Тринадцать часов 4 страница

– Все, что могу, – пояснил Филин. – Резче не выйдет.

Ндабени огорчился: опознать людей по такому изображению все равно невозможно.

– По крайней мере, видно, что они оба мужчины и один из них чернокожий, – заметил Филин.

Вуси посмотрел на экран. Не очень‑то это ему поможет.

– Еще видно, что они молоды.

– Можете распечатать кадр?

– Ладно.

– Они попали только в одну камеру?

– Моя смена заканчивается в восемь. Тогда и взгляну, нет ли другой записи. Скорее всего, они прибежали со стороны Гринмаркет или Черч‑стрит, но, чтобы все выяснить, понадобится время. В том квартале установлены шестнадцать камер. Но какие‑то наверняка не работают.

– Спасибо, – ответил Вуси Ндабени. Кое‑чего он все же не понимал. На Пеппер‑стрит один из преследователей находился буквально в трех шагах от нее. Почему он не схватил ее на улице, возле церкви? Зачем понадобилось гнаться за ней на церковном дворе? Может, он промахнулся, поскользнулся? Или нарочно выжидал, пока они не окажутся в безлюдном месте? – И еще одна просьба, если не возражаете…

– Какие могут быть возражения, это ведь моя работа.

– Пожалуйста, увеличьте тех двоих, что бегут впереди.

Гриссел вошел в гостиную следом за Деккером. Просторная комната, массивные диваны, кресла, огромный журнальный стол. Мебель подобрана со вкусом – старая, но отлично отреставрированная. Невысокая и хрупкая Тинки Келлерман из отдела Социальной службы сидела, выпрямив спину, на краешке огромного мягкого кресла. На его фоне она казалась совсем крошкой. Ее всегда вызывали на место преступления, если жертвой или преступницей оказывалась женщина. Тинки умела сочувствовать и сострадать. Но сейчас она недоуменно морщила лоб.

– Мадам, позвольте я сниму с вас эти мешки, – весело обратился Джимми к Александре Барнард, сгорбленной фигурке в белом платье. Она примостилась на краешке большого, четырехместного дивана. Сидела поставив локти на колени и низко опустив голову. За нечесаными светлыми волосами, в которых мелькала седина, не видно лица. Не поднимая головы, она протянула вперед руки. Джимми ловко стянул с них коричневые бумажные пакеты. – А теперь прижмите, пожалуйста, пальцы к этим дискам. Они липкие, будет немножко неприятно, но и только… – Джимми сорвал печать со своей коробки и вынул оттуда круглые металлические диски. Гриссел видел, что руки у Александры Барнард дрожат, но лицо по‑прежнему спрятано за длинными волосами.

Они с Деккером уселись в кресла. Деккер раскрыл блокнот.

Джимми работал быстро, уверенно. Снял отпечатки сначала с пальцев правой руки, потом левой.

– Все, спасибо, мадам. – Он мельком глянул на детективов, словно обнаружил кое‑что интересное, и принялся раскладывать свои инструменты по местам.

– Миссис Барнард… – начал Деккер.

Тинки Келлерман едва заметно покачала головой, словно желая сказать, что подозреваемая не хочет разговаривать. Отойдя от дивана, Джимми закатил глаза.

– Миссис Барнард! – повторил Деккер громче и суше.

– Я его не убивала, – произнесла она, не двигаясь. Голос у нее оказался на удивление низким.

– Миссис Барнард, вы имеете право на юридическое представительство. Вы имеете право хранить молчание. Но если вы предпочтете ответить на наши вопросы, все сказанное вами может быть использовано в суде.

– Я его не убивала.

– Хотите вызвать адвоката?

– Нет. – Она медленно подняла голову, откинула назад пряди волос. Мучнистая кожа нездорового оттенка, налитые кровью глаза… Ее лицо показалось Грисселу знакомым, более того, он был уверен, что много раз видел Александру Барнард, только не мог вспомнить где. Она посмотрела на Деккера, перевела взгляд на Гриссела. На лице ее застыло выражение безнадежной усталости. Она протянула руку к столику, взяла сигареты и зажигалку. С трудом вскрыла пачку и достала оттуда сигарету.

