Глава 9. Мы с Брэдом сидим друг напротив друга в кожаных креслах

Мы с Брэдом сидим друг напротив друга в кожаных креслах. Я пью чай, а он глотает воду прямо из бутылки и рассказывает мне о своей поездке. Чувствую аромат его одеколона, а приглядевшись, замечаю пирсинг в ухе.

– Сан‑Франциско – потрясающий город, – говорит Брэд. – Бывала там?

– Дважды. Один из моих любимейших городов. – Прячу лицо, делая очередной глоток, и спрашиваю: – Ты ездил по делам или отдыхать?

– Отдыхать. Моя девушка Дженна переехала туда прошлым летом. Нашла работу в «Сан‑Франциско кроникл».

Отлично. У нас обоих серьезные отношения, значит, сексуальное влечение не будет нас отвлекать. Тогда почему у меня едва не остановилось сердце?

– Здорово! – говорю я, старательно изображая восторг.

– Здорово. Для нее. Она счастлива, но это плохо влияет на наши отношения.

– Могу себе представить. Быть в двух тысячах миль от любимой непросто, не говоря уже о трех часах разницы во времени.

Брэд качает головой:

– И одиннадцати в годах.

Быстро произвожу расчеты и понимаю, что Дженне лет тридцать.

– Одиннадцать лет не так уж много.

– Именно в этом я и пытаюсь ее убедить. Но она зациклилась. – Брэд идет к столу и показывает мне фотографию женщины с мальчиком – ту, которую я определила как сестру с племянником. – Это Дженна, – объявляет Брэд. – А это ее сын Нейт. Поступил в университет в Нью‑Йорке.

Не могу отвести взгляд от женщины с застенчивой улыбкой и яркими голубыми глазами.

– Очень красивая.

– Да, очень. – Он улыбается портрету, а я сжимаюсь от зависти. Интересно, каково это, когда тебя обожают?

Расправляю плечи и придаю лицу официальное выражение.

– У меня есть новости.

Брэд вскидывает голову:

– У вас с Эндрю будет ребенок? Или вы покупаете лошадь?

– Нет. Но я была на могиле Чарльза Боулингера. В последний раз.

Он приподнимает бровь:

– Ты так быстро с ним помирилась?

Качаю головой:

– Чарльз Боулингер мне не отец, и я хочу попросить тебя найти моего настоящего отца. – Рассказываю о мамином блокноте и мужчине, в которого она влюбилась летом за год до моего рождения. – Последняя запись сделана двадцать девятого августа, в день, когда Чарльз узнал о романе, и Джонни уехал из города. Мама была убита горем. Она хотела уйти от Чарльза, но Джонни заставил ее остаться. Он любил маму, но мечтал стать музыкантом, поэтому не хотел обзаводиться семьей. Знала мама, что беременна, или нет, так и останется для меня тайной. Но срок был уже два месяца. Это был ребенок Джонни. – Замечаю, что Брэд хмурится. – Поверь мне, Брэд. Мы с Чарльзом даже не похожи. Мы чужие люди. Я не сомневаюсь, что мой отец Джонни Маннс.

Брэд тяжело вздыхает:

– Ответственный шаг. Ты к нему готова?

Я тоже вздыхаю:

– Мне больно. Я чувствую злость и обиду. Почему мама ничего мне не рассказала, даже когда умер Чарльз? Она ведь знала, как мне нужен отец. Но еще я чувствую облегчение. Этот факт многое объясняет. Наконец я смогла понять, почему отец никогда меня не любил. Не потому, что я была плохой, как всегда считала, а просто потому, что не его дочь. – Сглатываю ком в горле и подношу руку к губам. – В моей душе столько лет жила злость на него, а сейчас, когда я знаю правду, эта злость рассеивается.

– Это важно. Но я думаю о том, что где‑то в этом мире живет твой отец.

– Да, страшновато. Не представляю, как его найти. – Закусываю губу. – И еще я не представляю, как он отреагирует, когда увидит на пороге меня.

