теперь хожу в колледж, как супруга магараджи – вся в золоте и каменьях. К слову сказать, дети одеты просто, и лишь наметанный глаз оценит истинную стоимость непрезентабельных джинсов «Труссарди» и «родных» кроссовок «Адидас».

Зайка тщательно обмазывала ломтик хрустящего хлебца тонким слоем масла. Бедолага постоянно сидит на диете, дотошно высчитывая содержание жиров, белков и углеводов в каждом откушенном куске. Масла ей полагается в день пять грамм. И сейчас Ольга решала сложную задачу – намазать всю норму на тостик или все же сдобрить маслом ужин? Наконец приняла решение и принялась возюкать ножиком по хлебу. Ефим, наблюдавший за процедурой, хмыкнул:

– Возьми нормальный кусок. Экономите, что ли?

– Я на диете, – спокойно пояснила Зайка, – жирного нельзя, сладкого, острого…

– Больная, значит, – протянул старик. – Какая молодежь гнилая пошла, я в твоем возрасте гвозди мог съесть, и ничего. То-то смотрю, тощая, вроде мумии, и уши торчат.

– Я не лопоухая, – возмутилась Ольга, не отреагировав на сравнение с мумией.

– Да не те уши, здесь, гляди, – сообщил Ефим, показывая на тазобедренные суставы, – вот они, как ручки у вазы.

Ольга удовлетворенно провела рукой по выпирающим костям и облегченно вздохнула. Она была совершенно счастлива. Старик нахмурился, наверное, понял, что вышесказанное воспринималось невесткой как комплимент. А он получает удовольствие, только когда говорит гадости.

– Впрочем, – быстро нашелся старик, – не расстраивайся, Вот ляжки у тебя очень даже ничего, как окорочка, жирненькие.

Зайка с подозрением покосилась на Ефима, но тостик отложила в сторону. Во взгляде гостя промелькнуло удовлетворение, и он принялся со спокойной душой прихлебывать крепкий кофе. Ну надо же! Всю жизнь курит, пьет, таскается по бабам, просиживает ночи напролет за картами, днем носится по ипподрому, и глядите – дожил почти до ста лет, в полном разуме, никаких признаков маразма или склероза. Да и не болеет никогда…

– Ефим Иванович, – не удержалась я, – вы витамины пьете?

– Только «це», – ответил он.

– Какой? – удивилась я.

– Ну тот, что в яйце, сальце, винце, да еще бабца можно прибавить, – и он захохотал, обнажая идеальные протезы. Белые, ровные клыки. Впрочем, на одном, в самой глубине, тускло сверкнула коронка. Нет, обман зрения. Не может быть, чтобы и зубы сохранил. Так не бывает. Я машинально нащупала языком слегка качающийся штифт и вздохнула. Что может быть хуже визита к стоматологу?

Но через два часа получила ответ на этот вопрос. Хуже только официальная беседа с Александром Михайловичем.

– Здравствуй, садись к столу, – сообщил полковник и принялся долго и нудно заполнять разнообразные листочки. Потом резко спросил: – Где находилась второго ноября, что делала, с кем встречалась? Опиши поминутно.

Я так и подскочила.

– Ну ты даешь, почти месяц прошел, да я не помню, где вчера ездила.

– Склерозник с тобой?

Пару лет тому назад я поняла, что катастрофически все забываю. Первый звонок прозвенел 29 сентября. Явилась домой около одиннадцати вечера и обнаружила в гостиной кучу народа, огромный торт, шампанское…

– По какому поводу веселье? – спросила я у оживленной Зайки.

Та секунду глядела на свекровь, хлопая глазами, потом со вздохом ответила:

– У моего мужа день рождения.

Я осмыслила информацию, но все же переспросила:

– У Кешки?

– Ну да, – ехидно протянула Ольга, – моего супруга зовут Аркадий, а имечко евойной маменьки Дашутка. Хочешь познакомлю?

Пришлось в спешном порядке мчаться ночью в дежурный супермаркет и покупать отвратительный набор – два бокала и бутылка псевдофранцузского коньяка.

Решив в следующий раз быть внимательной, я 13 октября в девять утра влетела в Зайкину спальню, сжимая в руке антикварную вещицу – фарфоровую фигурку бульдога. Ничего не понимающая невестка уставилась на подношение.

– Это мне? – удивилась Ольга. – Очень мило…

Обратить бы внимание на ее изумленный тон и задуматься… Но нет, я с ходу выпалила:

– С днем рождения, дорогая, хотела тебя первой поздравить.