– Миссис Барнард, я инспектор Франсман Деккер. Это инспектор Бенни Гриссел. Вы готовы ответить на наши вопросы? – Деккер говорил громко и медленно, как с глухой.

Она едва заметно кивнула и щелкнула зажигалкой. Глубоко затянулась, как если бы табак придавал ей сил.

– Покойный, мистер Адам Барнард, был вашим мужем?

Она кивнула.

– Назовите его полное имя.

– Адам Йоханнес.

– Возраст?

– Пятьдесят два года.

Деккер принялся записывать показания.

– Чем он занимался?

Она устало посмотрела Деккеру в лицо:

– «Африсаунд».

– Что, простите?

– «Африсаунд» – его компания.

– «Африсаунд»?

– Звукозаписывающая компания.

– Значит, он – владелец звукозаписывающей компании?

Она кивнула.

– Ваше полное имя?

– Александра.

– Возраст?

– Сто пятьдесят.

Рука Деккера, держащая ручку, дрогнула. Он в упор посмотрел на подозреваемую.

– Сорок шесть.

– Род занятий?

Она иронически фыркнула и снова откинула прядь волос со лба. Гриссел понял, что уборщица не преувеличивает. Александра Барнард и правда алкоголичка – дрожащие руки, глаза, характерный оттенок кожи, типичное расположение морщин на лице… И все же он точно знал, что уже видел ее раньше.

– Итак? – торопил Деккер.

«Откуда я ее знаю? – думал Гриссел. – Где я мог ее видеть?»

– Я не работаю.

– Значит, домохозяйка, – кивнул Деккер, записывая.

Она снова фыркнула – так же многозначительно, как и раньше.

– Миссис Барнард, пожалуйста, расскажите, что произошло вчера ночью.

Она медленно откинулась на спинку дивана, облокотилась о подлокотник и положила голову на плечо.

– Нет!

– Простите меня, но…

– Вы сами напросились. Прощаю!

На лице Деккера заходили желваки. Грисселу показалось, что цветной детектив скрежещет зубами. Александра Барнард медленно, с вызовом затянулась, словно готовясь к трудному объяснению.

– Я алкоголичка. Пью каждый день начиная с одиннадцати утра. Обычно к шести вечера я уже на взводе. Где‑то с половины девятого и дальше я почти ничего не помню.

И тут, услышав ее красивый низкий голос, затронувший какую‑то струну в памяти, Бенни Гриссел вдруг вспомнил, где он видел Александру Барнард. Он едва не вскрикнул, но вовремя осекся. «Сутватер». «Пресная вода»!

Ксандра… Знаменитая в прошлом певица… Боже, как она постарела!

В памяти всплыла яркая картина. На экране телевизора женщина в облегающем черном платье. Яркое пятно посреди сцены: она и микрофон. И больше ничего.

Стаканчик солнечного света,

Кубок дождя,

Глоточек веры,

Немного боли.

Пей пресную воду!

Когда она была на пике популярности? В середине восьмидесятых? Да, наверное. Гриссел вспоминал Ксандру Барнард. Невероятно чувственная блондинка с голосом как у Марлен Дитрих. Уверенная и ироничная, она не относилась к себе чересчур всерьез. Тогда она часто появлялась на экранах телевизоров, на журнальных обложках. В середине восьмидесятых Гриссел еще не пил по‑настоящему и хорошо запомнил Ксандру. У нее было четыре или пять хитов, но Грисселу больше всего нравилась «Пресная вода». Подумать только, во что превратилась звезда первой величины! Бенни Грисселу стало жаль ее; кроме того, он ощутил чувство утраты и сострадания.

– Значит, вы не помните, что было вчера ночью?

– Почти ничего.

– Миссис Барнард, – сухо и официально проговорил Деккер, – у меня сложилось впечатление, что смерть мужа не очень вас огорчает.