Брэд сжимает мою руку и заглядывает в глаза:

– Он полюбит тебя.

Мое глупое сердце трепещет. Осторожно убираю руку и кладу на колено.

– Ты мог бы мне помочь в поисках?

– Еще спрашиваешь. – Брэд встает с места и походит к компьютеру. – Давай‑ка начнем с Гугла.

– Да что ты! – восклицаю я с иронией. – С Гугла? Какой сообразительный! Молодец!

Он поворачивается ко мне, и улыбка сползает с лица, но лучики у глаз остаются.

– Самая умная?

От души заливаюсь смехом.

– Полагаешь, я до этого не додумалась? Ну что же вы, мистер Мидар.

Брэд опускается в кресло и закидывает ногу на ногу.

– Ну и что ты нашла?

– Сначала я решила, что мне улыбнулась удача, когда нашла группу Джонни Манна. Но он родился в 1918 году.

– Да, получается, в 1977‑м он был уже немолод. Кроме того, того парня звали Маннс, а не Манн, верно?

– Так было написано в мамином блокноте. Но я использовала все возможные варианты: Манн, Джон, Джонни и Джонатан. Проблема в том, что появляется более десяти миллионов ссылок. Для того чтобы его найти, придется сузить поиск.

– Что еще ты о нем знаешь? Он из Чикаго?

– Из Северной Дакоты. Судя по маминым описаниям, они были ровесниками, впрочем, я не вполне уверена. Джонни снимал квартиру этажом выше, тогда мы жили на Босворт‑авеню, в Роджерс‑Парк. Он был музыкантом и работал в баре «Джастинс» на той же улице.

Брэд поднимает указательный палец:

– Вот! Туда мы и отправимся – в «Джастинс». Поспрашиваем, может, его кто‑то помнит.

Мои глаза становятся круглыми от удивления.

– Напомни, в каком университете ты получал диплом юриста?

– А что?

– Прошло больше тридцати лет, Брэд. Заведение уже давно сменило название, теперь там бар для геев под названием «Нептун».

Брэд таращит глаза:

– Ты уже все проверила?

С трудом сдерживаю улыбку.

– Ладно, сдаюсь… – Поднимаю руки вверх. – Я такая же бестолковая, как и ты. Полагаю, вдвоем мы не справимся. Нам нужна помощь профессионала, Брэд. Ты сможешь найти подходящего человека?

Он встает, подходит к столу и берет свой «Блекбери».

– Был один, помогал мне с делами о разводе. Стив Полонски. Отличный детектив, но не могу гарантировать, что он найдет Джонни Маннса.

– Должен! – вскрикиваю я, одолеваемая острым желанием отыскать отца. – Не сможет он, найдем другого. Я не остановлюсь, пока не найду этого человека.

Брэд устремляет на меня внимательный взгляд и кивает:

– Похвально. Впервые вижу, что ты устремляешься к цели с энтузиазмом.

В этом он прав. К исполнению пункта под номером девятнадцать я иду, не подталкиваемая мамой. И это уже не цель четырнадцатилетней девочки. Я всем сердцем хочу иметь отца, я мечтала об этом всю жизнь.

Покидая кабинет Брэда, я думаю о том, почему ощущаю необходимость сделать ему приятное. Как и мама, он считает, что я справлюсь со всеми пунктами жизненного плана. Возможно, вместе мы действительно сможем сделать так, чтобы мама мной гордилась. Не успеваю додумать мысль до конца, как звонит телефон. Выходя из двойных дверей на Рандольф‑стрит, роюсь в сумке в поисках телефона.

– Брет Боулингер? Я Сюзанна Кристиан из Департамента образования Чикаго. Мы получили ваше резюме и медицинское заключение, кроме того, навели справки о вашем прошлом. Рада вам сообщить, что нас все устраивает. Поздравляю, вам предоставляется разрешение заниматься преподавательской деятельностью.

