Глава четырнадцатая. Немая сцена продолжалась несколько секунд

Немая сцена продолжалась несколько секунд. Наконец Ротмистров справился с растерянностью.
— То есть вы хотите сказать, что кто-то из суворовцев залез в карман к моему сыну, взял ключ и сделал с него слепок?.. — напористо обратился он к оперативнику. — Так, что ли?
— Это не я хочу сказать, это факты говорят. Вы же сами утверждаете, что ваш сын бывает только в Суворовском и дома. Ну и еще у вашей бывшей жены. Тогда подбросьте мне версию, ГДЕ, а самое главное — КТО смог это сделать?
— А почему вы решили, раз пластилин, то обязательно слепок? Мало ли как он мог на ключе оказаться?
— А как вы объясните, что дверь вашего дома была открыта родным ключом? — прищурился капитан, придвигая к Ротмистрову бумагу. — Вот заключение... Никто из ваших родных ключ не терял и никому не передавал...
После паузы Ротмистров тяжело вздохнул, взъерошил волосы на голове:
— Товарищ капитан... но все равно, это... это как-то за гранью. Чтобы пятнадцатилетние мальчишки додумались сделать слепок...
Оперативник расплылся в улыбке:
— О-о-о, товарищ майор, я вас уверяю... Их пятнадцать — что наши двадцать! И потом, включите как-нибудь вечерком телевизор. Вам на любом канале в какой-нибудь криминальной хронике обязательно расскажут, и как машину угнать, и как банк ограбить, и как при этом не проколоться. Про Интернет вообще молчу. Просветители хреновы...
Ротмистров встал, в задумчивости прошелся по кабинету:
— Все равно у меня не стыкуется, кому и зачем это понадобилось? Мы что, олигархи какие-нибудь? Что у нас брать-то?..
— Ну, судя по списку, все-таки было, что брать, — заметил оперативник.
Майор бросил на него неприязненный взгляд.
— Скажите, Вадим Сергеевич, — вступил в разговор Буров, — ваш сын в каком взводе?
— В третьем, а что?
— А какие у него взаимоотношения с коллективом? Врагов нет?
— Молодой человек, — наставительно произнес Ротмистров, — в Суворовском училище учатся только друзья и товарищи.
Капитан криво ухмыльнулся:
— Забавненько... Слышь, стажер, и чего это мы с тобой не в Суворовском работаем, а?
— Напрасно ерничаете, — сухо бросил майор.
— Вадим Сергеевич, — терпеливо произнес капитан, складывая бумаги, — нам необходимо поговорить с каждым другом и товарищем вашего сына.
— Вы что, хотите их допросить?! — воскликнул Ротмистров.
— Не хочу, — вздохнул оперативник. — Но надо.
— Допросить? — Брови на лице генерала Матвеева возмущенно подпрыгнули вверх. — Вы что, с ума сошли? Вы хоть знаете, что они несовершеннолетние? И давать показания они могут только в присутствии родителей! Вы представляете, что здесь начнется, если об этом их родители узнают?!..
— Ну хорошо, хорошо, — устало кивнул оперативник, — давайте назовем это не допросом, а милой беседой. Без протокола...
— Не знаю, не знаю... — раздраженно бросил начальник училища.
— Леонид Вячеславович, пострадал ВАШ сотрудник. Ограбили ВАШЕГО офицера. В конце концов, это же не моя прихоть!
— Или вы думаете, товарищ генерал-майор, будет лучше, если мы каждого по повестке будем с родителями вызывать? — вступил в разговор Буров.
Капитан досадливо дернул плечом:
— Слушай, стажер, не лезь, когда тебя не просят...
— Товарищ капитан, а что я такого сказал? — растерянно спросил Буров.
Повисла длинная пауза. Матвеев медленно подошел к окну.
— Ладно... Я все равно не верю, что это мог совершить кто-то из наших суворовцев, но раз надо, значит, надо. — Он резко повернулся к оперативникам. — Разговаривать будете в моем присутствии. Попрошу на мальчишек не давить.
— Как скажете, товарищ генерал.
— И давайте без лишнего шума! Вызывать будем по одному, по двое... Еще раз напоминаю — это Суворовское училище, здесь идет учебный процесс!