Он ошибается, подумал Гриссел. Деккер торопится и нервничает и оттого предвзято относится к вдове.

– Да, инспектор, я не надела траур. Налейте мне джину с лимонным тоником, и тогда, может быть, у меня прояснится в голове.

На секунду Деккер смутился, но тут же расправил плечи и спросил:

– Значит, что‑то вы все‑таки помните?

– Достаточно для того, чтобы понимать: его убила не я.

– Вот как!

– Приходите попозже. Лучше всего часика в три. Тогда я на пике формы.

– Это невозможно.

Александра Барнард пожала плечами, словно говоря, что это не ее проблема.

– Придется взять у вас анализ на содержание алкоголя в крови.

– Валяйте.

Деккер встал:

– Позову эксперта.

Гриссел вышел следом. Толстый и Тонкий в гостиной собирали инструменты.

– Перед уходом возьмите у нее анализ крови.

– Есть, шеф, – сказал Джимми.

– Франсман, – осторожно начал Гриссел, – ты в курсе, что я алкоголик?

– Ах! – вскричал толстяк Арнольд. – Из вас выйдет славная парочка! Союз двух детективов… Как мило!

– Да пошел ты, – сказал Гриссел.

– Как раз собирался, – улыбнулся Арнольд.

– Не забудьте обработать «мерседес» на улице, – напомнил Деккер.

– Конечно. «Мерседес» у нас в списке следующим номером. – Арнольд вышел, прижимая к груди пакеты с вещественными доказательствами.

– Ну и что? – спросил Деккер, когда они остались одни.

– Франсман, я прекрасно понимаю, что она сейчас чувствует…

– Ничего она не чувствует. Муж лежит мертвый, а ей наплевать. Не сомневаюсь, это она его убила. Обычная бытовуха!

Как объяснить непьющему, какие чувства испытывает алкоголик с похмелья? Всем своим существом Александра Барнард жаждет спиртного. Она захлебывается в мутном и бурном потоке; спиртное – ее единственный спасательный трос. Уж Гриссел‑то понимает.

– Франсман, ты хороший сыщик. Ты отлично поработал на месте преступления, все сделал как надо, и десять против одного, что ты прав. Но если тебе нужно признание… разреши мне попробовать! Один на один разговаривать не так страшно.

У Гриссела зазвонил мобильный телефон. Не сводя взгляда с Деккера, он достал его из кармана. Цветной детектив явно не горел желанием выполнять его просьбу.

– Гриссел.

– Бенни, это Вуси. Звоню из диспетчерской. Их, оказывается, две!

– Кого?

– Девушек. Бенни, девушек было две! Я стою в диспетчерской и просматриваю запись, сделанную камерой видеонаблюдения на Лонг‑стрит. Пятеро парней гонятся за двумя девушками.

– Ах ты… – воскликнул Бенни Гриссел. – Говоришь, гонятся за двумя девушками? По Лонг‑стрит?

– Они попали в объектив камеры без четверти два ночи. Пятеро мужчин прибежали со стороны Уэйл‑стрит и двигались в сторону церкви.

– То есть… четыре квартала?

– Между Уэйл и церковью шесть кварталов. Полкилометра.

– Господи… Вуси, обычные грабители не станут гнаться за жертвой шесть кварталов, чтобы отобрать кошелек!

– Знаю. И еще. Запись недлинная, но видно – среди парней, которые гонятся за девушками, есть и чернокожие, и белые.

– Какая разница? – В нашей стране, подумал Гриссел, преступники не делятся по расовому признаку.

– Может, и никакой… Я подумал, может, они вышибалы, может, девушки поскандалили в каком‑то ночном клубе, но, видишь ли…

– Вышибалы не режут горло иностранным туристкам.

– Пока еще нет, – согласился Вуси. Гриссел понимал, куда клонит его сослуживец. Ночные клубы – рассадник организованной преступности, настоящие пороховые бочки. – В общем, я объявил вторую девушку в розыск.

– Отлично, Вуси.