Октябрьский ветер ударяет в лицо.

– О, спасибо. Прекрасно.

– Нам нужен учитель на подмену в пятом классе в школе Дуглас‑Джей‑Кииз, Вудлон. Вы согласны?

Я лежу в постели с книгой и третий раз перечитываю один и тот же абзац, когда раздается звук открываемой двери, извещающий о приходе Эндрю. Обычно я всегда радуюсь этому, но сейчас грудь сдавливает с такой силой, что трудно дышать. Необходимо сказать ему правду, но в десять часов вечера, когда я измотана и мечтаю отдохнуть, эта идея кажется мне не самой удачной. По крайней мере, такое объяснение я нахожу вполне логичным и уместным.

Закрываю книгу и вслушиваюсь, как хлопают дверцы шкафов и холодильника. Через некоторое время Эндрю шлепает босыми ногами по ступенькам лестницы, и шаги кажутся мне такими громкими, словно на нем грубые колодки. По тому, как он поднимается по лестнице, я безошибочно определяю настроение Эндрю. Сегодня он усталый и угрюмый.

– Привет, – говорю я, откладывая в сторону книгу. – Как прошел день?

Он плюхается на кровать, зажав в руке бутылку «Хайнекен». Лицо словно посерело, под глазами двумя полумесяцами залегли тени.

– Ты рано легла.

Кошусь на будильник.

– Уже почти десять. Это ты задержался. Приготовить ужин?

– Не надо. – Эндрю рывком ослабляет галстук и растягивает верхнюю пуговицу удивительно свежей голубой рубашки. – Как у тебя дела?

– Отлично, – отвечаю я, чувствуя, как давление поднимается от одной мысли о предстоящем уроке в школе. – Завтра тяжелый день. Встреча с важными клиентами.

– Все будет нормально. Твоя мать справлялась, и ты справишься. – Делает глоток пива. – Кэтрин тебе помогает?

Неопределенно машу рукой:

– Она все время в разъездах. Так всегда было. – Господи! Я хожу по тонкой проволоке, необходимо прекратить это, пока не погибла! Сгибаю ноги в коленях и прижимаю к груди, обхватив руками. – Расскажи, чем ты сегодня занимался.

Эндрю проводит ладонью по волосам.

– Вымотался. У меня клиент, которого обвиняют в убийстве девятнадцатилетнего подростка, за то, что тот бросил камень в его «хаммер». – Ставит бутылку на тумбочку и направляется к шкафу. – Получается, управлять компанией – все равно что проводить дни в Диснейленде.

Несмотря на то что я не директор и даже не руководитель рекламного отдела, ощущаю себя так, словно мне плюнули в лицо. Однако с точки зрения Эндрю я президент крупной косметической фирмы, поэтому вполне заслуживаю уважения, пожалуй, даже благоговейного восхищения. Открываю рот, чтобы выступить в собственную защиту, и захлопываю, прежде чем успеваю произнести первое слово. В этой пьесе у меня роль лгуна, а хуже может быть только самодовольный лгун.

Эндрю достает деревянную вешалку из кедра и вешает на нее пиджак. Затем снимает брюки и закрепляет на специальной вешалке вверх тормашками. Наблюдаю за ним с трепетом, мечтая стать такой же терпеливой и педантичной. Стоя у шкафа в одних трусах и носках до колена, Эндрю берет щетку и принимается чистить костюм. Большинство мужчин выглядели бы нелепо в такой ситуации, но у большинства мужчин нет прекрасного рельефного тела и гладкой загорелой кожи, как у Эндрю Бенсона.

– Я много думал о работе в «Боулингер косметик». Полагаю, тебе пора взять меня к себе.

Мгновенно забываю о своих фантазиях.

– Я… я не уверена, что это так необходимо.

Эндрю бросает на меня выразительный взгляд:

– Вот как? А что изменилось? Когда‑то ты была за.

