Любительница частного сыска Даша Васильева – 34 5 страница

– Полагаю, из них вырастают такие же взрослые, – перебила я бабу Раю, – когда они стареют, договариваются с новой порослью плохих деток о мошеннических операциях.

Логинова приросла к стулу.

– Хотите, расскажу, как дальше будут развиваться события? – спросила я и, не дождавшись ответа, продолжила: – Милиция изымет ведомости, где вы расписывались за Королькову, и дверь в камеру захлопнется. Проведете остаток жизни за решеткой, правда, тратить деньги на еду и оплату квартиры вам не придется, государство предоставит и баланду и койку.

– Я старая, – еле слышно прошептала Раиса Матвеевна.

– Увы. Уголовный кодекс не делает послабления для пожилых людей, – не останавливалась я, – на снисхождение может рассчитывать только ребенок.

– Миленькая, – застонала баба Рая, – простите! Бес попутал! Одна живу! Денег нет! А тут…

Непрерывно всхлипывая и вытирая рукавом халата сухие глаза, старуха быстро изложила некрасивую историю.

Некоторое время назад к ней пришла Марина и предложила:

– Хочешь заработать?

– Конечно, – кивнула Раиса, – а что надо делать?

– Посидеть в моей квартире и расписаться за мать в ведомости, – разъяснила пьяница, – пенсию поделим.

Раисе Матвеевне план показался удачным, и мошенницы стали получать чужие деньги.

– Как же вас не поймали? Неужели доставщик не сообразил, что в разных квартирах живут одинаковые старухи, он же, наверное, прямо от Корольковой к вам шел, – удивилась я.

– Пенсию можно и на книжку перечислять, – объяснила Раиса, – мне ее переводят, а к Анне на дом приносят.

– Ловко вы устроились!

– Бедность проклятая, – заныла Раиса Матвеевна, – нищета доконала.

Я окинула взглядом недавно отремонтированную кухню, новую электроплиту, хороший холодильник, современный плоский телевизор на стене и поняла, что бабуля врет, она совсем не церковная мышь.

– Вы вокруг-то не глядите, – стала оправдываться бабка, – пасынок старается, сын мужа от первого брака. Но он мне денег ни копейки не дает, продукты привозит и вещи, а дальше крутись сама.

Мне стало противно.

– Вы обворовывали Анну!

– Так ей ничего не нужно, – выпучила блеклые глаза Раиса, – она живет в свое удовольствие! Роскошно! В санатории! За ней врач глядит! И медсестры!

– Кто же вам рассказал о шикарном существовании Анны?

– Марина, – похоже, искренне ответила старуха, – она с мамой не ладила. Аньке не нравилось, что дочурка слишком веселая! А девчонка курить стала, Аня же никогда не дымила, прямо ненавидела табак, сразу кашлять начинала! Но Нюся любила дочку…

Я молча слушала Логинову.

Пятиэтажка, в которой проживает Раиса Матвеевна, ранее была общежитием одного из московских заводов. В каждой квартире ютилось по семье, но потом предприятие возвело несколько зданий и стало улучшать условия жизни своих сотрудников. Одну часть отселили в новый дом, вторую оставили на старом месте. Раисе, конечно, хотелось получить метры в новостройке, но ее отговорил муж.

– Нам до работы будет два часа езды, – сказал он жене. – А тут метро под боком, в магазины и на службу пять минут пехом.

– Зато там стены с иголочки, – вздохнула жена, – кухня большая, ванная раздельная.

– Ерунда, – отрезал супруг, – заживем своей семьей в двушке, ремонт сделаем, красота получится!

Вот так Логиновы остались на месте, а в сто восемьдесят третью квартиру перебрались Анна и Марина, которые раньше жили в первом подъезде.

