Заметки. Чем дальше мы углубляемся в оккультное учение, тем выше становится наше понятие о Махатме

Чем дальше мы углубляемся в оккультное учение, тем выше становится наше понятие о Махатме. Чтобы хорошо понять, до какой степени эти личности отличаются от обычного человечества, недостаточно интеллектуального усилия. Некоторые аспекты существа посвященного, относящиеся к особенному развитию высших способностей человека, не могут быть восприняты низшими способностями. Первоначальное понятие, которое мы себе составляем об адепте, способном проникнуть в опасные секреты духовной сущности, основано на наших понятиях человека науки; ученого, высоко одаренного, но остающегося заложником собственного мышления. Мы склонны признать его адептом раз и навсегда, как высшее человеческое существо, неизбежно пользующееся при всех условиях жизни особенностями, которые ему присущи в качестве Махатмы. Итак, если наши интеллектуальные усилия не могут отдать должного его особенностям Махатмы, то мы подвержены опасности впасть в противоположную крайность, когда рассматриваем его как обычного человека. Мы создаем себе, таким образом, многочисленные трудности по мере того, как мы начинаем усваивать особенности оккультного мира. Именно потому, что наиболее возвышенные особенности посвященных относятся к качествам человеческой природы, которые превосходят границы физического существования, адепт Махатма может им быть лишь в самом высоком значении слова, когда он находится, как говорят, «вне всякого тела», или по крайней мере, когда усилием воли он поставил себя в анормальное состояние. Когда ему не нужно предпринимать этих усилий или бежать из тюрьмы своей оболочки, он гораздо больше похож на обыкновенного человека, чем могли бы думать его ученики.

Верная оценка этого положения объясняет очевидное противоречие между видимым отношением ученика к своим учителям и некоторыми заявлениями, весьма обычными, этих самых учителей. Например, Махатмы не перестают утверждать, что они не безошибочны, что они люди, как и мы все, может быть, более умудренные в науке мироздания, чем вообще человечество, но, тем не менее, подверженные ошибкам в ведении дел, которыми им пришлось бы заниматься, а также в определении характера другого, или способностей кандидата к оккультному развитию. Как совместить такие утверждения с основным принципом всякого оккультного учения, которое рекомендует новичку иметь абсолютную и безграничную веру в учение и руководство своего Учителя? Решение находится в положении, о котором мы только что говорили. Адепт может быть человеком, удивительно подверженным ошибкам при обращении с некоторыми земными делами. Ведь и гении в повседневной жизни часто бывают непрактичны. Но как только Махатма начинает заниматься высокими тайнами духовной науки, он делает это благодаря своим способностям Махатмы и употребляя их, и в этих вопросах трудно не считать его безгрешным.

Это рассуждение внушает нам доверие к учению, исходящему из такого источника, составляющему предмет этой книги; это доверие не может быть поколеблено мелкими инцидентами, которые наш опыт может рассматривать имеющими свойство успокаивать эту восторженную веру в высшую мудрость адептов, которую обычно возбуждают первые понятия оккультной науки. Эти восторженность и преклонение вовсе не должны, на самом деле, уменьшаться у ученика, по мере того, как он лучше понимает мир, в который он проникает: человек, который в одной из своих сущностей есть Махатма, будет скорее пользоваться любезным вниманием, чем будет лишен своего права на уважение людей, мыслью, что в его обычной жизни он не настолько возвышается над простым смертным, как могли бы заставить думать его нирванические опыты.

Если мы всегда будем помнить, что адепт лишь тогда действительно является им, когда он исполняет свои функции, но тогда воспарив, он входит в духовное общение со всем тем, что для нас практически является всеведением, по крайней мере, что касается нашей солнечной системы, - мы избежим многих ошибок, к которым приводит сложность нашего предмета.

Осложнения, которые уже можно предвидеть, станут совершенно понятными лишь после прочтения некоторых последующих глав. Сущность Адепта столь вполне двойственна, что лица, находящиеся с ним в специальном психическом общении, могут принять на себя часть его влияния, или его знания высших планов природы даже без того, чтобы Махатма-человек в этот момент почувствовал призыв, к нему направленный. Мы также вправе быть в сомнении, не представляет ли отношение Махатмы с Махатмой-человеком скорее «осенение», согласно выражению, употребляемому иногда в эзотерических книгах, чем воплощение в полном смысле слова.

Трудность также состоит в том, что каждый Махатма, представляя человеческое «Эго» в очень развитом состоянии, принадлежит, так сказать, к какому-нибудь специальному отделу Великой Иерархии природы. Каждый посвященный должен принадлежать к одному из семи видов Великого посвящения. Мы еще недостаточно знаем об оккультной организации в высших сферах. С некоторого времени эзотерические книги утверждают, что существует пять Великих «Чоханов», или высших Махатм, которые возглавляют все Братство посвященных. Когда писалась эта глава, автор был под впечатлением, что высший глава еще другого уровня властвует над этими пятью Чоханами, но, вероятно, его можно рассматривать как главу шестого вида Махатм, а это предположение сейчас же заставляет нас думать о существовании седьмого Чохана, чтобы заполнить недостающие звенья нашей гипотезы. Но так как седьмая сущность природы или человека есть понятие в высшей степени непостижимое, недоступное никакой мысли, и которое можно формулировать лишь смутными и полными метафизических неясностей фразами, мы можем быть уверенными, что седьмой Чохан для неопытного воображения недоступен. Без сомнения, он также играет роль в так называемом высшем духовном хозяйстве природы и личность такого порядка иногда видима для некоторых из Махатм. Махатм можно рассматривать как необъяснимые, но необходимые явления природы, без которых человеческая эволюция не подвигалась бы вперед, а не как исключительных людей, достигших большой духовной высоты.

ГЛАВА II