Сражение во имя… гармонии

ПЕРВЫМ величайшим творением Древнего Китая стала И-цзын, датируемая XXI веком до н.э., благодаря которой можно получить представление о мировосприятии людей той далекой эпохи. Стержень этого теоретического труда составляют гексаграммы, выстроенные в определенном порядке на основе строгого математического расчета, который учитывал трансформации стихий, также природные и небесные циклы. Не вдаваясь в подробности, хотя и довольно любопытные, отметим, что вся система живет и совершенствуется не по прихоти богов, а по закону развития добра и зла, светлого и темного, взаимного соотнесения движения и покоя. В той или иной фазе и ситуации эти 64 гексаграммы — комбинации света и тьмы — рождают все разнообразие явлений и феноменов.
Базовый фактор учения — вечный дуализм положительного и отрицательного, причем и к тому и другому следует подходить чрезвычайно осторожно, ибо даже долгожданный, но сильный дождь приводит к наводнению. Стало быть, истина — посередине.

Движение мира — двухвекторное: порождение и разрушение. Их причудливый симбиоз и предопределяет вечный процесс жизни. Любой перевес чаши весов чреват драматичными последствиями. Отсюда и трактовка феномена войны: всякий начавший ее нарушает гармонию и обязан понести наказание, а территория, завоеванная мечом, непременно распадется. Выходит, война — зло? Нет, если она направлена на восстановление гармонии. В этом случае она — двигатель истории.
В XI веке до н.э. в царстве Ци появляется мудрый наставник династии Чжоу — Тай-гун, которому принадлежит первый канонический текст военного искусства Китая "Шесть секретных учений". В первом же параграфе он провозглашает: "Избавление людей от смерти, упразднение нужды, освобождение людей от несчастья и поддержка их в беде — это добродетель". Вдумайтесь: этот тезис, по сути, идентичен главной цели Концепции национальной безопасности стран Европы в XX веке уже нашей эры! Дальше — о Дао войны: "Его видимое проявление основывается на стратегической мощи; его завершение зависит от правителя. Так, мудрые императоры называли оружие инструментом зла, но, когда не было выхода, использовали его". Иначе говоря, прежде чем пускать в ход военные средства, правитель обязан был применить все "гражданские" — аналог противостояния разведок и невоенных санкций. Основу последних составляли методы разложения и развращения госаппарата. Их насчитывалось двенадцать: приспособленчество, потакание желаниям, переманивание на свою сторону, подкуп, развращение деньгами и женщинами, заговоры, любимчики, сговоры, втягивание в подрывную деятельность, лесть, марионеточные министры, шантаж. Согласитесь, вполне современный арсенал для ведения скрытой войны. Завершающая стадия такой политики — мягкая смена власти и потеря страной своей самостоятельности. Не получилось? Тогда — в бой! Но опять же— в сочетании с "гражданской" подрывной деятельностью.
А чего стоит стратегия! Судите сами: "Превосходящий не вступает в битву. Тот, кто сражается и одерживает победу с помощью обнаженных клинков, не является хорошим полководцем. Если кто-то сражается, не оценив положения, то, даже если его силы превосходящи, он неизбежно будет побежден". Вывод идеологии Тай-гуна очевиден: тайная война — более предпочтительна, обычная — гибельна без трезвого расчета, анализа ситуации, внезапности и оценки врага.
Еще более четкая и во многом философская формулировка войны изложена в книге "Методы Сыма" (IV в. до н.э): "Власть возникает из войны, а не из гармонии между людьми. Поэтому, если необходимо уничтожить столько-то людей, чтобы дать мир народу, тогда убийства разрешаются. Если нужно напасть на государство, не любящее свой народ, нападение разрешается. Если войну необходимо остановить войной, то, несмотря на то, что это война, она разрешается". Невольно задумываешься, не эти ли тезисы легли в основу современной доктрины НАТО? И еще: "Даже если государство обширно, те, кто любят войну, неизбежно погибнут. Даже если Поднебесная в спокойствии, те, кто забывают о войне, неизбежно окажутся в опасности!".

Уже на ранних этапах развития военного искусства на Востоке появляются определенные модуляторы категории батальной морали. Так, в древности не преследовали бегущего противника более ста шагов и не шли за отступающим врагом дольше трех дней, проявляя благопристойность. Победитель не изнурял уставших и сочувствовал раненым и слабым, демонстрируя гуманность. Пока противник не закончит построения, не шли в наступление, выказывая благонамеренность. И прощали сдающегося — чем не мужество и мудрость одновременно?
Впрочем, в концепции Сунь-цзы хватало и изрядной дозы цинизма. К примеру: "Война — это Дао обмана. Поэтому, даже если способен, показывай противнику свою неспособность. Когда должен ввести в бой свои силы, притворись бездеятельным...". Но так или иначе, налицо — самостоятельная система, рефрен которой — война не самоцель, а крайнее средство воздействия на врага. Оно и понятно: городом можно овладеть или штурмом, положив треть армии, или без потерь — многомесячной осадой, после чего жители сами вынесут ключи от ворот.
Существует парадокс, что даже в справедливом бою возвышенные идеи отходят на задний план, а из глубин нашей сущности выползает ужасное животное чувство жизни. И тогда все действия подчиняются только одному желанию — выжить, но выживать надо уметь! Можно пойти по пути зазубривания инструкций с советами, подходящими для конкретных ситуаций, правда, в конечном счете, столкнёшься с тем, что ситуаций окажется гораздо больше, чем предполагалось. А можно избрать дорогу осознания и понимания механизмов и принципов, немного абстрактных, но отлаженных до алгоритмов. Именно они, включенные в реальную философскую среду, живее любых однозначных рекомендаций.
Для древних китайцев феномен войны был дилеммой: следовало победить противника и одновременно сохранить свои силы. Вот почему боевые действия считались крайней мерой: "Одержать сто побед в ста сражениях — это не вершина превосходства. Подчинить армию врага, не сражаясь — вот подлинная вершина превосходства".

