Подружжя (друзья) // супруги

К интересным выводам может привести сравнение ВФ украинского наречия надворі ирусского эквивалента на улице (Надворі дощ // На улице дождь). Отличие внутренней формы этих наречий объясняется следующим:

“Типовим обійстям українських селян був двір, причому відкритого типу, а у росіян (північної і частково середньої смуги) – подвір”я – це перекриті дахом приміщення для худоби, сіна. Як зазначає Янів, “про індивідуалізм українця свіжчить традициійний спосіб поселення: одинцем, на хуторах, по балках і в ярах, а не в ослелях, що творили б одну замкнену довгу вулицю, Таким чином для українця їхнім світом був перш за все власний двір (хутір).” [Кононенко 1996,39].

Национальные традиции ярко отражаются во внутренней форме фразеологических единиц. Ср., например, внутреннюю форму фразеологизмов русского языка, которые отражают типично русские реалии:

проще пареной репы, балалайка бесструнная, лаптем щи хлебать, во всю ивановскую, ободрать как липку. Приведем примеры фразеологизмов, имеющих типично украинскую внутреннюю форму: вільний козак, як вареник у маслі, тихо хоч мак сій, стати на рушник, скочити в гречку, передати куті меду.

Как отмечают исседователи, невзирая на то, что значительная часть руссской и украинской (шире – восточнославянской) фразеологии имеет одинаковые источники, много соотносительных по значению фразем существенно отличаются мотивационными признаками. Даже поверхностный анализ русской и украинской фразеологии дает основание сделать выводы о некоторых отличиях в формировании русской и украинской фразеологических систем. Фразеология украинского языка характеризуется большей близостью к народно-поэтической основе, а также меньшим влиянием на нее языка книжного, старославянского.

Отдельного рассмотрения при характеристике ЯКМ требует внутренняя форма метафорических сочетаний, объективирующая “чувственно воспринимаемый”, “конкретный образ”. Так, например, в результате анализа существующих в русском языке сочетаний гложет тоска, тоска заела, тоска напала можно сделать вывод о том, что тоска в русской ЯКМ предстает как некий хижный зверь. В работах Н.Д.Арутюновой, В.А.Успенского, Дж.Лакоффа и М.Джонсона была предемонстрирована основополагающая роль метафоры в обыденном языке. В последние годы этот прием получил широкое распространение, оказавшись одной из составляющих метода “концептуального анализа”.

Так, положение о том, что говорящие на русском языке представляют себе совесть в качестве маленького грызуна, живого существа, находящегося где-то внутри человека, основано на анализе сочетаний типа угрызения совести совесть мучает. Совесть, как человек, может говорить, велеть, увещевать, дремать, пробуждаться, иметь свой голос.

Рассмотрим еще один пример внутренней формы метафорических сочетаний. Терпение предстает в русском языке в виде ряда разнородных предметов. В частности, имеются словосочетания, так или иначе объективирующие представление о терпении, основанное на образе жидкости: капля терпения, терпение иссякло. Однако мы говорим терпрение лопнуло указывая тем самым на другое свойство терпения, представляемое нашему воображению натянутой струной или надутым до предела воздушным шариком. Ср. похожий, но не тождественный образ, траспонируемый внутренней формой метафорического словосочетания в украинском языке, - терпець урвався.

Национально-культурные традиции отражаются также и в структуре сопоставительных синонимических рядах лексем и фразем различных языков. Так, например, украинское слово село имеет в русском языке два эквиватента-синонима – село, деревня. Это объясняется тем, что исторически в более религиозной Украине проводить дифференциацию между селом (поселением, в котором была церковь) и деревней (поселением, в котором не было церкви) не было необходимости [Кононенко 1996, 40].

Ср. также следующие синонимические ряды:

Струмінь // струя, поток; хазяйка, господарка, господиня// хозяйка; місяць// луна, месяц; жнива// жатва, страда; кінь// конь, лошадь.

Этнически маркиванными могут быть также переносные значения слов. Несмотря на значительное количество соответствий в обоих языках существуют также и несовпадающие единицы вторичной номинации, образующие синонимические ряды. Так, в украинском языке эмотивно-оценочными аналогами слова голова будут единицы гарбуз, макітра, а в русском – кочан (капусты), котелок, а для слова вуха/ уши можно подобрать соответственно разные синонимы-экспрессивы вареники/ лопухи [Кононенко 1996, 41].

