Чрезвычайное заседание Чрезвычайной комиссии

Назначение и приезд в армию М. И. Кутузова стали неожиданным и болезненным ударом по надеждам и самолюбию Багратиона. Решение о назначении главнокомандующего всеми армиями было принято еще до того, как в Петербурге получили известие об уходе русских войск из Смоленска. Это произошло 5 августа, когда из действующей армии прибыл князь П. М. Волконский, который привез с собой несколько писем высших военачальников. Среди этих писем было письмо царю от его друга детства графа П. А. Шувалова, чьим мнением император особенно дорожил. Шувалов писал: «Нужен другой главнокомандующий, один над обеими армиями. Необходимо, чтобы Ваше величество назначил его немедленно, иначе — погибла Россия»1. Так думали в то время и другие2.

В день получения письма от Шувалова по указу Александра I был образован Чрезвычайный комитет из первейших и довереннейших царских сановников и военных во главе с фельдмаршалом Н. И. Салтыковым, воспитателем Александра I. Доклад, согласно одной из версий, сделал Аракчеев, и комитет в тот же день, изучив все привезенные из действующей армии донесения и записки, констатировал: «По выслушании всех оных бумаг все единогласно признали, что бывшая доселе недеятельность в военных операциях происходит от того, что не было над всеми действующими армиями положительной единоначальной власти, и сколь в настоящее время невыгодно сие власти раздробление, столь, напротив того, необходимо общее оной соединение». После этого комитет вынес решение-рекомендацию о назначении на пост главнокомандующего генерала от инфантерии светлейшего князя М. И. Голенищева-Кутузова. Принято считать, что комитет рассмотрел шесть кандидатур — Л. Л. Беннигсена, Д. С. Дохтурова, А. П. Тормасова, П. А. Палена, П. И. Багратиона и М. И. Кутузова. Все они, кроме последнего, были один за другим отвергнуты. На каком основании была отведена кандидатура Багратиона, нам неизвестно. Но из всех кандидатов (включая Багратиона) Кутузов был старшим из полных генералов как по возрасту, так и по службе. Он имел огромный опыт участия в военных действиях, был сподвижником А. В. Суворова и П. А. Румянцева. Для родовитых членов комитета немаловажным оказалось и то, что Кутузов был выходцем из древнего дворянского рода, русским, богатым и знатным барином, пожалованным, согласно указу императора от 20 июля 1812 года, то есть сразу после начала войны, титулом светлейшего князя.

Способ перехитрить великого визиря. После Аустерлица Кутузов сумел реабилитировать себя в глазах общества виртуозным (если так можно сказать) окончанием войны с Турцией. Грандиозные события Отечественной войны 1812 года заслонили эту «незнаменитую войну» с южным соседом, но в первой половине 1812 года о ней много говорили — так необыкновенно вел войну Кутузов. Ему, уже пятому по счету главнокомандующему, прибывшему в Бухарест весной 1811 года, вникать в суть дела не приходилось — он все помнил и знал со времен Прозоровского, хотя ехал в Бухарест без всякой охоты. В его распоряжении было 45 тысяч человеки эти силы считались недостаточными для активного наступления на противника. Поневоле Кутузов должен был строить оборонительную стратегию. Между тем Ахмед-паша, ставший весной 1811 года новым великим визирем, оценил изменение международной обстановки (грядущий разрыв России и Франции), решил отказаться от оборонительной тактики и начал готовить крупную наступательную операцию по отвоеванию потерянных османами в прежние годы придунайских земель. Первым столкновением старых знакомых стал бой под Рущуком 22 июня 1811 года. Сражение началось неудачными попытками турок обойти с правого фланга русскую армию, построенную в несколько каре, но удар конницы Бошняка-аги слева привел к прорыву русских построений, хотя пехотные каре, в отличие от драгунской и гусарской кавалерии и части конной артиллерии, устояли. Кутузов сумел перегруппировать свои силы и отбить натиск Бошняка-аги. После этого, почувствовав подходящий момент для контратаки, он отдал приказ двинуться всеми силами на турецкую пехоту, которая начала отступать и вскоре покинула поле боя. К удивлению многих, Кутузов не стал преследовать отступавших почти в беспорядке турок. Он предпочитал держать синицу в руках, а не гоняться за журавлем в небе, считал, что преследование закончится у стен сильной турецкой крепости Шумлы, для взятия которой у него было явно недостаточно сил и средств. Словом, он не хотел повторять сомнительный успех своих предшественников — Багратиона и Каменского. Потери сторон в сражении были не особенно значительны, да и награда Кутузову за эту, как считали в Петербурге, полупобеду была скромной — портрет государя в бриллиантах. Вообще, государь был недоволен Кутузовым, который не только не воспользовался возможностью разгромить турок окончательно, но и неожиданно для всех 27 июня, взорвав Рущук, отошел на левый берег Дуная. Судя по истории с Багратионом, такой поступок рассматривался государем почти как преступление. Впрочем, это решение поразило и людей опытных, генералов армии Кутузова. Он же объяснял им, что «не в Рущуке важность. Главное дело состоит в том, чтобы заманить визиря на левый берег Дуная. Увидя наше отступчение, он наверное (в смысле наверняка. — Е. А.) пойдет за нами»4.

