Современная Греция 3 страница

Еще более известный путешественник, чем Рико, знаменитый французский ботаник Жозеф Питтон де Турнфор в 1700 г. посетил Восток, проезжая через Грецию, и в своем отчете об этом путешествии («Рассказы о путешествии по городам и портам Средиземноморья»), вышедшем в Париже в 1717 г. и ставшем классическим, оставил нам чрезвычайно интересный рассказ о кремации тела вампира, на котором он, самый внимательный из наблюдателей, присутствовал лично. Рассказав о различных греческих погребальных обрядах, особенно о мнемосуна, или «поминках», еда на которых называется коллуба — вареное зерно, напоминающее сладкую кашу на молоке с корицей, Турнфор продолжает:

«Мы стали свидетелями совершенно необычной и очень трагической сцены на острове Миконос, что было связано с одним из этих мертвецов, которые, согласно их поверьям, возвращаются после того, как их похоронят. Человек, историю которого мы собираемся рассказать, был крестьянином на острове Миконос (Киклады). По характеру он был грубым и сварливым, и эту подробность следует отметить, потому что она часто присутствует в подобных случаях. Этот человек был убит в каком-то безлюдном сельском уголке, и никто не знал, как или кто сделал это. Через два дня после того, как он был похоронен в небольшой городской часовне или молельне, стали говорить о том, что его видели по ночам, торопливо идущим огромными шагами, что он входит в дома и переворачивает там всю мебель, гасит свечи и светильники, внезапно крепко хватает людей сзади и устраивает тысячу других злобных и жульнических выходок. Сначала люди посмеивались над этими рассказами, но, когда на эти выходки стали жаловаться степенные и уважаемые люди, дело приняло по-настоящему серьезный оборот. Греческие священники публично признали факт этих похождений, и, наверное, у них были свои причины для этого. Были должным образом отслужены мессы, но, несмотря на все это, призрак-крестьянин продолжал свое дело, и было похоже, что он не собирается исправиться, что бы они ни делали. Самые видные жители этого района, священнослужители и монахи несколько раз собирались вместе, чтобы все обсудить, и, согласно какому-то древнему обряду, суть которого мне неизвестна, решили, что нужно подождать, когда истекут девять дней после похорон.

На следующий, то есть на десятый день в часовне, где лежало тело, была проведена торжественная служба с целью изгнания из него беса, который, как они считали, овладел покойным. После богослужения тело было эксгумировано, и вскоре все было готово для того, чтобы, по обычаю, вырвать из него сердце. Городской мездрильщик, старый и неловкий малый, начал вспарывать живот, вместо того чтобы вскрыть грудную клетку. Он долго шарил среди внутренностей и не мог найти то, что искал. Наконец кто-то сказал ему, что он должен рассечь диафрагму. Так что сердце было в конце концов извлечено из тела под одобрение всех собравшихся. Но труп теперь издавал такую мерзкую вонь, что пришлось сжечь большое количество ладана. Горячий дым смешался с дурными газами, которые источало это гниющее тело, но лишь усилил зловоние, казалось проникавшее в мозг тех, кто пришел посмотреть на это отталкивающее зрелище. Их подогретое воображение пошатнулось, и от ужаса в их головах вспыхнули дичайшие фантазии. Некоторые даже начали громко кричать, что это мертвое тело изрыгает этот густой дым, и, по правде говоря, среди этого безумия мы не осмелились утверждать, что этот густой дым исходит из кадила. В самой часовне и на площади перед ней не было слышно ничего, кроме криков „Vrykolakas!“, потому что так называют тех, кто возвращается таким дурным образом. Гомон и шум распространились по всем окрестным улицам, и это слово выкрикивали так громко, что оно, казалось, раскалывает сами своды часовни. Многие очевидцы утверждали, что кровь этого несчастного была ярко-красного цвета, а мездрильщик клялся, что тело было еще теплым, как при жизни. После этого все стали обвинять мертвеца в том, что он не умер по-настоящему и позволил дьяволу оживить свое тело, потому что они на самом деле так представляют себе vrykolakas. Как я уже сказал, это слово звучало со всех сторон. Немалое количество людей ходили в толпе и утверждали, что они ясно видели, будто тело было еще мягким, а все его члены гибкими и не окоченевшими, когда его несли через поля в церковь, чтобы захоронить, так что он явно был зловредным vrykolakas. Слышно было только это слово, повторяемое снова и снова.

