5 страница. Огромная обугленная планета приближается с неумолимой скоростью и скоро раздавит маленький организм

Огромная обугленная планета приближается с неумолимой скоростью и скоро раздавит маленький организм. Я не представляю себе, как это. Но могу представить, что столкновение случится незамедлительно. Не придётся ждать и пяти миллиардов лет, чтобы ощутить. Стало немного страшно – неизвестность всегда пугает больше бед и боли. Остатки мозга и сердца превратились в квазары8 и выпускают струи космической пыли, разрывающей всю мою сущность.

Я снова заплакал.

Я думаю, что не вынесу. Я думаю, что в скором времени будет ещё хуже. Когда я был готов уйти, меня оставили, отказались забрать. А теперь, когда я пришёл в себя, я узнал, что весь мой вид пульсирует духом смерти. Только что такое смерть? Я могу пощупать её, проводя пальцами по ранам на лице. По тёмным пятнам на ногах. Но это не дало бы ответов на поставленный вопрос. Как и не дало бы на вопрос, который я длительное время не решался задать себе самому:

Почему именно я? За что?

По ту сторону баррикад – от мира, людей. И если раньше можно было спасаться от уничтожающих осознаний сном, то сейчас реальность не щадила. Отметала сны, красоту, стремление. Возвращала туда, откуда все мы вышли, в безжалостное звёздное небо – скопище белых крестов на бесконечном кладбище Вселенной. Заставляла испытать то, что испытывали эти бесчисленные звёзды, рождаясь и угасая.

Слёзы капают в ладони, как дождик. Я начинаю помалу успокаиваться, хоть и плачу до сих пор. Я знаю: для того, чтобы продолжить путь, нужно успокоиться. Нужно высказаться напоследок самому себе, признаться. Секретов больше не будет. Обид, и несправедливости, и робости, и мира, где люди питаются полиэтиленом. Нужно уснуть. Даже если снов не будет. А проснувшись, подняться на ноги. Там, за дверью, может быть, в корне другой мир…

Да, вроде не изменился, такой же.

Как и в корне другой мир выращивался в этой скромной квартире. Пора двум мирам слиться, пора заявить тому, большому, внешнему миру о себе. Пора перестать плакать. Пора идти к лучшим мирам красоты, где стелется трава, где небо красного цвета и на его фоне так четки и величественны кресты.

____________________________________________________________________________

1 Прион – инфекционный белок, поражающий нервную систему человека.

2 Нуклеотид – мономер ДНК. Нуклеотиды собраны в две длинные цепочки, и они образовывают полимер, молекулу ДНК.

3 Капсид – см. сноску к главе 2.

4 Эритроциты – красные кровяные тельца. Клетки крови красного цвета, отвечающие за транспорт кислорода в крови.

5 Репликация – процесс высвобождения вирусом своей генетической информации (РНК или ДНК) в клетку, где он паразитирует.

6 ЦНС – Центральная нервная система.

7 Стихи здесь и ниже – из драмы У. Шекспира «Двенадцатая ночь».

8 Квазар – космический объект, выбрасывающий мощные потоки излучения.

Эпилог

16 сентября. 12:15. Квартира Джерарда Уэя на Гард-стрит 2.

Опадая бесформенной массой на кафельный пол, я не особо рассчитывал на то, что проснусь. Выплакав последние болтавшиеся жидкости, я всего лишь испытал нужду лечь и закрыть глаза. Всё равно, умираешь или нет – та же тьма. Мир исчез. Тьма. Как ты разберёшь, где реальность, где фантазия, где твой сон перетекает в смерть, или где сквозь угольные облака пробиваются слабые сигналы, что ты должен жить? Только вот в чём дело… мне случилось открыть глаза.

Сперва боялся, не хотел. Потом переборол страх, нечёткий из-за затуманенного сознания, и решился. Картинка долго фокусировалась в глазах, но я привык. И я бы понял, если бы она так и не сфокусировалась.

Похоже, нет.

