Часть вторая 10 страница

Вальяжно развалившись в кресле, Иван лениво листал взятый с полки журнал. Языков, на котором тот был издан – немецкого и, кажется, фламандского – Голицын отродясь не знал, поэтому лишь тупо разглядывал крупные цветные фотографии. Лучшего способа убить время он все равно не придумал.

В ожидании вызова Иван нисколько не волновался, впрочем, равно как и накануне, во время предварительного допроса. Вежливому следователю, говорившему по‑русски по книжному правильно, но с заметным акцентом, Голицын сообщил всю правду: о давнем стратегическом замысле Альгера оккупировать Землю, о хитроумном плане с использованием курсантов Школы, о неожиданном провале, вызванном внезапным вмешательством Ранолы.

Голицын и сам до конца не понимал, почему он так спокоен. Ведь с какой стороны ни посмотри, он, оказывается, замешан во всем этом безобразии по самое не хочу. Тем не менее, он нисколько не боялся ни допроса, ни самого суда. Да, по большому счету, не очень‑то о причинах этого своего спокойствия и задумывался.

Щелкнул замок, и уже знакомая девушка пригласила его идти за собой. Не чувствуя ничего, кроме облегчения от закончившегося ожидания, Иван неторопливо поднялся из кресла, бросил на столик недосмотренный журнал и вышел из комнаты. Несколько минут они шли долгими извилистыми коридорами, то и дело останавливаясь перед прозрачными дверьми, послушно распахивающимися после того, как девушка проводила по устройству возле них специальной карточкой. И лишь последняя дверь – высокая и деревянная – открылась им навстречу сама. Пройдя мимо вооруженного коротким автоматом охранника в форме военной полиции, Иван шагнул в судебный зал.

Зал заседаний Трибунала имел овальную форму. В дальнем от входа его конце за длинным столом рядком сидели семь человек в свободных пурпурных мантиях. Перед каждым и них стоял плоский монитор, а также торчал микрофон на длинной изогнутой ножке. Голицын сразу понял, что это и есть судьи – по одному от каждой пострадавшей от инопланетян страны, считая Европу единой.

По бокам за еще более длинными столами располагалось человек двадцать – частью одетых в военные мундиры, частью – в гражданское. Среди них Иван сразу же выделил двоих – пожилого мужчину в белом парадном комбинезоне военно‑космических сил Альгера – слева, и худого жилистого парня в темно‑серой форме Ранолы – справа. Альгерд сидел спокойно, на появившегося в дверях зала Голицына он едва посмотрел, тут же вернувшись к монитору стоящего перед ним компьютера, ранолец же, казалось, места себе не находил. При виде Голицына он едва не вскочил на ноги и принялся буквально пожирать Ивана глазами. Иван отвернулся. Этот человек его не интересовал.

Зато заинтересовал другой. Слева, через два места от альгерда, сидел не старый еще мужчина в строгом сером костюме и таком же туго затянутом галстуке. Лишь на мгновение он встретился взглядом с Голицыном, и Ивана словно электрическим током ударило. Человека этого он не помнил, хотя, судя по всему, помнить был должен. Уже одно это настораживало. Более того, Иван откуда‑то твердо знал, что этот человек опасен. Чем? И кому? Спросите что‑нибудь полегче.

Пройдя через ползала, Голицын занял место за высокой деревянной кафедрой. Сопровождавшая его девушка попросила его слегка закатать рукава и ловким, явно отработанным движением прикрепила к запястьям Ивана крохотные датчики на резиновых присосках. Еще одна такая же серая пиявка была прилеплена сзади Голицыну к шее, и две – на виски. Иван знал, что все это нужно для подключения к детектору лжи – точнее, даже к трем детекторам – альгерскому, ранольскому и земному.

Голицын вставил в ухо наушник синхронного перевода и, по требованию восседавшего в центре семерки судьи – не то китайца, не то японца, торжественно поклялся говорить в этом зале правду и ничего кроме правды. Впрочем, сейчас это на все сто процентов соответствовало его собственным желаниям.