– Правда, не знаю, поможет ли нам это, – сказал Ндабени перед тем, как отключиться.

Гриссел видел, что Деккер с нетерпением ждет, когда он закончит разговор.

– Извини, Франсман. На мне еще дело Вуси…

– А убийством Барнарда занимаюсь я. – Деккер был явно настроен на ссору.

Такой враждебности Гриссел не ожидал, но понимал, что он идет по тонкому льду. Сыщики – народ самолюбивый, а он сейчас всего лишь «наставник».

– Ты прав, – согласился он и зашагал к двери. – Но может быть, я сумею помочь.

Деккер, хмурясь, молчал.

И только когда Бенни был уже на пороге, он произнес:

– Погоди…

Гриссел остановился.

– Ладно, – выдохнул наконец Деккер. – Поговори с ней.

Она больше не слышала их шагов. Только птичье пение, стрекот цикад да шум большого города внизу. Несмотря на тень от нависающего утеса, в овраге делалось все жарче. Но вставать ни в коем случае нельзя. Скоро они поймут, что она где‑то здесь, и вернутся.

Может, пролежать здесь весь день, пока не стемнеет и она не станет невидимой? Лежать можно несмотря на жажду, несмотря на то, что в последний раз она ела вчера вечером. Если ей удастся отдохнуть, если удастся хоть немного поспать, к вечеру у нее появятся силы, и она будет в состоянии искать помощи.

Но они догадываются, что она где‑то здесь.

Они позовут остальных и начнут прочесывать склон. Вернутся назад по той тропе, откуда прибежали, и осмотрят каждую щель. Стоит кому‑нибудь из них подобраться поближе, и ее заметят. Расщелина, в которой она прячется, довольно мелкая. Она помнила почти всех своих преследователей. Все как один спортивные, энергичные, ловкие, сосредоточенные, уверенные в себе. Искать ее они не прекратят. Не могут себе позволить.

Придется уходить.

Она глянула вниз, на русло ручья. В кустах вился узкий каменный проход. Она должна по нему спуститься – осторожно, крадучись, бесшумно. Зачем она побежала в гору? Здесь слишком безлюдно, слишком открыто. Значит, придется спускаться в такое место, где людей побольше; там еще можно на что‑то рассчитывать. Кто‑нибудь, где‑нибудь выслушает ее и поможет.

Она нехотя подняла голову с рюкзака, подтолкнула его вперед и выползла из‑под утеса. Волочить рюкзак по земле нельзя, слишком шумно. Беглянка присела на корточки, медленно закинула рюкзак за спину, закрепила на животе. И на четвереньках принялась карабкаться по валунам – медленно, стараясь не производить никакого шума.

Гриссел вошел в гостиную и что‑то прошептал на ухо Тинки Келлерман. Александра Барнард закурила еще одну сигарету; она не сводила взгляда с Тинки. Та встала и вышла. Закрыв дверь за сотрудницей Социальной службы, Гриссел, не говоря ни слова, подошел к большому викторианскому буфету с застекленными дверцами сверху и дверцами темного дерева снизу. Открыл верхнюю дверцу, снял с полки стакан и бутылку джина и сел в кресло рядом с Александрой.

– Меня зовут Бенни Гриссел, и я алкоголик. В последний раз я пил сто пятьдесят шесть дней назад, – сказал он, отвинчивая колпачок. Александра не сводила взгляда с прозрачной жидкости. Гриссел налил примерно на три пальца джина. Протянул ей стакан. Она схватила его дрожащими пальцами. Сделала первый жадный глоток и закрыла глаза.

Гриссел отнес бутылку на место. Вернувшись, сказал:

– Больше я вам дать не смогу.

Александра Барнард кивнула.