Аня служила в заводоуправлении художником, рисовала всякие плакаты, объявления, оформляла клуб к праздникам. Королькова была слишком гордой, с бабами во дворе не общалась, да и на работе не отличалась разговорчивостью. «Да, нет, хорошо», – вот и все слова, которые произносила Анна. Утром она шла на работу, вечером в одно и то же время возвращалась. Изредка художница заходила в продуктовый магазин, покупки она всегда несла в непрозрачной сумке, и любопытные соседки не имели возможности узнать, чем питаются Корольковы. Но Рая несколько раз сталкивалась с Аней у помойки, видела, что соседка высыпает в мусор, и понимала: у художницы туго с деньгами. Из ведра Корольковой сыпались пустые пакеты из-под кефира, упаковки от круп и макарон, иногда яичная скорлупа и совсем редко куриные кости, Аня явно экономила на питании. Одевались соседи просто, Анна много лет носила зимой зеленое драповое пальто с норковым воротником, а когда мех окончательно вытерся, заменила его полоской из плюшевой чебурашки. Марина тоже не выглядела щеголихой. А еще местные сплетницы ничего не знали о Корольковой. Ясное дело, когда-то у нее был мужчина, иначе откуда взяться дочери? Но был ли он законным мужем, любовником и куда подевался теперь, осталось тайной.

Однажды Аня пришла к Раисе и попросила:

– Не взялись бы вы позаниматься с Мариной, у нее проблемы в школе.

– Я работаю в садике, – напомнила Логинова, – с подростком не справлюсь, лучше нанять учительницу.

– У меня денег нет ей платить, – откровенно призналась Королькова, – а вы дорого не возьмете, у вас пасынок чуть старше Марины, почему бы не попробовать? Девочка от рук отбивается, я около восьми возвращаюсь, она сама себе предоставлена, а вы сменами работаете.

– Ладно, – согласилась Раиса.

В свободные дни Логинова заходила к Марине, и скоро жизнь соседки открылась перед ней как на ладони. Аня дома была молчалива и терпеть не могла домашнее хозяйство. Грязь в квартире была необыкновенная, пол и мебель медленно покрывались толстым слоем пыли, но хозяйку это не травмировало. Готовила Королькова отвратительно, ей не удавалось нормально сварить даже сосиски, они лопались в кипятке и выворачивались «мясом» наружу. Апофеозом кулинарных изысков Ани был гороховый суп из пакета. Картошку она никогда не чистила, свеклу тоже.

– Пальцы пачкаются, – пояснила она однажды, – потом ходи с черными руками.

Логинова промолчала, на ее взгляд, от красок, которыми Аня писала картины, руки пачкались намного сильнее, и из-за них в квартире едко пахло. Мольберт прятался в крохотной спаленке, которая принадлежала матери. Раиса иногда из элементарного любопытства заглядывала туда в отсутствие хозяйки и рассматривала полотна. Анна рисовала странные сюжеты: комнаты, набитые кроватями, клумбы с засохшими цветами, реки крови, небо, где вместо звезд белели отрубленные человеческие головы. Логиновой «искусство» Корольковой казалось жуткой мазней, но Аня обожала рисовать.

– Мама всегда у мольберта, – откровенничала Марина, – если не поработает один день, начинает плакать.

Постепенно у Раисы Матвеевны появились сомнения в психическом здоровье соседки. Аня принимала очень много лекарств. На тумбочке у кровати стояли баночки со снотворным и с какими-то таблетками. Как-то раз Раиса заболела и не смогла спуститься к Марине. Посреди дня школьница сама пришла к «учительнице» и спросила:

– Может, сходить для вас в аптеку?

– Спасибо, деточка, – прокашляла Раиса и зарыдала.

– Что случилось? – испугалась Марина.

– Сегодня годовщина смерти моего мужа, – ответила Логинова, – Андрей скончался в свой день рождения.

– Не повезло, – посочувствовала Марина.

– Лежу и думаю, какой раньше у нас был праздник, гости, танцы, подарки, – плакала Раиса, – а нынче горе и темнота. Да еще я простудилась! Жить не хочется, камень на сердце лежит, не засну никак! Настроение ужасное! Спасибо тебе за заботу, но от горя лекарств не бывает.

– Сейчас принесу, – пообещала Марина и кинулась домой.

Вернулась девочка с двумя пилюлями: желтой и голубой.

– Пейте, – велела она воспитательнице.