Я уверен, что, если бы мы сами не присутствовали при этом, эти люди стали бы утверждать, что и запаха разложения не было, до такой степени были напуганы и удивлены эти люди, одержимые идеей того, что мертвец может вернуться к жизни. Что до нас, мы предусмотрительно заняли позицию поблизости от тела, чтобы точно видеть все, что происходит, и нас выворачивало от тошноты, которую вызвала вонь от разлагающегося трупа. Когда нас спросили, что мы думаем об этом умершем человеке, мы ответили, что, по нашему мнению, он, безусловно, мертв, но, так как мы хотели успокоить или, по крайней мере, не возбуждать их больное воображение, мы попытались убедить их в том, что во всем происшедшем нет ничего необычного, и нет ничего удивительного в том, что мездрильщик почувствовал небольшое тепло, пока шарил руками среди разлагающихся внутренностей, что зловонные газы обычно исходят от мертвого тела точно так же, как от старой навозной кучи, когда ее пошевелишь или сдвинешь. Что же касается ярко-красного цвета крови, которой испачкались руки мездрильщика, то это были всего лишь дурно пахнущие сгустки грязи и запекшейся крови.

Но, несмотря на все наши аргументы и объяснения, они чуть позже сожгли сердце этого человека на берегу моря. Однако, невзирая на кремацию, он стал даже еще более агрессивным и принялся совершать еще больше отвратительных поступков и вызывать еще большую сумятицу, чем раньше. Со всех сторон поступали сообщения о том, что каждую ночь он жестоко избивает людей, ломает двери и даже крыши домов, стучит и вламывается в окна, разрывает камзолы и платья в клочья, опустошает кувшины и бутыли. Это был самый ненасытный дьявол! Думаю, он не пощадил никого, за исключением консула, в доме которого мы остановились. Тем не менее я никогда не видел ничего более прискорбного и плачевного, чем состояние этого острова. Все его жители обезумели от страха, и самых разумных и лучших из них этот человек терроризировал так же, как и остальных. Это была эпидемия расстройства умственной деятельности, такая же опасная, как мания или психоз. Целые семьи покидали свои дома и с самых далеких окраин города приносили небольшие складные кровати и соломенные тюфяки на общественную площадь, чтобы провести ночь на открытом месте. Каждую минуту кто-то жаловался на какую-нибудь новую напасть или неприятность. Когда спустилась ночь, слышны были только крики и стоны. Более состоятельные люди уехали из городка (тоже Миконос) в сельскую местность.

В такой критический момент среди сумятицы и смертельной тревоги мы решили сохранять спокойствие, не делая никаких комментариев и не высказывая никаких мнений. Несомненно, за любое критическое замечание нас сочли бы не только пустыми и невежественными глупцами, но и, более того, безбожниками и атеистами. Абсолютно не в нашей власти было противостоять силе древнего и широко распространенного предания. Те, кто были проницательными и подозревали, что у нас есть серьезные сомнения в отношении истинного объяснения всего происшедшего, приходили к нам с явным намерением выговорить нам за наше неверие. И они поставили перед собой задачу доказать, что vrykolakas существуют, призывая в свидетели разных авторитетных людей, слова которых из книги „Щит веры“, написанной иезуитом-миссионером отцом Ришаром, они приводили в качестве цитат. „Он был латинянином, римлянином из Рима, — настойчиво утверждали они, — и поэтому вы должны обязательно верить ему“. Мы не пытались отрицать логику их аргументов, и поэтому они каждое утро приходили к нам с какой-нибудь байкой, подробным рассказом о каком-нибудь новом нападении, которое совершил этот ночной гуляка, беде или неприятности. Они даже обвиняли его в самых ужасных и отвратительных преступлениях.

Разумные люди в глубине души считали, что в один из основных моментов церемонии была совершена ошибка. По их мнению, службу нельзя было проводить до тех пор, пока сердце не было извлечено из тела этого гнусного негодяя. Они были совершенно уверены в том, что, если бы была принята эта мера предосторожности, дьявола можно было бы неминуемо поймать, и он не смог бы снова войти в мертвое тело. А вместо этого священнослужители начали богослужение, и дьявол, по их представлению, нашел прекрасную возможность скрыться. Когда же литургия закончилась, ничто не могло помешать ему вернуться.