Гриссел точно знал, что она сейчас чувствует. Спиртное течет по пищеводу, словно мягкая, нежная струя, исцеляет раны и заглушает голоса, оставляя после себя гладкую серебристую полосу покоя. Он не торопил ее; пусть сделает глотка четыре, а может, и больше. Нужно дать организму время впитать небесное тепло. Вдруг он осознал, что не сводит глаз со стакана у ее губ, вдыхает запах спиртного, чувствует, как сам хочет выпить. Он откинулся на спинку кресла, сделал глубокий вдох, оглядел журналы, лежащие на столе. «Домисад», «Дизайн и интерьер». Выпуски двухлетней давности, так и не читанные. Выложены просто для красоты.

Наконец она проговорила:

– Спасибо.

Он заметил, что голос ее сделался мягче.

Александра медленно поставила стакан на стол. Рука у нее почти не дрожала. Протянула ему пачку сигарет.

– Нет, спасибо! – отказался Гриссел.

– В первый раз вижу некурящего алкоголика.

– Я пытаюсь бросить. Сокращаю количество выкуренных сигарет.

Александра Барнард щелкнула зажигалкой. В пепельнице рядом с ней высилась кучка окурков.

– Мой куратор в «Анонимных алкоголиках» – врач, – пояснил Гриссел.

– Тогда найдите себе другого куратора, – посоветовала Александра Барнард. Наверное, хотела пошутить, но неожиданно скривилась и беззвучно заплакала. Лицо исказила мучительная гримаса. Из глаз катились слезы. Она положила сигарету и закрыла лицо ладонями. Гриссел полез в карман за носовым платком. Протянул платок Александре. Но та ничего не замечала. Плечи у нее тряслись, голова поникла, нечесаные патлы снова закрыли лицо, точно занавес. Гриссел заметил, сколько в ее светлых волосах серебристых прядей. Странно… Большинство женщин в ее возрасте красятся. Интересно, почему она больше не заботится о том, чтобы выглядеть моложе? Она ведь когда‑то была звездой первой величины. Отчего же она так опустилась?

Он терпеливо ждал, пока утихнут рыдания.

– Моего куратора зовут доктор Баркхёйзен. Ему семьдесят лет; он алкоголик. У него длинные волосы только на затылке; обычно он заплетает их в косичку. Он признался мне: как‑то раз его дети спросили, почему он курит, и он назвал им сотню причин. Чтобы справиться со стрессом, потому что ему нравится… – Гриссел старался говорить непринужденно, он понимал, что его рассказ не имеет большого значения, ну и пусть, главное – чтобы разговор не затухал. – Выслушав отца, его дочь заявила: в таком случае он не будет возражать, если она тоже начнет курить. Тогда‑то доктор и понял, что пытается обмануть самого себя. Он бросил. И сейчас пытается помочь мне. Я постепенно сокращаю количество выкуриваемых сигарет, дошел до трех‑четырех штук в день…

Наконец Александра подняла голову и увидела протянутый носовой платок. Взяла его.

– Вам было трудно? – Голос у нее сел от плача. Она вытерла лицо и высморкалась.

– Завязать с алкоголем? Да. Было и есть. До сих пор. И с курением тоже.

– А я не смогла. – Она смяла мокрый платок, взяла стакан и отпила еще глоток.

Гриссел ничего не ответил. Ей надо дать время, чтобы разговориться. Он знал, что она непременно разговорится.

– Ваш платок…

– Оставьте себе.

– Я его постираю. – Александра Барнард поставила стакан на стол. – Я его не убивала.

Гриссел кивнул.

– Мы с ним давно перестали разговаривать, – продолжала она, глядя куда‑то в пространство.

Гриссел старался не шевелиться, чтобы не спугнуть ее.

– Он приходит домой с работы в половине седьмого. Потом поднимается в библиотеку, стоит на пороге и смотрит на меня. Прикидывает, в каком я состоянии. Если я молчу, он спускается в кухню и ужинает там один или уходит к себе в кабинет. Или куда‑то уезжает из дому. Каждую ночь он укладывает меня спать. Каждую ночь! Днем, когда я еще могу соображать, я часто думаю: может, из‑за этого я и пью? Чтобы он продолжал хотя бы укладывать меня спать… Разве вам не грустно? У вас не разрывается сердце? – Слезы снова полились у нее из глаз. Они мешали ей говорить, но она упорно продолжала: – Иногда я пытаюсь его спровоцировать. Когда‑то мне хорошо удавалось… Вчера ночью я… спросила его, чья сегодня очередь. Вы должны меня понять. У нас с ним… долго рассказывать… – В первый раз рыдания прорвались наружу, как если бы она вдруг осознала всю тяжесть произошедшего.