– Что это, и где ты взяла таблетки? – поинтересовалась Рая.

– Вы не волнуйтесь, – защебетала Марина, – мама их всю жизнь ест! Утром и вечером.

Только высокой температурой и депрессией можно объяснить то, что Логинова проглотила пилюли и тут же пожалела о содеянном. Спустя двадцать минут Раисе стало жарко, появилось хорошее настроение, жизнь перестала казаться кошмаром, и женщина спокойно уснула.

Справившись с простудой, Раиса спросила у Анны:

– Что за лекарства ты принимаешь?

Королькова спокойно ответила:

– До рождения Марины я серьезно болела, лежала в клинике, где мне выписали снотворное, витамины и средство, регулирующее давление, этот набор я должна пожизненно пить. А почему ты интересуешься?

– Марина меня таблетками угостила, – пояснила Рая, – они мне здорово помогли, я сразу заснула, и настроение потом было отличное.

Анна кивнула:

– Ничего удивительного, снотворное для сна придумали, что же касается внутреннего состояния… Сходи к врачу, может, у тебя, как у меня, давление скачет. Имей в виду, если пилюли пропишут, их надо глотать регулярно, не пропускать прием, и вообще, беречься. Вниз головой не стоять.

– Я вроде не циркачка, на руках не хожу, – парировала Раиса.

– Полы часто моешь, – вздохнула Аня, – это вредно. Чем меньше убираешься, тем дольше живешь.

– Пятьсот лет никто не протянет, – засмеялась Рая.

– Может, мне удастся, – серьезно ответила Королькова.

Через год Марина поступила в художественное училище на отделение стекла и керамики, дочери передался талант матери, девочка хорошо рисовала и лепила. Необходимость делать уроки отпала, Раиса перестала ходить к Корольковым.

Время бежало, Марина устроилась на работу, познакомилась с каким-то парнем, непризнанным скульптором. Тот крепко выпивал и приучил молодую женщину к водке.

– Быстро она скатилась, – без всякого сожаления заметила Раиса, – сейчас полы мусолит в магазине у метро. Вот как бывает!

– А где Анна? – спросила я воспитательницу.

Логинова похрустела пальцами.

– Ее приятель устроил в загородный дом престарелых, там шикарно! Кормят шесть раз в день!

– Это вам Марина сказала?

– Ну да!

– И вы поверили запойной пьянице? – возмутилась я. – Получаете пенсию Анны и не волнуетесь?

Раиса открыла ящик стола и вытащила открытку.

– Читайте.

Глава 11

Я взяла почтовую открытку. «Добрый день, Рая. После аварии я пришла в себя и сейчас снова рисую. Живу в роскошном санатории для одиноких пожилых людей. Здесь очень красиво: река, лес и милые люди. Я одна в комнате. Кормят хорошо, по-домашнему, есть врач, медсестра и большая библиотека. Я рада, что не мучаюсь в Москве вместе с Мариной. Из-за нее тогда со мной случилось несчастье, поэтому хочу забыть человека, который по недоразумению считается моей дочерью. Спасибо тому, кто меня сюда устроил. Раиса, я счастлива, у меня новая жизнь и вспоминать о прошлом не желаю. Я нацелена в будущее, сейчас готовлю картину на выставку. Простить Марину не могу. Любые призраки из прошлого меня нервируют. Переписываться нам не стоит. Я жива, здорова и счастлива. Надеюсь, ты тоже. Прощай. Анна Королькова».

– Когда Марина предложила поделить материну пенсию, я все-таки испугалась, – тихо сказала Рая, – и спросила: «Нас не поймают?» На что Марина ответила:

– Никогда, она же не выписана, по документам в квартире числится.

– Куда же Анна подевалась? – поинтересовалась Раиса.

– У нее после наезда с головой беда и ноги плохие, – ответила Марина, – ей постоянный уход нужен, она в санатории живет…

Логинова замолчала, потом изобразила рыдание.

– Ой, как плохо остаться на свете старой, больной, никому не нужной, ой…

– О каком наезде идет речь? – остановила я ее стоны.