После формальной части, в ходе которой состоялось выяснение личности Ивана, слово вновь взял судья, сидящий в самом центре.

– Голицын Иван! – довольно резким тоном проговорил он. – Вчера вы были предварительно допрошены следователем Трибунала в качестве свидетеля. Это так?

– Да, Ваша Честь, – с полупоклоном ответил Иван, как того и требовала процедура.

– Сейчас я оглашу Трибуналу ваши показания, – заявил судья. – Прошу вас внимательно слушать, так как после оглашения вы будете вправе внести в них ваши уточнения и замечания. После этого ваши показания будут приобщены к делу и приобретут официальный статус. Вам все ясно, свидетель?

– Да, Ваша Честь, – снова ответил Голицын.

– Итак, прошу внимания…

– Прошу прощения, Ваша Честь! – со своего места внезапно вскочил тот самый настороживший Ивана человек в сером костюме. Голицын нахмурился. – Зачем приобщать к делу письменные показания свидетеля, ведь будет лучше, если суд сам его допросит от начала и до конца?

В первый момент судья, казалось, даже опешил от такой наглости.

– Господин консультант, Трибунал действует по установленной процедуре и сам разберется, что для него лучше, а что нет! – рявкнул он. – А сейчас немедленно покиньте зал судебного заседания! Ходатайство о вашем возвращении в процесс можете подать в канцелярию не ранее, чем через неделю!

Потупившись, человек в сером костюме пробормотал какие‑то невнятные извинения и понуро направился к выходу. Все присутствующие провожали его недоуменным взглядом. Все, кроме Ивана.

«Зачем приобщать к делу письменные показания свидетеля, ведь будет лучше, если суд сам его допросит?»

«Зачем приобщать к делу письменные показания свидетЕЛЯ, ВЕДЬ БУДет лучше, если суд сам его допросит?»

ЭЛЯ ВЕДЬ БУДЬ.

Эляв эдьб удь.

В глазах Голицына все померкло, затем на этом бездонно‑черном фоне появилось крохотное светлое пятнышко. Только оно и существовало в этот момент во всем мире – это Иван знал абсолютно точно. Пятнышко медленно увеличивалось в размерах, оттесняя черноту мрака в стороны, к границам сознания, и вот уже можно рассмотреть его более детально. Да, это он. Эляв эдьб удь. «Белый полярный страус‑людоед» на языке Альгера. Полная бессмыслица, в общем‑то. Полярные страусы действительно водятся на планетах материнской системы, но они не бывают белыми – их ярко‑синий окрас даже вошел в поговорку, и уж конечно же никакие они не людоеды…

– Что с вами, свидетель? Вам плохо?!

Иван открыл глаза. Он полувисел на кафедре, судорожно вцепившись побелевшими пальцами в ее верхний край и уронив голову на узкую деревянную полочку с микрофоном.

– Свидетель?! – настойчиво повторил китайско‑японский судья. – Вы в состоянии продолжать допрос?

– Да, Ваша Честь, – собрав силы, твердо проговорил Голицын, выпрямляясь. – В состоянии… Более, чем когда либо, в состоянии! – его губы сами собой растянулись в широкой улыбке: он, наконец, вспомнил, кто такой изгнанный несколько секунд назад из зала заседаний человек. Это был не кто иной, как полковник Федеральной службы безопасности России Сергей Владимирович Боголюбов. Отец Леры.

Вот только откуда ему стал известен индивидуальный пароль Ивана, присвоенный ему еще на первом занятии психотехником Школы нард‑кором Швуром? Откуда, если даже сам Голицын не только не знал его, но и вообще, к собственному стыду, забыл, что таковой существует в природе?!