Единственным результатом всех этих дискуссий было то, что эти люди оказались в точно таком же затруднительном положении, что и вначале. Днем и ночью заседал местный совет и непрерывно совещался. На протяжении трех дней и трех ночей по улицам проходили торжественные процессии. Все священники придерживались самого строгого поста и постоянно ходили от дома к дому с кропилами в руках, брызгая святой водой на двери. Они даже налили ее в рот презренному vrykolakas.

Со своей стороны, мы постоянно внушали членам городского совета, что в таких обстоятельствах их долг богобоязненных христиан состоит в том, чтобы установить специальное ночное наблюдение, чтобы увидеть, что происходит на улицах. И благодаря этой мере предосторожности они наконец поймали нескольких нищих и других бродяг, которые, без всякого сомнения, были ответственны за немалую долю беспорядков и суматохи. Это не значит, что они были их источником или что это их, главным образом, следовало винить за них. И все же они сыграли свою небольшую роль в нагнетании паники. Очевидно, эти негодяи были слишком рано освобождены из тюрьмы, так как через два дня после своего выхода на свободу, чтобы возместить себе несладкое пребывание в тюрьме, они снова начали опустошать винные емкости у тех, кто был настолько глуп, что оставлял на всю ночь свой дом пустым и без охраны. Тем не менее жители положились на свои молитвы и религиозные обряды.

Однажды, когда они читали молитвы после того, как пронзили множеством обнаженных мечей могилу мертвеца, которого они эксгумировали по три-четыре раза на дню, чтобы просто удовлетворить праздное любопытство, один албанец, который в то время оказался на Миконосе, взял на себя смелость совершенно авторитетным тоном сказать, что в подобном случае крайне смехотворно пользоваться христианскими мечами. „Разве вы не видите, несчастные слепцы, что рукояти этих мечей, сделанные в виде креста, не дают демонам покинуть тело? Почему вы не воспользуетесь кривыми турецкими саблями?“ Совет этого знающего человека не возымел никакого действия. Vrykolakas был жесток, и все жители находились в оцепенении от ужаса. Они не знали, какого святого призывать, когда вдруг им будто был подан сигнал, и они начали громко заявлять по всему городу, что эта ситуация невыносима, что остался единственный способ — полностью сжечь vrykolakas, а после этого пусть дьявол овладеет его телом, если сможет, что лучше прибегнуть к этим чрезвычайным мерам, чем остров полностью станет безлюдным. Ведь, действительно, некоторые знатные семьи начали паковать свои вещи с намерением переехать на соседние острова Сирос или Тинос. Поэтому члены городского управления распорядились доставить vrykolakas на мыс Святого Георгия этого острова, где был приготовлен огромный костер с дегтем и смолой, чтобы сухие дрова не прогорели слишком быстро. Останки были брошены в пламя, которое пожрало их за несколько минут. Это произошло 1 января 1701 г. Мы видели зарево костра, когда отплывали, и его можно справедливо назвать праздничным, потому что после этого прекратились жалобы на vrykolakas. Люди со смехом говорили друг другу, что дьявола на этот раз наконец поймали, и даже появились уличные песни и баллады, высмеивающие и передразнивающие его.

На всем архипелаге нет такого православного грека, который бы не верил твердо в то, что дьявол способен вдохнуть энергию и оживить мертвое тело. Жители острова Санторин испытывают особый страх такого рода перед оборотнями. После того как страхи жителей Миконоса были рассеяны, они выразили полное понимание того, какие могли бы быть последствия, если бы об этом деле стало известно турецким властям или епископу Тиноса. Действительно, ни один священник не соглашался поехать на мыс Святого Георгия, когда происходило сожжение тела. Священнослужители боялись, что епископ может оштрафовать их на кругленькую сумму за то, что тело оказалось извлеченным из земли и сожженным без его особого распоряжения. Что касается турок, то нет сомнений в том, что если бы это дошло до их ушей, то в следующий раз, когда они оказались бы на острове, они заставили бы всю общину дорого заплатить за кровь этого бедняги, который вызвал ужас и отвращение всей округи».

Этот рассказ имеет очень большую ценность, и, хотя следует пожалеть о скептической нотке, которая слышна на всем его протяжении, мы тем не менее благодарны за такой яркий и авторитетный отчет. Можно испытать немалое потрясение, представив себе эту ужасную сцену варварского обращения с мертвым телом, но следует постоянно помнить о том, что людям пришлось справляться с самым зловредным и страшным врагом, и, чтобы уничтожить его, им пришлось прибегнуть к грубым и ужасным методам.