Урок литературы был в разгаре. Лев Михайлович Палочка с интересом взирал на стоящего у доски Синицына:
— Итак, Синицын... Тема сегодняшнего урока у нас, ежели не забыли, рассказы Ивана Алексеевича Бунина.
— Не забыл, Лев Михалыч, — кивнул Илья.
— Отлично! Годы жизни классика не напомните нам?
-- Иван Алексеевич Бунин родился в тысяча восемьсот семидесятом году в знатной, но обедневшей дворянской семье, скончался в тысяча девятьсот пятьдесят третьем, в эмиграции во Франции. Похоронен на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа, под Парижем.
— Прекрасно. А какой рассказ вы проанализировали?
— Рассказ «Танька».
В дверь постучали. В класс заглянул подполковник Ковалев и приглушенным голосом позвал Палочку. Выслушав офицера, тот изумленно вскинул брови и начал было возражать, но после энергичной фразы Ковалева умолк и обернулся к классу:
— Суворовцы Синицын и Макаров, вас срочно вызывают к начальнику училища.
По классу пробежал недоуменный шепоток. Максим и Илья встревоженно переглянулись.
— А что случилось, Лев Михалыч?
— Понятия не имею, — пожал плечами преподаватель.

— Вот, товарищ капитан. — Буров положил перед следователем исписанный лист бумаги. — Фамилии суворовцев, которые в
субботу были в городе...
В дверь постучали.
— Войдите, — негромко произнес стоявший у окна кабинета Матвеев.
Товарищ генерал-майор, суворовец Синицын по вашему приказанию прибыл, — четко отрапортовал Илья, замерев у дверей.
— Проходи, Илья, — кивнул Матвеев в ответ.
— Суворовец Синицын... — Капитан сверился со списком. — Угу, есть такой. Ну, при-саживайся.
Илья сел, с недоумением глядя на незнакомых милиционеров.
— Илья, сейчас товарищ капитан задаст тебе несколько вопросов по поводу увольнения в прошлую субботу, — произнес генерал.
— В позапрошлую субботу, — поправил следователь.
— Ну да... в позапрошлую. Постарайся вспомнить все подробности.
— А что случилось, товарищ генерал-майор? — недоуменно спросил Илья.
— Пока что ничего не случилось. Надеюсь... — Матвеев покосился на оперативни-ков, — надеюсь, что ничего и не случится.
Между тем у дверей генеральского кабинета нервно прохаживался подполковник Ковалев. Рядом, безмятежно прислонившись к стене, стоял Макаров.
— Товарищ подполковник, разрешите обратиться? — спросил он. — Вы не знаете, почему это нас посреди урока выдернули?
— Не торопись жить, Макаров, — буркнул офицер, — зайдешь и все узнаешь.
Максим тяжело вздохнул.
— Чего вздыхаешь?
— Так, ничего. Просто жалко Бунина.
— Какого еще Бунина?
— Как это — какого? — удивился Максим. — Ивана. А вы что, не знаете, товарищ подполковник?
— Какой взвод, что натворил? — устало поинтересовался Ковалев.
— Как что? Рассказ «Танька» написал. Мы его как раз сейчас проходим, а я тут стою, стенки подпираю.
Ковалев усмехнулся:
— Так, Макаров! Я смотрю, тебе умище некуда девать?
Дверь кабинета приоткрылась, показался Синицын.
— Заходи, Макс, — кивнул он однокашнику.
Когда за Макаровым закрылась дверь, Ковалев с улыбкой покачал головой:
— Бунин... Какой взвод... Тронешься уже скоро с этой работой!
Перед оперативником и Буровым стоял активно жестикулирующий Макаров.
—...В общем, мы прямо с крыльца в кино и рванули! — воодушевленно закончил он свой рассказ и, переводя дыхание, обвел взглядом присутствующих.
— Мы — это кто? — счел нужным уточнить капитан милиции.
— Ну, мы — это я со своей девушкой и Перепечко со своей.
— Что за кино? Какой сеанс? В каком кинотеатре?
— Простите, а на какой вопрос отвечать? — улыбнулся Максим.
— На все.
— Понял, — покладисто кивнул Макаров. — Кинотеатр «Орбита», сеанс на четырнадцать часов.
— А фильм как назывался? — спросил Буров.
— Фильм? — задумался Максим. — Как же это... Что-то с перекрестком связано...
— «Регулировщик», что ли?
— Во, точно! — вспомнил Макаров. — «Забытый перекресток»!
Оперативник и Буров переглянулись.
— М-да, забавненько... — протянул капитан. — Ну и чем все это закончилось?
Максим вопросительно взглянул на Матвеева:
— Товарищ генерал-майор, а можно, я не буду рассказывать?
— Почему? — спросил Матвеев.
— Ну как, — изобразил недоумение Максим, — если я сейчас концовку расскажу, потом неинтересно смотреть будет.
Матвеев крякнул с досады:
— Так, Макаров...
— Тебя спрашивают, чем увольнение закончилось! — повысил голос Буров. — После кино ты где находился?
Максим расплылся в улыбке:
— Так бы сразу и спрашивали! Находился! Мы после кино по парку два часа гуляли. Так находился — ноги вот прямо до сих пор гудят.
Капитан милиции поморщился:
— Ладно, хватит! Давайте следующих...