– Ты преуспела, – ответила, зевая, Зайка, – опередила всех ровно на месяц, потому что я родилась 13 ноября.

Затем спутала день отлета в Париж, явилась в Шереметьево 29 декабря и вытащила из сумочки билет на 28-е. Словом, следовало принимать экстренные меры. Гадкие дети наперебой давали ехидные советы.

– Завязывай узелок, – велел Кешка.

– Ага, – засмеялась Ольга, – прикинь картину. Вечер, в полумраке у камина сидит Дарья и перебирает веревку с узлами, пытаясь вспомнить, зачем она их тут навертела!

– Тогда пусть, как Оксана, ставит на руке крестик, – предложила Маня.

– И превратится в татуированного уголовника, – вновь осталась недовольна Ольга.

Присутствующий при разговоре Александр Михайлович рассмеялся:

– Подарим ей ежедневник, сам туда все записываю, память стала никуда.

Я с благодарностью взглянула на приятеля и к вечеру получила от детей красивую толстенькую книжечку в кожаном переплете. Это и впрямь оказалось крайне удобно. Только нужно в нее регулярно заглядывать, но про то, что Машин день рождения 6 сентября, я уже не забыла, да и Кешке купила подарок заранее.

Полковник взял склерозник, полистал и спросил:

– Вот записано: 2 ноября – купить занавески.

– А, – радостно вскрикнула я, – точно, Зайка велела обновить гардины, и пришлось почти весь день мотаться по магазинам.

– Где была?

Я призадумалась.

– Дом ткани на Ленинском проспекте, ГУМ, ЦУМ, фирменный магазин «Драпировка» на Прямикова.

– Все?

– Вроде на Прямикова очень устала, там километры тканей, в глазах зарябило. Гуляла, гуляла по залам, но ничего не нашла и домой порулила. Бестолковый день вышел, глупый и пустой…

– Не купила?

– Нет, придется опять ехать, да еще вчера Галя ухитрилась поджечь занавески, Зайка просто вне себя была сегодня, приказала хоть какие-нибудь привезти. Вот от тебя и отправлюсь.

– Ну-ну, – процедил полковник и принялся задавать другие дурацкие вопросы, а под конец спросил совершеннейшую глупость:

– У тебя ведь вишневый автомобиль «Вольво»? Такой темноватый цвет с отливом?

– Можно подумать, никогда на нем не катался, – огрызнулась я.

– А сиденья цвета кофе с молоком?

– Да, очень маркие, в салоне даже слегка цену сбавили – никто не хотел покупать.

– А ты приобрела? И моешь теперь каждый день?

– Нет, конечно, натянула черные чехлы, и порядок.

– Номер автомобиля?

– Слушай, прекрати, – взорвалась я, – сам превосходно знаешь!

– Это официальный допрос, – отрезал полковник, – изволь отвечать, а то напишу – «отказывается давать показания» и задержу на семь суток.

– Не имеешь права, только до выяснения личности, а паспорт вот, в сумочке лежит!

– Было бы желание арестовать, а повод найдется, дай сюда. – И он выхватил бордовую книжечку.

Несколько секунд стояла тишина, потом раздался удовлетворенный голос:

– Ага, ну так и знал – под фотографией нет личной подписи, и паспорт недействителен.

– Ты чего! – заорала я.

– Того, – передразнил полковник, – нарушение нашел, непорядочек в документах, так какой номер у принадлежащего вам «Вольво», гражданочка?

– 625 ке, – машинально сообщила я и окончательно обозлилась. Задурил мне голову и добился, чего хотел. Следующий час прошел примерно так же. Наконец, сжимая в кулаке пропуск, я вылетела на улицу, где бушевала ноябрьская непогода, и утерла пот. Интересно, если Александр Михайлович ухитряется довести почти до обморока ни в чем не повинного свидетеля, то как же приходится настоящим преступникам?

Покурив и слегка успокоившись, я двинулась в институт. Та же учебная часть, те же женщины за столами, но реакция совершенно другая. При виде хорошо одетой дамы инспекторши заулыбались и приветливо, чуть ли не хором, поинтересовались:

– Вам помочь?

Но я подошла к Никитиной и довольно бесцеремонно, как, впрочем, и ожидается от богатой мадам, спросила:

– Верочка? Таня очень подробно вас описала.

Начальница учебной части на секунду призадумалась, потом лицо ее разгладилось, и она радостно ответила:

– Танечка Корнилова?