Чуть раньше мы выделили причину, по которой греки так болезненно уклоняются от сжигания трупа, если только это не самый крайний случай. Для православного верующего это почти святотатство — предать огню «тело, на которое священник пролил святой елей, когда проводил соборование умирающего».

Обычай сжигать тела умерших относится к очень древним временам. Древние жители страны Ханаан (древнее название Палестины и Финикии. — Пер.) практиковали его до появления обычая предавать тела умерших земле, который пришел сюда вместе с семитскими племенами около 2500 лет до н. э. (из пустынь и полупустынь Аравии, откуда кочевники-семиты несколькими волнами (ок. 2500 до н. э. — ок. 1200 до н. э.) семитизировали, например, Палестину и Сирию, а также Месопотамию. — Ред.). Среди еврейского народа нет и следа обряда кремации. Исключение составляют чрезвычайные обстоятельства — война или эпидемия. Хорошо известно, какими торжественными церемониями такой развитый народ, как египтяне, окружал бальзамирование своих мертвых. Иранцы считали любую попытку кремации преступлением, караемым смертной казнью, и существовали особые правила очищения огня, который был осквернен таким образом. Даже среди греков и римлян такая практика была отнюдь не повсеместной, как часто полагают, и, безусловно, она не заменила собой те древние обряды римлян, о которых нам рассказывает Цицерон. Важно, что род Корнелиев, который был одним из самых благородных и образованных в Риме, не позволял сжигать своих умерших родичей. Единственным исключением был, по-видимому, Сулла, что вызвало множество комментариев и замечаний.

Древние христиане не сжигали своих умерших, но во время их преследований язычники, чтобы уничтожить веру в воскрешение тела, часто предавали тела мучеников огню, веря в то, что они могут сделать это невозможным. Этот вопрос был хорошо подытожен Минуцием Феликсом в его диалоге Octauius, который Ренан не без оснований назвал «жемчужиной апологетической литературы», и эти слова прославленного римского адвоката так же справедливы для нас теперь, как и в III в. Опровергая утверждение, что кремация делает воскрешение тела невозможным, Минуций пишет: «И мы ни в малейшей степени не боимся, как вы понимаете, никакого вреда от способа погребения, но мы придерживаемся старого и лучшего обычая».

27 июля 1892 г. архиепископ Фрайбургский, помимо других, задал прихожанам Римско-католической церкви вопрос: законно ли содействовать кремации тел по чьему-либо распоряжению или совету или принимать участие в нем, будучи врачом, официальным лицом или рабочим крематория? Ответ был таков: официально участие по доброй воле не разрешено. С другой стороны, физическая помощь при осуществлении этой процедуры при определенных условиях может быть дозволена: если кремация не является актом масонской секты, если в ней нет ничего, что само по себе, прямо или намеренно, выражало бы отрицание католического учения и восхваление секты, если явствует, что официальные лица и другие люди не были назначены или приглашены принять участие в этом обряде, дабы оскорбить и нанести вред католической вере. Очевидно, что вышеперечисленные ограничения очень великодушны и люди, участвующие в этой процедуре, не считаются вероотступниками, но их всегда могут предостеречь от того, чтобы активно участвовать в кремации.

Можно определенно утверждать, что в практике кремации нет ничего, что прямо бросало бы вызов церковному вероучению. Она может быть разрешена в отдельных исключительных случаях, и такие случаи нередки, и многие священники обращались к епископу за такой санкцией в отдельных случаях. Мне самому пришлось представлять на рассмотрение случай, когда кремация казалась целесообразной. И все-таки законодательство, которое запрещает кремацию, стоит на прочном основании, так как в большинстве случаев в наше время кремация, вне всякого сомнения, связана с обстоятельствами, которые делают ее публичным проповедованием материализма и атеизма. Европейские франкмасоны впервые получили официальное признание этого обряда от различных правительств, а церковь с самого начала была против практики, которой пользовались главным образом известные враги христианской веры. Наверное, следует добавить, что в Англии протесты против кремации не так хорошо понимаются большинством. По поводу опасений жителей острова Миконоса, что турецкие власти узнают о сожжении вампира, Турнфор замечает, что причиной этого было не какое бы то ни было отвращение мусульман к сожжению мертвого тела — они не испытывали никаких религиозных сомнений на этот счет. Жители острова единственно боялись того, что их угнетатели воспользуются этой возможностью как предлогом для вымогательства дани. Действительно, есть зарегистрированные случаи того, что турки, обнаружив тело, похожее на vrykolakas, сжигали его, согласно обычаю. Некоторые современные авторитеты утверждают, что скорее турки сами могут стать vrykolakas, нежели христиане. Православная церковь считает, что те люди, которые умерли некрещеными или вероотступниками, особенно подвержены возможности вернуться после смерти в качестве вампиров. Мусульмане, разумеется, некрещеные. Широко распространена вера в то, что крещение не даст детям стать оборотнями и, следовательно, вампирами. Что же касается вероотступника, то он ipso facto (в силу самого факта) отлучен от церкви, даже если не был официально предан анафеме.