Меня ждало… не разочарование. Еле-еле открывая глаза, я словил себя на мысли, что впервые за многое время просыпаюсь и не разочаровываюсь. Наоборот, пронзило счастье оттого, что осталось ещё немножко времени. Может быть, на то, чтобы осуществить что-то, что я имею смелость называть мечтой?

Я рывком поднимаюсь. Голову тут же атакуют заряды и пули, но это того стоит, поверьте. Стоит того, чтобы оглянуться вокруг и увидеть: в комнате прибавилось света. Свет. Должен вывести из подземелья и забытья? Влить энергию в худую душу для последних шагов? Свет. Ну конечно, свет.

Я улыбаюсь. Я улыбаюсь так широко, так искренне, что разрываю улыбкой рот. По подбородку течёт кровь – самое последнее, что способно сейчас взволновать. Если бы я видел себя со стороны… - улыбающаяся чёрная дыра в потоках крови. Забавно. Однако я счастлив и не собираюсь этого скрывать.

Меня благословили в дорогу.

Он.

Сон был коротким, а душа приняла его всеми фибрами, как ласкающее прикосновение. Он не обиделся на меня, он явился снова. Засушил слёзы до жёлтой корки навсегда – им больше не отравлять и не резать.

Сон был коротким, и стоило прожить целую жизнь, скучную и затяжную, чтобы увидеть его.

Шёлковая трава, чистый воздух – опять. Я почувствовал прохладу, исцеление – то, чего давно уже не было в моей жизни. Подставил ладони к лицу – аах, белейшее полотно человеческой кожи. Этими самыми ладонями облепил лицо, и душа будто проснулась от страшного сна, с облегчением. Мои ресницы, мои щёки, мои губы – какое всё мягкое, свежее, налитое жизнью! Вздохнув полной грудью, я двинулся в свой обычный путь – искать его. Я видел нагромождения пышных зелёных деревьев и знал: это – лес. А там, где трава взметалась к голубому небу колосьями – прерии. Я знал, что здесь есть птицы, слышал их пение, и только мне захотелось поднять голову вверх, посмотреть – глазам являлись крошечные щебечущие парочки. Он летели, а я бежал. И легко было, и радостно бежать, хотя за время своих путешествий по миру снов я так никогда и не находил его. Знал его образ до мельчайших деталей, но никогда, никогда не случалось…

Единственной правильной мыслью было бы довериться цветущему миру вокруг, своим ногам – пусть несут туда, куда считают нужным. Мне хотелось бы насладиться миром как можно полнее. Нет времени расстраиваться, даже если я не найду его и на сей раз. Сердце всё равно греет мысль, что он где-то рядом – и этот огонь не даёт замёрзнуть.

Не предполагал, что ноги приведут меня к обрыву. Издали он казался заплетённым зеленью горным склоном – благодаря снам я узнал, что с них открываются завораживающие виды. Поэтому обрадовался издали, но, ступив на гладкую каменную платформу,… увидел голый, устрашающий пейзаж. Всюду были разбросаны увесистые валуны. Они расступились перед фигурой на самом краю. Без раздумий я бросился к ней – не знаю, как объяснить, но в груди забил сигнал тревоги: может, он хочет броситься? Я обязан остановить его. И… такое возможно лишь в снах, это знаю наверняка: я сидел на краю, на одном колене, едва ли не уткнувшись носом в его висок. А он, похоже, не ощутил моего присутствия нисколько. Тем лучше. За те несколько минут я успел увидеть многое. То, ради чего отдал жизнь.

Он был одет в белое, как и я, только его одеяния красиво открывали шею и руки и волнами уносились вниз. В тёмных коротких волосах увился венок из листьев. В руках он держал струнный инструмент - насколько я знаю, это не гитара. Пальцы руки, облокоченной об инструмент, бродили по струнам, а те молчали, будто намеренно отказывались говорить. Тогда я и поднял взгляд снизу – вверх…