Вместо запланированных изначально тридцати минут, допрос Ивана продолжался почти четыре с половиной часа. Вопросы задавали только судьи – ни присутствовавшим в зале разряженным в черные мантии и седые парики адвокатам Альгера и Ранолы, ни, тем более, самим инопланетянам, слова не давали. Если какая‑то из сторон желала что‑то уточнить у свидетеля, вопрос в письменном виде передавался суду через секретаря, и уже лишь сами члены Трибунала решали, стоит ли его озвучивать и если да – то в какой форме это делать.

Голицын заметно волновался – особенно остро это ощущалось на контрасте с его ледяным спокойствием в то время, когда Иван еще был во власти ложной памяти – однако это не мешало ему отвечать на все вопросы суда четко и по существу. Искренность же его ответов всякий раз подтверждалась беспристрастными приборами: ранолец, ожидавший, похоже, чего‑то совсем иного, скрежетал за своим столом зубами, но поделать ничего не мог: Голицын, как и обещал, говорил Трибуналу правду и ничего кроме правды.

Затруднение у Ивана вызвала лишь тема, касающаяся причины резкого изменения сути его показаний: четко вспомнить последовательность событий в день его отлета в Гаагу Голицын так и не смог, его соображения на счет участия в этом деле ранольцев были весьма путаны и расплывчаты и, похоже, не убедили ни судей, ни детектор лжи.

Наконец, удостоившись резкой отповеди за попытку ввести Трибунал в заблуждение и обещания вернуться к этому вопросу позднее, выделив его в самостоятельное производство, суд отпустил Ивана восвояси. Ему строжайше запрещалось покидать пределы Гааги и настоятельно рекомендовалось постоянно находиться в своем отеле.

Вслед за старой знакомой сопровождающей, Голицын вышел в коридор, где сумел, наконец, перевести дух. Путь к выходу из здания Трибунала занял минут десять, большая часть которых вновь ушла на отпирание многочисленных дверей. Но вот, наконец, последний кордон преодолен, и, вежливо кивнув на прощание девушке, Иван оказался на улице.

До отеля, в котором его поселили, было не более получаса неспешным прогулочным шагом, но пешком ему сейчас ходить не полагалось. Нельзя было воспользоваться и городскими такси – только особыми машинами с голубой эмблемой Специального Международного Трибунала на дверцах. Еще вчера ему было на это абсолютно наплевать, но сегодня почему‑то сильно раздражало. Нахмурившись, Голицын огляделся по сторонам, ища дозволенное средство передвижения; одна из машин – белый «Опель» – как раз подъезжала к подъезду Трибунала.

Автомобиль остановился прямо у ступеней парадного крыльца, его задняя правая дверца распахнулась, и на плитку тротуара ступила…

– Эмма! – оторопело выдохнул Голицын.

Девушка, вышедшая из машины, недоуменно подняла на него глаза.

– Ваня?!

Как из‑под земли выросшего на пути Ивана охранника снесло, словно утлую тайскую лачугу волной цунами: со всех ног бросившись к Маклеуд, Голицын заключил ее в свои объятия.

– Ваня… дорогой… – шептала Эмма, осыпая его лицо поцелуями. – Он только час назад сказал мне, что ты жив…

– Он? Кто он?

– Нард Шидд… Он внезапно появился у нас сегодня…

– А разве он все это время был не с вами? – хотя какая, в общем‑то, разница, где и с кем был все это время какой‑то несчастный альгерд?

– С тех пор, как мы вернулись на Землю, до сегодняшнего дня я ни разу не видела его… Но ты… Ты и правда жив… Ты здесь… Я думала…

– Я здесь, да… И я жив… Теперь все будет хорошо… Эмма…

Чьи‑то руки бесцеремонно схватили его за плечи и, оторвав от девушки, оттащили назад. Иван попытался было вырваться, но держали профессионально.