Три года назад я пришла к маме с просьбой создать должность специально для Эндрю, но она наотрез отказала:

– Брет, милая, подобное было бы возможно, будь вы женаты. Но и в этом случае тебе пришлось бы долго убеждать меня в необходимости взять Эндрю на работу.

– Почему? Он ценный работник. Никогда не видела более трудолюбивого человека.

Мама покачала головой:

– Он обладает многими ценными качествами, это несомненно. Но я не уверена, что он подходит именно для нашей компании. – Она смотрит мне прямо в глаза, как делает всегда, когда предстоит сказать нечто неприятное или сложно объяснимое. – С моей точки зрения, Эндрю куда более агрессивен, чем требуется для такого дела, как наше.

Отгоняю воспоминания и поворачиваюсь к Эндрю:

– Но мама была против, ты же помнишь? Кроме того, ты сам много раз говорил, что это было верное решение, ты не смог бы работать в косметической компании.

Эндрю подходит к кровати и склоняется надо мной:

– Но это было до того, как ее возглавила моя девушка.

– Вот еще один факт против того, что тебе нужно там работать.

Эндрю наклоняется ближе, целует меня в лоб, нос, потом в губы.

– Только подумай, как это выгодно, – шепчет он. – Мы оборудуем мне офис, соединенный дверью с твоим, и у тебя под рукой всегда будет юрист и сексуальный раб.

Тихо хихикаю:

– Ты уже мой сексуальный раб.

Целуя меня в шею, он задирает мою ночную рубашку.

– Нет ничего сексуальнее сильной женщины. Иди ко мне, мадам президент.

А если бы ты узнал, что я сильная учительница на подмену, по‑прежнему считал бы меня сексуальной?

Тянусь и выключаю свет и с радостью погружаюсь в темноту. Вытягиваюсь на кровати и расслабляюсь под нежными прикосновениями.

Добрый ангел напоминает, что я должна рассказать Эндрю правду, но злой ангел советует не отвлекаться, поэтому я просто предаюсь наслаждению.

Я приезжаю в школу Дуглас‑Джей‑Кииз, одетая в черные брюки, черный же свитер и ярко‑оранжевые ботинки, напоминающие о Хеллоуине. Дети любят, когда учителя одеты в вещи с символикой этого праздника, впрочем, толстовки с аппликациями тыквы я не собираюсь носить лет примерно до пятидесяти.

Директор школы, миссис Бейли, привлекательная афро‑американка, ведет меня по коридору к кабинету миссис Эбуд.

– Вудлон известен множеством новых жилищных проектов и уличными бандами. Приходится работать не с самыми простыми детьми, но это своего рода вызов нашим профессиональным качествам. Хочется верить, что Дуглас‑Джей‑Кииз спасительный островок для нашей молодежи.

– Отлично.

– У миссис Эбуд сегодня рано утром начались роды. На три недели раньше срока. Если это не фальстарт, ее не будет на работе следующие шесть недель. Вы сможете подменить ее на весь срок?

У меня перехватывает дыхание.

– Э, дайте подумать…

Шесть недель? Это же тридцать дней! Слышу, как пульсирует кровь в висках. Впереди над двойными дверями ярким красным светом горит надпись «Выход». Первым желанием было рвануть вперед, но меня останавливает мысль о жизненном плане одной девочки. Если я соглашусь на следующие шесть недель, смогу вычеркнуть из списка цель под номером двенадцать. Даже Брэд не сумеет ничего возразить. Вспоминаю о маме, вернее, о словах Элеоноры Рузвельт: «Каждый день надо делать то, что тебя пугает».

– Да, – произношу я, отводя взгляд от спасительной надписи. – Я смогу.

– Великолепно. Нам крайне сложно найти учителя на подмену.

Меня пронзают смешанные чувства паники и жалости к себе. Черт возьми, что я наделала? Миссис Бейли открывает дверь и нащупывает выключатель.

