Теми практичних занять 4 страница

О том, что территория храма предков служила местом для важнейших церемоний и собраний, мы узнаем, в частности, и из трактата У-цзы, где рассказывается о пирах, устраивавшихся на дворе храма предков в честь отличившихся на службе государству (У-цзы, VI, 1).

15. Термины "чичэ"и "гэчэ", представляющие наименования различных видов колесниц, употреблявшихся в древней китайской армии, вызывают несколько разноречивые толкования. Цао-гун и Мэй Яо-чэнь определяют первый как "легкие колесницы", второй как "тяжелые колесницы". Ли Цюань называет первые "боевыми колесницами", вторые – "легкими колесницами". Ду Му понимает так: "легкие колесницы"– это боевые колесницы, на которых в древности вели бой; что же касается "гэчэ", то это, по его мнению, обозные, тяжелые колесницы, на которых перевозили оружие, вещи и снаряжение. Чжан Юй истолковывает эти термины по-иному: первые – это, по его мнению, колесницы для нападения, вторые – для обороны. Таким образом, совершенно ясно значение первого термина – "чичэ": это колесницы, предназначенные для боя; их называют то "легкими колесницами", то "боевыми колесницами", то "наступательными колесницами". Сомнение вызывает второй термин: боевые ли это колесницы или только обозные фургоны? Ду Му считает их именно последними, но Чжан Юй полагает, что они являются также боевыми колесницами, только предназначенными для обороны. Другие комментаторы, не объясняя их назначения, называют их "тяжелыми колесницами". Однако Ли Цюань неожиданно именно к ним прилагает термин "легкие колесницы", противопоставляя их "боевым колесницам", в то время как Ду Му именно "боевыми колесницами"называет только "легкие".

Я считаю, что Ду Му прав в том смысле, что первые, т. е. легкие колесницы, есть в точном смысле этого слова боевые, вторые же, т.е. тяжелые колесницы, являются прежде всего обозными. Мне кажется это верным по той причине, что на первых колесницах – очень подвижных и легких – помещались три тяжеловооруженных воина, ведшие бой, вокруг же располагались пехотинцы – 72 человека. Для быстроты продвижения эти колесницы были запряжены четверкой коней, покрытых кожаными панцирями для защиты от стрел. Ясно, что они предназначались для боя. Тяжелые колесницы для боя не годились уже по своей громоздкости. В трактате У-цзы упоминается, что их строили иногда размером "больше дома" (У-цзы, Введение). кроме того, в них запрягали 12 волов, что одно указывает на их малоподвижность. К ним придавали также нестроевой состав – кашеваров, каптенармусов, конюхов, чернорабочих для подноски топлива и воды, всего 25 человек. Следовательно, они явно не предназначались для боя, по крайней мере для наступательных операций. Но в то же время они делались исключительно хорошо защищенными от стрел. В трактате У-цзы описывается, что их сверху донизу обивали кожами, прикрывали кожами колеса и т. д. (У-цзы, Введение). Поэтому, если во время похода легкие колесницы естественно шли впереди, а тяжелые сзади, то на стоянках легкие располагались внутри, тяжелые снаружи, образуя как бы укрепленный лагерь. Во время же боя тяжелые колесницы ставились позади фронта сплошной стеной и служили укрытием для своих солдат. Таким образом, когда Чжан Юй называет тяжелые колесницы оборонительными, он прав: это – большие, так сказать, бронированные обозные фургоны, используемые и как укрытие и при обороне.

