Полунощница

Послушание в трапезной, по-моему, самое труд­ное. Во-первых, в храм не выберешься, а главное - педосътание, В 11 часов вечера монастырь уже спит, а мы еще чистим картошку на утро или моем котлы. В час ночи еле живые добирались до кельи. Отец Ферапонт тут же на правило вставал, а мы падали и засыпали.

Обидно было вот что - только уснешь, как в два часа ночи трапезников будят: «Машина с продуктами пришла. Вставайте разгружать»: В общем, через день где-то с двух до четырех ночи мы разгружали машины с продуктами, потом шли досыпать. А пол­пятого нас уже будили на полунощницу.

У нас была хитрая образцово-показатель­ная келья. И если в других кельях, бывало, ропта­ли, что поздно пришли с послушания и не выспа­лись, то мы вскакивали на стук будильщика, дружно благодарили его и даже угощали яблоком. Будильщик нас очень хвалил. А когда он удалялся, мы говорили: «Ну, что, отцы, перевернемся на другой бок?»- И, выключив свет, делали большой поклон во всю кровать.

Так продолжалось некоторое время. А потом о. Ферапонт сказал: «А зачем мы сюда приехали? Хватит так жить. Надо Богу послужить». Стал неопустительно ходить на полунощницу, и я потя­нулся за ним. Мне очень хотелось спать. Но я уже привык, что на рассвете, улыбаясь одними глазами, меня будит о. Ферапонт, и тоже втянулся ходить на полунощницу. Сперва ходил из тщеславия. А потом полюбил полунощницу. Даже самому уди­вительно - вроде спишь меньше, а такая бодрость и радость, что день после этого совсем другой.

Так через о. Ферапонта мне открывалась тайна монастырских рассветов, когда первыми Бога славят монахи, а потом просыпаются птицы.

«Чего уж на свой счет обольщаться?»

Полюбил я монастырскую жизнь и возмеч­тал о себе: «Уйду, - говорю о. Ферапонту, - в пустыню и буду поститься, как древние». - «А чего, говорит он, в пустыне поститься? Там и так нечего есть. Вот ты попробуй поститься в трапезной, где всего полно, тогда и будешь постник». В тот день в подражание пустынникам я решил не есть. Хожу с показательно-постной миной, а о. Ферапонт положил себе творогу со сметаной, смотрит на меня, улыбаясь, и ест. Между прочим и я поел. Однажды отец келарь устроил нам пир - выдал на обед сыр, рыбу, яйца. У меня глаза разбежались: «Чего бы вы брать?»-- «А чего выбирать? - говорит о. Ферапонт, - в желудке все перемешается». Налил себе рассольника, доба­вил туда каши, туда же вылил компот и ест. «Отец Ферапонт, как ты можешь такую гадость есть?» - «Да ведь нам же лишь бы брюхо на­бить, - отвевчает он. - Так чего уж на свой счет обольщаться?»

В другой раз на обед было тоже много ла­комств, но на второе была овсянка, а я ее с дет­ства не выношу. «Терпеть,- говорю,- не могу овсянку!» - «Я то-же», - отвечает он. А сам, смотрю, лишь овсянки поел и даже от сливочного масла отказался. «Хорошее, - говорит, - мы охотно едим. А вот попробуй из любви к Богу есть то, что не нравится».