Глава 6. – Как это знает? – явно растерялся Хейфиц.

Кажется, этой ночью мне все равно нормально не уснуть. Я поставил все на карту. Либо пан, либо пропал. Так обычно действует неистовый картежник, который решается сделать главную и последнюю ставку в игре на все оставшиеся деньги. Поэтому я позвонил Леониду Иосифовичу и сообщил ему, что Палехов все знает.

– Как это знает? – явно растерялся Хейфиц.

– Он уже знает, что завтра вы передадите мне деньги, потом я должен буду вам позвонить.

– Это вы ему сообщили? – гневно спросил он.

– Про звонок – да. Я не мог ему сорвать, просто испугался, что он знает обо всем. А насчет денег он сказал мне сам.

– Как он мог узнать, если вы ничего не говорили?

– Не знаю. – Пусть Хейфиц сам решает, кто именно мог его сдать. Когда человек начинает думать над таким вопросом, он всегда находит виноватых, ведь давно известно, что в первую очередь предают именно свои. И каждый, подозревая, что имеет предателя в своем окружении, пытается его вычислить.

– Он знал только про деньги? – уточнил Леонид Иосифович.

– Да. Только про деньги.

– Сумму назвал? – Это уже теплее. Значит, он подозревает кого‑то конкретно. Может, своего хозяина, который выдает ему эти деньги, или своего банкира, или водителя, который привез ему эти деньги, а может, помощника, который завтра утром должен передать эти деньги мне.

– Нет, не назвал. Он вызвал меня сегодня ночью и сказал, что ему все известно. Он знает о том, что мы встречались в театре.

– Откуда? В коридоре не было никого, когда мы разговаривали.

– Там был охранник Лихоносова, – напомнил я.

– Он работает с ним уже четыре года, – не согласился Хейфиц, – но я все равно буду проверять. Вы можете приехать прямо сейчас? Я пошлю за вами машину. Где вы живете?

– Не нужно. – Я подумал, что подозрительный Глеб Мартынович мог оставить наблюдателя у моего дома. – Не нужно никого присылать. Я выйду и поймаю такси, а вы мне потом оплатите стоимость поездки.

– Хорошо, я буду ждать вас в доме, – предложил Леонид Иосифович. – Когда приедете, назову код, чтобы вы открыли входную дверь и прошли ко мне. Но учтите, что я буду не один и вас обыщут при входе.

– Конечно, – согласился я и положил трубку. Можно подумать, я собираюсь его убивать.

Я вышел из дома и прошел несколько улиц, пока не убедился, что за мной никто не следит. Потом поймал первую попавшуюся машину и попросил отвезти меня по адресу, который дал мне Хейфиц. Водитель, пожилой кавказец, назвал тариф – семьсот рублей, очевидно, ночная наценка.

– Пятьсот, – попытался я поторговаться с этим усатым типом.

– Давай шестьсот, – предложил водитель, и я сразу сел на переднее сиденье.

Пока мы ехали, я спросил у него, откуда он родом.

– Из Сухуми, – ответил водитель.

– Давно в Москве?

– Уже двадцать с лишним лет. Как началась это проклятая перестройка, а за ней война, так мы сразу и уехали.

– Почему?

– У меня жена грузинка и трое детей. Что было делать? Брать автомат и идти убивать грузин? Или сражаться за грузин против моих братьев? Как нужно было поступить?

– Не знаю.

– А ты сам откуда?

– Из Баку.

– Хороший город, – улыбнулся водитель. – И зачем ты уехал? У вас, говорят, сейчас хорошо, денег много, нефти много. Зачем вы все сюда едете? Мы вот от войны бежим. У тебя что, жена армянка или мама?

– Нет, – невольно улыбнулся я. Если бы все было так просто.

– А тогда почему не остался у себя?

– Не знаю. Так получилось. Приехал на заработки и остался. В последнее время много всяких проблем появилось, но пока живу.