– План уроков вы найдете на столе. Обращайтесь в случае необходимости. – Прежде чем выйти, она поднимает вверх большой палец, и вскоре я остаюсь одна.

Вздыхаю и сразу ощущаю запах пыли и старых книг. Оглядываю ряды деревянных столов, и в голове всплывают старые, но незабытые мечты. Первые двадцать лет своей жизни я мечтала преподавать вот в таком классе.

Пронзительный звонок выводит меня из задумчивости. Перевожу глаза на часы. Бог мой! Скоро начало занятий!

Подбегаю к столу миссис Эбуд и начинаю искать план уроков. Книга посещаемости, листы с контрольной работой, но никакого плана тут нет. Открываю ящик стола. Ничего. Один за другим исследую ящики тумбочки. И тут ничего! Где же этот чертов план?

Из коридора до меня доносится гул толпы, несущейся к кабинету. В панике выхватываю первую папку из металлического держателя, и незакрепленные листы выскальзывают у меня из рук. Черт! Краем глаза успеваю заметить слово «урок…», прежде чем листы каскадом рассыпаются и покрывают все пространство вокруг стола.

Это план уроков! Слава богу!

Толпа неумолимо приближается. Дрожащими руками начинаю собирать бумаги, и вскоре почти все они у меня в руках, за исключением самой важной страницы, залетевшей под стол миссис Эбуд. Встаю на четвереньки и залезаю под стол. В этот момент в классе появляются мои ученики, и получают возможность составить первое впечатление о своем новом учителе.

– Классная задница, – слышу я голос, за которым следует оглушительный смех.

Выползаю из‑под стола и отряхиваю брюки.

– Доброе утро, мальчики и девочки, – произношу я довольно громко, чтобы перекричать бурный обмен мнениями. – Меня зовут мисс Боулингер. Сегодня я буду вести урок вместо миссис Эбуд.

– Круто! – восклицает веснушчатый рыжий парень. – Эй, народ, сегодня у нас замена. Садимся кто где хочет.

Как в игре в музыкальные стулья мои ученики бегают по классу, борясь за новые места.

– Немедленно сядьте! Немедленно! – Мои выкрики тонут в хаосе. Сейчас только восемь двадцать, а я уже потеряла контроль над классом. Мое внимание привлекает девочка с волосами как у горгоны Медузы, громко кричащая на парня, которому на вид можно дать лет двадцать.

– Прекрати, Тайсон!

Тайсон тем временем стягивает с нее ярко‑розовый шарф и заматывает у себя на талии.

– Сволочь, отдай шарф! – орет медуза.

Решительно направляюсь к ним.

– Отдай ей шарф, пожалуйста. – Хватаю конец шарфа, тяну на себя, парень начинает крутиться, и кажется, что шарф растягивается, как жевательная резинка. – Отдавай же. Розовый тебе не идет.

– Во‑во, – поддакивает рыжеволосый из другого конца класса. – На фиг тебе розовый шарф, Тай? Ты чё, голубой?

От этих слов Тайсон взвивается и несется к рыжеволосому. Обращаю внимание, что он почти с меня ростом и фунтов на двадцать тяжелее.

– Прекратить! – Как могу быстро бросаюсь вдогонку, к сожалению, я не обладаю его сноровкой лавировать между столами.

Тайсон уже добрался до обидчика, хватает его за горло и трясет, как бармен шейкер. Господи, он его задушит, и в этом буду виновата только я! Интересно, мне могут предъявить обвинение в соучастии в убийстве?

– Зови директора! – бросаю я медузе.

Когда я подбегаю к дерущимся, лицо веснушчатого мальчика уже красное, а глаза вылезают из орбит. Он тщетно пытается оторвать пальцы Тайсона от своей шеи. Хватаю его за руку и тяну на себя.

– Отпусти сейчас же! – командую я, но голос звучит совсем не властно.

Ученики окружают поле боя и гиканьем и криками раззадоривают ребят.