В классе между тем продолжался урок литературы. У доски с тоскливым видом маялся Трофимов.
— Ну-у... Иван Алексеевич Бунин родился в... — тянул он, — родился в... тысяча восемьсот семидесятом году...
— Так, Трофимов! — повысил голос Палочка. — Биографию Ивана Алексеевича мы уже давно изучили! Давайте сразу к теме. Какой рассказ Бунина вы прочитали?
— Я? — поразился Трофимов.
— Нет, я! — потерял терпение Палочка. — Что касается меня, то я прочел все рассказы Ивана Алексеевича! Так что вопрос касается исключительно вас.
Трофимов насупился:
— Я... ну, я прочел рассказ, который называется... называется «Темные аллеи».
— Отлично, — кивнул Палочка. — В каком году был написан рассказ?
— В тысяча восемьсот... восемьсот... — В надежде на подсказку Саша уставился на однокашников.
Сухомлин еле заметно покачал головой.
—...то есть девятьсот, — тут же поправился Трофимов, — в тысяча девятьсот...
Раздался стук в дверь. В классе появился Ковалев, следом шли Макаров и Синицын.
— Лев Михалыч, эти двое свободны, — заявил подполковник.
— Отлично, — кивнул Палочка, — пока не садитесь, Синицын. Сейчас Трофимов закончит, и вы продолжите свой монолог.
— А это у вас Трофимов, да?.. — Ковалев кивнул на оживившегося Трофимова. — Просто он мне как раз и нужен. И еще Перепечко.
Палочка изумленно заморгал:
— Простите, но Трофимов еще не закончил отвечать...
— Лев Михалыч, ну я же все объяснил, — терпеливо сказал офицер. — Это очень срочно...
Трофимов уже откровенно расплылся в улыбке. Палочка с досадой цокнул языком.
— Слышь, Макар, — шепнул Сухомлин усаживающемуся за парту Максиму, — а чё там такое?
-- Ты в позапрошлую субботу в кино ходил?
— Нет, а что?
— Все, Сухой, — сокрушенно покачал головой Максим, — хана тебе. Суши сухари.

Опрос суворовцев продолжался. Теперь перед оперативником и Буровым сидел Трофимов.
—...Мы всегда в этот компьютерный клуб ходим. Администратор нас знает, может подтвердить.
— Это хорошо, что может, — кивнул следователь. — И во сколько вы оттуда ушли?
— Ну... — замялся Саша, — я точно не помню вообще-то...
Следователь покосился на Матвеева.
— Саша, постарайся вспомнить, — попросил тот.
Трофимов наморщил лоб:
— Ну-у... дома я был в полчетвертого. Значит, ушли мы оттуда где-то в три.
— А дом у нас где? — поинтересовался оперативник.
— Белугина, тридцать восемь, квартира девять.
Оперативник вопросительно взглянул на Бурова.
— Это за электрозаводом, — хмуро пояснил тот, — другой конец города.
-- А ты точно домой поехал?.. — Следователь снова взглянул на Трофимова.
— Сестра может подтвердить, — пожал плечами Трофимов.
— А еще кто?
— Вторая сестра.
— А не из родственников?
Трофимов снова подумал:
— Ну, я соседку еще в подъезде встретил.