– Сейчас нас здесь не любят, – вздохнул водитель. – Раньше, когда «Кавказ» называли, то сразу улыбались. Мы им всем веселым, легкомысленным народом казались – танцуем, поем, вино пьем. А после двух чеченских войн и после всего, что за эти годы произошло, нас здесь невзлюбили. Сам видишь, что в Дагестане творится, каждый день кого‑то убивают или бомбу взрывают. И никогда это уже не закончится. Я так думаю…

Мне нечего было ему ответить. Я угрюмо молчал, а мысли мои витали совсем в другом месте. Я думал о предстоящем разговоре с Хейфицем. Если не смогу из него деньги вытащить, напрасно я все это придумал. Хотя сделать это будет сложнее всего.

– Кому нужна была эта перестройка? – неожиданно спросил водитель. Все это время он продолжал говорить. – Ну, скажи, зачем они все это придумали? Раньше так хорошо жили. Не скажу, что лучше всех, но нормально. И дружить умели, никто никого не убивал. А как только начали все перестраивать, все сразу и рассыпалось. Или ты так не думаешь?

– Может быть, – мне меньше всего хотелось сейчас обсуждать политические проблемы.

– Это Америке нужно было нашу большую страну развалить, – убежденно продолжал водитель, – а наши местные боссы им подыграли. Все сразу поняли, что без контроля из Москвы можно будет безнаказанно воровать. Ничего больше не бояться. И разодрали страну на куски, чтобы каждый управлял своим собственным куском. Каждый хочет хозяином быть. Пусть маленьким, но хозяином. А ты как считаешь?

– Народы хотели самостоятельности. – Почему он от меня не отвязывается? Тоже мне, нашел родственную душу. Мне сейчас не до его глупых рассуждений.

– Народ как стадо баранов, куда поведешь, туда и пойдет, – рассуждал этот доморощенный философ. – Нужно, чтобы пастухи были с совестью, если действительно о своем стаде думают. Можно отвести его на хорошее пастбище, где зелени много, но тогда придется в горы подниматься. А можно на равнине, где зелени почти не осталось, всю вытоптали и съели. Стадо, конечно, полуголодным останется, зато трудиться не придется, в горы забираться. Все от пастухов зависит.

Наконец мы подъехали к дому, и я, заплатив ему шестьсот рублей, остановил машину достаточно далеко от нужного мне места. Метров двести прошел пешком и, подходя к подъезду, вытащил телефон и набрал номер Леонида Иосифовича:

– Я уже приехал.

– Оперативно, – одобрительно проговорил он, – наберите код «тридцать четыре сорок два» и поднимайтесь на шестой этаж.

Я так и сделал. Набрал код, открыл дверь и вошел в подъезд. Поднялся на шестой этаж и сразу увидел высокого молодого парня, который ждал меня у дверей открытой квартиры. Он тщательно меня обыскал и только затем пропустил в квартиру.

Не скажу, что она была слишком роскошной и большой. Обычная четырехкомнатная типовая квартира. Никогда не думал, что Хейфиц живет так скромно. Он появился из дальней комнаты в темных брюках с подтяжками и в светлой рубашке. Подошел ко мне и, не протягивая руки, сухо кивнул, приглашая в комнату для беседы.

Мы устроились в двух глубоких креслах перед телевизором. Я подумал, что, скорее всего, эта квартира не лично Леонида Иосифовича, а нечто вроде квартиры для деловых встреч, а может, и не только деловых, и вообще, может, я ошибаюсь, и молодой человек, встретивший меня у входа, вовсе не телохранитель. По городу давно уже ходят упорные слухи о нетрадиционной сексуальной ориентации Леонида Иосифовича. Мне абсолютно все равно, кого он любит или не любит, главное, чтобы он как можно сильнее ненавидел Палехова, и тогда все будет в порядке.

– Рассказывайте, – кивнул Хейфиц, – как он все‑таки узнал?

– Он позвонил и приказал спуститься вниз, где меня ждала его машина. Когда мы к нему приехали, он сообщил, что все знает.

– Не сказал, откуда?

– Нет. Но я испугался. Он действительно знал о нашей встрече и о том, что утром вы заплатите мне деньги.

