Эволюция информационных технологий 4 страница

В том, что касается происхождения человека, учёные считают, что было бы невозможно найти практическое разрешение вопроса, даже если нашлись бы ископаемые останки первых людей и их предполагаемых предков – животных. С анатомической точки зрения, между ними почти не было бы разницы. Радикальное отличие первых людей заключалось бы в человеческой душе, мысли, воле. Невозможно было бы эти ископаемые останки подвергнуть психологическим анализам, чтобы определить их способность к абстракции и степень их умственного развития.

"Библия противоречит сама себе: то она изображает Бога как невидимого Духа, то как Кого-то в образе человека, которого можно видеть, угощать, с которым можно разговаривать и т.д."

Никакого противоречия в этом нет: Библия ясно говорит, что люди не могут видеть Бога таким, каков Он есть. Бог есть Дух, т.е. не имеет телесности, а значит, и видимости. Но Бог, желая блага людям, являлся им, принимая те формы, какие могли воздействовать на органы чувств человека, а через них на его разум и волю, чтобы подвигнуть их на благие дела. Бог абсолютно не теряет при этом Своей духовности. Самой высшей формой Богоявления было воплощение Сына Божия в Иисусе Христе. Но и при этом Божество нисколько не изменилось и не потеряло Своих свойств. Второе Лицо Пресвятой Троицы соединилось с человеческой природой Иисуса Христа в одном лице. Поэтому Иисус Христос есть совершенный Бог и совершенный человек. Способ такого соединения непостижим для человеческого разумения, но это не значит, что он невозможен.

"Христианское учение, опираясь на Библию, говорит о Едином Боге и в тоже время о Трёх Божественных Лицах, т.е. как бы уже о трёх Богах, но такое учение противоречит человеческому разуму".

Это учение не противоречит человеческому разуму: оно лишь превышает то, что разум способен постичь. Если бы учение о Пресвятой Троице действительно говорило, что Бог Един, и в то же время существует три Бога, то такое утверждение, конечно, противоречило бы здравому человеческому смыслу и было бы абсурдным. Но ничего подобного христианское учение не утверждает. Оно говорит лишь, что Бог, единый в Своём Существе, троичен в Лицах, а это не одно и то же.

То, что совершенно непостижимо для нас, привыкших иметь дело с несовершенными существами, возможно в Боге. Не считали ли мы когда-то непостижимыми и противоречащими разуму современные научные открытия, а тем не менее они стали реальностью?

"Христос жил в Назарете; в действительности же, в те времена, когда писались Евангелия, Назарета ещё не существовало, т.к. еврейский историк Иосиф Флавий нигде не упоминает о нём. Евангелисты выдумали Назарет, т.к. они слышали, что Мессия (Христос) придёт из среды назореев (секты еврейских аскетов), и решили, что Он был жителем «города Hазapeта»".

Это нелепое утверждение можно слышать только из уст малограмотных людей. Назарет, как и некоторые другие города, не упоминается Иосифом Флавием только потому, что он был маленьким местечком, а не значительным городом. Поэтому к его жителям и относились презрительно, что упоминается в Евангелии: Из Назарета может ли быть что доброе? (Ин. 1:46). Древние перечисления городов были совсем иными, чем современные списки в учебниках географии. О большой точности в древности не заботились.

Однако разве не глупо предполагать, что евангелисты, якобы выдумывая историю Иисуса Христа, почему-то назвали не существовавший тогда город (или даже несколько городов)? Иногда некоторые из безбожников доходят до абсурда, объявляя тоже несуществовавшим во времена Христа даже город Вифлеем, существование которого известно за много столетий до Христа.

Производить же Назарет от назореев – значит обнаруживать полную безграмотность в отношении еврейского языка, так как эти слова в своих корнях имеют совершенно разные буквы и звуки и обнаруживают сходство в звуках лишь при переводе на другой язык.

