Победа давно одержана?

Если считать целью создание молодежной субкультуры, которая использует любую лексику и образы, чтобы постоянно воспроизводить свою «вообще радикальность», то тогда Лимонов сотоварищи добился тут всех возможных результатов и на несколько кругов обошел тех, кто стремился к тому же. Но к политике, как способу влиять на систему обязательных для всех решений такая субкультура имеет весьма далекое отношение. Талантливо и регулярно рассказывая всему миру в стихах и прозе о своей жизни, Лимонов лучше других справляется с публичной ролью Гая Фокса из фильма братьев Вачовски – сверхчеловека, демонстративно готовящего «вообще освобождение» всему остальному обществу. Но стоит помнить, что это всего лишь кино, построенное на старинном литературном мифе романтиков о гении, меняющем историю. «Партия», действующая по законам спектакля при знающих эти законы лидерах может добиться очень многого, но все эти достижения так же будут лежать в пространстве спектакля и ничего не изменят в политэкономии нашей реальной жизни.

31 – 1

Но вернемся к «31». Лимонов публично поражается человеческой, как бы это сказать мягче… «ненадежности». Напоминает всем, что это он придумал «стратегию», о чем, кстати, легко догадаться, потому что сама идея «собираться за право собираться» без выдвижения иных требований т.е. с принципиальным пропуском объяснения, ради чего, собственно, мы собираемся, это снова «чистая революционность». Очередные партнеры по альянсу подставили Лимонова и разочаровали, договорились с властью, провели санкционированный митинг и озвучили в микрофон свои, совершенно Лимонову не интересные, требования, опошлив тем самым его «чистую» стратегию. Творческий человек заявляет свои претензии на правообладание созданной им интеллектуальной собственностью и это вполне обычная ситуация. Не обычно в ней только возмущенное недоумение Эдуарда Вениаминовича, как могли с ним так поступить? Ведь так неплохо всё раньше получалось, когда был несанкционированный «просто протест», и Дмитрий Быков уже об этом стихи написал и Катя Гордон с Нойзом МС свои клипы про «31» сняли. Если бы, например, на Триумфальной площади прозвучало хоть одно требование, это бы сразу разделило людей по классовому признаку, потому что, вот ведь незадача, у людей, относящихся к разным классам и даже к разным группам внутри классов, разные интересы и политические цели, и любая «объединяющая» их идея это всего лишь временный компромисс на условиях победившего класса и доминирующей группы внутри него. Вот если бы «Левый фронт», который всегда тоже в «31» участвовал, стал бы вдруг требовать на Триумфальной национализаций и власти рабочих советов (за что он вообще-то и выступает), Катя Гордон, пожалуй, не стала бы тогда про «31» снимать клип, а Быков тоже вряд ли бы написал свои остроумные стихи. Или наоборот, если бы Немцов с Каспаровым сказали вслух, что они думают про «честную приватизацию», то, наверное, «Левый Фронт» в полном составе вынужден был бы обидеться и уйти. А так получилось идеально – просто протест – собираемся за право собираться! В какой-то момент, возможно, Лимонову показалось, что он заразил своей «революцией вообще» всех своих партнеров по «31». Но это была иллюзия. Они всегда отлично сознавали свой интерес – пододвинуться назад, к кассе и трону, туда, откуда их отодвинули конкуренты. В «бунтари» они попали временно и вопреки всякой очевидности, они совсем не такие, как Эдуард Вениаминович и нацболы нужны были им только за неимением хоть какой-то другой уличной пехоты, только за тем, чтобы власть их заметила и села с ними поговорить, а там глядишь, слово за слово…

В этом тайна их «предательства», о котором Лимонов пишет с таким обиженным гневом: я придумал, дрался, а они у меня украли. Но дело в том, что у них, либеральных партнеров, совсем не богемное мышление и им совершенно не нужна «революция вообще» и «просто протест». Думаю, что любая революция это самый страшный сон, который только может присниться правозащитникам Людмилы Алексеевой и другим профессиональным слушателям «Эхо Москвы», а «протест» нужен им только как форма шантажа власти в их очень узких групповых интересах. Они всегда прекрасно знали, за что борются, представляя «ущемленные» права одной группы буржуазии и пытаясь эти права предъявить, шантажируя другую группу, которой повезло оказаться к власти ближе. Это были всего лишь их внутриклассовые трения и не более и теперь, когда власть сказала им: ну что у вас там? Давайте поговорим, никто вас не запрещает, с чего вы взяли? Всё санкционируем, вот только без этого, как его… Лимонова. Он-то вам зачем? Он разве с вами? – они сразу поняли, что ни зачем и не с ними, что они и без Лимонова замечены, о них вспомнили, важная промежуточная цель достигнута. Всё это время за спиной Лимонова они кривились, вспоминая то его «нацизм», то его «коммунизм», то его «порнографизм» и вообще неприличность и несерьезность, и сетовали друг другу на то, с кем приходится иметь дело и какое наступило вокруг них безрыбье, потому что редкий человек в наше трезвое время выйдет на площадь бескорыстно поддержать одну (тем более, проигравшую) группу буржуазии против другой. В Петербурге, где нельзя было прямо воспользоваться известностью Лимонова, они давно уже разделили «марши» по разным адресам: один для «респектабельных» и параллельный «для буйных».