16. Комментаторы пробуют определять, чему равнялась та тысяча миль, о которой говорит Сунь-цзы, в мерах их времени. Если взять самого близкого к нам по времени комментатора (из старых, конечно), который затрагивает этот вопрос, – Сорая, то он исчисляет один чжоуский фут в 7.2 японских дюйма его времени, 8 чжоуских футов составляют 1 сажень, т. е. 5 футов и 7.6 дюйма японских; одна миля равна З00 саженей, т. е. 172 сажени и 8 футов японских, иначе 4 те и 48 кэн, 1000 миль, таким образом, равна 4800 японских те, т. е. несколько более 133 японских миль. В переводе на европейские меры это будет около 450 км. Считаясь с тем, что чжоуский фут был в эпоху Чжоу не везде одинаков, Сорай допускает колебание этой цифры от 100 до 133 японских миль, т. е. приблизительно от 350 до 450 км (Сорай, цит. соч., стр. 30). Впрочем, как об этом говорилось и в комментарии, вряд ли есть какая-нибудь надобность в этих точных вычислениях: текст Сунь-цзы не следует понимать в данном случае буквально, а принимать его выражение "1000 миль"за общее обозначение далекого расстояния.

17. О слове "князь"здесь и всюду ниже см. примечания к главе II.

В переводе текста II главы мною употребляется слово "князья". Так я передаю по-русски китайское обозначение "чжухоу". Такой перевод является обычным в китаеведческой практике и я не нахожу нужным его менять. К тому же я считаю его правильным и по существу, т. к. русское слово "князья"может служить и служит общим обозначением владетелей представленных в истории различных типов государственных образований, за исключением носителей верховной власти, стоящей – номинально или фактически – над властью отдельных "князей". Именно такой смысл и имеет китайское чжухоу. В связи с этим предупреждаю, что всюду в дальнейшем у меня будет встречаться слово "князь". Этим общим наименованием я позволяю себе передать все те титулы владетельных князей, которые существовали в период Чуньцю. Как известно, это – титулы "гун", "хоу", "бо", "цзы и "нань". Конечно, в этих разных титулах отражается известная градация в положении (по крайней мере, в "юридическом"смысле) правителей отдельных владений того времени, но мне кажется, что отразить эту градацию в переводе следует только тогда, когда переводится текст, где эта градация играет существенную роль. Когда же этого нет, всех этих владетелей можно обозначать общим словом "князья", тем более, что такое общее обозначение их существует и в китайской истории: это – слово "чжухоу", т. е. как раз то, которое в этой главе и дано. При этом как в русском слове "князья"один из титулов служит обобщающим обозначением всех прочих, так и в китайском "чжухоу"в качестве обобщающего обозначения взят также один из титулов – "хоу".

Я употребляю русское "князь"для обозначения владетелей времен Чуньцю, входящих в общую категорию "чжухоу", но не для обозначения Чжоуских правителей, титул которых был, как известно, "ван". Этот титул я передаю русским "царь". Конечно, это возможно только для тех времен, ко не для позднейших, когда "ван"получило значение "князь", "принц". Для передачи еще одного титула, встречающегося в памятниках того времени, титула "ди", я сохраняю принятый перевод "император". Поясняю, что во всех этих случаях я говорю о переводческой передаче китайских обозначений; вопрос об историческом существе той власти, которая обозначалась каким-либо из этих титулов, совершенно особый.

18. Слово "чжун-юань"я перевожу здесь русским "страна". Собственно говоря, этим словом обозначалась центральная равнинная часть территории Китая, расположенная по течению Хуанхэ, особенно земли, составляющие ныне провинции Шаньдун и Хэнань.

Некоторые комментаторы так и считают, прибегая в связи с этим к крайне искусственному толкованию этого места трактата, как это делает, например, Сорай. Основой такого их толкования служит соображение, что Сунь-цзы, находившийся в княжестве У, не мог назвать так территорию своего княжества: оно было расположено к югу от Янцзы-цзяна по нижнему течению этой реки. Однако не нужно забывать, что это же слово получило значение "страны"вообще. Поэтому вполне возможно, что в таком смысле оно и здесь употреблено.

19. Выражение "цюню"одни понимали как "волы, поставляемые сельскими общинами", другие – как "большие волы", основываясь на том, что слово "цю"может значить "большой". Я ставлю по-русски просто слово "волы", считая в то же время, что предыдущий текст совершенно ясно указывает, что здесь речь идет о волах, поставляемых общинами. Оснований для того, чтобы считать слово "цю"в сочетаниях "цюи"и "цюню"различным по смыслу, нет никаких, тем более, что речь все время идет об одном и том же. Кроме того, нигде во всем трактате нет ни одного случая употребления иероглифа "цю"в значении "большой". Поэтому толкование Ли Цюаня, к которому с некоторыми оговорками присоединяется и Сорай, должно быть безусловно отвергнуто.