В отношении того, что священнослужители не присутствовали на сожжении тела вампира на мысе Святого Георгия, и того, что они беспокоились, как бы об этом не узнал епископ на острове Тинос, можно привести очень уместный отрывок из книги Уильяма Мартина Лика, который в своих «Путешествиях по Северной Греции» (опубликованы в 1835 г.) пишет о вере в вампиров на Эпире:

«Сейчас было бы непросто встретиться с примером самого варварского суеверия, веры в vrykolakas. Так как это название иллирийское (Иллирия — северо-западная часть Балканского полуострова. — Пер.), то это, по-видимому, оправдывает греков и не делает их его изобретателями. Это слово, вероятно, было привнесено в эту страну варварскими славянскими народами. Описание Турнфора принято правильным. Считается, что дьявол входит в vrykolakas, который, восстав из могилы, мучает сначала своих ближайших родственников, а затем других людей, доводя их до смерти или потери здоровья. Средство избавления состоит в том, чтобы вынуть из могилы тело, и, если после церемонии изгнания беса священником злой дух продолжает досаждать живым, следует разрубить тело на мелкие куски, а если и этого недостаточно, то сжечь его. Архиепископ города Лариса недавно сообщил мне, что, будучи митрополитом города Гревена, он однажды получил извещение о том, что священником были эксгумированы два тела и брошены в реку Альяк под тем предлогом, что они vrykolakas. Явившись к епископу, священник признал этот факт и в свое оправдание заявил, что люди видели, как из могилы, в которой были захоронены эти два тела, в окружении пламени появилось большое животное. Епископ начал с того, что обязал священника заплатить 250 пиастров (его святейшество не добавил, что он роздал эти деньги бедным). Затем он послал прислужника за ножницами, чтобы отрезать священнику бороду, но удовлетворился тем, что напугал его. Затем он приказал оповестить всю епархию о том, что любое преступление подобного рода будет наказано вдвое большим штрафом и безусловной потерей социального статуса и тем самым утихомирил всех вампиров в своей провинции».

Этот отрывок, безусловно, интересный и важный, но мы должны быть осторожными при исправлении в нем одной существенной детали. Пока вера в vrykolakas в современной Греции не идет на убыль, а по-прежнему широко распространена. Любопытно, что Лик допустил серьезную ошибку, предположив, что эти предания отжили свое. Едва ли найдется путешественник, который не стал бы опровергать его в этом утверждении. Пэшли и Тоузер, не говоря уж о других, подчеркивают, что это суеверие и по сей день процветает, и, если ввиду природной осторожности греческого крестьянина оно не проявляется явно, оно тем не менее не становится слабее, хотя и более отодвинуто в тень, чем раньше. Из своего собственного опыта скажу, что я сталкивался с ним в современной Греции, и оно чрезвычайно живуче и на материке и, особенно, на островах. Выдающийся ученый господин Лоусон дает обширные доказательства греческим преданиям и обычаям. Более того, в предисловии к своей книге «Современный греческий фольклор» он прозорливо говорит о том, как трудно добыть детальную информацию об этих явлениях. Он справедливо замечает, что «крестьянин, который искренне верит в предрассудки и тщательно соблюдает обычаи, о которых он мог бы рассказать, сразу же замолкает, увидев записную книжку».