Ж. ЛАДРИЕР

КАК НАУЧНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ВКЛЮЧАЕТСЯ

В ХРИСТИАНСКУЮ ЖИЗНЬ

Научность и научная деятельность

Научное и религиозное мировоззрение могут казаться несовместимыми. Некоторые образованные люди полагают, что религиозную жизнь нельзя согласовать с научной деятельностью, потому что наука – замкнутая система, в которой нет места для религиозных взглядов. Если религия находится вне рамок научного метода, основанного на строго проверенных опытах и не нуждающегося в помощи религиозных верований, то к чему эта религия? Если Бог необходим только вне границ научного мировоззрения, то Его можно временно "поставить в скобки", счесть вопрос о Боге второстепенным, по сравнению с серьёзной научной работой.

Содержание некоторых научных теорий кажется противоречащим религиозным взглядам. Во времена Галилея были богословы, не знавшие, как сочетать его научную теорию с религиозным мировоззрением. Мы, верующие, знаем, что гелиоцентрическая система Галилея нисколько не противоречит религиозным убеждениям. Но гармония между религиозными и научными взглядами не всегда бывает сразу очевидна. Иногда нужен период "дозревания" тех или иных взглядов. Тем временем неверующему может показаться, что верующие неискренни, что, жалея в глубине души о новом успехе науки, они просто стараются приспособиться к создавшемуся положению вещей, убедившись в том, что волей-неволей им необходимо уступить ещё одну позицию.

В наше время возникает вопрос о происхождении человека: является ли он только частью природы, или в нём заложена духовная мощь, отличная от космических сил. По мнению Паскаля, расстояние между духом и телом бесконечно. Спрашивается: каково будет последнее слово науки? Согласуется ли оно с учением Церкви?

Наконец, ставится вопрос о смысле науки: чем является она в конечном итоге? Каково поле её деятельности, её метод? Каково соотношение между научной деятельностью и человеческой жизнью вообще? Можно ли сказать, что наука оперирует фактами, тогда как философия основывается на идеях, а религия – на слепой вере?

Чтобы ответить на эти вопросы, рассмотрим, чем является наука по существу, каково её отношение к философии и что представляет собой научный метод. Во второй части этой статьи мы определим место науки в перспективе царствия Божия.

Содержание науки не исчерпывается фактами и явлениями. Говорят, что в основе науки лежат факты. На первый взгляд, наука не теория в греческом смысле слова, т.е. не созерцание. Она реалистична, говорит о фактах, постоянно возвращается к действительности. Но если лучше присмотреться к научной деятельности, то станет очевидным, что факты сами по себе не представляют большого интереса (следует, конечно, различать радикальным образом науку от её применений). Интересны не факты, а их объяснение. Чередование фактов инертно. Как отличить факты, представляющие интерес с научной точки зрения? Нужно толкование фактов. Оно другого порядка, чем сами факты. Наука необходима именно потому, что мы не ощущаем непосредственно доступную пониманию структуру вселенной. Она не только простое собрание фактов, а вопрос, заданный реальности под руководством разума. Наука продвигается благодаря гипотезам, а гипотеза есть творческая мысль. Цель науки – создать не каталог цифр, а систему. Чтобы осветить какой-либо предмет, надо поставить его в атмосферу света, окружающую его со всех сторон. Это освещающее пространство носит в науке название научной теории. В строгом смысле слова наука не имеет права называться наукой, пока у неё нет теоретического обоснования. Оно как бы даёт науке аттестат зрелости. В развитии научного знания теория иногда предшествует эксперименту. Координация теорий создаёт систему или "теории" в греческом смысле слова.

Вполне основательно подчеркнуть "оперативный", т.е. поддающийся математическим исчислениям и укладывающийся в математические формулы, характер современной науки. Хотя применение экспериментального метода играет главную роль в её развитии, понятия, которыми выражаются приобретенные знания, носят оперативный, т.е. алгебраический, характер.