20. Я позволил себе на место китайских "чжун"и "дань поставить русские "фунт"и "пуд". Конечно, это не соответствует действительным весовым соотношениям этих мер. Кроме того, китайские "чжун"и "дань"– меры сыпучих тел, а не веса, и по-русски следовало бы взять что-либо вроде "четверти"и "гарнца". Но дело здесь не в точных мерах. Сунь-цзы просто указывает на то, что известное количество провианта и фуража, полученное на месте, по своему значению во много раз превышает то же количество, доставляемое издалека, или, иначе говоря, экономически гораздо выгоднее получить то, что нужно, на месте, чем возить издалека. Так как в данной фразе Сунь-цзы единственно важна именно эта мысль, я и позволил себе, чтобы сразу сделать ее ясной для русского читателя, на место ничего не говорящих русскому слуху названий древних китайских мер подставить знакомые русские слова. О реальной величине "чжун"и "дань"сведения дают все комментаторы. Кода в переводе на современные японские меры исчисляет один чжун в шесть коку и четыре то, один дань – в 20 коку (Кода и Оба, цит. соч., стр. 81). Это составляет 32.7 бушеля (1 чжун) и 99.2 бушеля (1 дань).

21. Сорай дает совершенно иное толкование этому месту II главы. По его мнению, Сунь-цзы здесь говорит о том, чтобы передать отнятые от противника колесницы самим же сдавшимся неприятельским воинам, именно тем, кто первыми изъявил покорность. иначе говоря, Сорай предполагает, что захват колесниц противника происходит путем сдачи воинов противника. Таким образом, можно воздействовать на психологию сдавшихся и привлечь их на свою сторону, а с другой – подействовать и на прочих, побуждая их к сдаче. Однако на всякий случай следует принимать и некоторые меры предосторожности, а именно: на колесницах вперемешку со сдавшимися следует рассадить и своих воинов или же сдавшихся раньше и уже проверенных, рассадить так, чтобы из троих воинов, составлявших команду колесницы, один или двое были вполне надежными.

Такое понимание основано на толковании одного слова текста – указательного местоимения "ци", которое в этом абзаце встречается два раза. Сорай считает, что это местоимение должно указывать на одно и то же. В первый раз оно встречается в словосочетании "отдай в награду тем, кто первым..."и т.д., во второй раз – в словосочетании "перемени на них (собственно: "те") знамена". Так как во втором случае совершенно ясно, что местоимение "те"указывает на знамена, находящиеся на отнятых колесницах, то и в первом случае "тем"должно относиться к противнику, т. е. фраза должна иметь смысл "отдай их в награду тем, кто первым сдался" (Сорай, цит. соч., стр. 45).

Эта аргументация вполне основательна, но все же принять толкование Сорая нельзя. Ведь, если следовать его толкованию, то слово "дэ"нужно будет понимать, как "сдаваться", в то время как оно означает "овладевать". Могут сказать, что это чисто словарный подход к делу. Вряд ли это, однако, правильно: в знаменитом приказе У-цзы перед битвой при Си-хэ, приведенном в VI главе его трактата, именно этот глагол употреблен в приложении к колесницам, и именно в смысле "захватывать". "Командиры и солдаты, – говорит этот полководец, – каждому из вас предстоит встретиться – кому с колесницами противника, кому с его пехотой, кому с его конницей. Помните, что если каждая колесница не захватит ("дэ") колесницы противника, каждый всадник не захватит его всадника, каждый пехотинец не захватит его пехотинца, пусть мы и разобьем его армию, все равно заслуг не будет ни у кого". Совершенно ясно, что этот глагол применяется именно в смысле захвата трофеев. Поэтому понимание его как "сдаваться"представляет исключительную натяжку. Далее, если следовать Сораю, то глагол "перемешивать"следует отнести к солдатам: "перемешай солдат на колесницах – своих с только что захваченными". Но грамматически ясно, что в словосочетании "чэ цза"этот глагол относится к колеснице, других слов в этом сочетании нет и не может даже подразумеваться, так как последующий знак свидетельствует, что мысль словосочетания закончена. В таком случае получается вполне реальный смысл: перемешать, смешать захваченные колесницы со своими, т. е. включить их в состав своих сил. Два же одинаковых местоимения можно отнести к колесницам противника и перевести всю фразу так: "раздай (их) в награду тем, кто первым их захватил, и перемени на них знамена".