Бенни разрывался от жалости. Он снова увидел призрак той певицы, какой она была когда‑то.

Александра Барнард смяла окурок.

– А он ответил: «Да пошла ты!» – и все. И снова ушел. Я закричала ему вслед: «Да, брось меня здесь!» Правда, вряд ли он меня слышал, ведь я была пьяна…

Она снова шумно высморкалась в платок.

– Вот и все. Больше я ничего не помню. Он не уложил меня спать, бросил в библиотеке, а утром вдруг оказался рядом… – Александра подняла стакан. – Вот его последние слова, обращенные ко мне: «Да пошла ты!»

Она снова разрыдалась.

Допив остатки джина, она посмотрела на Гриссела. Взгляд у нее остекленел.

– По‑вашему, я действительно могла его пристрелить?

Молодая толстушка, сидевшая за стойкой хостела «Кот и лось», посмотрела на фотографию, которую протягивал ей констебль, и спросила:

– А почему у нее такой странный вид?

– Потому что она мертва.

– О господи! – Кое‑что сообразив, девушка спросила: – Значит, это ее нашли сегодня утром у церкви?

– Да. Вы ее узнаёте?

– Ну конечно, узнаю! Они вселились вчера. Две американки. Погодите… – Толстушка открыла журнал записи постояльцев и пробежала пальцем по строчкам. – Вот, пожалуйста. Рейчел Андерсон и Эрин Рассел, они из… – Она наклонилась ниже, чтобы разобрать адрес, записанный мелким почерком. – Уэст‑Лафейетт, Индиана… Ну надо же! Кто ее убил?

– Мы пока не знаем. Кто на снимке – Андерсон?

– Не знаю.

– А вторая? Вам известно, где она сейчас может быть?

– Нет. Я работаю посменно… Сейчас посмотрим. Они остановились в шестнадцатом номере. – Толстушка захлопнула журнал и пошла по коридору, приговаривая: – О господи!

Осторожно задавая наводящие вопросы, Гриссел выяснил насчет пистолета. Оказывается, он принадлежал ее мужу. Адам Барнард держал пистолет в сейфе, в комнате. Ключ от сейфа всегда носил с собой. Наверное, боялся, что жена, напившись, наделает глупостей. Александра Барнард понятия не имела, как пистолет очутился рядом с ней на полу. Может, она действительно его пристрелила? Кстати, у нее и повод имелся. Она очень разозлилась на мужа, и еще ей стало очень жаль себя. А мужа она временами просто ненавидела. Иногда даже желала ему смерти… Нет, не совсем так. Она мечтала совсем о другом. Часто представляла, как покончит с собой, и думала: интересно, что он тогда будет делать?

– Вот он возвращается домой в половине седьмого, как всегда, поднимается на второй этаж и находит мой хладный труп. Падает передо мной на колени и умоляет о прощении. Он рыдает, он сломлен… Правда, – с иронией заметила Александра Барнард, – у меня концы с концами не сходятся. Как я буду следить за его реакцией, если меня больше нет?

Выговорившись, она долго сидела молча.

– «Пресная вода», – прошептал Бенни Гриссел.

Александра ничего не ответила. Целую вечность сидела опустив голову. Потом медленно протянула ему стакан, и Гриссел понял: если он хочет выяснить все до конца, придется налить ей еще.

08.13–09.03

Бенни Гриссел слушал Александру Барнард.

– Я Алекса. Ни Александрой, ни Ксандрой меня никто не зовет…

После беседы он вышел в прихожую. Надо срочно найти Деккера. Он не сразу осознал, что у него отчего‑то кружится голова, а на душе неспокойно. Почему? Беседуя с Алексой, он на какое‑то время отдалился от реальности, смотрел на все как будто с некоторого расстояния, со стороны.