Переход от теории к эксперименту, контролирующему теорию, и обратно – от эксперимента к теории – носит название "праксис" – делание. Иными словами, "праксис" – это действие, направляемое мыслью, или мысль, открывающаяся в действии. Теория может вести к расчётам; они дают ей смысл, вносят в неё активный элемент и, наоборот, они вносят в действие, в технику, например в освоение космоса, теоретический, созерцательный элемент. В математике надо не только достичь результатов, но показать, каким путём они были достигнуты.

Лучший метод для создания системы – это вывод. Он имеет абсолютный, своего рода принудительный характер. Если вы приняли А, то вы должны принять и В. Можно с этим согласиться только при условии, что была понята необходимая связь между А и В. В самих этих представлениях заключена, как говорили греки, "мощь семенной (развивающейся, как семя) мысли".

Процесс постоянного развития тоже является характерным для науки. Она не только совокупность знаний, а деятельность, направленная к приобретению знаний и всегда опережающая уже приобретённые знания. Вот почему, может быть, правильнее говорить о научной деятельности, чем просто о науке. Деятельность эта никогда не доходит до конечных границ. Научная работа – терпеливое и трудное продвижение вперёд как бы в полумраке. Никогда нельзя достичь уверенности в абсолютной правильности научных взглядов; необходим постоянный контроль. То, что казалось неопровержимым физикам XIX века, показало свою несостоятельность в XX веке. Приобретённые знания имеют относительный, а не абсолютный характер.

Хотя наука в первую очередь есть деятельность, эта деятельность является только осуществлением проекта, созданного умом, ищущим не то, что надо "делать", а то, что надо "понять". При этом слово "понять" не должно восприниматься в психологическом смысле. Здесь речь не идёт о том субъективном состоянии, в котором мы ясно видим, как сочетаются те или иные явления, как организуется данная область фактов. Факты только отправная точка, а явления только предлог. Наука стремится оставить за собой область фактов и дойти до доступной пониманию системы, по отношению к которой эти факты являются только следами, только осязаемой проекцией.

"Понять" в строго научном смысле – значит перейти от области фактов в область системы; возвыситься до "теории" (созерцания); это, стало быть, непременно выйти из своего кругозора, из чисто психологического состояния своего "я", с тем чтобы познать на опыте метапсихологическую реальность "логоса". Ибо существует научный логос, т.е. разумное научное рассуждение, содержащее в себе внутренний свет; в нём мрак осязаемого мира, в котором мы вращаемся, уступает ясности чистых соотношений.

То, что мы осязаем, есть только знак; его надо расшифровать, как зашифрованное сообщение. Осязаемое – шифр реальности, содержащейся в самом осязаемом и в то же время находящейся вне его и являющейся его живой истиной. Конечная цель науки - создать научное мировоззрение, вне политических разграничений, в котором логос мира будет освещён со всех сторон.

Речь научная и речь философская

Научный логос ещё не вполне открыт; он открывается постепенно. Его существование остаётся, стало быть, частично проблематичным и условным; во всяком случае, оно недоказуемо.

Но наука в целом основывается на веровании в его существование; все её усилия направлены на проверку этого верования. Наука стремится узаконить это верование, на которое она опирается, и этим самым как бы доказать себя самой себе.

Научная речь не то, что философская речь; а между тем она на неё походит многими своими аспектами. Пожалуй, в конечном итоге, научная и философская речь составляют одну и ту же речь, но это единство речи, столь очевидное для эллинов, стало для нас очень таинственным и весьма трудно мыслимым.

Оставляя в стороне этот вопрос единства целостной речи, сосредоточимся на речи научной. Эта речь – не наша речь; она не является выражением такого представления о мире, которое находилось бы в нас. Она – речь вселенной и, как таковая, она анонимна и безлична, что и позволяет назвать её универсальной.

В той мере, в какой мы выражаем что-либо относительно научной речи, мы только признаём то, что нам предложено, разбираем отрывки предоставленного нам текста. Мир (т.е. совокупность того, что мы познаём опытом, что может быть данным нам, что может подействовать на нашу изначальную пассивность) превращается в речь посредством символов, созданных человеком. Но эта речь отнюдь не ограничивается нашими символами. Она – истина мира, как бы его тайная душа, доступная пониманию материя; не образ, или отблеск, или проекция, а светящийся стержень, одновременно ключ к уразумению и онтологическая опора.