МУЖСКИЕ ИГРЫ В "КЛАССИКИ"

ОХ УЖ эти амбиции европейцев: послушать их — так абсолютно все у них появилось раньше, чем у других! Пусть на век, на день, на час, но раньше. А мы "обманываться рады" и даже не задумываемся, ради чего создавалось и создается большинство мифов науки и культуры.
Бесспорно, что "темный" период философии войны продолжался в Европе, как минимум, до Платона, ибо он первым "официально" проанализировал многие аспекты общественного устройства, в том числе и военный. В соответствии с его теорией "идеального государства", во главе последнего стоят мудрые граждане, которые принимают решения, касающиеся всех членов полиса. Следуя им, земледельцы и ремесленники добросовестно трудятся. И тех и других охраняют "стражи", живущие изолированно, не имеющие личной собственности и питающиеся за общим столом. Чем мотивировали подобные воззрения теоретики античного военного искусства? По их мнению, для того, чтобы воины были злее, их надо было лишить недвижимости и иного добра, и тогда жажда наживы будет бежать впереди войска, и солдаты захватят даже больше, чем планируют стратеги. Еще одно непременное условие — абсолютная спаянность отряда, которая достигалась совместным и обособленным от лиц гражданских проживанием. Гибель сослуживца в этом случае ожесточала его боевых друзей и бросала их в самое пекло, где они были беспощадны к врагу, как берсерки — вот так и ковалась победа. Воистину прав Сенека: что было пороками, то теперь нравы, и именно такие принципы составляют фундамент деятельности современной преступной группировки транснационального масштаба, где все, кроме лидеров, обделены благами, а "бойцы" повязаны теснейшими узами — кровью.
Следующий постулат Платона: необходимо воспитывать в гражданах благочестие и стремление бороться против всякого рода нечестивых под всемерным покровительством религии. Что ж, по сути, в этом тезисе заложен весь понятийный аппарат для принятия решений о войне, в том числе, и с учетом морально-этической составляющей. К 400-м годам до нашей эры в греческих полисах уже сформировалась установка о ценности человеческой жизни: убийство гражданина — это преступление, уничтожение врага на войне — подвиг. Так уж устроен человек, что для него значимо, в каких отношениях он находится со своей совестью. Потому и Платон призывает бороться против нечестивых, то есть против тех, кто не принимает ценностей его полиса. Виват войне!? Правда, не ясно, каким образом у философа с высокими этическими взглядами вера в конечную гармонию добродетели и счастья сочетается с целесообразностью тотальной войны? Похоже, виной всему злополучное убеждение в исключительности "своих" и общественной опасности "чужих".
Куда более близок к реальности в социально-философском учении Аристотель, попытавшийся после Платона дать пусть косвенное, но обоснование причин войны. Проповедуя понятие жажды жизни, он, в принципе, открыто декларирует право на накопление собственности и подчинение иных народов, опираясь на аргумент, что в самой сути вещей коренится порядок, по которому одним предначертано подчинение, а другим — властвование. Вывод напрашивается сам: войны неизбежны и естественны, как и труд землепашца. И греки подтверждают его богатой практикой: на годы жизни Аристотеля приходится пик развития захватнических войн, когда пиратство превращается в профессию, а армия — в инструмент силы, вне всякой зависимости от того, нуждается ли Отечество в защите от врагов. Заметьте, разительно отличающийся от восточной доктрины подход: в Китае делался упор на разумное и, по возможности, крайне осторожное расходование людского ресурса, в котором видели сумму конкретных людей, в Греции же, напротив, понятие "человек" подменяется понятием "общество", которое, в свою очередь, должно идти на все во имя интересов государства.
Идеи Эпикура, выдвинутые в 80-50-х годах до н. э., лишь подлили масла в огонь. Отрицая что-либо "по ту сторону" жизни, он, по сути, призывал ухватить как можно больше "по эту". Стремление к наживе превратило войну в основной способ существования и мировосприятия огромной группы людей, став одновременно и зенитом, и закатом великой Греции. К голосу которой, к слову сказать, внимательно прислушивались римляне. Не удивительно, что опорой могущества Римской империи были легионы, а вкус к насилию довольно быстро "перекинулся" с полей войны на арену цирка, воплотившись в гладиаторских поединках. А уж войну-то Рим начинал только для того, чтобы расширить свою территорию: никакие соображения морали в расчет не шли. Все достижения античной философии, от которой легионер и без того был бесконечно далек в силу ее сложности, тут же блекли перед потенциально богатыми трофеями.