– По местам! – ору я, но никто не обращает на меня внимания. – Прекратить! Немедленно! – Пытаюсь разжать пальцы Тайсона, но хватка у него железная. Открываю рот, чтобы завизжать, но в этот момент слышу командный голос со стороны двери:

– Тайсон Джонс, ко мне!

Тайсон отпускает шею несчастного парня, и я едва не падаю от напряжения и поворачиваю голову к миссис Бейли. Дети замолкают и послушно рассаживаются по местам.

– Я сказала – ко мне, – повторяет директор. – И вы, мистер Флин.

Мальчики движутся почти крадучись, пока, наконец, не оказываются рядом с директором. Она кладет руки им на плечи и поворачивается ко мне:

– Продолжайте урок, мисс Боулингер. Эти молодые люди проведут утро со мной.

Едва сдерживаюсь, чтобы поблагодарить ее. Да я готова ноги ей целовать. Не очень уверенная в силе своего голоса, просто киваю в ответ, надеясь, что миссис Бейли прочла все на моем лице. Делаю глубокий вдох и поворачиваюсь к классу.

– Доброе утро, мальчики и девочки, – начинаю я, опираясь одной рукой на первую парту, чтобы не упасть. – Я временно буду заменять вашу учительницу.

– Ага, – выкрикивает девочка лет семнадцати, – это мы уже знаем.

– А когда вернется миссис Эбуд? – спрашивает другая, которую я называю про себя Принцессой из‑за множества блесток на футболке.

– Не могу сказать точно. – Оглядываю класс. – Будут еще вопросы, или можем начинать? – Начинать что? План уроков до сих пор лежит под столом.

Принцесса поднимает руку. Наклоняюсь вперед, чтобы прочитать ее имя.

– Да, Мариса? У тебя вопрос?

Она вскидывает голову и указывает карандашом на мои ботинки от «Прада»:

– Вы сами за них платили?

Опять я слышу высокий громкий смех, который мысленно возвращает меня в Мидоудейл. Хлопаю в ладоши.

– Хватит! – И опять мои слова тонут в общем хаосе. Необходимо загнать этих малолетних монстров в клетку.

Замечаю в первом ряду девочку по имени Тиера.

– Ты, – объявляю я. – Помоги мне.

Шум в классе стоит ужасающий, но у меня мало времени.

– Надо достать план урока, Тиера, – указываю на одинокий листок бумаги под столом. – Подними его, пожалуйста.

Возможно, это единственный послушный ребенок во всем классе, во всяком случае, она встает на четвереньки и заползает под стол миссис Эбуд, как когда‑то сделала я. Ей с легкостью удается дотянуться до листка бумаги, и вот я уже вижу заглавие: «Урок 9 – произношение „е“». Проклятье! Это не то, что мне нужно!

– Черт! – непроизвольно выпаливаю я.

Тиера от неожиданности резко поднимает голову и ударяется о столешницу. Раздается удар такой силы, что напоминает мне раскат грома.

– Приведите медсестру! – ору я, в надежде, что меня кто‑то услышит.

Через шесть часов сорок три минуты выталкиваю учеников из класса с единственным желание выпить залпом бокал мартини, но миссис Бейли просила меня зайти к ней после уроков. Надев на нос очки в оправе лавандового цвета, она протягивает мне лист бумаги и ручку.

– Необходимо, чтобы вы расписались на объяснительных о сегодняшних инцидентах. – Кивает на стул напротив. – Присаживайтесь. Поговорим немного.

Опускаюсь на виниловый стул и просматриваю первый лист.

– Вам пришлось весь день с ними возиться.

Директор смотрит на меня поверх очков.

– Мисс Боулингер, у вас, должно быть, доброе сердце, но ваши навыки по соблюдению дисциплины… – Миссис Бейли качает головой. – Вы отправили в мой кабинет больше учеников, чем многие учителя за весь год.

Невольно вздрагиваю.