– Она самая, – подтвердила я, тоже излучая счастье, – именно Корнилова.

Давно знаю, хотите прикинуться посланцем кого-то из знакомых, называйте имя Таня, обязательно «припомнят».

– Чудесно, – щебетала Вера Ивановна, – пойдем потолкуем спокойненько.

Меня вновь завели в комнатушку с чайником, но на этот раз из шкафа была извлечена баночка отвратительного индийского кофе и несъедобный польский кекс «Киви».

– Как там Танюша? – осведомилась Никитина.

– Прекрасно, – решила я не распространяться на опасную тему, – как всегда, вот обещала, что вы мне поможете.

– Слушаю, – посерьезнела женщина.

Я принялась вдохновенно врать. Слава богу, не испытываем с мужем никаких финансовых проблем, и сын преспокойненько учится в МГИМО, а вот дочь! Сплошное наказание, а не девчонка. На уме только гулянки да наряды, никакой серьезности, брату грубит через слово, а на днях повздорила с отцом. Муж взбесился и повелел в трехдневный срок пристроить мерзавку хоть куда, лишь бы при деле была.

Вера Ивановна задумчиво повертела чайную ложечку.

– Уже конец ноября, скоро сессия…

– Вы девчонку пригрейте, – велела я, – мы справки достанем, вроде бы болела…

– Не надо бумажек, – отмахнулась Никитина, – сама с педагогами договорюсь, только стоить будет соответственно дороже, чем простое поступление…

– О чем речь, – махнула я рукой и, достав из кошелька платиновую кредитку, принялась постукивать ею по столу, – только Танечка говорила, что деньги после зачисления отдают.

– Естественно, – ответила Никитина, – готовьте десять тысяч, в понедельник выпишу студенческий, тогда и расплатитесь.

Я изобразила смущение.

– Заплачу больше, если сделаете еще одно дело.

– Какое? – насторожилась Никитина.

– Поговорите с моей идиоткой, напугайте чем-нибудь или постарайтесь убедить, что учиться надо, нас она не слушает.

Вера Ивановна улыбнулась:

– Ну за такую услугу денег не берут, приезжайте сегодня вечером ко мне домой, в пять, попробуем обломать девицу. У самой сын подрастает, поэтому отлично понимаю вашу тревогу. Да, маленькие дети спать не дают, от больших сам не уснешь!

Провожаемая этой сентенцией, я ринулась к машине. Надеюсь, мои дома, и удастся кого-нибудь уговорить.

Иногда судьба бывает благосклонна. За столом преспокойненько обедали Маня и Зайка. Мой взгляд бегал по их лицам. Безусловно, Ольга больше походит на студентку, но может с презрением отвергнуть дурацкую просьбу, Маруська тут же радостно согласится. Но на ее мордашке четко написан почти детский возраст.

Дождавшись, пока невестка проглотит вареную капусту, пошла за ней в спальню и лицемерно завела:

– Заинька, по-моему, пора перестать сидеть на диете, ты так исхудала за последнее время, скелетик, да и только.

Девушка удовлетворенно вздохнула и сообщила:

– Борьба с целлюлитом скоро окончится моей полной и бесповоротной победой!

Но я уже неслась дальше:

– Какая хорошенькая новенькая собачка, где взяла?

Последовал длительный рассказ об удачном приобретении фарфоровой фигурки.

Потом я с восхищением ухватила начатое вязанье и принялась нахваливать работу:

– Удивительный орнамент, настоящее произведение искусства! Сложнейший узор!

Но Ольга заподозрила неладное и сурово поинтересовалась:

– Чего надо?

– Неужели не могу зайти просто поболтать?

– Дарья, – не выдержала Зайка, – говори живо, зачем я тебе понадобилась!

– Съезди со мной к одной даме и изобрази избалованную дочку «новых русских».

– Зачем?

– Очень надо.

– Кому?

– Мне.

– Насколько помню, – протянула Ольга, разглядывая себя в зеркале, – последний раз, когда я по твоей просьбе ездила на свидание с неким красавцем, дело весьма плохо закончилось. Просто скандал. Аркадий нас чуть не убил.

Я молча повернулась и пошла к двери.

– Постой, – оживилась Зайка, – ты куда?

– Попрошу Маньку, вот уж у кого отличные актерские способности.

Ольга не снесла такого унижения.

– Я тоже могу изобразить что угодно. Когда едем?

– Сейчас, только одеться надо соответственно.