Каков исход? Культивирующее силу государство от силы и погибло. Варвары, даже не слышавшие о философии, камня на камне не оставили от великой державы, почитавшей науки и культуру. Центр земной вселенной переместился с италийских холмов в холодные и мрачные чертоги Западной Европы, воинские уставы которой зиждились на трех китах: во-первых, война выгодна, во-вторых, вполне естественна и, в-третьих, если ты сегодня не нападешь, то завтра будешь защищаться.
Распространение христианства превратило философию в служанку теологии, согласно канонам которой войны делятся на допустимые и незаконные. К первым (вспомните крестовые походы) относились сражения за веру, в которых зачастую погибали не истинные враги церкви, а все непокорные воле крестоносцев. Право начать войну имел любой король или князь, но его действиями руководил духовник. Войнами, нарушающими закон, считались те, в которых враждующие христианские государства преследовали конкретные политические цели. Оно и понятно: кому приятно, когда в доме вечно дерутся слуги? Нужно или усмирить их, или… отвлечь. Вот Римская католическая церковь и направила своих верных сынов-ратников на жестокое покорение новых народов. У представителей последних выбор был невелик: либо стать христианином и рабом одновременно, либо погибнуть от меча миссионера. Зарвавшись, Европа решила подмять под себя и Восток, да явно переоценила свои силы, напоровшись, как "Титаник" на айсберг, на более совершенное отношение к войне.
Воинственный пыл Рима пригасило и Возрождение. Правда, из всех просвещенных представителей этого периода только Никколо Макиавелли обратил свои мысли к теме войны. Помимо философских трудов, он создал и перевел целый ряд работ по военному делу, в котором разбирался досконально. В его "Военном искусстве" нашла место теория Аристотеля, доведенная до абсолюта в "Государе". Рефрен: цель оправдывает средства. Причем в роли средства выступает народ. Он как гвоздь, который государство-молоток забивает в стену, не спрашивая на то его согласия.
В своем известном труде "О войне" Карл Клаузевиц творчески развил идеи Макиавелли, провозгласив: "Война есть не что иное, как расширенное единоборство. …Это акт насилия, имеющий целью заставить противника выполнить нашу волю. Насилие использует изобретения искусств и открытия наук, чтобы противостоять насилию же". Даже человеку непосвященному понятно, что это — не наставление по военному делу, а философская система, призванная объяснить природу войны. И далее: "Для вернейшего достижения этой цели мы должны обезоружить врага, лишить его возможности сопротивляться… Понятие о цели собственно военных действий и сводится к последнему… Война — дело опасное, и заблуждения, имеющие своим источником добродушие, для нее самые пагубные. Применение физического насилия во всем его объеме никоим образом не исключает содействия разума; поэтому тот, кто этим насилием пользуется, ничем не стесняясь и не щадя крови, приобретает огромный перевес над противником, который не делает этого".
Политическая цель войны выводится Клаузевицем в виде основного регулятора боевых действий и обоснованности применения силы. А введенный им в обиход принцип полярности, по его мнению, есть отражение воплощения политической цели в реальных действиях. Ведь если встречаются две силы, равные по воле, целям и физическим возможностям, они неизбежно уничтожат друг друга. Несмотря на всю прагматичность доктрины, в ней заложен и некий элемент регулирования. Судите сами: "Если мы видим, что цивилизованные народы не убивают пленных, не разоряют сел и городов, то это происходит оттого, что в руководство военными действиями все более и более вмешивается разум, который указывает более действенные способы применения насилия, чем пагубные проявления инстинкта". Прискорбное обстоятельство: потребовалось 17 веков кровопролитнейших баталий, чтобы Европа наконец осознала нелепость слепой войны.
Своеобразную точку в европейской теории войны поставил Фридрих Ницше. К сожалению, из всего созданного им наибольшую популярность приобрела лишь одна идея — о сверхчеловеке. Чему есть весьма простое объяснение: это — мечта любого полководца. Если солдату привить вакцину исключительности и превосходства над противником да одновременно воспитать его в духе ненависти ко всем "иным", то в конечном счете получаешь бойца, способного убивать ничтоже сумняшеся и побеждать в самых сложных ситуациях. Вполне закономерно, что нацисты взяли на вооружение именно эту идеологию: идеальная армия, подчиняющаяся идеальной стратегии и идеальной дисциплине, победила Европу и Африку, но сломала зубы об Азию и, конечно же, в первую очередь о Россию.
Кому доподлинно ведомо, какой путь еще суждено преодолеть философии войны в своем совершенствовании?! Нет пророка в своем отечестве. Не густо с ними и за рубежом. Впрочем, эксперты подмечают, что ныне развитие вооруженных сил Европы и Америки здорово напоминает сценарий вермахта. Дежа вю? Или у кого-то появилось желание наступить на те же грабли вторично?