22. Считаю возможным дать русские наименования "взвод", "батальон"и т.д. на том основании, что относительно, с точки зрения последовательности войсковых подразделений, эти наименования соответствуют китайским. В китайской армии – по данным Чжоу ли – в период Чжоу самым мелким подразделением была пятерка (кит. "У"), к ней я прилагаю, русское название "взвод"; соединение из пяти взводов, т. е. 25 человек, составляло следующую единицу, переводимую словом "рота" (кит. "лян") далее идет батальон – соединение из четырех рот, 100 человек (кит. "цзу"); затем бригада (кит. "люй") – соединение из пяти батальонов, т.е. 500 человек; далее идет дивизия (кит. "си") – соединение пяти бригад, т. е. 2500 человек; пять дивизий, т.е. 12500 человек, составляли армию (кит. цзюнь). Однако самым крупным соединением во время похода были "три армии", т. е. войсковая группа в 37 500 человек, в которой одна армия, располагающаяся впереди, получала значение авангардной, другая, которая располагалась в центре и при которой находился главнокомандующий, называлась центральной, а третья, прикрывающая тыл, была армией арьергарда. В переводе к такой группе я также прилагаю русское слово "армия", так как, несомненно, китайское "сань цзюнь"– три армии – понималось, как армия в широком смысле слова. Это были те силы, которые, по чжоускому праву, могло иметь так называемое "большое государство", т. е. с правителем с титулом "гун"или "хоу"; "средние государства"с правителем с титулом "бо"имели только две армии, т. е. 25000 человек; "малые государства", с правителем с титулом "цзы"или "нань"могли иметь только одну армию, т. е. 12 000 человек. Сам же чжоуский ван – имел шесть армий, т. е. 75 000 человек. Поэтому несомненно, что все эти названия – "лю цзюнь", "сань цзюнь", "лянь цзюнь"и "цзюнь"имели значение "армии"в широком смысле слова.

Заметим попутно, что это положение об армиях требует больших оговорок. Нам известно, например, что гун и хоу могли иметь тысячу боевых колесниц. Если же учесть, что каждой колеснице придавалось сто человек строевой и нестроевой команды, получается, что такой правитель мог иметь стотысячную армию. Кроме того, из других трактатов по военному искусству мы узнаем о несколько иной системе войсковых подразделений (например, у Вэй Ляо-цзы, в Лю тао, в "Диалогах"Ли Вэй-гуна). Несомненно, что не только подвергался различным изменениям чжоуский устав, но вырабатывались свои порядки в разных крупных и по существу совершенно независимых от чжоуского дома княжествах или царствах.

23. В тексте трактата, приводимом "Камбун тайкэй", воспроизводящем, как сказано в вводной части настоящей работы, циньскую редакцию, стоят иероглифы [...]. Это значит, что речь идет о потерях только офицерского состава. Считая, как это делает большинство комментаторов, это явно нелепым, перевожу это место согласно тексту, приведенному в Тун дянь, где дается [...].

24. Слово "моу"передано по-русски в зависимости от контекста в одних случаях русскими словами "замыслы", иногда – "планы", в других – "стратегия" (аргументацию в пользу такого перевода см. в примечании 9 к главе 1). Словосочетание "моу гун"в контексте всего этого абзаца переводится здесь как "стратегическое нападение".