– Не учи ученую, – отмахнулась невестка, подбегая к шкафу, – значит, капризная девица богатеньких Буратино? Иди к себе, минут через пятнадцать спущусь.

Я выждала для верности полчаса и, сев в «Вольво», погудела.

Из парадной двери выпорхнула невестка. Челюсть у меня тихо отвисла – никогда не видела Ольгу в подобном виде.

Длинная шубка из светлой норки подолом подметает пол. Под ней надет ярко-красный кожаный костюмчик с умопомрачительным вырезом почти до пупка. Впрочем, юбка заканчивалась примерно там же, где и декольте. Длинные и стройные Ольгины ножки засунуты в белые лайковые сапоги с ботфортами, платформа такая, что, спрыгнув с нее, можно покончить жизнь самоубийством. Там, где заканчиваются ботфорты, мелькают черные сетчатые колготки.

Но основная метаморфоза произошла с головой. Обычно аккуратно причесанные волосы блондинки от природы сейчас были взлохмачены, на глаза свисали разноцветные пряди – розовые, красные, фиолетовые. В ушах куча серег, лицо размалевано до невозможности.

Увидав мою отвисшую челюсть, Зайка ухмыльнулась и, растопырив украшенные перстнями пальцы, протянула:

– Маманя, защелкни протезы, ты чего, в натуре, дочурку не признала, старая жаба!

Потом вытащила откуда-то из-под мышки Жюли и спросила:

– Ну как?

Я глянула на йоркширскую терьерицу. Челку собачки украшал сапфировый зажим, а на тоненькой шейке моталась золотая цепочка.

– Впечатляет.

Ольга выдула громадный пузырь из жвачки, потом ловко щелкнула его и заявила:

– Давай, мамашка, инструктируй, мы тебя не подведем.

На этот раз, не успели мы позвонить, как дверь распахнулась, и мы вступили в холл. Судя по обалделому взгляду Никитиной, внешний вид Зайки произвел на нее должное впечатление. Ольга небрежно дернула плечом, шубка упала.

– Мама, – протянула девушка, – подыми.

Я подхватила пахнущий духами мех и водрузила на вешалку. Нас провели в гостиную. Скорей всего ее сделали из двух комнат, потому что в середине потолка провисала балка. Помещение обставлено роскошно – белая кожаная мебель, туркменские ковры, настенные часы «Павел Буре», полированные шкафы и золоченые статуэтки лошадей. Полное смешение всяческих стилей. Похоже, хозяйка просто покупает, что подороже. Ну где она отрыла эту картину, висящую между окнами? Нагая, весьма толстомясая дама томно возлежит на парчовом диване, рядом – косорыленький амур с кувшином. Варварское великолепие. Но чудовищнее всего люстра. Двадцать четыре бронзовые паучьи лапки, украшенные розетками и завитушками.

– Пить хочу, – капризно протянула Ольга.

– Сейчас чай вскипит, – приветливо ответила хозяйка.

– Только цейлонский, – строго предупредила Зайка, – велите индийский не подавать.

И она спустила Жюли на пол. Терьерица немного повертелась на месте и навалила ароматную кучку прямо посередине бежевого ковра.

– Мама, – заныла капризным голосом Ольга, – убери!

Ну, это уже слишком! Вера Ивановна бросила на меня сочувственный взгляд и велела Зайке:

– Возьмите в туалете совок и веник.

– Я? – возмутилась невестка. – Я? Совок и веник? Да ты, дорогая, никак ума лишилась. За деньги небось дело делаешь, так помалкивай, Макаренко! Мать, иди и убери.

Я пошла в глубь коридора, миновала пустую кухню и походя заглянула в четыре комнаты. Никого, никаких следов Базиля.

В ванной горы разнообразных средств, в частности, штук восемь лосьонов и одеколонов после бритья. Но, насколько помню, Базиль долгие годы пользуется парфюмерией «Буржуа», а ее-то тут и не видно.

Отмотав большой кусок туалетной бумаги, я вернулась в гостиную, где Зайка, выдувая липкие пузыри, со скучающим видом слушала выступление Веры Ивановны на тему «Облагораживающая роль образования».

Тут раздался голос:

– Я пришел, – и в комнату вступил Базиль.