Раиса вздрогнула, отвела в сторону глаза и быстро ответила:

– Под автобус она попала! Лет пять-шесть назад, уж не припомню точно. Аня зимой на остановке стояла, скользко было, тротуар нечищеный, кто-то ее пихнул, она упала и под колеса угодила, хорошо, шофер внимательный оказался, с места тронулся, услышал, что народ заорал, и тут же встал! Иначе бы переехал несчастную насмерть! Ногу она сломала и головой помутилась. Ударилась о бордюр и память потеряла.

Я уточнила:

– У Корольковой был инсульт?

Раиса пожала плечами:

– Точно не знаю, доктор говорил, что от удара сотрясение мозга вышло, а еще она испугалась! Вообще позабыла, как ее зовут. Я пришла Аню проведать, она лежит никакая, глазами хлопает, чушь бормочет! Ну я и успокоилась…

Логинова испуганно замолчала.

– Успокоилась? – зацепилась я за странный в таком контексте глагол. – Почему?

Раиса вздрогнула:

– Что?

– Почему вы успокоились, поняв, что соседка лишилась рассудка?

Старуха заморгала, попыталась изобразить улыбку, но губы ее не слушались, затряслись и побелели.

– Раиса Матвеевна, хотите денег? – нежно спросила я. – У меня есть при себе приличная сумма, которой я с удовольствием с вами поделюсь. Если вы сейчас мне расскажете правду, я ни одной живой душе не сообщу про ваши махинации с чужой пенсией. Выбирайте: деньги и мое молчание или визит милиции и неминуемый арест за подделку чужой подписи и присвоение денег.

Логинова вцепилась пальцами в стол и перестала корчить из себя малообразованную бабу.

– Я ее до дрожи боюсь, оттого и согласилась на аферу с получением денег.

– Вы боитесь Марины? – уточнила я.

– Дочь Корольковой страшный человек, – зашептала баба Рая, – убьет меня, как Аню.

– Марина лишила мать жизни?

– Пыталась, да не вышло, – еле слышно сказала Раиса. – Иди-ка сюда.

Старуха встала и поманила меня рукой в коридор, там она распахнула небольшой стенной шкаф, в котором висела верхняя одежда, и приложила палец к губам.

– Тсс!

Я замерла и услышала негромкое фальшивое пение:

– «Мой мармеладный, я не права», – бойко выводил девичий голосок. – Муси-пуси, джага-джага, о-ля-ля…

– Ах ты б… дура сучья, – вклинился мужской голос, – руки пообрывать, да…

Баба Рая захлопнула шкаф, на цыпочках вернулась в кухню, села за стол, подождала, пока я устроюсь напротив, и спросила:

– Слышала? Чего-то в нашей квартире строители намудрили, в других такого эффекта не наблюдается. Девка, которая пела, это Лена, жиличка Маринина, а мужик – Николай, они с женой надо мной живут, вечно матерятся, но это у них разговор такой. На самом деле у Коли с Ритой семья дружная, обзываются без злобы. А вот Марина с матерью друг друга ненавидели.

Начались скандалы после того, как девушка, познакомившись со скульптором, стала выпивать. Сперва Аня просто упрашивала загулявшую дочь образумиться, потом стала прятать от нее деньги. Марина злилась, орала, отнимала у матери пенсию. В день, когда произошел несчастный случай, они поругались насмерть.

– Не смей приближаться к парню, – потребовала Анна, – он мерзавец!

– Не твое дело, – завизжала дочь.

– Сам алкоголик, и тебя губит, – не останавливалась старшая Королькова.

– Я его люблю, – орала в ответ Марина.

В таком тоне беседа продолжалась около часа, а потом всегда державшая себя в руках Анна сорвалась. Раиса, которая в тот момент собралась за продуктами и застегивала на ногах сапоги, услышала звон и вопль Корольковой:

– Хватит! Прямо сейчас поеду к его матери! Пусть сына на цепь посадит! Расскажу про художества парня! Он не смеет мою дочь спаивать.

– Стой, сука! – завопили в ответ.