25. Слово "фу"употребляется главным образом метафорически – в смысле "помощник". Считаю, однако, что здесь Сунь-цзы прибегает к образному сравнению и поэтому беру это слово в его первоначальном значении – чека, крепление колеса у телеги. О том, что здесь – сравнение, говорят два следующих слова: "чжоу"и в особенности "си"– "плотный"и "щель". Эти понятия приложимы именно к чеке, креплению, которое может быть пригнано плотно и может разойтись так, что получится шель, промежуток.

26. Фраза, представляющая большие грамматические трудности. По-видимому, это чувствовали и старые китайские читатели Сунь-цзы, так как в некоторых изданиях слова "государь" (цзюнь) и "армия" (цзюнь) переставлены одно на место другого (ср. Сорай, цит. соч., стр. 59). Несомненно, что при такой перестановке понимание этой фразы облегчается это более привычная грамматическая форма выражения мысли – "таких вещей, в которых в армии проявляется бедствие по вине государя, три". Однако особенность китайской грамматической формы в этом месте не имеет значения: смысл в обоих случаях будет один и тот же.

27. Сорай дает совершенно иное толкование этой фразе. Он считает, что здесь речь идет о введении в управление армией на равных правах с полководцем "инспектора армии" (цзяньцзюнь), которому поручалось наблюдение за армией и особенно за полководцем. Сорай указывает, что правители часто не доверяли полководцам и опасались всяких неожиданностей с их стороны, почему и назначали особых инспекторов из числа своих приближенных, пользующихся полным доверием. Помимо двоевластия, получающегося в армии вследствие наличия такого инспектора, по мнению Сорая, возникает и тот вред, что такой инспектор, как правило, не знал военного дела и не мог участвовать в руководстве армией. Отсюда и "растерянность в армии" (Сорай, цит. соч., стр. 60 – 61).

Считаю это толкование чрезвычайно искусственным. Насколько оно является притянутым извне, а не основанным на данных текста, свидетельствует тот факт, что Чжан Юй дает совершенно такое же толкование следующей фразе текста, говорящей совсем о другом, сравнительно с этой фразой. Мне кажется, что и с точки зрения чисто лексической и с точки зрения общего контекста всего данного раздела трактата слова [...] следует понимать так, как понимают их Цао-гун и Ду Ю.

28. Чжан Юй иначе понимает это место. Ему кажется, что Сунь-цзы имел здесь в виду назначение в армию, помимо командующего, еще особого "инспектора армии" (цзяньцзюнь), как это звание стало называться в позднейшие времена. Короче говоря, Чжан Юй понимает это место так же, как Сорай понимает предыдущее. Некоторые основания у него имеются: это наличие слова "жэнь"– "назначение", отправляясь от которого можно прийти при желании и к такому пониманию, тем более, что назначение инспекторов, по-видимому, широко практиковалось, особенно в более поздние времена.

Трудно, конечно, с уверенностью утверждать, что Чжан Юй ошибается; слишком кратки и общи формулы Сунь-цзы. Но все же мне кажется, что если Чжан Юй понял предыдущее положение Сунь-цзы так, как его поняли Цао-гун и Ду Ю, он должен был понять так же, как они, и это положение. Форма, в которую облечены оба положения, абсолютно одинакова, и различие состоит только в том, что в первом положении стоит слово "управление армией", во втором – "назначение в армию". Следовательно, если Чжан Юй первое положение понял как указание на недопустимость управлять армией на тех же началах, как и государством, он должен был принять второе положение, как указание на недопустимость производить назначения в армию на тех же началах, как и в государстве. При таком понимании это положение будет логическим развитием того же принципа, который заложен в предыдущем.