В первую секунду чуть было не заорала от радости, но удержалась и в следующее мгновение поняла, что вижу молодого человека лет этак двадцати. Лицом пришедший страшно походил на Корзинкина – смуглый цвет кожи, тонкий аристократический нос, чуть влажноватые карие глаза… Нет, покойный Трофим зря возводил напраслину на свою мать. Видно, в роду Корзинкиных и впрямь иногда рождаются восточные красавцы. У Николая таким получился внук, у Трофима – правнук. Но как похожи! Просто одно лицо! Только француз на несколько десятилетий старше. Жаль, не знала мужика в молодости. Но, кажется, опять тяну пустую фишку. Не Базиль напал на меня, а этот паренек.

– Знакомьтесь, Тимофей, мой сын, – улыбнулась Вера Ивановна.

– Тима, – протянул руку парень.

– Очень приятно, – пробормотала я, сжимая безвольную, мягкую, похожую на дохлую рыбу ладонь.

– Тимочка вот учится, – вновь завела Никитина, отрабатывая баксы.

Интересное, однако, дело получается! Нина крутится в криминальном бизнесе, связанном с проституцией. Одновременно она – будущая жена Тимофея Никитина. Помню, помню, как сплетничала вчера милая соседка Леночка про приехавшего на новенькой иномарке будущего свекра, военного по имени Феликс. Сдается, это мой недавний знакомый, начальник колонии господин Самохвалов. Значит, они все между собой знакомы, более того, собираются породниться и явно проворачивают незаконные делишки. Хотя, может, я зря так думаю, и это просто случайное совпадение? Вера Ивановна разбогатела на взятках от родителей абитуриентов, Феликс Михайлович тянет денежки с родственников заключенных, Ниночка просто связалась с преступной организацией. А Тима?

Интересно, где сыночек познакомился с Ниной? Я прервала вдохновенную речь Веры Ивановны, исполнявшей вариации на тему «Ученье – свет, а неученье – тьма».

– Какой у вас сын красавец, вот была бы пара моей дочурке.

Никитина улыбнулась:

– Хороший мальчик, беспроблемный, учится отлично, и у него уже есть невеста – Ниночка. Красавица, умница, кстати, наша студентка.

– Наверное, специально сыну богатую девочку подыскали, – бесцеремонно заявила я, – но имейте в виду, дам за своей великолепное приданое – дом, землю, счет в банке. Мне бы ее хоть куда пристроить – либо учиться, либо замуж.

Вера Ивановна повнимательней поглядела на Ольгу. Зайка выдула очередной пузырь, потом извлекла из сумочки плоскую фляжку и сделала добрый глоток. Никитина, очевидно, решила, что подобный подарок не скрасит даже миллион долларов, потому что тут же сказала:

– Никого не сватала. Моя школьная подруга вышла замуж за военного, мы дружили, переписывались. Потом, к сожалению, Соня умерла, а Ниночка приехала поступать, ну и зашла в гости. Кто знал, что дети полюбят друг друга.

Поняв, что больше мне здесь ничего не узнать, я стала покашливать.

– Хочу писать, – сообщила Ольга и ушла.

Вера Ивановна вздохнула:

– От души сочувствую вам, девочка трудная, сомневаюсь, что ученье пойдет впрок, может, лучше найти мужа? Говорят, материнство меняет. Впрочем, будьте счастливы, что хоть не наркоманка, просто капризница. Давно пьет?

Я махнула рукой:

– С восьмого класса.

– Вот горе-то, – совершенно искренно сказала взяточница и добавила: – Как странно!

– Что?

– Да вот сумка, – ткнула Вера Ивановна рукой в ридикюльчик из крокодиловой кожи, который мне всучила Зайка. – Думала, второй такой нет. Тима из Парижа привез, пошла с ней в гости, а сумочку украли. Он специально искал, чтобы буква «В» висела. По-ихнему это «Б», а по-нашему «В». Очень, просто очень похожа на мою.

Я уставилась на дорогую вещицу. Надо же, несколько дней потратила, разыскивая владелицу, решила, что она принадлежит Лоле, хозяйке агентства «Альбатрос», а выясняется, что Вере. И где Зайка ее взяла? Наверное, нашла на сиденье в «Вольво».

Отъехав несколько кварталов, я накинулась на невестку:

– Можно было не заставлять меня убирать какашки!

Зайка сдула с глаз разноцветные прядки и с деланным простодушием удивилась:

– Сама же хотела пробежаться по комнатам! Лучшего повода и не придумать, чем искать туалет в чужой квартире! Поэтому я и Жюли прихватила!

Что верно, то верно. Милая и благовоспитанная дома, в гостях терьерица первым делом какает, причем старается выполнить акт дефекации прилюдно и по возможности в центре хозяйского ковра. Поэтому практически никогда не берем ее с собой.