Теперь они поставили Лимонова перед выбором: или он меняется и идёт с ними и тогда у него есть шанс и дальше организовывать молодежную массовку в их “борьбе» или вновь остается в прежнем одиночестве со своей «вообще революцией», понятной только нацболам, и продолжает культивировать прежний образ жизни. Я думаю, он не изменится и останется главным по «революции вообще». И потому, наверное, ему вряд ли помогут прописные азы классовой теории: роль людей в создании и распределении прибыли определяет их социальные возможности и политические цели. Эти возможности реализуются, а цели достигаются, внутри системы, которая опирается на консенсус, временно достигаемый после победы одного класса над остальными. Внутри каждого класса в свою очередь выделяются группы, конкурирующие за близость к «лифту», соединяющему их с более высоким классовым этажом. В каждый момент времени один класс становится сильнее, а другой слабее. В тот же момент времени одна внутриклассовая группа становится ближе к «лифту», а другая дальше. Эта меж- и внутри классовая борьба маскируется мифологическим языком «общих интересов», тогда как интересы разных классов противоположны, а интересы групп внутри них совпадают лишь отчасти. Политическая деятельность имеет шансы на решающий успех только в случае, если вы уполномочены представлять интересы одной из групп, становящейся сильнее в данный момент. Выражение интересов слабеющих групп тоже возможно, но успех тут может быть лишь локальным. Действия отдельных личностей от имени не заданных в классовой системе групп не рационально и неизбежно будет использовано в своих целях представителями других, объективно заданных, групп. Художественная деятельность является подчиненным компенсаторным механизмом, реализующим в сознании отдельных людей то, что им не позволено прямо реализовать в системе классовых отношений. Именно поэтому политика, организованная по правилам художественной деятельности, невозможна, даже если этого вдруг захотят самые талантливые люди.

«ВОЙНА» — ПОЛИТИКА ДРУГИМИ СРЕДСТВАМИ

«Мы не присоединяемся к актуальным левым только по причине отсутствия таковых в жизни российского общества»

Петр Верзилов, активист группы «Война»

Участники «Войны»

Способны ли вы выбрать на полках супермаркета что-нибудь поувесистее, а потом на кассе метнуть это в охранника и убежать, не расплатившись? Скорее всего, нет. Тогда читайте дальше. Вам наверняка интересно будет узнать о тех, кто на это вполне способен и более того, называет это современным искусством. Или нет, вы вполне способны? Тогда тем более читайте, дальше будет про таких же, как вы. Именно так должна была выглядеть не состоявшаяся акция группы «Война», которую они сочли недостаточно радикальной и зрелищной и вместо которой появился прославивший их на весь мир фаллос на питерском мосту напротив офиса главной спецслужбы и «дворцовые перевороты», окончательно превратившие их в городских партизан и практикующих диалектиков.

«Война» предъявляла обществу через медиа свои главные амплуа:

Идеолог (или Бог?) Войны – Плуцер. Судя по тому, как он в своём блоге описывал их акции, Плуцер прежде всего рассчитывал на интерес сорокалетних интеллигентов позднесоветского происхождения, читавших составленный им уникальный словарь русского мата, иначе к чему весь этот «шаманизм», «древние языческие тотемные ритуалы» и прочая «энергетика»?

Двигатель Войны – Вор. Принципиально важный псевдоним. Последовательный антикапиталист не просто никогда не говорит правды властям, медиа и представителям капитала. Последовательный антикапиталист «берёт чужое», считая это единственно правильной амортизацией издержек классового антагонизма и микрорепетицией революции как таковой. Антикапиталист своим поведением отрицает систему, связавшую всех нас между собой как обособленных продавцов и покупателей. «Война» гордилась и подчеркивала, что всё оборудование для «благотворительного укрепления дверей» известного ресторана было самовольно позаимствовано с московских строек.

Президент Войны – Лёня Ёбнутый. Ёбнутый воплотил миф о «восставшем менеджере». Сколько снято фильмов и клипов на эту тему, начиная с «Бойцовского клуба», но мало кто видел «восставшего менеджера» своими глазами. Стиль офисных мечтателей, недовольных местной азиатчиной, это всего лишь «синие ведёрки». Лёня придал этому паролю незапланированный радикализм, не просто выступив с ведёрком против дорожных привилегий, но буквально станцевав джигу на железной крыше едущей в свой Кремль власти и ловко избежав контакта с охраной. За что, собственно, и выдвинут «Войной» кандидатом в президенты на ближайших выборах, что ещё раз остроумно пародирует офисные надежды на «правильного президента» взамен «неправильного». У Лёни и «первая леди» есть, она известна по акции с выносом из магазина курицы во влагалище («военный» псевдоним — Семиаршинная пизда).

Секс-символ Войны для гетеросексуалов – Надя Толокно, а Лаврентий – секс-символ для всех остальных.

«Война» набирала обороты как открытая группа, «арт-банда» с не фиксированным членством, стремящаяся стать широким артистическим и антисистемным движением, радикально-демократическим цирком, цель которого — включить в свои акции максимум людей и стереть границу между условной «сценой» и условной «аудиторией», потребляющей сообщение, сделать такое неповиновение массовым и модным. Подобный цирк может оказаться полигоном будущих форм социального самовыражения. Должны же когда-то окончательно исчезнуть столь авторитарные формы, как митинг и пикет?

«Война» не уставала пародировать реальную политику. Чего стоят одни их «шизорасколы», когда одни активисты группы рассылали прессе сообщения о том, что другие активисты исключены, примазались и давно не имеют к подлинной «Войне» отношения, хотя и те и другие продолжали действовать вместе.