...Через десять минут перед оперативниками уже сидел, недоуменно моргая ресницами, Степа Перепечко. По всему его виду было ясно, что ему совершенно неясно, ради чего его вызвали в генеральский кабинет...
— А назывался этот фильм... э-э... «Потерянный перекресток». Точно...
— А может, «забытый»? — подсказал следователь.
— Может, и «забытый», — покладисто кивнул Степа. — Но «перекресток» — точно.
— И сколько вас было человек?
— Четверо. Я, Анжела, Макаров и Рита...
— Анжела — это твоя девушка, — утверждающе проговорил следователь.
— Нет, — с улыбкой покачал головой Степа, — моя девушка — Вероника.
Капитан и Буров со вздохом переглянулись.
— Забавненько. То есть там еще и Вероника была?
-- Никак нет, Вероники не было. У нее курсы на субботу поставили, она теперь только по воскресеньям может.
— Стоп, Степан, — поморщился оперативник, — ты в субботу был с Анжелой?
— Да, — поерзал на стуле Степа. — Только она это... она не моя девушка. Она так просто. — Степа быстро взглянул на Матвеева и торопливо добавил: — Ну, мы с ней из одной деревни.
Оперативник с тяжелым вздохом заглянул в свои записи:
— Как сложно все, а?! Слышь, Буров, у нас их еще там много?..

Урок литературы продолжался. У доски не было никого, и Палочка, водя пальцем по строкам журнала, с кровожадным видом выбирал очередную жертву.
— А к доске у нас пойдет... к доске у нас пойдет... — тянул он, не поднимая глаз. — Даже не знаю, кого и выбрать... Сухомлин,
может, вы пойдете?
Дверь в класс распахнулась. Под общие смешки на пороге возникли Ковалев, Перепечко и Трофимов.
— Так! — побагровел Палочка. — Только не говорите мне, что вам нужен Сухомлин!..
— Не поверите, Лев Михалыч, но это именно так, — улыбнулся подполковник.
Палочка решительно швырнул на стол ручку:
— Вы что, издеваетесь?!
— Лев Михалыч, я же вам говорил...
— Это уже черт знает что!!! Преподаватель решительно направился к двери.
— Товарищ полковник!
Ноздрев приостановился, изумленно глядя на разъяренного Палочку.
— Александр Михалыч, это возмутительно! Это... это бесцеремонный срыв урока, по-другому не назовешь!
— Кхм... Простите, а что случилось? — поинтересовался Ноздрев.
— Что случилось? — Палочка был вне себя. — Я не могу вести урок в такой обстановке!
Полковник поморщился:
— Так, Лев Михалыч, успокойтесь. Давайте-ка по порядку.
— Давайте! — запальчиво произнес преподаватель. — Каждые пять минут ко мне на урок врывается подполковник Ковалев, забирает двух человек, куда-то их уводит, а потом забирает опять! Потом опять!.. Это же невозможно!
— Подождите, Лев Михалыч... У вас сейчас на уроке, случайно, не третий взвод?
— Именно что третий! Вы можете мне объяснить, что происходит?!!
Ноздрев помедлил, потом насупился:
— Кхм... Лев Михалыч, а может, это ВЫ объясните мне, что происходит?
— В каком смысле? — растерялся Палочка.
— У вас сейчас по расписанию урок! А вы самовольно покинули аудиторию и гуляете по училищу...
— Позвольте... — возмущенно начал преподаватель.
— Попрошу не перебивать! — повысил голос полковник. — Гуляете по училищу, оставив суворовцев без присмотра! А ведь они там занимаются сейчас явно не литературой! Как это прикажете понимать?
— Александр Михалыч, это что — шутка?..
— Да нет, Лев Михалыч, — смягчился Ноздрев, — это просьба... Вернитесь в аудиторию и продолжите занятие.
— Но как? Как я могу продолжать, если...
— Спокойно, Лев Михалыч, — вздохнул Ноздрев, — сейчас время такое. Всем трудно!