В том, что сделал Кутузов, взорвав Рущук, а еще раньше, в конце мая, крепости Никополь и Силистрию, было по тем временам нечто новое. До Кутузова русская армия, воюя с турками, невольно втягивалась в «азиатскую войну», которая состояла в основном из осад, взятия и обороны крепостей. На это расходовались огромные силы и ресурсы армии, она распылялась между множеством крепостей. Мало кто считал, сколько раз в течение пяти русско-турецких войн приходилось брать одни и те же крепости. Между тем в Европе царил иной принцип ведения войны, согласно которому победы в войнах достигаются преимущественно в полевых сражениях. И Кутузов твердо встал на этот путь. Уничтожая крепости, он заодно освобождал свои не очень большие силы. Безусловно, он был тонким психологом и хорошо знал нравы и привычки своего противника. С самого начала он соблюдал все принятые тогда нормы восточного этикета в отношении турецких командующих. Так, он сообщал жене, что перед самым Рущукским сражением послал визирю «шесть фунтов чаю, он до его охотник», а в ответ получил от визиря лимоны и апельсины. «Мы с ним весьма учтивы и часто наведываемся о здоров и и»1.

Неудивительно, что прежде столь осторожный визирь был удивлен бездействием Кутузова, а еще больше — его отходом за Дунай и уничтожением первоклассной крепости, остатки которой турки тотчас заняли. В Стамбуле уход русских праздновали как блестящую победу. Визирь увидел в этом слабость и так уже уменьшенной русской армии и, как и предполагал Кутузов, решил добить ее. Известиям с Дуная обрадовался и Наполеон, который хотел, чтобы Османская империя была его союзником в готовящейся войне против России.

Конечно, Кутузов, задумав свой хитроумный план, сильно рисковал. Но, успокаивая императора, он писал, что «отступление за Дунай и упразднение Рущука могут нанести вред только личной моей славе». И Барклаю он объяснил, что поступил так, «несмотря на частный вред, который оставление Рущука сделать может только лично мне, а предпочитая всегда малому сему уважению пользу государя моего…». Вскоре стало ясно, что он предугадал действия турок — по всему Дунаю они стали собирать суда, явно готовясь к форсированию реки. В конце августа началась переправа турок в том месте, где и ожидал их Кутузов. Ахмет-бей перевел на левый берег 36 тысяч человек, оставив в лагере на правой стороне, близ Рущука, визирский стан и еще 30 тысяч солдат. Сразу после переправы на левый берег турки, верные себе, начали строить мощные земляные укрепления, опасаясь естественной в такой ситуации атаки русских. Но Кутузов, выманив великого визиря на левобережье, этим не ограничился. Главная мысль его состояла в следующем: «Отрядить сильный корпус за Дунай, разогнать находившиеся там турецкие войска, схватить визирский лагерь, поставить в нем батареи и громить армию верховного визиря с обоих берегов Дуная, отрезывая ей всякое сообщение, отступление и продовольствие»6. В течение нескольких недель он «приучал» противника к постоянным появлениям на правом берегу Дуная казаков, которые, по обычаю своему, шарили в окрестностях Рущука в поисках добычи. 1 октября 1811 года ночью отряд генерал-лейтенанта Евгения Ивановича Маркова (семь с половиной тысяч человек), оставив свои палатки в лагере на левом берегу Дуная, незаметно переправился на правый берег. По разведанной ранее тропе, тянувшейся вдоль Дуная, отряд Маркова 2 октября скрытно подошел к визирскому лагерю и внезапно ударил по туркам. Лагерь был захвачен с ходу, турецкие войска и визирская свита бежали, трофеи были огромны, победа полная! Марков установил в захваченном лагере батареи и немедленно начал обстреливать через Дунай турецкие войска, засевшие на левом берегу. Одновременно Кутузов предписал судам Дунайской флотилии начать обстрел турецкого лагеря с реки. Мышеловка захлопнулась! В ночь на 3 октября великий визирь, поняв свой промах, бежал из левобережного лагеря. Это даже обрадовало Кутузова: по турецкому обычаю, визирь, попавший в окружение, терял право вести мирные переговоры, а именно они были главной целью русского командования. Как раз 30 сентября Н. П. Румянцев прислал Кутузову инструкцию об основных условиях мирного договора с Портой, которые были значительно мягче прежних. Теперь