– Свидетелям запрещено общаться между собой до окончательного завершения работы Трибунала! – строго проговорил голос над ухом Голицына. – На первый раз вам выносится официальное предупреждение! В случае повторного нарушения мы будем вынуждены рекомендовать суду применить к вам меру пресечения в виде содержания под стражей!

Свидетели, трибунал, предупреждение, стража… Что еще за чушь?! Там Эмма!

Но Маклеуд уже тоже была в стальных тисках могучей охранницы: в гориллоподобном существе в форме военной полиции, мертвой хваткой держащем девушку за плечи, трудно было с первого раза узнать представительницу прекрасного пола, но, скорее всего, дело обстояло именно так.

Потрепыхавшись еще немного – уже, скорее, для порядка, нежели всерьез рассчитывая обрести свободу – Иван затих. Когда охранник запихивал его в салон «Опеля», Голицын и вовсе не сопротивлялся.

Уже поднявшись в свой номер, Иван обнаружил в кармане комбинезона сложенный в несколько раз листок бумаги. Недоумевая, откуда он мог там взяться, Голицын развернул его. Это была записка.

«Сегодня в 20–00 в коктейль‑баре отеля, столик забронирован на твою фамилию».

И больше ничего, даже подписи.

Иван машинально бросил взгляд на часы. Без пяти шесть вечера. До назначенного времени еще целых два часа.

Нахмурившись, Голицын вернулся к записке. Язык английский. Отпечатано на принтере. Значит, подготовлена заранее, а не писалась второпях. Что бы это все значило?

И главное – кто мог подсунуть записку ему? За весь день достаточно близко от него не было и пяти человек, да и те в основном – охранники Трибунала, оттаскивавшие его от Эммы… Стоп! Эмма! Что, если это она?!

Сердце Ивана учащено забилось. Точно! Кажется, она упоминала, что за час до их случайной встречи нард Шидд что‑то говорил ей про него! Может быть, тогда она и подготовила записку – просто на всякий случай – а когда налетели охранники, не нашла ничего лучшего, как сунуть ее ему в карман? А отсутствие подписи… А что отсутствие подписи? – обычная предосторожность. Свидетелям запрещено общаться между собой – за это, как выяснилось, и арестовать могут. А так – никаких доказательств. Мало ли кто мог назначить ему встречу в баре?!

В целом получалось довольно правдоподобно, и все же что‑то в этой схеме Ивана смущало. Какие‑то мелочи… Но уж очень ему хотелось, чтобы автором записки оказалась именно Маклеуд. Да и, с другой стороны, если не она – тогда кто?! Все остальные возможные версии куда менее реалистичны!

В половине восьмого, не дожидаясь назначенного срока, Иван спустился из номера в коктейль‑бар. Услужливый официант подвел его к забронированному столику – в тихом уголке, отгороженном от остального помещения большим аквариумом с пестрыми мелкими рыбками, – и раскрыв перед Голицыным меню, удалился. Иван попытался было на автомате вчитаться в список предлагаемых напитков, но названия большинства коктейлей ровным счетом ничего ему не говорили, к тому же он все равно то и дело отрывался от меню – на малейшее шевеление в глубине зала. В итоге, когда официант вернулся за заказом, Голицын, так и не изобретя ничего оригинального, попросил стакан пива.

Его гость появился ровно в восемь. Подсознательно ожидая Эмму, Иван даже не сразу понял, что вошедший в бар человек направляется именно к нему. И только когда тот уверенно опустился на стул напротив, Голицын узнал нарда Шидда.

– А где Эмма? – машинально спросил Иван.

– И вы здравствуйте, Голицын, – спокойно кивнул в ответ альгерд. – С курсантом Маклеуд вы еще увидитесь.

– Когда? Сегодня?

– Нет, не сегодня. Она и так сильно рисковала, передавая вам мое письмо.

– Ваше письмо?!