Я знал, что он был молод, но передо мной он предстал настолько юным, что дух перехватывало от нежности и трепета. Не странно, что природа здешних мест дарит своим обитателем лишь свежесть и лёгкость. Хотя, кажется, он сам был природой, он был её воплощением. Высокие скулы, подёрнутые румянцем, огромные глаза – две чёрных звезды, похожих на те, что живут в моей голове. Теперь знаю, откуда они у меня. Нахмуренные изящные брови – что заставило его хмуриться? Будто бы виски треплет боль или грусть обрывает сердце. Грусть, почти незаметная, но всё же… Я долго смотрел на тёмное сияние в объятьях ресниц. И вдруг понял, что как бы ни были лучезарны эти глаза, они не скажут мне. Или я всего-навсего не умею понимать их речь. То, что поведало бы больше – губы… Я постеснялся взглянуть на них сначала, хоть глаза так и манило розоватое видение. Меня учили, что губы человека – это что-то такое… страшное… нет, страшно-тайное…, в общем, личное, не для всех… не всем суждено их коснуться… ооох, что я несу?! Но не знаю, как объяснить иначе. Одно время я просто смотрел на пухловатые розовые губы; внутри меня всё переворачивалось, а эти губы – шевелились.… Он шептал. Странно, что я не различил звуков голоса, когда приближался к нему. Да и был ли это голос? Похоже на то, что ветер вложил в уста человека, и он – шелестит:

«Схороните меня в стороне

От больших проезжих дорог,

Чтобы друг не пришел ко мне

И оплакать меня не мог,

Чтобы, к бедной могиле моей

Склоненный,

Не вздыхал, не рыдал над ней

Влюбленный».

И он взглянул прямо на меня. Такое бывает в одних снах – два человека на краю обрыва неотрывно смотрят друг на друга. Он иногда взмахивал ресницами, моргая, ну а я, скорее всего, нет.… Как унять печаль другого человека? Сложное искусство, я отродясь не владел им. И в то же время понимал, что мой идеал не должен, не должен страдать! Какая бы грусть ни пожирала его сердце – она недостойна точить о него свои зубы! А я не знал, что мне делать, не понимал его чудных слов. Я всего лишь старался выдержать взгляд в глаза, не выражающий ничего и выражающий всё, длительный, как сама жизнь.

А потом снова посмотрел на губы. Посчитав, что никто мне не воспрепятствует, я потянул к ним пальцы. Подобно ребёнку, исследующему пальцами мир, я трогал эти розовые лепестки. Я понятия не имел, что это значит, и почему мне захотелось именно к ним. Может, наивно думал, что жест сможет вывести его из того состояния…. Пусть он бы разозлился, развеселился, отдернул бы мою руку – улыбнулся бы, в конце концов! Но не захотел бы связывать свою жизнь с пропастью! Я мог отвечать только за себя – мне хотелось прикоснуться к чему-то очень личному, что было бы связано с ним. Самое высшее на свете удовольствие.

Оказалось, я настолько увлёкся ощущениями под пальцами, за которые умирал бы хоть трижды, и трижды мучительно, что пропустил главное. Когда глаза поднялись, я увидел, что он улыбается. Теперь в нём сияет всё, как и должно быть – глаза, лицо, белоснежная улыбка… Я не мог не улыбнуться в ответ. Внутри разверзался такой праздник, будто… будто бы не знаю, будто бы я сделал что-то воистину великое и для всего человечества. Мы сидели и улыбались друг другу, моя рука уже была не нужна и неуместна на фоне самой ослепительной из улыбок. И как неожиданны и утешительны были эти мгновения, так же быстро подоспели и другие. Его улыбка стянулась, лицо стало серьёзным. Он оглянулся вокруг – и поразительно, но я сразу увидел, в чём дело. С запада надвигались красные тучи. Мы переглянулись. В воздухе тащился еле уловимый запах дождя – так и не почувствовал, кровь это была или кислота. А может, и кислота с кровью. Мы синхронно дёрнули плечами, когда где-то вдалеке послышался раскат грома. Он был растерян – что уж говорить обо мне – пусть и держался так, будто бы напряжённо думал о чём-то, искал выход.… А тем временем густо-красные тучи переместились к нашим головам и проснулась земля. Когда ты у обрыва, ты не можешь не ощущать малейшее землетрясение со всей отчётливостью. Он схватил меня за руку, и наши лбы столкнулись – он хотел проговорить так, чтобы я точно расслышал:

- Беги, - в упор. – Беги.