В широком смысле слова наука есть логос мира, открывающийся в нас. Когда мы занимаемся научной деятельностью, мы становимся местом, где проявляется и слагается логос мира, где выражается система, в которой выявляется истина мира. Поскольку мир даётся в непосредственном ощущении, он не выразитель, а только символ этой истины. Таким образом, мы становимся причастными самой жизни логоса, включающей нас в движение своих внутренних соотношений и в необходимый процесс своего развития.

Содержание научной установки

Существование науки и необходимость продолжать научные исследования основывается на том, что логос мира продолжает быть сокровенным логосом. Он содержит в себе всё необходимое, чтобы открыться в нас; но этот процесс едва только начался, и от нас зависит продолжение или прекращение этого развития. Из этого следует, что у человека есть ответственность по отношению к миру. Участь мира частично находится в его руках. Удивительно и грандиозно то, что происходит в человеке: переход от "фюзис" (природы) к логосу. Человек может дать возможность истине и справедливости твориться в нём. Истина и справедливость – два основных стимула (онтологических горизонта), руководящих деятельностью человека.

Ещё один элемент научной установки, определяющий его отношение к жизни, обозначается греческим словом "койнония" (общность, универсальность). У учёных создаётся чувство коллективной ответственности по отношению к человечеству. Чем больше люди будут заниматься научной деятельностью, тем яснее они будут открывать общечеловеческую связь, основанную на науке. Наука связывает нас одной общей силой – силой логоса. Логос находит выражение в теориях, созданных человеком. Следовательно, человек несёт ответственность в мире, если он рассматривает науку как миссию, как средство для завершения мира.

Разумеется, человек ничего не творит (в подлинном смысле этого слова), однако он совершает действия, создающие структуры, которые иначе могли бы вылиться в другую форму. Таким образом, мы находимся перед своеобразным творчеством, порученным человеку. В нравственном порядке мы имеем дело с созиданием подлинно человеческого мира, а в порядке мышления – с созиданием сферы логоса.

Можно сказать, что всё дано с самого начала. Но всё дано во мраке. То, что дано, представляется как совокупность возможностей, весь смысл которых развиваться в меру, являющуюся не чем иным, как внутренним законом всемирного порядка.

На фон феноменального развития (т.е. развития явлений), по плану которого распределяются в неистощимом множестве виды, предлагаемые нам ощутимым миром, – на фон феноменального развития проецируется развитие другого порядка, доступное только разуму; в этом развитии вырисовывается сочетание фигур, совокупность которых составляет прозрачное царство мысли.

Судьба мира может читаться в каждой из этих категорий развития, но вторая категория имеет, можно оказать, самую важную функцию – установление постижимого; это завершение и раскрытие смысла мира. В процессе мышления смутно воспринятое доходит до раскрытия своего содержания, непроницаемость земли переходит в кристальную прозрачность небес.

Наука именно и является тем переходом, благодаря которому мир природы находит завершение и апофеоз в мире логоса. Это означает, что в начале не только открылись различные возможности, но и проявилось действие преображающего динамизма. Этот переход происходит в человеке. Великое назначение человека – проявить то, что было сокрыто, перевести неодушевлённую природу в стадию, доступную пониманию. Мы как будто предаём наши жизни сокрытому в мире логосу, чтобы он мог высказаться. Это происходит вследствие того, что человеческий дух родствен динамизму логоса и проникается им. Назначение человеческого духа в научной области заключается в том, чтобы некоторым образом питать собственным естеством движение, рождающее логос, в котором космос будет одновременно воспринят, превзойдён и завершён.