До слуха Раисы долетели треск, стук, а потом звенящий от злобы голос Марины:

– Ну погоди, я тебя убью! Убью! Убью!!!

Раиса схватила сумку и ушла, лишний раз радуясь, что не обзавелась собственными детьми, из-за пасынка, что бы он ни делал, не станешь переживать до слез.

В ближайшем магазине цены не обрадовали, Логинова решила съездить на рынок и пошла на автобусную остановку, там, как всегда, собралась толпа народа. Стояла зима, с неба сыпал снег, дорогу не чистили, транспорт работал с перебоями, и Рая приуныла, она даже хотела вернуться домой, но тут увидела Анну и обратилась к ней с вопросом:

– Куда собралась?

– По делам, – сквозь зубы ответила Королькова и отвернулась, давая понять, что не хочет говорить с Логиновой.

Раиса Матвеевна обиделась, но тут подъехал «Икарус», народ заволновался, Королькова оказалась непосредственно перед Логиновой, внезапно воспитательница почувствовала толчок в спину, да такой сильный, что стала заваливаться на бок. Дальнейшие события заняли считаные секунды: чтобы не упасть, Раиса попыталась уцепиться за плечо Анны, соседка обернулась, но Логинову снова пнули. Рая по инерции мотнулась вперед и сбила с ног Королькову, та упала, покатилась на мостовую, успев вскрикнуть:

– Рая!

Логинова зацепилась за какого-то мужчину, автобус дернулся, раздался вопль. Раису больно ткнули под ребра чем-то жестким, она повернула голову и встретилась взглядом с Мариной, которая, яростно орудуя локтями, пыталась выбраться из толпы.

– Задавили, – орали люди, – насмерть! Старуху переехали! Зовите «Скорую».

У Раи, которая, в отличие от остальных, поняла, что произошло, подогнулись ноги, с огромным трудом она выбралась из человеческой массы и рухнула на скамейку. Марина решила убить мать. Девушка действовала хитро, сама не стала толкать Анну под автобус, толкнула того, кто стоял за Корольковой. Очевидно, пьяница не узнала Логинову, зато Анна рассмотрела Раису, падая под колеса, она успела выкрикнуть имя той, кого приняла за убийцу. Совершив ужасный поступок, Марина поторопилась удрать, в момент побега она сообразила, кого избрала орудием преступления.

С ревом подъехала «Скорая».

– Жива, жива, – бубнили люди.

Логинова вскочила на ноги и с воплем: «Я ее знаю», – ринулась к врачам.

Сообщив медикам имя и фамилию пострадавшей, Раиса спросила:

– Куда вы повезете Анну?

– В больницу имени Расторгуева

[9]

, – ответил фельдшер.

– Она будет жить? – не успокаивалась Раиса.

– Пока дышит, – огрызнулся парень, потом, очевидно, устыдился собственной грубости и объяснил: – Нога сломана и травма головы. Не тридцать лет бабке, организм уже не молодой.

Так и не купив продукты, Раиса приплелась домой и открыла шкаф, чтобы узнать, что творится в квартире Корольковой, но снизу не доносилось ни звука.

Около двух недель Раиса вздрагивала от каждого шороха, потом поехала в клинику. С одной стороны, она боялась Марину, если та решилась убить родную мать, жизнь соседки для нее ничего не стоит. С другой – Анна могла пойти на поправку и рассказать, что ее под колеса толкнула соседка. Доказывай потом, что не виновата, никто не поверит.

В больнице Раю приняли любезно, молодой врач, лечивший Анну, сказал:

– С переломом мы справимся, а вот с головой сложнее.

– Что случилось? – встрепенулась Логинова.

– Ваша подруга потеряла память, – вздохнул доктор, – она не агрессивна, спокойна, но ничего не помнит. Ни своего имени, ни фамилии, даже дочь не узнала!

– Не пускайте сюда Марину! – воскликнула Логинова и прикусила язык.

– Я понял проблему, – кивнул медик, – девушка, похоже, алкоголичка. Но сейчас не о ней речь. Королькова отнеслась к своему ребенку, как к чужому человеку.