Я бы и не стал сопротивляться. Но как же он? В голове сновали мысли, под ногами танцевала и осыпалась земля. Он – он ведь здешних краёв, не так ли? Всё, что происходит – его природа тоже, как и красота, цветение, свежесть? Это другая сторона природы. И куда, куда мне было бежать?

Глаза испуганно заметались – путей не было, нет, никаких. Кроме как прыгнуть в пропасть. Он кивнул мне, когда я поднял на него взгляд. Значит, единственный выход. Пропасть не обещала ничего – ни земли под ногами, ни целости и невредимости. А мир вокруг рассыпался, и пришлось искать спасение там, где пустота.

Сердце гулко рвануло о рёбра и разбилось перед тем, как я всё же прыгнул. А в полёте ощутил свободу. А ощутив свободу и благословение – проснулся.

***

16 сентября. 12:36. Эпохальный день.

Однажды я проснулся и понял, что пора уходить. Так и случилось – я встал и ушёл. Колокольчики прекратили перезвон.

Переступив порог дома, я не позаботился о том, чтобы окинуть взглядом то, что осталось за спиной. Черта Майки, кстати. Слишком мало времени на церемонии. Я лишь прихватил какое-то покрывало (или полотенце?), чтобы окутать тело. И то не столько ради собственного блага, сколько ради блага окружающих. Они и так в ужасе будут отворачиваться и зажмуривать глаза, когда буду проходить рядом. Им необязательно видеть всё.

Мне подарено немного сил, их нужно использовать. Я, может быть, и слепну от дневного света, хоть он и неярок из-за туч. Но даже мне – подарено.

Голова тут же даёт команду ногам – зашататься.… Нет. Мелкие шажки, перила крыльца. Я справлюсь. Я уже иду.

***

12:47

Должен признаться – я иду наугад. Да и город особо не отличается в своих постройках; людей, чувствую, мало. Предпочитают подземные переходы шнырянию снаружи. Они правы, так безопасней. И дождь, наверное, тоже сегодня пойдёт – вроде как, осень, ему положено. В целом ощущения от комнатных отличаются только большим пространством, которое я не способен охватить. Оно угнетает, а вместе с тем, радует, потому что я принадлежал к нему когда-то. Вдруг я сейчас иду по тем дорогам, что протаптывал год за годом, идя на роботу? Вдруг свернул в другую сторону? Если не знаешь, куда идти и что делать – доверь этот вопрос своим ногам. Они привели меня к нему во сне. Кто сказал, что теперь не приведут туда, где мне будет действительно хорошо?

13:02

Из-за температуры в глазах вспыхивают белые пятна. Разницы нет – и до них я почти ничего не видел.

Главное, что не подоспел ветер, иначе было бы больнее, чем я ожидал. Ветер порубил бы меня, как лезвиями. Неет, здесь всё не так. Мой мир – где не ощущается воздуха.

Поэтому он не мешает мне, будто бы его нет. Хотя дышать сложно - я ведь двигаюсь. Когда я покидал квартиру, то осознал, что, увы или не увы, а теперь придётся бороться ещё и за каждый вздох. Я стараюсь идти медленно и выдыхать, сколько хватает сил, бережно.

13:22

Голоса людей я слышал пару раз. Уверен, это был не более чем единичный писк – наши люди не склонны говорить на улице, и говорить громко. Ко мне не подходили близко – всё, что я слышал, было вдалеке. А может, и вовсе не было? Автомобили не сигналили, меня до сих пор не остановили патруль или скорая. Никто не собирается меня ловить, и это здорово. Будто весь город знает мою историю и молча соглашается не трогать в последние часы. Тем не менее, я иду, иду и не ощущаю, что, вот, наконец пришёл. Сил не становится больше. Я не знаю, что будет, если придётся бороться теперь уже за каждый шаг. Ноги разболелись до безумия, но что поделать. Условия иногда не выбирают. Идём дальше.