НАУКА В ПЕРСПЕКТИВЕ СПАСЕНИЯ

И ЦАРСТВИЯ БОЖИЯ

Бдительность по отношению к науке

Наукой, стало быть, руководит основной динамизм. Это не динамизм природы или человеческого разума, а динамизм логоса. Разум человеческий обладает, конечно, свойственным ему динамизмом, принимающим разные формы, в зависимости от различных уровней умственной жизни. В научных исследованиях динамизм человеческого разума подчиняется динамизму логоса, который в то же время словно обитает в нём и оживляет его.

Таким образом, мы имеем дело с опытом, который для человека является видом самозавершения. Но он, прежде всего, и по существу своему есть завершение мира, благодаря деятельности человека. Что же нам следует думать об этом опыте, если включить его в перспективу христианской жизни, христианской веры? В основе христианского духовного опыта есть тоже основной динамизм, не принадлежащий человеку, хотя и действующий в нём – это динамизм благодати, благодаря которому человеческая жизнь приобретает новую сущность – сущность жизни вечной.

В первую очередь надо отдать себе отчёт в совершенно ясном и радикальном различии между динамизмом благодати и динамизмом логоса. Между ними существует, по выражению Паскаля, разница порядков, т.е. они принадлежат к разным сферам, и различие между порядком благодати и порядком логоса неизмеримо больше расстояния между порядком логоса и порядком физических веществ. Благодать – дар свыше: Должно вам родиться свыше (Ин. 3:7), – и поэтому её можно назвать сверхприродным даром.

С момента её появления она производит решающее изменение и полагает начало совершенно иному виду существования. Это означает, что наука сама по себе не может внести никакого вклада в христианскую жизнь. Жизнь логоса, т.е. науки, имеет тоталитарный характер: глубокое стремление науки – создать цельную и замкнутую систему, в которой могла бы выявиться полнота постижимого. Вероятно, подобная система никогда не будет создана; возможно даже, что она внутренне противоречива. Но стремление к такой системе налицо, и это стремление может быть настолько сильно, что способно овладеть человеческим умом и властвовать над ним в такой мере, что он станет совершенно недоступным каким-либо иным запросам.

Человек может найти в научном логосе своё собственное завершение и такое удовлетворение, что он окажется лишённым всякой восприимчивости по отношению ко всему, что не есть наука. Таким образом, научная жизнь может оказаться страшным препятствием для христианской жизни. И это не только в исключительных обстоятельствах, но зачастую так и происходит, ибо здесь дело идёт о возможности, заложенной в самую природу науки, во всяком случае той науки, какую мы можем познать на опыте. Исходя из этих соображений, легко понять, почему христиане всегда относились с некоторым недоверием к науке, также как и ко всему, что исходит от логоса, в частности к политике и к философии.

В наше время повсюду, также и среди христиан, наблюдается большое увлечение наукой. А между тем, с христианской точки зрения, крайняя бдительность по отношению к науке необходима потому, что в ней содержится опасность самозамыкания. Опыт доказывает, что эта опасность вполне реальна.

Согласование научных исследований с домостроительством спасения

Этим мы не хотим сказать, что наука теряет своё значение в области благодати, т.е. по отношению к созиданию царства Божия. Дело в том, что благодать не просто накладывает отпечаток на человеческую жизнь, а, проникая в истоки её бытия, охватывает человека всецело и воздействует на все свойства его природы.

Хотя наука сама по себе ни в коей мере не способствует развитию христианской жизни и иногда даже препятствует действию благодати на человека; тем не менее наука может быть включена в новую область, по отношению к которой она не просто нейтральна, но получает положительное значение.

Другими словами, все становятся во Христе живым началом царства благодати. Все – т.е. мир, человек, его судьба и его дела. Чтобы определить место науки в перспективе спасения, надо перейти за пределы психологических толкований, как в области науки, так и в области спасения. Наука есть созидание логоса мира в человеке и человеком; а спасение, хотя и касается каждого человека в отдельности, есть осуществление домостроительства Божия, охватывающего всю вселенную. Царствие Божие не сумма индивидуальных спасений, а особая реальность, носящая характер органической совокупности. Личное спасение должно восприниматься в соответствии с этой совокупностью; оно является включением личности в полноту этой реальности.

