Глава 64. Гюль‑Ябани

Являясь людям, он разговаривает с ними человеческим голосом

– Как это – «не осталось»? – изумляюсь. – До Москвы еще больше суток ехать...

– Эта подробность касается лишь тебя. Ну и еще того человека, который вошел в твое купе с предложением поиграть в нарды‑

Упс, приплыли! Теперь он говорит о себе в третьем лице. С какой стати?! Карл Степанович нетерпеливо качает головой, но отвечает на мой немой вопрос:

– Я – только голос. Когда я уйду, он, – выразительно стучит кончиками пальцев по собственной груди, – останется. Не мучай его расспросами, но и в объяснения не вдавайся. В крайнем случае, скажи, что он просто потерял сознание, ты ходил по вагонам, искал врача, но не нашел. Он, скорее всего, поверит: нечто подобное с ним уже однажды случалось– Впрочем, возможно, он и спрашивать не о чем не станет. Многие на его месте предпочли бы сделать вид, будто вообще ничего не произошло.

– Так вы – не Карл Степанович из соседнего купе? Только голос? Но зачем нужен этот маскарад?!

(Я в своем репертуаре: ничего толком не понимаю, но возмущение, на всякий случай, выказываю.)

– Тут вот какое дело, – неожиданно мягко, кажется, даже виновато ответствует мой собеседник. – Тебе был нужен нормальный человеческий разговор, к другому ты пока не готов. А для того, чтобы говорить как человек, требуется человеческое тело, иначе не получается. Пришлось воспользоваться тем, что было под рукой, а под рукой оказался прекрасный медиум, обладатель уникальных, хоть и не раскрытых способностей– Редкая, к слову сказать, удача!

– А он– Он переживет такое обращение? – спрашиваю, невольно содрогаясь. – Его‑то, небось, бессмертные кровью не поили.

– А кто его знает, может и поили. Сходу не разберешь. Но мужик крепкий, по нему хоть асфальтовым катком елозь – как об стенку горохом– Бывают же люди!

– А вы, – осторожно начинаю я, – чей вы голос? Вы что‑

На этом месте я запинаюсь и безнадежно увязаю в смущенном мычании, поскольку не «богом» же величать собеседника: при всем своем эгоцентризме не могу представить ситуацию, в которой Всевышний станет целый час париться со мною, неразумным, в купе дополнительного поезда. Да и «дьявол» какой‑нибудь – гипотеза ничем не лучше. На кой я им обоим сдался?!

– Я‑то? Да так, ерунда, обыватель эфирный, почти случайный свидетель нескольких фрагментов твоего бытия, – невозмутимо отвечает эта загадка природы. – Могу объяснить подробнее, но ты вряд ли поймешь, да и ни к чему тебе пока такого рода осведомленность. Что ты с нею станешь делать?