– Откуда сумку взяла?

Ольга всплеснула руками.

– Ну ты даешь! Здесь, в машине, на заднем сиденье валялась! Я еще удивилась, зачем покупать такое уродство – дорого, аляповато и совершенно немодно. Сейчас носят такие маленькие, почти кошелечки…

И она принялась вдохновенно рассказывать о последней моде на кожаные изделия. Я автоматически нажимала на педали, крутила руль, но голова была занята совершенно иными мыслями. Значит, Никитиной должно быть известно местонахождение Базиля!

– Давай сразу на Прямикова, – велела Ольга, – там самый большой магазин.

– Зачем?

– А занавески?

– Ты поедешь в магазин в таком виде?

– Ну и что, – ухмыльнулась Зайка, – по-моему, великолепно выгляжу, всеобщее внимание обеспечено!

Да уж, насчет внимания она оказалась совершенно права. Не успели мы войти в зал, как продавщицы, побросав рулоны с тканями, уставились на Ольгу, а единственный торговец мужского пола кинулся к невестке со всех ног и не отходил от нее ни на шаг, пока она крушила прилавки.

Я забилась между двумя стояками с образцами драпировок и принялась усиленно делать вид, будто выбираю подходящий товар. Все равно Зайка приобретет ткань по своему вкусу, а меня тошнит при виде любого магазина. Просто ненавижу толкаться среди прилавков, глубокомысленно выбирая между «красненькими в цветочек» или «беленькими в горошек». А Ольга с энтузиазмом разматывала все новые и новые рулоны… Часа через два остановится, не раньше. Правда, хуже всего ходить за покупками с Кешей. Я, как всегда, стараюсь побыстрей схватить необходимое и выскочить вон. Сын медленно бредет по отделам, тщательно разглядывая ассортимент, потом изрекает:

– Мать, тебе нужны туфли!

Никакие доводы не помогают, и меня, пришедшую купить пару упаковок туалетной бумаги, запихивают в обувной отдел, заставляют перемерить почти все выставленные образцы. В результате вылетаю из магазина, обвешанная коробками и пакетами, и уже дома вспоминаю, что туалетную-то бумагу я так и не купила.

Зайка перевернула вверх дном весь магазин, довела продавщиц почти до обморока, но все-таки нашла подходящую ткань.

– Пусть пока хоть такие повисят, потом найду лучше, – щебетала Ольга, забирая огромные пакеты, – тут еще бархат для гостиной и несколько хорошеньких кухонных полотенец. Ой, давай еще вон тот в клеточку купим, Банди и Снапу на подстилки!

Я вздохнула. Зайка покосилась на меня и велела:

– Неси покупки в машину, сейчас приду.

На улице неожиданно резко потеплело. Все правильно, скоро декабрь, а Новый год в Москве, как правило, с дождем. Вообще в столице творится что-то непонятное. Небо чистое, тучи разбежались, снег не идет, а под ногами грязная каша, мешанина из песка, соли и растаявшего льда. Просто загадка, откуда она взялась, может, осталась со вчерашнего дня?

Бормоча проклятия, я пыталась аккуратно обойти лужи. Ну почему в Финляндии и Норвегии зимой всегда чистые тротуары? Снег идет так же, как у нас, климат почти одинаковый, а вот поди ж ты! Хотя там, наверное, городские власти знают о наступлении зимы, а наши каждый раз трогательно удивляются. Вот вчера «Московский комсомолец» дал изумительный материал – «Снег выпал внезапно». Ну не ждал никто в Москве осадков в конце ноября, думали, в Австралии живем, а тут нате вам – с неба повалили снежинки, и выяснилось, что снегоуборочные машины все как одна не работают…

– Штраф сто рублей, – раздалось за спиной.

Прижимая к груди пакеты, я обернулась и увидела молодого парня в форме.

– За что?

– Видите знак «Стоянка запрещена»?

– А этим почему можно? – возмутилась я, ткнув пальцем в стоящие рядом иномарки.

– Машинам агентства «Альбатрос» и их клиентам парковаться разрешено, – вежливо пояснил мужчина, – а вы ходили в магазин тканей.

Грабеж среди бела дня! Я отдала сто рублей и собралась укладывать покупки в багажник. Открыла крышку, и тут в голове что-то щелкнуло! «Альбатрос», труп в «Вольво»! Скорей всего здесь его и сунули в мой автомобиль. Ведь в тот день я тоже ходила по магазину тканей! Но почему киллеры выбрали именно мою машину?