Царствие Божие сравнивается с растущим деревом и также с городом (см. Мк. 4: 31-33; Мф. 5:14); оно – Небесный Иерусалим. Когда развитие космоса завершится и он преобразится в царствии Божием, будет явлено новое небо и новая земля. Стало быть, следует настаивать на космическом значении спасения.

Разумеется, человек занимает центральное место в христианском мировоззрении, но он солидарен с космосом и включает, в некотором смысле, судьбу вселенной в свою собственную судьбу. В сущности, задание человека заключается в откровении сокрытого в мире логоса. Выполняя это задание, человек ведёт мир к его завершению. Но это завершение – в плане нашего спасения – не может быть только явлением логоса, сиянием сотворённого света, прославлением мудрости, сокрытой во вселенной. Оно осуществится в преображении, в котором слава Господня явится видимо (а не только гадательно) в Его творениях.

В перспективе этого преображения созидание логоса – нечто вроде подготовительного этапа: оно, так сказать, приготовление материи к преображению, выявление некой потенциальности материи принять преображающее действие спасения.

Как мы сказали, пропасть отделяет область логоса от царства спасения. Логос может замкнуться в самом себе, хотя по своему подлинному назначению он направлен ко спасению; но всё же он не может вызвать или осуществить это спасение.

Хотя логос остаётся пассивным по отношению к спасению, он содержит в себе нечто, позволяющее ему быть включённым в икономию[3] спасения. Динамизм, действующий в мире и являющийся развитием природных возможностей онтологического характера, содержит в себе также возможность быть воспринятым в трансцендентный динамизм благодати, открывающий искупительные силы, явленные во Христе. Можно сказать, логос необходим в деле спасения в том смысле, что спасение не просто заменяет принадлежащее естеству, но, наоборот, предполагает развитие естества и опирается на динамизм, содержащийся в нём.

Назначение человека

Спасение – трансцендентно. Его действие в человеческой жизни может проявиться только благодаря посредничеству. Посредничество предполагает посредника. Им является Христос, всё восприявший в Своём воплощении и всё в Себе преобразивший. В той мере, в какой верующий принимает участие своей верой в деле Христа, он тоже становится посредником.

Значит, можно говорить о двойном посредничестве человека по отношению к космосу. Он прямой посредник, так как в нём проявляется логос мира и потенциальные силы, заложенные в мире, превращаются в реальность. И в то же время он косвенный посредник, в силу своего участия в жизни Христа, в плане благодатной жизни, поскольку он способствует, в той мере, в которой сам освящается, приближению мира к обетованному преображению.

Из этого следует, что, с одной стороны, он как человек – существо, в котором проявляется логос; и что, с другой стороны, он как христианин – посредник, через которого благодать прикасается к миру, рассматриваемому одновременно как космос и как логос. Итак, у человека двойная миссия: одна в естественном плане, другая в области благодати. Но эти миссии включаются одна в другую, ибо их осуществление происходит в тесной связи друг с другом.

Естественный динамизм мира (открытие имманентного[4] логоса, обитающего там) должен пониматься в перспективе его сверхъестественного назначения – преображения через единение со Христом, которое даёт ему конечный смысл. Действие благодати сопровождает, можно сказать, развитие естественных возможностей; по мере того как эти последние осуществляются, преобразовательное действие благодати овладевает ими и превращает их в жатву вечности.

Судьба мира солидарна с судьбой человека и осуществляется только через последнего. Когда человек занимается научной деятельностью, он ведёт мир к естественному завершению, в котором мир нуждается, чтобы могло овладеть им преобразующее действие благодати. Стало быть, человек играет реальную активную роль в деле осуществления Божиих предначертаний о мире, не только в естественном порядке, но и в деле спасения. То, что он призван созидать, имеет значение для дела спасения не в том смысле, что естественная деятельность могла бы оказаться продуктивной для спасения; но в том, что спасение обращено к миру, ещё пребывающему в периоде самообразования. Полное же осуществление спасения предполагает завершение мира в естественном порядке, и именно человеку надлежит осуществить это завершение.