29. Словами "глубины преисподней"и "высота небес"переведены китайские "цзю ди"и "цзю тянь", буквально "девятая земля"и "девятое небо". Само собой разумеется, что эти понятия в определенной области имели конкретное значение и притом различное в зависимости от сферы приложения. Так, например, по версии, передаваемой Чэнь Хао, выражением [...] – "верх девятого неба"– обозначался "день тигра"в третьей луне весны, "день лошади"в третьей луне лета и "день обезьяны"в третью луну осени, а также "день крысы"в третью луну зимы; "низом девятой земли" ([...]) называли "день обезьяны"третьей луны весны, "день крысы"третьей луны лета, "день тигра"третьей луны осени и "день лошади"третьей луны зимы. Есть и другие значения, свидетельствующие о том, что эти выражения играли роль терминов из области циклического счета времени. Однако а общем языке эти слова употреблялись как метафоры. Путь к такому употреблению открывался самым буквальным их значением – "девятая земля"и "девятое небо". Это ассоциировалось с представлениями о девяти кругах подземного мира и о девяти сферах небес. Поскольку же число девять, как это отражено в И-цзине, считалось в определенной системе пределом числа, понятие "девятая земля"означало "самые глубины преисподней", понятие "девятое небо"– "самая высшая сфера небес". Поэтому я и счел себя вправе в переводе взять именно эти русские выражения, как вполне соответствующие китайским "цзю ди"и "цзю тянь"в их метафорическом применении.

30. Словами "легкое перышко"передано китайское словосочетание "цю хао", буквально означающее "осеннее перо". Ввиду того, что перья у птицы к осени отрастают, и кончики их делаются тонкими и заостренными, образ "осеннее перо"стал применяться как метафора тонкого и легкого.

31. Позволяю себе и здесь, как и во II главе, при передаче китайских мер подставить русские выражения: "и"– "рубль", "чжу"– "копейка". Сунь-цзы прибегает к таким мерам отнюдь не для обозначения точной стоимости, а исключительно для указания на соотношение. Поэтому и в переводе следует отразить именно это соотношение, причем теми же средствами, как и автор, т. е. обращаясь к денежным обозначениям. Один "и"равняется 480 чжу, в старом китайском исчислении он соответствовал 20 ланам.

32. Можно определить высоту, которую имеет здесь в виду Сунь-цзы: это будет около 1800 м.

33. Так как для Сунь-цзы в этом месте важна не конкретная картина боевого расписания армии, а лишь принцип такового, я и ограничился приведением в комментарии лишь одной формы такой организации армии, самой типичной. Но что такая система подразделений была далеко не единственной, свидетельствуют другие трактаты по военному искусству. Так, например, Вэй Ляо-цзы упоминает о несколько иной системе подразделений: пятерка (у), или взвод, десяток (ши); пять десятков составляли роту (шу), две роты, т. е. 100 человек, – батальон (люй) (Вэй Ляо-цзы, гл. ХIV, стр. 42). В Ханьскую эпоху была другая система подразделений; о ней упоминает в своих комментариях Чжан Юй: сначала также была пятерка (ле), далее шел десяток (хо), затем – полусотня (дуй); две полусотни составляли сотню (гуань), две сотни составляли батальон (цюй), два батальона, т. е. 400 человек, составляли полк (бу), два полка, т. е. 800 человек, составляли бригаду (цзяо) две бригады, т. е. 1600 человек, – дивизию (бэй), две дивизии, т. е. 3200 человек, – армию (цзюнь).

34. Понимание выражения "син мин"в смысле "построение"как это развито в предложенном комментарии, основано на толковании, данном Ду Му. Согласно Ду Му, слово "син"– "форма"означает "форму расположения", слово "мин"– "значки и знамена", т. е. обозначения расположений. Как известно, в китайской армии именно таким способом обозначали каждую часть в общей системе боевого порядка, так что авангард имел свое специальное знамя, правый фланг свое и т. д. Поэтому названия знамен тем самым являлись и названиями частей. В трактате У-цзы указывается, что авангард обозначался знаменем с изображением красного коршуна, арьергард – знаменем с изображением черной черепахи, левофланговые части – знаменем синего дракона, правофланговые – знаменем белого тигра (У-цзы, III, 7).