– Совершенно верно. Мне было необходимо срочно встретиться с вами. Прийти в ваш номер я не могу, это было бы слишком… слишком заметным. Торчать полдня в ресторане, ожидая, когда вы соблаговолите спуститься откушать, не имею времени. Поэтому пришлось использовать в качестве курьера других курсантов. Я не мог знать, кому из них удастся встретиться с вами, поэтому подготовил шесть одинаковых писем. Сработал вариант с Маклеуд.

– Сработал вариант с Маклеуд… – медленно повторил Иван. Так что же, выходит, целуя его, Эмма думала только о том, как бы аккуратнее выполнить поручение Начальника Школы?! Тряхнув головой, Голицын поспешил отогнать эту мысль прочь. Нет! Все было не так! Ее глаза не лгали! А записка… Записка… – Итак, зачем вы хотели меня видеть, аш‑марол? – сухо спросил он.

– Во‑первых, для того, чтобы сообщить одну новость. Сегодня днем в одном из парков на окраине Гааги тяжело ранен полковник Боголюбов. Он помещен в реанимацию, его состояние критическое.

– Боголюбов?! – ахнул Голицын. – Сергей Владимирович?!

– Лично мне известен только один полковник ФСБ Боголюбов, – пожал плечами нард Шидд.

– Но как?.. Ведь еще в полдень я видел его в здании Трибунала! Он… – Иван запнулся. – Он назвал…

– Он назвал ваш индивидуальный пароль, – невозмутимо продолжил за него альгерд. – Тем самым нам удалось расстроить планы Ранолы. Но удалось лишь наполовину.

– Как это наполовину? – удивился Голицын. – Мои показания полностью обеляют Альгер!

– Ваши – да. Но не курсанта Соколова. Его Трибунал заслушал вскоре после вас, но Боголюбова в зале уже не было. Показания Соколова остались теми же, что были на предварительном допросе, то есть инспирированными психотехниками Ранолы. Чистая работа, я должен сказать – наш детектор лжи полностью подтвердил их правдивость.

Показания Глеба… Ну да, они же летели в Гаагу вместе. Значит, и в оборот их взяли обоих… День отлета из Москвы Иван по‑прежнему помнил смутно, но отдельные фрагменты начинали понемногу всплывать в памяти… Кажется, там был как‑то замешан…

– Кавторанг Гайдуков! – воскликнул Голицын. – Точнее, уже каперанг! Это он отдал нас в руки ранольцев!

– Я так и предполагал, – кивнул нард Шидд. – Но сейчас не это главное: кому положено, еще займутся этим вашим Гайдуковым – в надлежащее время и в надлежащем месте. Полковник Боголюбов, к моему глубокому сожалению, также теперь вне игры. Его дважды ударили ножом в область живота. Полиция подозревает местных наркоманов, но, судя по моим данным, прежде чем пустить в ход холодное оружие, полковника парализовали выстрелом из бластера. Затем, уже после ранения, ему был введен антидот… Так что Ранола, как видите, тоже не дремлет…

– Он будет жить? – тихо спросил Иван.

– Полагаю, что да. Но, как цинично это ни прозвучит, даже это сейчас не самое главное.

– А что же тогда главное?! – вскричал Иван.

– Главное – показания курсанта Соколова. Его суд засушивал сегодня последним. Соколов подтвердил свои предварительные показания – о коварстве Альгера и благородстве Ранолы – но у судей, естественно, сразу же возникла масса вопросов. Однако рабочий день Трибунала близился к концу, и допрос был отложен на завтрашнее утро. Соколов пока оставлен на свободе, но его охрана значительно усилена. Ни я, ни вы, ни какой иной известный суду человек попасть в его отель теперь не сможет. Надеяться на то, что кто‑то из наших сумеет встретиться с ним в здании Трибунала и произнести в его присутствии пароль, также не приходится.

– То есть, согласно показаниям Глеба, атака на Землю организована Альгером, а Ранола, наоборот, честный союзник землян… – проговорил Голицын больше для себя, чем для своего собеседника… – Но, с другой стороны, и что с того? Ведь все остальные утверждают ровно обратное, разве не так?!