Анализируя русскую ЯКМ и проводя некоторые украинские параллели, необходимо коснуться специфических форм с уменьшительно - ласкательными суффиксами. Лексика с суффиксами субъективной оценки распространена как в русском, так и в украинском языках, но статус таких единиц и степень их растпространенности в общелитературной речи неодинаковы. По сравнению с русским языком, для которого подобные образования также характерны, в украинском формы с уменьшительно-ласкательными суффиксами преобладают количественно и функционально.

По наблюдениям исследователей, в украинском языке существует ряд безэквивалентных образований с суффиксами субъективной оценки: имен существительных: морозонько, місяченько, негодонько, воріженька, козаченька, школярик, коник, війнонька, правдонька, горенько, лишенько, коханнячко; имен прилагательных: ріднесенький, цілісінький; наречий: додомоньку, близенько, раненько; глаголов: їстоньки, питоньки, спатоньки, спатусі, спатуньки, спатуні; числительных: одненький, однесенький [Бублейник 1996, 65].

Именно системная языковая безэквивалентность подобных образований обусловливает, как отмечает, например, Л.В.Бублейник, трудности художественного перевода. Ср., напимер, текст “Колыбельной” Леси Украинки:

Місяць яснесенький

Промінь тихесенький

Кинув на нас.

Спи, мій малесенький,

Пізній-бо час.

Тяжка годинонько,

Гірка хвилинонько,

Лихо не спить.

Леле, дитинонько,

Жить- сльози лить.

А.П.Довженко, цитируя “народное творчество” своей прабабки, прекрасно воспроизводит в “Зачарованій Десні” ее проклятия, пересыпанные словами с уменьшительно-ласкательными суффиксами: (“Бодай тобі рученьки-ніженьки поломило, а пальчики-суставчики повикручувало”).

Нередко, объясняя активность и распространенность слов с суффиксами субъективной оценки в украинском языке, ученые пытаются найти причину этого явления в особенностях этнической психологии украинцев и выдвигают в качестве основного фактора, обусловливающего это явление, высокий эмоциональный потенциал украинцев. Действительно, многие исследователи украинского менталитета (А.Кульчицкий, Н.Костомаров, В.Липинский, Е.Донченко, Ю.Романенко) подчеркивают эмоционально-эстетическую доминанту в характере украинца [См. об этом:Донченко, Романенко 2001, 244]. Думается, однако, что связывать причину описываемого лингвистического феномена лишь с проявлением своеобразия этнопсихологии носителей языка – чрезвычайно опасный путь, который может привести к возникновению субъективных оценок. Ведь нередко, описывая характерные особенности “русской души”, ученые, как отечественные, так и западные, также подчеркивают эмоциональность и находят соответствующие этому качеству языковые признаки. А.Вежбицкая, например, отмечает: “Русский язык исключительно богат уменьшительными формами,… они встречаются в речи “на каждом шагу” [Вежбицкая 1997, 50]. Русский язык, по сравнению с английским, чрезвычайно богат “активными” эмоциональными глаголами, большинство из которых совершенно не переводимо на английский язык: радоваться тосковать, скучать, грустить, огорчаться, хандрить, ликовать и др. [Вежбицкая 1997, 42].

Вместо того, чтобы сравнивать “степень эмоциональности” русских и украинцев, на наш взгляд, необходимо обратить внимание на особенности истории формирования языков. Для украинского языка особую значимость имели народно-разговорные и народно-песенные источники, в том время как русский язык в большей степени был ориентирован на книжно-письменную стихию [Бублейник 1996, 69]. Думается, что во многом именно это, а не только особенности этнопсихологии, предопределяет наличие в языке соответствующих языковых форм.

Как известно, язык в сознании человека хранится в виде ассоциативно-вербальных сетей – особого способа организации индивидуального лексикона, который имеет онтологическую основу. Безусловно, что подобное сетевое построение характеризуется этническим своеобразием. Ведь классификационная деятельность этноса так или иначе отражается в языке и влияет на восприятие мира. Тот или иной феномен, подвергнутый номинации, становится лингвокультурным фактом этнического сознания.