Цао-гун дает другое толкование словам "син"и "мин". Он полагает, что под словом "форма"Сунь-цзы подразумевает значки и знамена, т. е. построение, под словом же "название"– гонги и барабаны, т. е. командные сигналы, так как в древней китайской армии команды подавали не голосом, а именно посредством этих инструментов. Я остановился на версии Ду Му, так как она, по-моему, более точно соответствует ходу мысли Сунь-цзы. Данная фраза представляет точное грамматическое повторение предыдущей, поэтому в этих двух фразах должен быть полный параллелизм и терминов. Следовательно, если в первой фразе термин "фынь-шу"есть одно понятие "подразделения", взятое в его двух признаках – части и численности, то и во второй фразе термин "син-мин"должен быть такого же типа, т. е. быть одним понятием, раскрытым с помощью двух признаков. Что тут речь идет о построении, признает и Цао-гун, но это обязывает его оба термина трактовать в сфере этого единого понятия. Если же понимать "син"как обозначение построения во всей полноте этого термина, то "мин"совершенно выпадает из этой сферы и должно обозначать какую-то другую категорию. О двух же различных категориях здесь не может быть и речи, почему я и считаю, что в данном случае правильнее понимает Сунь-цзы не Цао-гун, а Ду Му.

35. Перевожу слово "сянь"русским "стремительный", исходя из толкования, даваемого этому слову Ван Чжэ: "Когда поток натыкается на кручи и теснины, у него образуется мощь". Иначе говоря, он берет образ горного потока, сила и стремительность течения которого возрастает вследствие крутых каменистых берегов и тесного ложа.

36. Останавливаюсь на таком понимании этой фразы Сунь-цзы, так как считаю, что она должна стоять в непосредственной связи со всем предыдущим рассуждением. Поэтому толкую слово "юань"– "круглый"– в том смысле, в каком его понимают Ли Цюань и Хэ Янь-си. Ли Цюань считает, что слово "круглый"употреблено у Сунь-цзы в смысле "не имеющий ни передней, ни задней стороны", т. е. лишенный всякой формы. Хэ Янь-си также считает, что "круглый"имеет смысл "отсутствия правильных рядов", т. е. боевого порядка. Полагаю, что это толкование более правильно, чем все другие, так как понятие "круглый"в приложении к боевому построению древней китайской армии, несомненно, могло быть синонимом "расстроенный". Все формы построения, начиная от построения первоначального звена – взвода и кончая армией в целом, были четырехугольными. Солдаты строились рядами, т. е. прямыми линиями, эти шеренги располагались одна за другой, так что все было основано на принципе четырехугольника. Таким образом, "округление"построения означало нарушение этой четырехугольной формы, т. е. расстройство боевого порядка. Поэтому никак не могу согласиться с мнением Мэй Яо-чэня, Сорая и некоторых других комментаторов, считающих, что слово "круглый"в данном случае употреблено Сунь-цзы в смысле "подвижный". При таком понимании неизбежно толковать и образное выражение: "хуньхунь-хуньхунь"в подобном же смысле. Так и делает Ду Ю, который считает, что эти образы бурно мчащейся воды говорят о быстром и стремительном беге колесниц. Не могу согласиться с этим толкованием, так как считаю, что это образное выражение является строго параллельным образному выражению "фыньфынь-юньюнь"в первой фразе. Если то выражение, как это единодушно понимают все комментаторы, имеет смысл "смешаться", "перепутаться", то в условиях параллелизма обеих фраз и полного совпадения всех их элементов и это образное выражение не может иметь, так сказать, "положительного"смысла, оно так же, как и первое, должно указывать на признак какой-то дезорганизованности. Первая фраза, не вызывающая ни в ком сомнения, построена так: образное выражение, рисующее дезорганизованность, затем слова, определяющие эту дезорганизованность в точных выражениях, затем переходно-противопоставительное служебное слово и, наконец, основное сказуемое в форме отрицательной: "расстроить (такую армию) невозможно". Форма второй фразы абсолютно такая же; поэтому, если конечное сказуемое там будет "разбить ее невозможно"и если перед этим сказуемым стоит то же служебное слово, с неизбежностью вытекает, что и первая половина этой фразы, состоящая из образного выражения и двух терминов, должна быть чем-то противопоставляемым второй половине, т. е. тем же самым, чем по отношению ко второй половине является первая половина первой фразы. Таковы формальные основания моего перевода. Реальные же основания взяты из общего контекста всей этой главы и видны из комментария.