– Ужасно, – поежилась Рая, – она вообще ничего не помнит, меня тоже не узнала. Аня выздоровеет?

– Мы проводим лечение, – ответил врач.

Раиса больше не ходила к Анне, а потом вдруг к Логиновой заявилась Марина и предложила трюк с пенсией.

– И вас не заинтересовала судьба Анны? – воскликнула я.

Логинова смутилась:

– Так письмо по почте пришло и… и…

– Что? – сердито спросила я.

– Я сказала Марине, что виновата, меня в толпе пнули, я не видела кто и упала на Аню, – еле слышно пробормотала Раиса Матвеевна, – и пенсию получаю от страха! Мне совсем немного достается, большую часть Маринка берет! Вот! Боюсь пьяницу! Она может убить человека. Если уж на мать руку подняла, то меня и подавно не пожалеет.

– Ясно, – кивнула я, – как звали доктора?

– Не помню, – ответила Логинова, – молодой был, но уже с лысинкой, маленького роста, на колобка похож.

Сев в машину, я позвонила Оксане.

– Алло, – весело ответила подруга, – Дашута, ты? Как дела! Эй, стой!

– Я никуда не еду! – удивилась я.

– Подожди, не тебе говорю, Нинка, не режь здесь, не видишь, там печень с желчным пузырем! Куда ножиком тычешь, сейчас прорвешь, и всю тушку выкинуть придется! Осторожно надо, без спешки.

Я замерла с трубкой около уха, а Ксюта продолжала сердиться на неведомую мне Нину.

– Такое ощущение, что за тобой бешеные крокодилы гонятся! Мы ставим рекорд по скорости? Нет? Вот и будь аккуратной. Ну Нинка! Это желудок! Не тискай его, отрезай нежно, иначе…

– Ты стоишь у хирургического стола? – прошептала я.

Никогда раньше Оксанка не брала мобильный во время работы, да и нельзя хирургу на операции пользоваться сотовым.

– …пожарить не сможем, – завершила подруга, – будет невкусно.

– Мама! – пискнула я.

– Что случилось? – моментально отреагировала Оксанка.

– Кого ты там режешь? – пролепетала я. – И чьи потроха собралась жарить?

– Нина, медсестра, купила на рынке гуся, ох уж эта молодежь неприспособленная! Гусик непотрошеный, а Нинок у нас дитя супермаркета, разделывать птицу не умеет, вот я и даю курс молодого бойца. Куда жир снимаешь! Без него весь вкус пропадет. Отойди! Я сама тушку обработаю, не могу смотреть, как гуся уродуют! Из хорошего продукта получится дрянь несусветная, – нервничала Ксюта.

– Ну Оксана Степановна, – раздался вдалеке тоненький голосок, – я не умею, как вы, готовить! Только замуж вышла!

– И не научишься, если будешь полуфабрикатами пользоваться. Что в семейной жизни главное? Не хихикай, это не то, что ты подумала, а горячий ужин! – наставляла медсестру Оксана.

– Перезвоню чуть позже, – сказала я.

– Если ничего срочного, то лучше через час, – попросила Ксюта, – нам его еще нафаршировать надо, яблоки с кашей припустить или овощи, я пока не решила!

Я не один раз лакомилась гусем, приготовленным Оксанкой, и сейчас, сглотнув слюну, сказала:

– Хорошо, – и решила пойти перекусить.

Марина жила в районе, жители которого, похоже, не любят посещать кафе. Я медленно ехала по улице и читала вывески: «Сантехника», «Плитка и кафель», «Лучшие унитазы», «Трубы для вас», «Французские ванны немецкого качества». Последнее название меня удивило, так откуда ванны, из Парижа или Берлина?

В конце концов на глаза попался огромный магазин, я решила, что там непременно найдется кусок сыра, батон и бутылка минералки. Лучше слопать незатейливый бутерброд из свежих продуктов, чем полакомиться в неизвестной харчевне креветками третьей свежести, которые залили чесночным соусом, чтобы отбить запах тухлятины.