– Извините. Я скоро привыкну. Я уверена. – Черта с два я к этому привыкну. – Есть новости о миссис Эбуд? Она уже родила?

– Да, родила. Здоровенькая девочка.

Сердце сжимается, но я улыбаюсь.

– В понедельник я приду пораньше.

– В понедельник? – Миссис Бейли снимает очки. – Вы полагаете, я позволю вам работать в том же классе?

Внезапная мысль приводит меня в восторг. Мне больше никогда не придется учить этих маленьких монстров! Но радость сменяется страхом быть отвергнутой. Если эта женщина не позволит мне остаться, я никогда не смогу доказать ни ей, ни маме, ни маленькой девочке, составлявшей жизненный план, что я способна быть учителем.

– Мне нужно еще раз попробовать. Я справлюсь. Я уверена.

Миссис Бейли качает головой:

– Извините, дорогуша. Не выйдет.

Не знаю, был ли Брэд действительно свободен или Клэр поняла по моему голосу, в каком я состоянии, и нашла для меня время, но, когда я вхожу в приемную, он меня уже ждет. От дождя мои волосы намокли и прилипли к голове, свитер источает неприятный запах мокрой шерсти. Брэд обнимает меня за плечи и усаживает в знакомое кожаное кресло. От него исходит аромат вечнозеленых деревьев, и от этого мне становится так плохо, что я начинаю плакать.

– Я лузер, – бубню я. – Я не смогу учить детей. Не смогу добиться всех этих целей, Брэд. Не смогу.

– Не плачь, – мягко успокаивал он. – Все хорошо.

– У тебя нет вестей от Полонски?

– Пока нет. Я же говорил, потребуется время.

– Я проиграю, Брэд. У меня ничего не получится.

Он гладит меня по руке:

– У тебя все получится. Обещаю.

Его участливые интонации меня раздражают.

– Нет же! – вырываю руку. – Ты не понимаешь! Я говорю серьезно. Что будет, если я не выполню мамино условие?

Брэд трет подбородок и смотрит прямо мне в глаза.

– Честно? Будешь жить, как большинство людей в этом мире, метаться в поисках работы и думать, как свести концы с концами. Но в отличие от них тебе не надо будет думать о долгах и выплатах в пенсионный фонд…

Его слова заставили меня устыдиться. Погруженная в жалость к себе, я забыла, как мне повезло в жизни. Отвожу взгляд.

– Спасибо. Хорошо. – Встаю и опять падаю в кресло. – Ты прав. Я найду новую работу в рекламном отделе. Пора возвращаться к жизни.

– К старой жизни? С Эндрю?

Меня охватывает волна горечи при одной мысли о том, что придется и дальше заниматься ненавистной работой и вечера проводить в квартире, которую я даже не могу назвать своей.

– Конечно. У меня больше ничего нет.

– Это неправда. У тебя есть выбор. Именно это твоя мама и пытается тебе объяснить.

Качаю головой, ощущая, как впадаю в прострацию.

– Ты не понимаешь! Уже поздно начинать все сначала. Каковы у меня шансы найти любовь всей жизни и заранее угадать, что он хочет иметь и детей, и собаку, и пони? А часы тикают, Брэд, – и они жестоки. Тебе известно, как женщины ненавидят свой биологический возраст?

Он садится напротив меня.

– Послушай, твоя мама надеялась, что достижение целей из этого жизненного плана приведет тебя к лучшей жизни. Ты согласна?

– Наверное. – Неуверенно пожимаю плечами.

– Она хоть раз тебя подводила?

– Нет. – Вздыхаю.

– Так исполни ее волю.

– Но как? – Я почти срываюсь на крик.

– Стань прежней маленькой девочкой. Ты осуждаешь маму за трусость, а сама ведешь себя так же. Ты мечтаешь об исполнении всех желаний, я точно это знаю, но ты очень боишься в этом признаться. Иди к исполнению своей мечты. Действуй!