— Как, еще раз, имя? — переспросил Буров, пристально вглядываясь в Сухомлина.
-- Сухомлин Илья, — медленно повторил кадет, разглядывая стажера-милиционера. Он вспомнил этого громилу, назвавшего его «ботаником» и грозившего превратить его очки в контактные линзы. Судя по кривой ухмылке Бурова, он тоже помнил Илью...
— Скажи, Илья, где ты был в прошлую субботу? — спросил следователь.
— В увольнении, как и все, — независимо ответил Сухомлин. — А что такое?
Матвеев кашлянул:
— Ничего, Илья... Ты, главное, не волнуйся. В субботу в городе произошел небольшой инцидент. Вот, хотим убедиться, что никто из наших суворовцев к нему не причастен.
— А что за инцидент, товарищ генерал? — поинтересовался Илья.
— Не важно, — сухо заявил оперативник. — Ты нам лучше расскажи, Илья, где ты провел свое увольнение.
— В городе.
— Забавненько. А конкретно где?
— В клубе... компьютерном, — скованно ответил Илья.
— Один или как?
— Почему один? — пожал плечами кадет. — С пацанами, то есть это... с друзьями.
— Та-ак. Ну и кто у нас друзья?
— Из нашего взвода — Синицын, Трофимов...
— Целый день там были?..
— Ну да, — неуверенно кивнул Илья.
— Забавненько, — улыбнулся капитан. — А вот Синицын и Трофимов утверждают, что были в клубе до пятнадцати ноль-ноль.
Он пристально взглянул на кадета. Под этим взглядом Сухомлин дернул плечом, по-краснел.
— А, да, — нервно произнес он, — я забыл... действительно, мы разошлись потом. Они пошли по своим делам, я — по своим...
— А можно полюбопытствовать, по каким своим делам? — усмехнулся оперативник.
— Ну-у... я провожал одного человека.
— Какого человека?.. Илья замялся.
— Девушку, да? — подсказал Матвеев.
— Так точно, — вздохнул Сухомлин.
— Так чего ты мнешься? — подбодрил генерал. — Так и скажи.
— А как фамилия девушки? — будничным тоном поинтересовался Буров.
Илья покраснел еще гуще:
— А вам зачем?
— Ну, раз спрашиваем, значит, надо, — криво улыбнулся Буров.
Сухомлин замолк.
— Илья, в чем дело? — сухо спросил начальник училища.
— Товарищ генерал, а почему я должен называть ее фамилию? — нервно вскинул голову Илья.
— А что, в этом есть какой-то секрет? Или она у тебя в розыске?
— Мы же не предлагаем тебе опорочить ее имя, — усмехнулся Буров, — просто назвать.
Илья опустил глаза. Пауза затягивалась.
— Суворовец Сухомлин, что происходит? — повысил голос генерал.
— А я вам могу сказать, — хмыкнул Буров. — Не было никакой девушки, и никого он не провожал.
— Провожал! — по-мальчишески вскинулся Илья.
— Кто это может подтвердить? — спросил следователь.
— ОНА может подтвердить.
— Ну так назови нам ее, — мирно кивнул Буров, готовясь записать имя.
Илья решительно повернулся к Матвееву:
— Товарищ генерал-майор, почему я должен? Что я такого сделал?
После паузы генерал вздохнул:
— Ладно, Илья... ничего ты не сделал. Можешь идти.
— Как — идти? — опешил Буров.
— Вот так. Ступай, Сухомлин.
— Есть! — четко ответил Илья, щелкая каблуками.
Когда за кадетом закрылась дверь, следователь хмуро бросил генералу:
— Леонид Вячеславович, мы так ничего никогда не установим. Вы разве не видите, что он чего-то недоговаривает?
— Во-первых, вы обещали на них не давить, — нахмурился генерал. — А во-вторых, вы что, сами не видите? У парня явно есть личные причины не называть при всех фамилию девушки.
Следователь хмуро усмехнулся:
— Забавненько. Дай бог, чтобы эти личные причины не совпадали с личными проблемами майора Ротмистрова.

— А у тебя что спрашивали? — Степа ополоснул лицо и шумно вытерся полотенцем.
— Спрашивали, что в увале делал, — коротко сказал Максим, закручивая кран.
— А ты им что сказал? — продолжал любопытничать Перепечко.
— Правду, что же еще? — скорчил рожу Макаров. — Сказал, что в зоопарк с тобой ходил. Тебя гиббону показывал.
Кадеты прыснули со смеху. Степа надулся.
— Нет, а серьезно, — покачал головой Синицын. — Чего им надо от нас?
— Матвеев задвигал про какой-то там инцидент в городе, — неохотно произнес Сухомлин.
— Какой еще инцидент?
— А вы что, не слышали? — пожал плечами Трофимов. — У Ротмистрова в субботу хату выставили.
Суворовцы обалдело переглянулись.
— Как это — выставили? — протянул Си-ницын.
— Я откуда знаю? — хмыкнул Трофимов. — Меня ж там не было! Слышал просто, как офицеры обсуждали.
-- Ну допустим, — подумав, кивнул Сухомлин. — А мы-то тут при чем?
— Чего ты у меня спрашиваешь? Вот у них надо было и спросить...
В умывалку вошел Сырников с полотенцем на плече. Кадеты снова обменялись взглядами.
— Слышь, Леха, — осторожно произнес наконец Синицын, — а это правда, что вашу квартиру ограбили?
— Ну правда, а что? — не сразу отозвался Сырников.
— А ты не знаешь, какого черта нас тут по ментам таскают? — поинтересовался Макаров.
— Нас что, в чем-то подозревают?
— Кто их знает, — пожал плечами Сырников. — Меня вон тоже таскают.
Он начал намыливать лицо.
— Слушай, а что... много всего украли, да? — сочувственно спросил Сухомлин.
— Мужики, честное слово, — устало пробормотал Сырников, смывая мыло, — я тоже ни фига не знаю...