13:39

Неужели… парк? По которому я всю жизнь спешил на метро, на работу. Не хочется лгать – я ужасно ощущаю пространство, и каждая минута грозится ударить прямо в темя обмороком. Приходится пользоваться запасами силы воли, к которым я не прикасался всю жизнь.

Как у меня получается, ничего, сносно?

Я даже не сразу обращаю внимание на то, что на мне что-то шипит. В воздухе, насколько я понял, вздымаются защитные купола и накрытия, люди по обыкновению спешат к ним (если они есть, люди).

Каждая капля с каждой минутой набирает звук и вес. Я иду в стороне ото всех, там, где линия огня, и эпицентр, и то, чего так боятся люди в наше время. А я не боюсь брести под карбонатным дождём. Или что, какой он там, вдруг его состав поменялся? Он промывает мои раны, он делает дыры на простыне вокруг моих плеч и талии. Я высовываю язык и ловлю кислые пекущие капли – так делали дети во время до катастрофы. Ели снег, пили дождь. Я потёр зубами зубы верхнего ряда и ощутил, как это прикольно, когда пузырится и обнажается эмаль. Слазит. Скрипит. Не исключено, что именно об этом я мечтал, случись мне разозлиться на работе или где-нибудь ещё. Пройтись им назло под дождиком – они бы в жизни не смогли бы, а я смог. А я люблю теперь всем сердцем и кислоту, и город, и людей. С каждым шагом становлюсь увереннее, безумнее, дождь усиливается. Стирает потихоньку плоть, стирает всё, что ненужно, что уже не потребуется.

13:54

Наверное, жилой небоскрёб или небоскрёб компании – там, где мне захотелось остановиться. Я могу уловить только то, что вверху много темноты. Серое небо заполнено темнотой. Но вы понимаете, что в моих глазах относительны и серый цвет, и чёрный. Я вижу то, что хочу видеть или могу, а на большее у меня нет прав. Я посчитал, что здесь, пожалуй, будет уместно остановиться. Что дальше не заболит - я просто упаду.

Прохожу пару метров, чтобы наткнуться руками на что-то твёрдое. Этим твёрдым оказываются стены – повезло. И помалу, с ответственностью и участием, следую им. До тех пор, пока ступни не натыкаются на железное нечто, похожее на трубу. Я напряг оставшийся мозг, прислушался. Журчит… вода? Все мы вышли из воды….

14:07

По железному тоннелю трубы дождевые потоки бегут в канализацию. Такие системы часто встретишь у крупных зданий – вода утилизируется быстрее и порчи зданий становится меньше. По всей видимости, я угодил в подобное место. Рек в нашем штате нет – есть вот такие вот потоки. Но что мешает, скажем, опускать ноги на их дно, как на дно обычных водоёмов? Я перекидываю сначала одну ногу, потом вторую. Холодно. А потом начинает так жечь, что если бы я мог, я бы кричал. Нет - тихо поскуливаю.

Ноги по щиколотки занурены в шипучую воду. Я сижу на берегу химической реки и отдыхаю. Хорошо.

Ступни растворяются, и скоро я ощущаю лишь упирающиеся в дно кости. Картинка в глазах окончательно исчезает за плотной серой стеной. Голова гудит, и она тяжёлая – хочется прислонить куда-нибудь. Сильно хочется. Настолько сильно, что последнее, что я чётко понимаю – я потерял всяческую связь с реальностью. Зрения нет, ощущений тоже, дыхание будто кто-то вырезал. Всё внутри будто бы встало, и начались миллионы процессов, которые я не смогу уже объяснить. Но когда они начались, остальное во мне перестало воспринимать и улавливать. Кажется, шипение – это не только там, где ноги, а и во мне самом. Шипение, достигающее мозга.

Я чувствую, что поясница уже не держит меня; мягко опускаюсь на спину. Никаких ощущений.

Поворочавшись, я откидываюсь на бок. Почему-то захотелось на бок. Глаза открыты, но кроме серой стены так ничего и не проглядывается. Сердце дёргается в последний раз, на прощание, и я говорю себе: «Можно». Уже не страшно, уже хорошо. Я там, где должен быть, я туда, где должен быть.