– Интересно, – задумчиво протянул Хейфиц, – очень интересно. – Он надолго замолчал, а потом наконец задал мне крайне неприятный вопрос: – Я уже разговаривал с охранником, он никому не говорил о нашей встрече. А больше там никого не было. Ни одного человека. Кроме вас и меня. Значит, кто‑то из нас проговорился. Я за собой такой болтливости раньше не замечал, так что остаетесь только вы. Может, вы до этого кому‑то рассказывали?

– Никому я не рассказывал. А Глеб Мартынович при мне звонил и проверял, были вы в «Крокусе» или нет.

– Кому звонил? – почти ласково спросил Хейфиц. – Можете вспомнить, кому именно он звонил?

– Да, могу. Он звонил при мне какому‑то Паше. Тот сначала сообщил ему, что на концерте выступал Михаил Лихоносов, а вас в зале не было. Но потом перезвонил и подтвердил, что вы были в театре, но не в зале, а за кулисами.

– Его звали Паша? – переспросил Леонид Иосифович.

– Точно Паша, – подтвердил я.

Хейфиц достал телефон и набрал чей‑то номер:

– Здравствуй, Маша, это Леонид Иосифович тебя беспокоит. Скажи мне, пожалуйста, Паша тебе сегодня вечером не звонил? Да, Паша. Про меня не спрашивал? Да. А ты ему сказала, что меня в зале не было. Откуда ты узнала, что я был за кулисами? Женя сказала? Ну, я так и думал. Спасибо. Нет, ничего. Конечно, ничего. Все правильно. Не нужно было скрывать, что я там был. Это ведь не такой большой секрет. Тем более что Лихоносов действительно выступал. Спасибо. И тебе тоже.

Он спрятал телефон и снова внимательно посмотрел на меня.

– Вы не соврали, Глеб Мартынович узнавал о моем появлении у Паши, это правда. Но только после того, как ему стало известно о нашей беседе. Значит, про беседу ему все‑таки сообщил другой человек.

– Может, это Женя? – Я не знал, кто такая Женя, но всегда можно бросить зерно сомнения в рыхлую почву подозрительности.

– Может быть, – согласился Хейфиц, даже не спросив меня, откуда я могу знать Женю. В таких случаях прежде всего думаешь о потенциальном предателе. – Что все‑таки сказал вам Палехов?

– Что ему обязательно нужно разгадать планы такого хитрого лиса, как вы. Извините, но он сказал именно так.

– Я знаю, – неожиданно улыбнулся Хейфиц, – он давно меня так называет, это для меня не новость. Значит, он вызвал вас и сказал, что знает о нашей встрече и должен раскрыть мой план. Интересно. И что вы с ним решили?

– Извините, Леонид Иосифович, но я бедный человек.

– Не нужно, – поморщился он, – опять вымогаете деньги?

– Нет, – гордо поднял я голову, – вы меня не поняли. Просто Палехов предложил мне деньги, чтобы я все сделал и сразу отсюда уехал. Если я задержусь хотя бы на один день, меня найдут и убьют. А я ему не верю. Все говорят, что его помошник Арвид уже убирал ненужных людей. И я боюсь. У меня в Баку остались жена и маленькая дочь. Мне необходимо вернуться к ним живым. – Хейфицу необязательно знать, что моей дочери еще в прошлом году исполнилось двадцать лет.

– Насчет Арвида тоже правда, – кивнул Хейфиц. – А как насчет денег? Сколько он вам пообещал?

– Двадцать пять тысяч.

– Опять двадцать пять, – неприятно усмехнулся Леонид Иосифович. – Вы, видимо, поставили себе конкретную цель – вытащить из меня именно эту сумму.

– Как хотите. Но он говорил, что ему нужен его Лихоносов.

– Хорошая сумма, – продолжал усмехаться Хейфиц. – Он решил во что бы то ни стало переманить к себе Михаила Лихоносова.

– Я тоже так думаю.

– Что он вам предложил? Расскажите честно, и я постараюсь сам решить ваши финансовые вопросы, чтобы вы могли сразу уехать.

– Чтобы я бросился на машину Лихоносова, а потом позвонил вам.

– Почему?

– По‑моему, он хочет устроить провокацию. Обвинить вас в этой аварии и подставить меня вместе с вами.