Поэтому он не сразу осознал, что снаружи у дома сорок семь по Браунлоу‑стрит настоящий хаос. Улица, такая тихая прежде, когда он только приехал сюда, заполнилась журналистами и любопытными: стайка фотографов, орда репортеров, съемочная команда с телевидения и все растущая толпа зрителей, которых привлекло присутствие прессы. Шум омывал Гриссела, накатывал волнами, но слов он не различал. Видимо, он настолько проникся историей Алексы Барнард, что к происходящему теперь просто нечувствителен.

На веранде злой, взбудораженный Деккер обменивался колкостями с каким‑то бритоголовым мужчиной. В пылу спора оба говорили на повышенных тонах.

– Сначала я должен на нее взглянуть! – враждебно и высокомерно заявил бритоголовый. Внешность у него была примечательная. Высокий, мускулистый, с крупными мясистыми ушами. В одном ухе Гриссел разглядел круглую серебряную серьгу. Черная рубашка, черные брюки, черные бейсбольные кроссовки‑«спайки»… В таком наряде щеголяют подростки, а бритоголовому на вид под пятьдесят. Этакий Зорро среднего возраста. Когда он говорил, выдающийся кадык ходил вверх‑вниз.

Деккер наконец заметил Гриссела.

– Он требует, чтобы его к ней пропустили. – Деккер раздраженно ткнул рукой в бритоголового.

Делая вид, будто Гриссела вовсе не существует, бритоголовый расстегнул черный кожаный футляр, прикрепленный к поясу, и вытащил маленький черный сотовый телефон.

– Я звоню своему адвокату. Вы ведете себя совершенно недопустимо! – Лысый принялся нажимать клавиши. – Она нездорова!

– Компаньон покойного, Вилли Маутон, – пояснил Деккер.

Гриссел попытался урезонить бритоголового:

– Мистер Маутон! – Собственный голос показался ему чужим.

– Да пошел ты знаешь куда! – огрызнулся Маутон. – Я по телефону разговариваю. – Его пронзительный голос походил на визг электропилы.

– Мистер Маутон, вы не имеете права разговаривать в подобном тоне с сотрудниками полиции! – повысил голос Деккер. – А если хотите звонить по личным делам, выйдите на улицу…

– Насколько мне известно, у нас свободная страна…

– …Здесь место преступления!

– Ах, ах! Место преступления! Да кем вы, мать вашу, себя воображаете? – Маутон сказал в трубку: – Нет, это я не вам. Извините. Позовите, пожалуйста, Регардта.

Деккер с угрожающим видом шагнул к Маутону. Видимо, его терпение было на исходе.

– Регардт, это Вилли. Я стою у дома Адама, но местные гестаповцы…

Гриссел положил руку Деккеру на плечо.

– Франсман, нас снимают.

– Бить я его не буду. – Деккер довольно грубо вытолкнул Маутона с веранды.

Журналисты оживились; засверкали вспышки фотокамер.

– Регардт, меня оскорбляют действием! – Самоуверенность Маутона улетучивалась на глазах.

– Доброе утро, Никита! – с приятным удивлением поздоровался с Грисселом из‑за ограды профессор Фил Пейджел, главный патологоанатом.

– Доброе утро, профессор, – отозвался Бенни, наблюдая, как Деккер выталкивает Маутона за ограду. Констеблю, охраняющему калитку, Деккер приказал:

– Не пускайте его сюда!

– Я вас по судам затаскаю, мать вашу! – заревел Маутон. – Регардт, немедленно подавай в суд на этих гадов! Приезжай сюда немедленно и привози с собой интердикт… Да, Алекса здесь; бог знает что вытворяют с ней эти штурмовики… – Маутон специально говорил громко, чтобы его слышали и Деккер, и представители СМИ.

