Революция вообще

Но что такое «революция» в чистом виде, без прилагательных, если она не заявляется как радикальный способ принципиально изменить экономическую модель дележа собственности и политическую систему принятия решений? Что исповедует «революционер», который сегодня говорит о необходимости национальной диктатуры и введения института шерифов с неограниченными полномочиями, завтра призывает копировать Мао и Пол Пота, послезавтра заявляет о важнейшей необходимости отстаивания демократических прав всех граждан на свободу собраний. Бросается то к панк-феминизму: грядет восстание диких девочек! То к анархистскому номадизму: города нужно бросить и жить, двигаясь по земле небольшими вооруженными отрядами. И никогда публично не отказывается ни от одной из этих идей, как от ошибочной?

Ответ довольно очевиден. Тот, кто исповедует «революцию» как чистый стиль и использует в любой ситуации ту лексику, которая представляется ему здесь и сейчас наиболее антисистемной и радикальной. Именно поэтому, чем больше читаешь заводных статей и книг Лимонова, тем меньше понимаешь, чего он хочет в политическом смысле? Набор его претензий к системе скорее морально-эстетический: кругом неприятные грузные чиновники и они бесконечно воруют и врут, поэтому их нужно вышвырнуть и заменить молодыми, стройными и честными людьми. У чиновников старомодный вкус и нехватка воображения, а нужно, чтобы вкус был современный, провокационный, и воображение чтоб рулило всей движухой. Это и будет новая справедливость. За этим и нужна революция с любым прилагательным. Этот культ «революции вообще» не является уже, кстати, эксклюзивной особенностью Лимонова, он лёг в основу нацболовского проекта как такового и дал достойных продолжателей, что видно по книгам второго и тоже очень талантливого нацболовского писателя Прилепина. Из его романа «Санькя» совершенно не получается уяснить, за что же эти бескомпромиссные ребята борются и гибнут, за какую-то бесконечно абстрактную и не поддающуюся оскорбительной конкретизации «справедливость» и «Родину». Возможно, в романе просто нельзя было высказать прямо всю программу революционных преобразований, но та же проблема всплыла и на знаменитой встрече Путина с Прилепиным.Когда прозвучал вопрос о конкретных целях и требованиях «вашего движения», Захар вдруг замялся и ответил в том смысле, что так вот сразу в двух словах и не растолкуешь, а дальше начал про Чечню и Абхазию. Любой человек с системой политических взглядов, будь он националист, коммунист или либерал на месте Прилепина не задумываясь озвучил бы пять наиважнейших первоочередных требований, а потом ещё пять и ещё, и так загибал бы пальцы, пока его не остановят, но только не тот, кто за «революцию вообще», его подобные вопросы ставят в тупик и даже, наверное, оскорбляют своей приземленностью.

Перманентная «революция вообще» есть заостренная до максимума претензия богемы к чиновничеству. Людям, которые хотят быть «как Курт Кобейн», «как Егор Летов» или хотя бы «как Шнур из Ленинграда» всегда будут чужды те, кто хотят быть «как президент Буш» или «такими, как Путин». Это обычная разница стилей жизни и если мы абсолютизируем эту разницу, то и получим «чистую революционность» лимоновского типа. Интересно только, что это отношение удалось положить в основу целой субкультуры нацболов, большинство из которых к богеме по роду занятий всё же не относятся. «Нацболы» как довольно массовое и довольно давнее явление, рекрутируюся отнюдь не столько из нонпрофитных художников и музыкантов, сколько из тех, кто мечтает быть на них похожими и сильно утрируя, имитирует богемную оптику, выдавая её за политическую позицию.

Смысл «революции вообще» приоткрывается в одной из последних «философских» книг Лимонова, где он, трактуя Библию, предлагает человечеству задачу – найти своих создателей (инопланетян) и уничтожить этих космических хозяев. Этот гностический бунт против создателя и мечта о наказании демиургов напоминает пафос ранней сайентологии ещё живого Рона Хаббарда и вообще извечную претензию богемного героя к своей судьбе.