Придерживаясь любого мнения о vrykolakas в современной Греции, вы постоянно сталкиваетесь с тем огромным значением, которое придается разложению тела. Греческие поминки по усопшим, эти «дары мертвым», которые играют такую заметную роль в жизни греческого народа, уже были описаны. И когда мы вспоминаем о главном последствии такого разложения, с первого взгляда может показаться, что отношение к усопшим у греков включает два противоречащих друг другу мотива, а именно: желание обеспечить определенное существование путем удовлетворения телесных потребностей умерших и сильное желание того, чтобы тело уничтожилось. Невозможно, чтобы два таких диаметрально противоположных и взаимно исключающих представления сосуществовали, и достаточно одного вывода: распад тела подразумевает не его уничтожение, а воссоединение тела и души.

Если по завершении разложения тела оно соединяется с душой, родственники умершего могут считать себя свободными от обязанности обеспечивать ему пищу и дары.

Теперь мы можем поинтересоваться, когда обычно считается разложение тела достигнутым, и в народе считается, что таким сроком являются сорок дней. Погребальная песня, которую поют на острове Закинф (Ионические острова), недвусмысленно сообщает нам об этом: «А через сорок дней члены умершего распадаются, их блестящие волосы отрываются, их темные ясные глаза вываливаются, а голова расстается с туловищем».

Более того, сороковой день после кончины кого-либо на всей территории Греции является тем днем, когда родственники усопшего устраивают поминки, на которые зовут друзей и соседей. На Крите, если умершего подозревают в том, что он стал vrykolakas, люди в таком случае еще больше заинтересованы решить с ним вопрос до истечения сорока дней, так как, если не произойдет естественное разложение тела, он непременно станет вампиром.

Но здесь вмешался авторитет церкви и сильно изменил народное поверье. Время, необходимое для разложения тела, согласно церковным канонам, составляет три года, и, следовательно, хотя идея о сорока днях по-прежнему широко распространена, церковь внушила свое правило верующим, и, следуя ему, приношения пищи на могилу умершего продолжаются не менее трех лет, а по окончании этого срока происходит эксгумация. Я привожу следующий отрывок из произведения господина Лоусона, так как он не только очень четко иллюстрирует различные рассматриваемые моменты, но и приводит свои собственные наблюдения. «В настоящее время, напротив, люди продолжают приносить на могилу умершего еду до третьей годовщины со дня его смерти, когда происходит эксгумация. Тогда, если люди своими собственными глазами видят и убеждаются в том, что распад произошел полностью, что тела нет, а есть лишь кости, им уже и в голову не приходит приносить для умершего пищу. Но в редких случаях, когда разложение тела не закончилось, родственники не освобождаются от своих обязательств по отношению к усопшему. Я был свидетелем поразительного случая такого рода в Леонидионе на восточном побережье Лаконии. Когда я приехал, две могилы были только что вскрыты, и люди были чрезвычайно взволнованы, потому что в обоих случаях имело место лишь частичное разложение: в одном случае оно было столь мало, что можно было различить черты лица; люди боялись, что один или оба мертвеца превратились в vrykolakas. Когда я увидел останки, они были перенесены в часовню, прилегающую к кладбищу. Люди обсуждали, что с ними делать. Разложение тел должно произойти как в интересах самих мертвецов, так и всей общины. Требовались чрезвычайные меры. Лучшее, что было предложено, — я передаю лишь то, что действительно слышал, — после молитв (их испробовали, но безрезультатно) — это сжечь останки. Самые смелые жители деревни предложили этот план. Но это было бы нарушением закона и порядка, и местные власти не позволили бы этого. Священник предложил перезахоронение, но тут стали возражать родственники. У них уже было достаточно и беспокойства, и расходов: они поставили неугасимый светильник у могилы и праздновали все поминки. Они не соглашались на перезахоронение тела и не хотели выполнять все эти обязанности по отношению к умершему в течение неопределенного времени, не зная, когда тело усопшего должным образом „освободится“, а их заботы ему больше не будут нужны. Они хотели найти какой-нибудь способ разрушить труп и побыстрее.

И им это удалось. А я некоторое время был зрителем этой сцены. На полу часовни стояли две большие корзины с останками, а рядом с ними сидели люди и орудовали ножами. Среди них были женщины, которые стояли на коленях у корыта и мыли кости, которые им передавали, мылом и содой. Эта работа продолжалась в течение двух дней. По истечении этого срока кости уже были белыми и чистыми. Все остальное исчезло (возможно, было тайком сожжено), но эта тайна хранилась крепко. Поэтому было объявлено, что разложение тела закончилось.