Пройдя мимо разъяренного бритоголового «Зорро», Пейджел поднялся на крыльцо. В руке он сжимал свой черный чемоданчик.

– «Какое чудо природы человек!» – продекламировал он.

– Простите, профессор, не понял… – Внезапно связь с окружающим миром наладилась, и Гриссел вернулся в настоящее. В голове мало‑помалу прояснялось.

Пейджел пожал ему руку.

– Так сказал Гамлет, обращаясь к Розенкранцу и Гильденстерну. Перед тем как назвать человека «квинтэссенцией праха». Вчера я ходил в театр. Настоятельно рекомендую! Что, Никита, день не задался с утра?

Вот уже двенадцать лет Пейджел звал его Никитой. Когда они с Грисселом только познакомились, профессор заметил: «По‑моему, вы очень похожи на молодого Хрущева». Тогда Гриссел понятия не имел, кто такой Хрущев. Профессор, как всегда, выглядел франтом – высокий, прекрасно сложенный; пожалуй, слишком красивый для своих пятидесяти с чем‑то лет. Кое‑кто находил в главном патологоанатоме сходство с героем одного из бесконечных телесериалов, но Гриссел сериалов не смотрел.

– Да так, профессор, все как обычно, в суматохе.

– Никита, мне сказали, ты теперь наставник у молодого поколения?

– Как видите, профессор, здесь мне нет равных! – Гриссел широко улыбнулся. По ступенькам поднялся Деккер. – Кстати, вы знакомы с Франсманом?

– Да, инспектор Деккер, я уже имел честь познакомиться с вами. Восхищен вашей непреклонностью.

Деккер даже не улыбнулся.

– Доброе утро, профессор!

– Ходят слухи, будто жертва – Адам Барнард?

Гриссел и Деккер синхронно кивнули.

– «Готовьтесь восстать противу моря бедствий», – предупредил Пейджел.

Оба детектива недоуменно посмотрели на него.

– Опять цитата из «Гамлета», – пояснил Пейджел. – Это значит: готовьтесь к большим неприятностям, господа!

– А‑а‑а! – воскликнули детективы. До них дошло.

Все поднялись в библиотеку. Пейджел опустился на колени рядом с трупом и раскрыл свой чемоданчик. Гриссел и Деккер стояли неподалеку и тихо переговаривались.

– Франсман, она его не убивала, – сказал Гриссел.

– Ты на сто процентов уверен?

Гриссел пожал плечами. На сто процентов нельзя быть уверенным ни в чем.

– Дело не только в том, что она рассказывает о вчерашней ночи. Все как‑то не вяжется…

– Она могла кого‑то нанять…

Гриссел задумался. Безусловно, в доводе Деккера есть рациональное зерно. Последняя южноафриканская мода: жены нанимают киллеров, которые помогают им избавиться от надоевших мужей. Тем не менее он покачал головой.

– Сомневаюсь. Зачем нанимать киллера и обставлять все так, будто убийца – ты?

– В нашей стране возможно все, – возразил Деккер.

– Аминь, – отозвался Пейджел.

– Кстати, профессор, насчет «моря бедствий»… Вы были знакомы с Барнардом? – поинтересовался Гриссел.

– Лично – нет. Но о нем ходит много слухов и сплетен.

– В связи с чем? – оживился Деккер.

– В связи с музыкой, – ответил Пейджел. – И с женщинами.

– Его жена утверждает то же самое, – кивнул Гриссел.

– Как будто ей мало досталось, – сказал Пейджел.

– Что вы имеете в виду, профессор? – спросил Деккер.

– Вам известно, что в свое время она была звездой первой величины?

– Ну да? – поразился Деккер.

Пейджел говорил, не поднимая головы и умело орудуя инструментами.

– Барнард ее, что называется, «открыл» – терпеть не могу это выражение. Впрочем, в современной музыке я полный профан. Как вам известно, моя истинная любовь – классика. Известно, что Адам Барнард был юристом, а позже сделался одним из столпов нашего шоу‑бизнеса. Ксандра стала его первой звездой…