– Хорошо. А вы достаточно умный человек, Ильгар, – одобрительно произнес Хейфиц, – и не такой трусливый, каким хотите казаться. Иначе вы не появились бы здесь во второй раз. Я заплачу вам сейчас пять тысяч, а после того, как все закончится, дам еще двадцать.

– Нет, – возразил я, – сделаем иначе. Вы заплатите мне завтра утром двадцать пять тысяч, которые должны были дать мне…

– Мы говорили о десяти.

– Двадцать пять, – упрямо повторил я, – вы заплатите мне их завтра утром. А сегодня не нужно ничего платить, ни одной копейки. Я не бомж и не нищий, просто хочу вылезти живым из этой неприятной истории, сделать так, чтобы Арвид меня не убил.

Хейфиц испытующе посмотрел на меня. Неужели он думает, что сможет определить по моему лицу, о чем именно я думаю? Если бы он знал подробности моей жизни, он бы так внимательно на меня не смотрел. Я получил последний шанс, поэтому он никогда и ничего не прочтет на моем лице. Или прочтет только то, что нужно мне. Все‑таки не забывайте, что я был актером. Возможно, и не очень хорошим, но актером.

– Не хотите брать деньги? – удовлетворенно улыбнулся Хейфиц. – Это сильный ход, Ильгар. Вы впервые меня удивляете. Неужели действительно добровольно отказываетесь от денег?

– Я не отказываюсь. Я прошу передать мне их завтра утром, чтобы Арвид или кто‑то из людей Палехова мог увидеть, как вы мне платите. Тогда они меня не заподозрят в том, что я с вами сговорился. Иначе меня просто удавят, и никто не будет искать, – ответил я этому проницательному и жадному продюсеру.

Кажется, мой ход с отказом от его пяти тысяч произвел на него сильное впечатление. Такие вещи вообще сильно действуют. Одно дело, когда ты видишь в пришедшем к тебе человеке почти бомжа, непонятного черномазого кавказца, готового на любую гадость ради денег, и совсем другое, когда ты понимаешь, что перед тобой достаточно гордый человек, который отказывается взять деньги. Тем более пять тысяч долларов, что для обычного безработного целое состояние.

– Хорошо, – согласился Хейфиц, – завтра утром вы получите все деньги. Только учтите, что мне нужно знать весь план Палехова в подробностях. Поэтому сразу после утренней встречи с ним вы перезвоните и сообщите мне, что он опять придумал. А уже потом мы решим, как нам действовать. Договорились?

Я подумал, что сегодняшнюю ночь провел не без пользы для себя, поднялся и пошел к выходу. Уже у дверей, где стоял молодой человек, обернулся к Леониду Иосифовичу и напомнил:

– Вы остались мне должны за такси, вот номер.

– Какой номер? – не понял Хейфиц.

– Номер автомобиля, который меня сюда привез, – пояснил я. – За то, что он меня сюда привез, он просил семьсот рублей, но я заплатил шестьсот. Наверное, обратная дорога будет стоить все‑таки семьсот. Так что вы должны мне тысячу триста рублей.

– Даже номер автомобиля записали, – улыбнулся Леонид Иосифович, – вы мне все больше нравитесь, Ильгар. Такая невероятная непосредственность и такая предусмотрительность. Я начинаю думать, что вам не стоит уезжать, предусмотрительные люди бывают нужны и в самой Москве. Кирилл, выдай нашему гостю две тысячи рублей. Думаю, этого хватит на такси, чтобы вернуться обратно домой. И не забудьте записать номер и этой машины, чтобы мы могли потом все проверить. До свидания.

Я даже не понял – издевается он или шутит так. Но в любом случае я выполню его просьбу и, возвращаясь домой, обязательно запишу номер машины, на которой поеду обратно. А завтра демонстративно верну ему сдачу от этих двух тысяч. Причем сделаю это с большим удовольствием.

Он повернулся и ушел в комнату, где мы беседовали, а Кирилл протянул мне две тысячные купюры. Я забрал их и кивком головы поблагодарил молодого человека. Завтра у меня главная премьера в жизни. Посмотрим, что из всего этого получится.