– Так. Но когда вы – или любой другой свидетель, не важно – говорите, что Альгер не готовил вторжения, это может означать одно из двух: либо Альгер действительно его не готовил, либо готовил так искусно, что вы об этом просто не подозревали. В обоих случаях детектор подтвердит, что вы говорите правду – каковой она вам представляется. Но если кто‑то – тот же Соколов, к примеру – утверждает, что вторжение готовилось и ему об этом известно – тут уже двух мнений быть не может. Поэтому даже единственные свидетельские показания, обличающие Альгер, перевесят дюжину оправдывающих его.

Трагизм ситуации только теперь стал понемногу доходить до сознания Ивана.

– Так что же, выходит, полковник Боголюбов старался зря?.. – с горечью спросил он. – Выходит, все напрасно?

– Никоим образом, – покачал головой Начальник Школы. – Все еще можно поправить.

– Но как? Вы же сами сказали, что встретиться с Глебом невозможно!

– Невозможно для меня, невозможно для вас, невозможно для других курсантов, адвокатов Альгера и наших немногочисленных представителей. Но отель, в котором его содержат – не тюрьма. Пока не тюрьма. Там ежедневно бывает множество самых разных людей. Один из них мог бы, как бы невзначай, столкнуться с Соколовым и произнести пароль.

– Я так понимаю, аш‑марол, вы сейчас говорите не вообще. У вас уже есть на примете кандидатура связника… – задумчиво проговорил Иван.

– Наконец‑то вы стали немного соображать, Голицын, а то я уже было подумал, что вмешательство Ранолы в ваше сознание повлекло необратимые последствия. Да, я говорю не вообще, как вы изволили выразиться, а о вполне конкретном человеке.

– И кто этот человек? Я?

– Конечно же нет! – всплеснул руками альгерд. – Я же, кажется, ясно выразился: вас к тому отелю сейчас и на пушечный выстрел не подпустят.

– Тогда кто?!

Вместо ответа нард Шидд протянул Голицыну черную трубку мобильного телефона.

– Просто нажмите дважды вызов.

Иван послушно два раза надавил большим пальцем серебристую кнопочку с маленьким зеленым треугольничком. Цифры номера, немедленно высветившиеся на дисплее, абсолютно ничего ему не говорили.

– Кому я звоню? – вновь обернулся Иван к альгерду.

– Не отвлекайтесь, слушайте!

В этот момент трубку на том конце сняли.

– Алло? – услышал Голицын несколько удивленный голос.

Женский голос. Точнее, девичий. И при этом – хорошо ему знакомый.

Голос Леры Боголюбовой.

Примерно через час на месте скрывшегося во тьме голландской ночи нарда Шидда, подперев подбородок сжатыми кулачками, сидела Лера.

– Понятия не имел, что ты тоже в Гааге, – пробормотал Иван, пододвигая девушке меню. – Как ты здесь оказалась?

– Как все, – пожала плечами Лера. – Села в Шереметьево на самолет – и прилетела.

– С отцом? – спросил Голицын.

– Нет, – мотнула головой девушка. – Он даже не сказал мне, куда улетает. Хотя, между нами говоря, я, конечно, догадывалась… Нет, – повторила она, – я прилетела одна. Думала вас как‑то поддержать… И в итоге уже пять дней, как я здесь – и никак не могла вас найти, – виновато развела она руками. – Я уже и к Трибуналу этому вашему ездила, дежурила у ворот – но меня даже во двор не пускали…

– Да уж, эта система у них там налажена, – кивнул Иван. – По поводу твоего отца… Ты… Ты в курсе?.. – он замялся.

– Что – в курсе?

– Ну… – А, собственно, зачем ей сейчас говорить? Помочь отцу она все равно никак не сможет, только распереживается напрасно… Нет, лучше уж потом, когда, даст Бог, все обойдется… – он же не просто так сюда приехал… – сказал Голицын первое, что пришло ему в голову.

