Теории происхождения языка

В ХVIII в. в центр лингвофилософского осмысления выдвигается проблема происхождения языка. Почти все наиболее известные концепции происхождения языка появились в ХVIII в.

До этого времени господствовало представление об Адаме и Вавилонской башне. На смену этим весьма образным и обобщенным моделям приходят теории, в которых представлены рационалистические попытки объяснения причин появления речи, того, каким образом люди начали говорить.

Этьен Кондильяк (1715 – 1780) положил в основу своей теории идею взаимопомощи людей и возникновения слов из естественных криков. Призывы о помощи или предложения ее выражались криками, которые связывались с восприятиями предметов, вызывавшими их. Крики сопровождались жестом или действием, которые уточняли его восприятие и значение. Со временем люди стали использовать естественные крики в качестве элементов нового условного языка. Постепенно они научились произносить новые звуки, связывая их с образами предметов, и, чтобы быть лучше понятыми, они сопровождали эти звуки жестом, указывающим на предметы, которые они хотели отметить. Так люди научились давать наименования вещам.

Признавая существование «чувственных идей» и «абстрактных идей», Э. Кондильяк последние считал результатом «суммирования», упорядочения первых. Идеи чувственные образуют практическое знание, бессознательны и возникают вне языка. Абстрактные идеи составляют теоретическое и основываются на языке, с помощью единиц которого происходит классификация и упорядочение чувственных идей.

В рамках просветительской традиции создавалась языковая концепция Жан-Жака Руссо (1712 – 1778). Руссо отмечает связь слова с Природой и Культурой (социальной структурой), которые мыслятся как начальная и конечная точки развития коммуникативной связи между людьми. Поскольку эти понятия, по Руссо, полярно противоположны, в самой природе языка заложено противоречие.

Исходную точку Руссо в «Эмиле» определяет так: «Все наши языки – произведения искусства. Долго искали, нет ли естественного и общего всем людям языка: без сомнения он есть - это язык, на котором говорят дети, раньше чем научатся говорить. Это язык не членораздельный, но выразительный и звучный, понятный <...>. Кормилицы могут нас научить этому языку, они понимают все, что говорят их питомцы, они отвечают им, ведут с ними вполне последовательные диалоги; и хотя произносят при этом слова, но слова эти совершенно бесполезны; дети понимают не смысл слова, а его интонацию. К языку звуков присоединяется язык жестов, не менее энергический. Эти жесты проделываются не слабыми ручонками детей, а их физиономиями». (Ю. Лотман)

Эмоциональные выкрики определяются природой человека, звукоподражания – природой вещей. Голосовые артикуляции являются чистой условностью, возникающей на основе «соглашения».

Как и другие мыслители эпохи Просвещения, Джамбаттиста Вико (1668 – 1744) отрицательно относится к теории обозначения предмета именем «по договору», замечая, что эта теория выдумана грамматиками «ради успокоения своего невежества». Не зная происхождения всей массы слов, неясно выражающих идеи вещей, «они установили ту общую максиму, что значение артикулированных человеческих слов произвольно». При этом Вико замечает, что целая эпоха истории устной и письменной речи носит, с его точки зрения, символический характер. Но корни человеческой речи уходят в священный и немой язык иероглифов, вещных знаков. По мнению Д. Вико, устная и письменная речь – близнецы. Их общим предком является иероглиф, немой внешний образ, соединяющий слабый проблеск мысли с лаконичным чувственным выражением.

Излюбленный пример Вико – пример письма скифского царя Идантуры Дарию Великому. В ответ на объявление войны Идантура якобы прислал Дарию пять «реальных слов». Эти слова были – лягушка, мышь, птица, сошник и лук. Лягушка означала, что Идантура был рожден Скифской землей, как лягушки родятся из земли во время летнего дождя, и что он тем самым оказывается сыном этой земли; мышь означала, что он, как мышь, где родился – там и построил дом, т.е. что там же он основал свой род; птица означала, что он сам обладает ауспициями, т.е., как мы увидим ниже, что он подчинен только Богу; соха означала, что он обработал земли и тем самым силою подчинил их себе; наконец, лук означал, что он обладает в Скифии высшей военной властью и что он должен и может ее защищать.

Подобные примеры он находит в письменных знаках древних шотландцев, жителей Мексики, китайцев и т.д., это магия жестов, «немых религиозных движений» и предметных символов, тотемических знаков. Он сохранился в acta legitima римского права – традиционных жестах и церемониях, сопровождавших различные гражданские действия, в религиозных обрядах. Язык жестов дополняется односложными звуками, междометиями. Произношение древнейших слов напоминало пение, как у немых. По содержанию своему эти слова являлись выражением общего чувства, бессознательного суждения целого сословия или целого народа. Народы божественного века состояли из поэтов-теологов, которые создают не отвлеченные родовые понятия, но фантастические универсалии: они наделяли человеческими чувствами и страстями предметы природы, «огромнейшие тела, как небо, землю и море». Посредством фантастических обобщений боги творили богов и создавали первобытную мифологию. Лишь много позднее, вместе с развитием способности к отвлеченному мышлению все эти гигантские естественные образы приняли более умеренные человеческие масштабы.

Идеи появления языка на основе звукоподражаний, развития языка из непроизвольных выкриков человека, идеи «коллективного договора» Ж.-Ж. Руссо, идеи о эволюционном развитии языка от бессознательного выкрика к сознательному его использованию Э. Кондильяка, идеи И.Г. Гердера о неразрывной связи языка и мышления, важности процессов языкового формирования мышления человека будут активно осмысляться последующими поколениями лингвистов.

6. Языкознание XIX в.
6.1. Зарождение сравнительно-исторического языкознания

ХIХ век в истории языкознания становится периодом оформления языкознания в науку с собственным объектом, предметом, методологией. В этот период, с одной стороны, происходит вычленение языкознания из недр филологического знания, высвобождение теоретических взглядов от прямого подчинения философским концепциям, с другой, – изменение уровня трактовки конкретных языковых фактов обозначал переход от чисто прагматического уровня лингвистических описаний, подчиненных преимущественно задачам школьного обучения и потребностям филологической практики к специальному изучению языков в качестве самостоятельных объектов научного познания. При этом в ХIХ в. в качестве важнейшего предмета научного исследования был выделен аспект исторический. Историзм как доминирующий подход предопределил критическое отношение к предшествующей грамматической традиции. Однако, принципиально отталкиваясь от науки ХVIII в., новое историческое языкознание продолжало опираться на некоторые ее достижения. Так, сравнительно-исторический метод в языкознании на первом этапе своего развития (в трудах Ф. Боппа) сохранял преемственную связь с логическим грамматиками ХVII – ХVIII в. в характере реконструкции грамматических форм, в методе возведения грамматической структуры слова к логической структуре «субъект – связка – предикат», в выдвижении самого понятия сравнительной грамматики.