Александр требовал только Молдавию и Бессарабию (хотя бы частично) и готов был уступить Валахию, но за деньги, а «жребий Сербии» предлагал обеспечить «сколь можно согласно с желанием сербской нации» — формула неопределенная, позволявшая во время переговоров сдать сербов (что и произошло); с Грузией же предлагаюсь поступить по справедливости: кто чем владеет — то и его7.

Окруженные на левом берегу со всех сторон турки за три месяца плотной блокады перешли на конину и подножный корм, в их нестройных рядах началась жуткая смертность. После долгих переговоров в конце ноября 1811 года было принято удивительное в истории войн соглашение: турецкая армия, сдав пушки и оружие, «поступала в сохранение наше» до заключения мирного договора. Турок не рассматривали как военнопленных, они жили на положении «мусафиров» — гостей, до тех пор пока не будет подписан мир, после чего они могли свободно отправиться по домам. Ясно, что «сохранение» стало эвфемизмом капитуляции, пленения 12-тысячной турецкой армии (около 20 тысяч солдат погибло в окружении от обстрелов или умерло с голоду). Кутузов старался не загонять турок в угол, понимая, что они, несмотря на поражение, должны сохранить лицо и мир «на спине визиря» подписывать нельзя — иначе их сопротивление будет отчаянным и непреодолимым. В этой войне, которую случай предоставил Кутузову вести самостоятельно, без оглядки на государя, он проявил себя как выдающийся полководец, тонкий стратег и тактик. Во всех его действиях, начиная с Рущука, прослеживались глубокая идея, четкий план, пугающая противника неожиданность и новизна. Мало кто ожидал такого блеска мысли, тонкости действий от престарелого, склонного к покою и неге сластолюбца и царедворца. Его заклятый враг генерач Лонжерон был вынужден признать: «План Кутузова был превосходный, но нас всех страшно удивило, что он был придуман самим Кутузовым, от которого нельзя было ожидать таких быстрых решений»".

За выдающийся воинский успех на Дунае Кутузов получил графское достоинство Российской империи — и более ничего. Думаю, что если бы таких успехов достиг любимый императором Каменский 2-й, то быть бы ему фельдмаршалом и кавалером Георгия 1-го класса. Да и позже Кутузов раздражал государя своей медлительностью. Переговоры Кутузова с кяхья-беем (заместителем великого визиря) М. Галибом-эфенди были перенесены в гостеприимный Бухарест и тянулись до лета 1812 года. Договаривающиеся стороны пили шербет, бесконечно согласовывали условия мира, много отдыхали. Кутузов завел на старости лет бурный роман с 14-летней замужней валашкой.

Этот роман раздражал его подчиненных, называвших своего главнокомандующего «пьянствующим, беспутным стариком… преступным и грешным»9. В марте 1812 года Россия пытаюсь припугнуть султана тем, что русский и французский императоры могут помириться и начнут делить Османскую империю, но дело не двигалось. Александр, стремившийся освободиться от турецкой войны, обещал Кутузову «вечную славу», если тот заключит мир. В апреле терпение государя лопнуло. Он решил заменить «ленивого» Кутузова адмиралом П. В. Чичаговым, чтобы ускорить заключение мира с турками на любых условиях, — война с Наполеоном должна была разразиться буквально в ближайшие недели. Но не таков был Кутузов, чтобы отдать другому лавры победителя. 5мая он подписал с турецкой делегацией предварительные условия мира. 6 мая в Бухарест прибыл Чичагов, и пока он принимал дела у Кутузова, тот 16 мая как «главный уполномоченный» подписал долгожданный мирный договор, так огорчивший Наполеона.