– Разумеется, – бросила Лера.

– У него… На него была возложена одна миссия… Понимаешь, в Москве мы с Глебом попали в руки ранольцев. И они… Они изменили нам память. Помнишь, мы тебе рассказывали – психотехника и все такое… В общем, сюда, в Гаагу, мы с Глебом прибыли уже в полном убеждении, что во всем происшедшем виноват Альгер, а Ранола, грубо говоря, хорошая. И собирались в таком виде преподнести все это суду. Для того, чтобы вернуть нас, так сказать, в нормальное состояние, нужно было назвать специальный пароль. Несколько слов на языке Альгера. Это, как я понимаю, по задумке наших, и должен был сделать твой отец. И сделал – в отношении меня. По сути, вернул мне мою личность… Но в отношении Глеба – не успел. И теперь уже не успеет… по независящим от него причинам. Поэтому теперь это должны сделать мы с тобой.

– Мы с тобой? – переспросила Лера.

– Точнее говоря – ты. Я могу лишь дать тебе необходимые инструкции…

– Я согласна! – не дав ему толком закончить, решительно заявила девушка.

Сидя на уголке бордового кожаного диванчика в просторном светлом вестибюле отеля, адрес которого ей дал Иван, Лера уже, вероятно, в пятнадцатый раз перелистывала местный рекламный буклет. Охранник возле входа какое‑то время с подозрением косился на нее, но потом, похоже, привык, начав воспринимать как неотъемлемую часть интерьера.

По расчетам Голицына, машина из Трибунала должна была прийти за Глебом не ранее девяти утра и не позднее половины одиннадцатого. На всякий случай Лера явилась заранее, заступив на свой пост еще в пятнадцать минут восьмого, то есть ровно три часа назад. За это время мимо нее прошло, наверное, уже человек сто: люди входили в отель и выходили из него, осаждали ресепшн, посещали ресторан, но Соколова среди них не было.

Звякнул прибывший на первый этаж лифт, и Лера дежурно скосила глаза в его сторону.

– Прос рыв эльд, – прошептала она чуть слышно, повторяя условленную фразу на инопланетном языке. Что она означает, не знал даже сам Голицын, заставивший девушку твердить ее до тех пор, пока лерино произношение не показалось ему, наконец, удовлетворительным. Ивану пароль сообщил нард Шидд, Начальник Школы. Как это переводится на русский, он не сказал, а Голицын не спросил.

Двери лифта раскрылись, и в сопровождении двух амбалов в форме военной полиции в вестибюль вышел Глеб. На Соколове был белоснежный цельнокроеный комбинезон с многочисленными серебристыми вставками и трехцветным российским флажком на левом рукаве. Ничего не выражающим взглядом Глеб смотрел прямо перед собой.

В груди у Леры все затрепетало. Она подобралась, словно готовясь к прыжку.

– Прос рыв эльд, – повторила она чуть слышно еще раз, тщательно выговаривая каждую букву чужого языка. – Прос рыв эльд …

Вдруг справа, у стойки регистрации, возникло какое‑то движение. Сосредоточившись на приближающемся Глебе, Лера сперва вовсе не удостоила его своим вниманием – мало ли кто тут еще ходит по отелю. Но уже в следующую секунду она поняла, что наперерез Соколову идет невзрачный, совершенно неприметный человечек – может быть, турист, а может быть, какой‑то мелкий голландский чиновник…

Вообще, он мог быть кем угодно.

Но он был именно им – тем самым альгердом, в грудь которого она всадила в Балаклаве три пары резиновых пуль из травматического пистолета Глеба, тем самым альгердом, который упал с пятидесятиметрового обрыва в бушующие волны Черного моря, после чего они самонадеянно сочли его погибшим. Тем самым шпионом Ранолы в Школе.