В отделении милиции корпел над бумагами Буров. Вошедший в комнату оперативник, заглянув через его плечо, одобрительно хмыкнул:
— Молодец, стажер... У меня бы три дня на это ушло. Ненавижу писанину.
Он уселся за стол, щелчком выбил из пачки сигарету и задымил.
— Ну, и что мы имеем?
-- Ну как, — не отрываясь от бумаг, пожал плечами стажер, — очевидного пока ничего.
— Забавненько... Значит, пока все вхолостую, да?
— Ну, я бы так не сказал... Все-таки у трех человек нет алиби.
Оперативник, скривившись, выпустил в потолок струю дыма:
— Алиби! Это вас в школе милиции таким умным словам учат?..
— А что? — пожал плечами Буров.
— Да ничего... Нет алиби, а дальше что?
— Предлагаю отработать их в первую очередь.
— Валяй отрабатывай, — кивнул капитан.
Буров помедлил.
— Мне больше всех этот... Сухомлин не нравится. Товарищ капитан, разрешите, я с него начну? — осторожно произнес он.
— А кто ж тебе запретит? — философски заметил следователь. — Давай валяй.

Третий взвод маялся на уроке истории. Пе-репечко, уныло глядя в потолок, похоронным голосом рассказывал:
— А в августе Столыпин прервал отпуск для поездки в Киев. Там в присутствии императора должен был открыться памятник Александру Второму. В Киеве Столыпина всячески оскорбляли...
-- Вот как, — хмыкнул внимательно слушавший историк. — Даже так?.. А кто оскорблял, интересно? И в каких выражениях?
Степа вздохнул:
— Его не в выражениях оскорбляли, а так... Например, ему не нашлось места в автомобилях, в которых ехали император и его свита. В итоге Столыпину пришлось нанимать извозчика. В общем, его там как бы... гнобили, что ли.
Кадеты захихикали. Историк нахмурился.
— То есть игнорировали, — покраснел Степа, — я это хотел сказать. В итоге первого сентября тысяча девятьсот одиннадцатого года в киевском оперном театре Столыпина смертельно ранил Богров...
— Ясно, — кивнул историк. — У вас все?
— Все, — согласился Степа.
— Кто может дополнить ответ Перепечко?.. — обратился историк к классу. — Сухомлин, что вы можете добавить?
— А что добавить? — блеснул очками Илья. — В принципе, он все рассказал...
— Вот именно что в принципе, — недовольно заметил преподаватель. — Перепечко, как звучал вопрос?
Степа почесал затылок:
— Аграрная реформа Столыпина.
— Во-от. Аграрная реформа! — подчеркнул учитель. — Про Петра Аркадьевича вы нам худо-бедно рассказали, а вот про реформу я так ничего и не услышал.
— Ну как? — надулся Степа. — Я же говорил... Про эти... про отруби!
Класс дружно рассмеялся.
— Про что, простите? — изумленно переспросил историк. — Столыпин у вас что, на свиноферме работал?
— Нет, — побагровел Степа, — я имел в виду эти... отрубы.
— Какие отрубы?!
— Н-ну... — окончательно смешался Перепечко, — Столыпин же брал куски земли и создавал отрубы...
Класс снова зафыркал. Учитель укоризненно сдвинул брови:
— Не вижу ничего смешного. По количеству дополнений с места, я вижу, немногие тут обогнали Перепечко... Значит, так, третий взвод. К следующему уроку каждый из вас готовит письменный доклад по теме «Аграрная реформа П. А. Столыпина». Листиков этак на пять.
Класс уныло загудел. Сырников поднял руку:
— Олег Иванович, а можно на три листика?
-- Можно и на три, — мирно кивнул историк. — Только оценка будет соответствующая...