Закрываю глаза. Тьма. Пару секунд тьмы чувствую - что-то происходит в горле. Клубы дыхания ударяют в нос – тоже прощаясь. Тают. Никому не нужны. Тают ноги в реке кислоты. Тает мозг в черепной коробке. Таю…

Начиная с пятой секунды тьмы, я не помню уже ничего.

***

POV автор

16 сентября. 14:15. Health & Medicine Holding Company. Кабинет Фрэнка Айеро.

«Дурацкий день», - вертелось в голове мужчины, начиная с самого утра. Действительно, ещё и через

два часа – трижды проклятая лекция. В качестве утешения Айеро подошёл к окну. Но недавний дождь, из-за которого нельзя было его открыть, чтобы не отравиться испарениями, нисколько не утешал.

Придётся курить, не раскрывая окна, прямо в кабинете? Отлично. Он даже обрадовался возможности в очередной раз поглумиться над правилами. Портмоне. Зажигалка. Огонёк. Жадный вдох. Блаженный выдох. Каннабис.

Фрэнк привалился лбом к стеклу.

Чёрт.

Вся жизнь – насмарку. Плюс этот внезапно всплывший интриган Уэй – наверняка не отстанет так просто. Вообще, вся затея с экспериментом.… Ну почему, почему он ввязался в неё? Неужели нельзя было откупиться от института баблом или чем-нибудь другим? И чем, интересно? Нет на свете вещей, которые бы не улаживались деньгами…

Но вот больше всего на свете хотелось умереть. Поднося и поднося косяк ко рту, он думал о многом.

Например, о планах на будущее – лет пять поруководить компанией и вскрыть себе вены. В мире бизнеса каждый, кому не лень, сетовал на его юный возраст, но Айеро готов был проорать всем и вся о том, как ему надоело жить. В этом мире нет перспектив, в нём нет ничего настоящего, в том числе и люди – подделка на подделке. Не с кем связать судьбу, никто не затрагивает глубоко. Везде деньги, деньги, деньги и грёбанная экология, что, вдобавок, ухудшается ежедневно. Лучше свести счёты с жизнью самому, чем ждать, пока тебя уберёт очередная катастрофа. Или конкурент по бизнесу.

Айеро ослабил галстук, размял шею. Облачко дыма покинуло его губы, и он затушил косяк. После него всё казалось не настолько плохим, пусть от идеи о суициде он и не спасал. Это давняя цель жизни.

Или, может, броситься из окна? Мужчина улыбнулся – а что, вариант. Правда, он не стал раскрывать окно, а ограничился тем, что выглянул вниз. Оценивая высоту. Прилично, ничего не скажешь. Однако в его планы совсем не входило увидеть следующее…

Слабые колени подвели, стало так страшно, как было только, когда Уэй показывал те ужасные фотографии своего брата… Чёрт. Айеро обеими руками опёрся о подоконник, часто моргая и пытаясь перевести дух. Чёрт. Ну почему он это увидел?! Чтобы не нагнетать страх, мужчина потянулся к телефону. Он редко отчитывал служащих тех. сервиса, но сейчас… что ж, сейчас – именно такой случай.

Только жизнерадостное учтивое «алло» отозвалось на том конце трубки, Айеро начал кричать, не сдерживаясь, срывая голос:

- Объясните мне, какого хера?! Какого хера вы не можете уследить за территорией, за тем, что происходит у вас под носом?! Как, я спрашиваю, как вы допустили, что в канализационном тоннеле, прямо под моими окнами,… труп какого-то бродяги? Что, вы не видели, да? Никаких «извините» - быстро уберите!! Быстро! Считайте, зарплаты в этом месяце вам не видать как своих ушей. Понятно? Всё, конец связи.

Легче… стало. Айеро сполз по стене вниз – расслабление уже чувствовалось между лопаток. Вот и славно. Это поможет пережить лекцию, как, наверное, помогает шагать через дерьмовую, серую и тошнотворную жизнь.

И пока что можно было запереться у себя, никого не впускать и скоротать время за чтением. Он только начал «Макбет», и было жутко интересно, что же будет дальше по сюжету.