Лера медленно перевела взгляд с воскресшего нард‑кора Нивга на приближающегося Глеба. До Соколова было еще слишком далеко. Иван говорил, что пароль надо произнести так, чтобы Глеб слышал его четко и ясно… Нет, далеко. Но с каждым шагом все ближе подлый предатель Нивг!..

Уронив на пол буклет, Лера вскочила на ноги и бросилась навстречу Соколову. Боковым зрением она видела, что Нивг резко ускорил шаг, одновременно поднимая вперед правую руку. В следующее мгновение в ней блеснул ствол пистолета. Откуда он там взялся, разбираться было некогда.

– Глеб! – что было сил, закричала девушка.

Соколов вздрогнул и, не узнавая, пустыми глазами посмотрел в ее сторону.

– Глеб! – снова закричала она. – Это я, Лера! Послушай меня! Прос ры…

Послышался негромкий хлопок, и ее тело словно пронзили миллионы острых игл. Боли, как таковой, не было – был лишь запредельный, всепоглощающий холод. Лера рванулась вперед, но ноги уже более не слушались ее. Губы в последний раз раскрылись, но окончание пароля так с них и не сорвалось.

Девушка не понимала, что с ней происходит, но одно было ей ясно: свою миссию она провалила. Она не произнесла пароль, а значит, Глеб так и остается во власти чужой, враждебной памяти. Остается чужим, не помнящим правды, не помнящим ее, Леры…

Охваченная отчаянием, девушка повалилась на каменный пол вестибюля. Парализованная выстрелом из «Шилка», удара она не ощутила.

Щелчка электронного замка Иван не услышал, так как находился в этот момент в ванной. Повесив на блестящий крючок пушистое белое полотенце, Голицын протянул руку к дверце, как вдруг, словно по волшебству, та распахнулась сама собой, и его пальцы поймали лишь воздух. Иван недоуменно посмотрел на них, и в тот же миг в испуге отшатнулся: в прихожей его гостиничного номера стоял какой‑то человек.

Точнее, альгерд.

– Так, Голицын, живо собирайтесь! – не утруждая себя долгими предисловиями, потребовал нард Шидд – а это был именно он.

– Аш‑марол?.. А… Как вы вошли? – пробормотал Иван.

– Отставить вопросы, курсант! Делайте, что вам сказано: нам необходимо уходить.

– Уходить? На ночь глядя?! – шагнув из ванной навстречу альгерду, Голицын бросил взгляд на окно. На улице было уже довольно темно – да и шутка ли: двенадцатый час. – Куда это?

– Отставить вопросы, я сказал! – рявкнул Начальник Школы. – Немедленно одевайтесь – мы уходим!

Пожав плечами, Иван шагнул к своему комбинезону, который уже успел повесить на спинку стула возле кровати.

– Нет, – остановил его альгерд. – Не форму. Есть у вас какой‑нибудь гражданский костюм?

– Да, аш‑марол, – Голицын повернулся к шкафу и распахнул его зеркальную дверцу. – Это подойдет?

– Вполне, – кивнул нард Шидд, окинув беглым взглядом сваленные на полке джинсы и висящие на «плечиках» пару рубашек. – Одевайтесь!

– И все‑таки, аш‑марол, что случилось? – спросил Иван, торопливо застегивая непослушные пуговицы. – Куда мы идем? И как вы вошли в номер?

– Как все, – альгерд продемонстрировал курсанту пластиковую карточку электронного ключа, не объяснив, впрочем, как тот у него оказался. – Но я же сказал – все вопросы после!

– Но почему же, аш‑марол, любопытство Голицына вполне естественно! – послышался внезапно из прихожей немного насмешливый голос. – Вам так не кажется?

Синхронно вздрогнув, Иван и нард Шидд резко обернулись в сторону двери: в проеме, небрежно облокотившись предплечьем на деревянный косяк, стоял нард‑кор Нивг.