Та позиция, которую заняли родственники умершего в этом случае, дает ясно понять, что все заботы о мертвом обязательны до разложения тела, но не дольше. Пока плоть остается в этом мире, для нее следует поставлять пищу; когда она исчезла и остались лишь кости, усопший перестает быть зависимым от своих живущих родственников, которые перестают беспокоиться о его благополучии».

Можно отметить, что со скелетом и человеческими костями греки обращаются так, что нам это показалось бы жестоким и неуважительным. В случае канонизированных святых действительно кости будут храниться, как священная реликвия, но в обычных условиях, как только тело подверглось распаду, кости просто выбрасывают в канаву или яму неподалеку от кладбища, за его священными пределами. Эти хранилища останков, которые можно увидеть в Греции повсюду, церковь, безусловно, называет кладбищами, коимптериа, в противоположность некротафеион, месту предварительного погребения. Но с этими кладбищами обращаются неуважительно. Церковное кладбище требует к себе набожного и благоговейного отношения, а обычная сточная канава, в которую выбрасывают кости, вызывает пренебрежение и неуважение. Когда мы вспоминаем чрезвычайную заботу, которой окружают греки своих мертвых, их сложную погребальную литургию, панихиды и погребальные песни, следует понимать, что это отношение, кажущееся черствостью, не является просто бездумным легкомыслием или беспричинным неуважением. Существует весьма здравое объяснение: когда тело полностью распалось и снова воссоединилось с душой, снова обретя индивидуальность и активность, его отбеленные кости, скелет без плоти бесполезен и даже менее чем бесполезен, это то, что выполнило свое предназначение, и теперь это можно списать со счетов.

И хотя, как мы уже видели, христианство никогда не относилось благосклонно к кремации, а церковь бескомпромиссно осуждала ее из-за ее внутренней связи с языческими обрядами, стоит заметить, что православие, предпочитая, безусловно, предание тела земле, не придерживалось таких же строгих правил, как католическая церковь, и при определенных условиях видело возможность послабления. Милость, которую люди очень хотели обеспечить своим усопшим, — это разложение тела, и, если погребение в земле могло в каком-то случае не привести к желаемому результату, то эта цель неизбежно и, можно сказать, немедленно достигалась путем кремации. Если в случае погребения родственники могли испытывать какие-то сомнения и пребывать в неизвестности, то, если тело сжигалось, они сами могли своими глазами увидеть, что его действительно пожрало пламя. У славян имелся способ избавиться от вампира, который состоял в том, чтобы одним ударом вогнать осиновый или боярышниковый кол ему в сердце. Грекам же было известно более надежное средство. Сохранилось предание о древнем способе сжигания мертвых в Древней Элладе, хотя в жизни этим способом не пользуются. Когда более поздние потомки эллинов столкнулись с ужасной опасностью, они вспомнили о древнем обряде, который обеспечивал немедленный и полный распад тела и обрубал всякую связь между живыми и умершим человеком, который после кремации больше не смог бы вернуться и досаждать им. И по-видимому, в таких чрезвычайных случаях такое средство не встречало никакого серьезного отпора со стороны церкви. Люди доказывали, что раз христианский обряд оказался в определенной степени неэффективным, раз вампир вернулся из могилы, то, безусловно, позволительно прибегнуть к другим, более радикальным мерам, даже если они несут в себе нечто языческое. В случае эпидемии чумы разрешалось сжигать тела, чтобы мор не распространялся. Точно так же, разумеется, позволялось сжигать тело чудовища, которое было распространителем инфекции вампиризма. Этот довод признавался молча. Действительно, священники в отдаленных деревнях и пустынных сельских местностях так же, как и население, безусловно, стремились избавиться от vrykolakas, и почти любые средства считались законными и одобряемыми. Когда вести о таких случаях достигали ушей епископа, люди получали довольно суровое порицание, особенно в более поздние времена. Но в силах епископа было разрешить выкопать из земли тело вампира и сжечь. Как и в наши дни, если чрезвычайные обстоятельства требуют этого, епископ может разрешить кремацию тела. Греки считали, что тем умершим, которые возвратились в мир живых и страдают оттого, что их тело не разлагается, следует помочь, и верным способом достижения распада тела, который обеспечивает умершим покой, является, безусловно, кремация. Это была мера, к которой прибегнуть было нелегко, однако это был акт милосердия как по отношению к живым, так и мертвым.