Однако это назначение человека по отношению к миру (что есть также и миссия человека по отношению к самому себе, т.к. он является частью мира и мир солидарен с ним) не должно восприниматься в индивидуальном порядке. Здесь дело идёт о миссии коллективной, принадлежащей человечеству как таковому. Неверующий осуществляет её в естественном плане, даже если он не знает её подлинного смысла или не оценивает того, что выполняет. Здесь имеет значение завершение дела, а не внутреннее состояние того, кто его совершает. Для того же, чтобы дело могло быть предоставлено благодати спасения, надо, конечно, чтобы спасение было явлено среди людей; а это может быть постольку, поскольку люди принимают призыв Христа, в котором спасение изначально пребывает.

Разумеется, желательно, чтобы все учёные были христианами. Ибо, прежде всего будучи людьми, они призваны к спасению во Христе. Да и как учёные, они призваны к тому же. Но назначение науки будет всё-таки достигнуто, даже если все учёные и не станут христианами, потому что здесь дело в объективном предназначении, стоящем выше индивидуального. Кстати, здесь надо принять во внимание солидарность, существующую между людьми как в естественном порядке, так и в сверхъестественном – во Христе. Как раз в силу этой двойной солидарности святость одних оказывает влияние на других, и сами эти действия, хотя бы невидимо, воспринимаются теми, кто живёт благодатью.

Призвания различны – в царстве Божием не все имеют то же задание. Можно признать, что наука имеет определённое значение для осуществления царствия Божия, хотя не следует заключать из этого, что все христиане должны заниматься наукой. Можно даже сказать, что те, кто занимается наукой, могут преуспевать только в том случае, если другие отдаются тем временем непосредственно заботе о спасении, молитве и делам милосердия.

Признав это, надо, однако, подчеркнуть, что желательно (или даже необходимо), чтобы некоторые христиане посвящали себя делу науки, не только ради самой науки или из апологетических[5] целей, но принимая во внимание значение науки в деле спасения. В них произойдёт двойное движение – включение жизни логоса в жизнь благодати и проникновение благодатной жизни в жизнь логоса. И таким образом подготовится преображение мира. У них есть, следовательно, особая роль и в плане проявления естественного динамизма человека и вселенной, и в сверхъестественном плане, в общей икономии – плане спасения. Это означает, что у них особая миссия в Церкви и что они способствуют выявлению её истинного лика и её вселенскости. Вот почему сама Церковь подтверждает значение науки, одобряет научные призвания среди христиан и заботится о принятии в жизни Церкви плодов науки и самой научной работы.

Мы, может быть, достигли того момента истории, когда наука, действительно, становится самостоятельной ценностью и когда её значение по отношению к делу спасения начинает быть для нас очевидным. Если это на самом деле так, то это должно будет проявиться конкретным образом в жизни Церкви, т.е. в жизни христианских учёных. И мы, вероятно, увидим новые формы святости, связанные с научной жизнью. То, что происходит вокруг нас в нынешнее время, позволяет нам это предположить.

ОСОБАЯ РОЛЬ БЛАГОДАТИ

ПО ОТНОШЕНИЮ К НАУКЕ

Избавление от зла

Следует уточнить ещё, в чём состоит особая роль благодати по отношению к науке и каково её конкретное действие. В том, что касается науки, можно только дать общие указания; они применимы также к любой человеческой деятельности.

Особая роль благодати заключается в том, что она очищает, возвышает и преображает. Очищает, потому что реальность, на которую она действует, подвержена греху. Грех порождается человеком и обитает в нём. Через человека он заражает также мир и нарушает судьбу мира. Он вводит в мир страшную дисгармонию, приносящую вред всему существующему. Этот основной беспорядок касается, главным образом, отношений мира с Богом и – как следствие – взаимоотношений в самом мире. Можно до некоторой степени наблюдать в области науки, как в ней проявляется присутствие греха.