Сыр и «нарезной» я нашла в супермаркете сразу, осталось выбрать минералку. Среди стеллажей, забитых разнокалиберными бутылками, я увидела только одну покупательницу, хрупкую старушку, одетую в темные брюки и молодежную куртку ярко-красного цвета. Она пыталась стащить с полки большой картонный ящик. Некоторые великовозрастные детки полагают, что родители созданы для их обслуживания, и, не церемонясь, отправляют стариков на рынок за овощами или в магазины за продуктами. Ну кому могло прийти в голову попросить божьего одуванчика припереть в дом месячный запас питьевой воды?

– Давайте помогу, – сказала я старушке.

– Очень уж плотно втиснут, – откликнулась та и обернулась.

– Ада Марковна! – подпрыгнула я. – Что вы тут делаете?

– Дашенька! – воскликнула дама. – Вот уж неожиданная встреча! Ты же не скажешь Фиме, да?

– Возле вашего дома находится гипермаркет, – покачала я головой. – Как вы очутились на другом конце города?

Ада Марковна покраснела:

– Ефим целыми днями работает! Ему деньги тяжело достаются. Вот я и стараюсь сэкономить!

Я непонимающе заморгала, мама Пузикова отпустила ящик, вынула из кармана рекламу из газеты и протянула мне.

– «Предъявителю талона скидка десять процентов, оптовым покупателям пятнадцать, бонусы суммируются», – озвучила я текст.

Ада Марковна одернула курточку.

– Фима пьет минералку и правильно делает, в день у него бутылка уходит, вот я и ищу в газетах распродажу. Сейчас возьму ящик и сэкономлю! Возле дома такая бутылочка стоит двадцать рублей, а здесь она мне обойдется…

Ада Марковна вытащила из другого кармана калькулятор и принялась азартно нажимать кнопки, приговаривая:

– Делим на сто, умножим, отнимем… в пятнадцать рубликов! В ящике двадцать пять бутылок, в нашем маркете я его за пятьсот рублей приобрету, а тут за триста семьдесят пять! Здорово?

– Замечательно, – улыбнулась я, – а как ящик повезете?

– Сюда на метро добралась, назад такси возьму, за двести рублей любой с ветерком домчит, – поделилась своими планами мать Ефима.

Я постаралась удержаться от комментариев. Значит, в двух шагах от квартиры за воду нужно отдать полтыщи, а тут меньше четырехсот целковых. Экономия? Теперь прибавьте цену за такси, и что получим? Ада Марковна сегодня потратит на семьдесят пять рублей больше, но при этом она абсолютно уверена, что отлично распорядилась семейной кассой. Всякий раз, когда вам захочется в целях экономии смотаться за дешевым хлебом во Владивосток, посчитайте, сколько стоит авиабилет, и подумайте: может, лучше приобрести дорогой батон в тонаре за углом?

– Я вполне способна обеспечить семью водой, – хорохорилась Ада Марковна, – конечно, внешне я произвожу впечатление немощной, но на самом деле у меня в руках железная сила! Смотри!

Она вцепилась в короб с бутылками и дернула его, ящик даже не шелохнулся, зато Аду Марковну повело в сторону, желая продемонстрировать мне свою потрясающую физическую форму, мать Фимы совершила слишком резкое движение, и у нее закружилась голова. Я бросилась ей на помощь, Ада Марковна, чтобы не упасть, правой рукой ухватилась за соседний стеллаж и задела одну из стеклянных бутылок с кетчупом. Две литровые емкости упали на пол и в мгновение ока разбились. Темно-красные капли разлетелись в разные стороны, одна из них попала на сапог Ады Марковны и «украсила» добротную зимнюю обувь на устойчивой серой подметке.

– Ой! Вот беда, – расстроилась старушка.

– Это ерунда, – улыбнулась я, – хозяин любого магазина всегда планирует убытки. Не о чем переживать! Пойдемте отсюда!

Глава 12

Я сняла картонный короб с полки, плюхнула его в тележку и сказала:

– Довезу вас!

– Ой, солнышко, – испугалась Ада Марковна, – не стоит из-за меня свои планы менять! Ты же, наверное, тоже за продуктами приехала! Не волнуйся и спасибо за предложение.