Сопоставительное исследование ключевых (т.е. наиболее частотных в ходе свободного ассоциативного эксперимента) слов показывает, что центральными для языкового сознания русских (начиная, по крайней мере, с 60-х годов ХХ века) являются такие понятия, как человек, дом, жизнь, хорошо, друг, нет [Уфимцева 2002,161]. Сравнение результатов ассоциативных экспериментов различных временных срезов- 1969-1972 и 1988-1991 [Словарь ассоциативных норм русского языка М., 1977 и Русский ассоциативный словарь, Т.1, 1994] демонстрирует стабильность структуры языкового сознания русских, ее соотнесенность со структурой этнических констант [Уфимцева 2002, 161].

Материалы свободных ассоциативных экспериментов позволяют сопоставлять массив ключевых слов представителей разных этносов. Сопоставление экспериментальных данных дает возможность утверждать, что в ядре языкового сознания русских и украинцев совпадает 56,6% слов (т.е. 17 из 30):

жизнь, человек, любовь, радость, хорошо, друг, счастье, плохо, деньги, большой, дом, ребенок, красивый, смерть, сила, свет, зло [Уфимцева 2002,163-165].

Для языкового сознания белорусов и украинцев процент совпадений больший – 66,7% [Уфимцева 2002,165].

В центре языкового сознания англичан стоят слова me, man, good, sex, no, money, yes [Уфимцева 2002,168; данные основаны на анализе материалов ассоциативного словаря Kiss G., Armstrong C., Milroy R. “The Associative Thesaurus of. Edinburg, 1972 ]. Если для носителей русского языка наиболее частотными реакциями на слово человек являются животное, умный, хороший, обезьяна, друг, существо, то для англичан - woman, boy, child, creation, father. По данным Н.В.Уфимцевой, процент совпадение в ядре языкового сознания русских и англичан составляет лишь 42,6%, т.е. из 75 слов совпадают лишь 32.

Приведенные данные еще раз подтверждают мысль о том, что модель мира у представителей того или иного этноса формируется под влиянием различных социально-когнитивных опор и вербальных стереотипов. В онтогенезе, овладевая словом родного языка, его семантикой, ребенок усваивает и определенное видение мира, объективированное в этнически маркированном внутреннем лексиконе представителей той или иной культуры.

Таким образом, различные языки по-разному членят один и тот же мир и обозначают одни и те же реалии. Каждый народ создает свою культуру, а культура так или иначе отражается в языке.

Литература

Апресян В.Ю., Апресян Ю.Д. Метафора в семантическом представлении эмоций //Вопросы языкознания, 1993, №3

Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка // В кн.: Апресян Ю.Д. Избранные труды. Т.2, М. 1995

Бублейник Л.В. Типологічні співвідношення в лексиці української та російської мов. К.,1996

Вежбицкая А. Язік, культура, познание. М., 1997

Верещагин Е.М., Костомаров В.И. Язык и культура. М.,1976

Гумбольдт В. Язык и философия культуры. М.,1985

Донченко О., Романенко Ю. Архетипи соціального життя і політика. Київ, 2001

Залевская А.А. Проблемы организации внутреннего лексикона человека. Калинин, 1977

Кононенко І.В. Національно-мовна картина світу: зіставний аспект // Мовознавство,1996,№6

Костомаров Н.И. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа ХУ1-ХУП вв. М.,1992

Кундзіч О. Творчі проблеми перекладу. К.1973

Мечковская Н.Б. Социальная лингвистика. М.,1996

Мечковская Н.Б. Язык и религия. М.,1998

Постовалова В.И. Картина мира в жизнежеятельности человека // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира.М.,1988, с.7-70

Пономарьов А. Українська етнографія. Київ, 1994

Потапенко О.І., Дмитренко М.К. та інш. Словник символів. Київ, 1997

Стернин И.А. Типизированное представление в структуре значения языкового знака в условиях разных культур// Психолингвистические исследования в области лексики и фонетики. Калинин, 1983

Уфимцева Н.В. Культура и проблема заимствования // Встречи этнических культур в зеркале языка. М.,2002

Шаклеин В.М. Лингвокультурное содержание языка: к проблеме мотивации содержания лингвокульрной картины мира // Россия и Запад. Диалог культур.- М., вып.6,-1998

Шмелев А.Д. Русская языковая модель мира. Материалы к словарю М.,2002

Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира (Модели простанства, времени и восприятия).,М.1994

Энциклопедия. Языкознание, русский язык. М.,1998

Яків В. Нариси до історії української етнопсихології. Мюнхен, 1993