– Зашла купить что-нибудь себе на обед, я совершенно свободна и с огромным удовольствием доставлю вас домой, – заявила я.

– Мне повезло, – после легкого колебания воскликнула Ада Марковна, – а я угощу тебя своими пирожками, идет?

– Ради вашей кулебяки я готова бежать на край света, – сказала я. – Ни у кого так не получаются пироги с мясом.

Если честно, это не правда, готовит Ада Марковна отвратительно. Встречаются такие женщины, у них вечно каша подгорает, тесто не поднимается, а макароны слипаются в монолитный комок. Но ведь нельзя обижать милую даму! С мамой Ефиму крупно повезло, насколько я знаю, она всю жизнь работала, но находила время и на единственного сына. Есть женщины, которые душат детей своей любовью, постоянно следуют за ними, поучают и даже в пятидесятилетнем возрасте считают их неразумными отроками, встречаются и матери-калькуляторы, они любят повторять чаду:

– Родила тебя, в люди вывела, теперь отдавай долг, ухаживай за мной, исполняй мои просьбы, сиди дома, читай мне газеты вслух.

И уж совсем часто попадаются дамы, уверенные, что лучше них на свете никого нет, ни одна невестка не может приблизиться даже на километр к идеалу, все отвратительно готовят, убирают, рожают неполноценных детей, думают только о деньгах и пристают к мужьям с сексуальными домогательствами. Ясно, что сыночку лучше всегда жить с мамой, только она способна на истинное чувство и является безупречной хозяйкой, идеальной во всех отношениях женщиной.

Ада Марковна не принадлежала ни к одной из этих категорий. По рассказам Фимы, когда он закончил десятый класс, она ему сказала:

– Иди в армию, потом без проблем поступишь в любой московский вуз, бывшим солдатам предоставляют льготы.

– А как же ты? – засопротивлялся Ефим. – Папа умер, ты останешься одна.

– У меня подруг полно, – отмахнулась Ада Марковна, – а тебе непременно надо поступить в институт в Москве, в нашем захолустье нет никаких перспектив.

Фима потерял два года в казарме и очутился на студенческой скамье. Ада Марковна изо всех сил помогала сыну, она ухитрялась присылать ему деньги.

Когда Ефим получил работу, приличную зарплату и обзавелся своей квартирой, он стал звать мать в Москву, но та наотрез отказывалась, говорила:

– С насиженного места трудно сдвинуться, здесь подруги, дом, налаженный быт. Ты найдешь жену, не стоит съезжаться.

Как Фима ни уламывал мать, та не слушала сына. Но лет пять-шесть назад Ада Марковна упала и сломала шейку бедра. Не желая беспокоить Ефима, она ничего ему не сообщила, однако состояние ее здоровья не улучшалось, и одна из подруг дамы позвонила Пузикову в Москву с выговором.

– Ада лежит в палате с десятью соседками, – гневалась она, – врачам на нее наплевать, сыну, похоже, тоже!

Ефим мгновенно вылетел на родину, нашел мать в очень плохих условиях и, ужаснувшись, увез ее в столицу. Почти год у Ады Марковны ушел на реабилитацию. Фима трепетно ухаживал за ней, нашел медсестру, домработницу, покупал деликатесы и исполнял все желания матери. В конце концов она оправилась от травмы и осталась в столице. Тогда я с ней и познакомилась. Ефим продолжает заботиться о матери, квартиру убирает молодая девушка-украинка, Ада Марковна только готовит, ей собственная стряпня кажется очень вкусной. Фима стоически поглощает ее варево и не забывает хвалить матушку. Ефим не женат, но периодически в его квартире появляются невесты. Аде Марковне нравятся все претендентки на роль супруги сына, и она бывает крайне разочарована, когда он дает им отставку. Самое интересное, что несостоявшиеся жены потом быстро и весьма удачно устраивают свою судьбу и поддерживают дружбу с Адой Марковной, приглашают старушку в гости и советуются с ней. Один раз она, вернувшись от очередной бывшей девушки Пузикова, сказала мне, случайно заглянувшей на огонек: