Долина смерти 14 страница

Они повисли на фале вдвоем – «рыба» задергалась, заходила толчками, потянула к горизонту, намереваясь уйти в «глубину», и все это под рев, крики и стрельбу, несущиеся из динамика.

– Раз‑два – взяли! – крикнул Георгий и рванул на себя упругий фал. Подсечка удалась! «Леска» косо пошла к земле, задрожала от напряжения, затем резко ослабла и упала на траву.

Поспелов перемахнул через забор, на ходу высвобождая из‑под куртки автомат, и, вырвавшись из зеленого марева, понял, что оружие не потребуется. Парашютист лежал без движения, прижатый к земле работающим ранцевым двигателем, лишенный воздуха купол медленно оседал на землю. Георгий отыскал реостат, выключил мотор и перевернул «дракона» на бок – он был без сознания, дышал, а жуткая зеленая физиономия оказалась в крови, стекающей на стекло скафандра.

– Ужас! – Рима колотило, руки, уцепившиеся за куртку Поспелова, дрожали. – Какое чудовище!.. Это же не человек!

– Типичный пришелец, – как можно спокойнее проговорил Георгий. Работал тапером в этом… кинотеатре.

Он снял скафандр: кровь стекала с губ и носа, если все это можно было назвать губами и носом…

– Жив, – сказала чуть осмелевшая Рим. – Вроде бы перелом ног…

– Быстро гони машину! – скомандовал он, освобождая «дракона» от ремней и постромок.

– А что, мы с вами уже на «ты»? – опросила она задиристо.

– Разговоры! – рявкнул он. – Сейчас они слетятся сюда, как воронье.

На животе парашютиста, упакованный в кожаный чехол, висел какой‑то блок, скорее всего, магнитофон, который продолжал работать, поскольку из динамика все еще доносился крик и густая автоматная стрельба. Поспелов отставил его в сторону, нащупал на шее «дракона» цепочку с медальоном, снял и засунул в карман, туда же спрятал его портативную радиостанцию, которая была пристегнута к скафандру, и стал натягивать на себя подвесную систему парашюта. Рим пригнала «УАЗ» – догадалась не включать фар, распахнула заднюю дверцу. Вдвоем они втащили парашютиста в кабину, уложили на заднее сиденье. Для верности Георгий связал ему руки, хотя «дракон» оставался без памяти.

– Найдешь мою машину, – он объяснил, где стоит «нива». – Перегрузишь этого и назад. Если фильм ужасов пойдет к финалу, убавляй звук… В общем, разберись с этим магнитофоном, если что…

– Пожалуйста, покороче, – дерзко попросила она. – Очень много слов…

Препираться с ней не было времени, да, пожалуй, и не нужно что‑либо объяснять:

Рим хорошо чувствовала ситуацию, между делом устраняя следы «преступления» с места падения парашютиста. Скафандр и маска уже лежали в машине…

– С этим тоже разберешься, – он бросил агенту в руки автомат, снятый с «дракона», и расправил стропы парашюта.

Взлетел быстро, почти без разбега и сразу же потянул в сторону от метеостанции, над самым лесом и, уйдя на приличное расстояние, стал круто набирать высоту.

То, что пляски мертвецов – это кино, голографический фильм, сомнений не оставалось. Важно было выяснить, из какой точки шла его демонстрация. Он взлетел метров на семьсот и пошел назад, к метеостанции. Хорошо было видно белесое Одинозеро, финские домики на берегу и площадку с приборами, огороженную забором.

Однако легкие сполохи над ней, с высоты кажущиеся голубоватыми и напоминающими северное сияние, висели как бы сами по себе. Были отлично слышны звуки, легко определялись размеры «экрана», но откуда проецировалось голографическое изображение, оставалось неясным. Поспелов сделал круг и зашел от озера, рискуя быть замеченным с земли на белесом горизонте: сияние на метеоплощадке усилилось, более контрастными стали очертания светового пятна. Прямо по курсу оказались три невысокие сопки, стоящие близко друг от друга – демонстрировать «кино» можно было с любой из них. За сошками открывалось свободное и ровное пространство – Долина Смерти, расширяющаяся к озеру километра на два и сейчас подернутая туманной дымкой. Всякий луч света отсюда немедленно бы выдал себя.

Оставались эти невзрачные сопки с густыми лесистыми шапками. Поспелов ушел в сторону от долины, набрал высоту около километра и, зайдя с юга, выключил двигатель. Он скользил бесшумно, медленно снижаясь к трем сопкам. «Северное сияние» возле метеостанции теперь казалось ярко‑зеленым, шум из динамика поутих: если «драконы» всегда крутили одну и ту же пленку, то по сюжету сейчас скелеты разбивали бивуак и зажигали костры. Радиостанция в грудном кармане тоже помалкивала – похоже, киномеханики спокойно делали привычную работу.

Исчезновение «тапера», летающего с динамиком над метеоплощадкой, кажется, пока не обнаружили. Поспелов беззвучно пролетел над сопками и круто свалил в сторону: в последний миг показалось, что с крайней, левой сопки, ближе стоящей к Долине Смерти, мелькнул призрачный свет. Он пошел на новый круг с набором высоты, но услышал за спиной звучный хлопок взрыва. Георгий увидел облачко дыма над сопкой и почти сразу оттуда же донесся густой треск автоматов. Темная масса леса прорезалась огоньками, подсвечивая багровым черноту сосновых крон снизу. Бой шел на вершине, причем распознать голоса оружия было не возможно из‑за плотности и непрерывности стрельбы. Еще пару раз прозвучали взрывы, взметывая над лесом дымные столбы вперемешку с сосновыми сучьями и хвоей, потом что‑то беззвучно полыхнуло, озарив всю вершину, и через минуту донесся раскатистый гул.

Стрельба разом умолкла, бой длился минуты три‑четыре не больше, и, отвлеченный им, Георгий на это время забыл о фильме ужасов и, когда снова Глянул в сторону метеостанции, увидел, что «северного сияния» на площадке нет и умолк громогласный динамик. Темная ночная земля наконец успокоилась, и только ветерок с озера тихо шевелил туманную пелену в Долине Смерти.

Если кино крутили с этой сопки, значит, кто‑то опять воевал с «драконами». Исход боя оставался неясным, особенно смутила Поспелова последняя эта долгая, напоминающая электросварку, вспышка на сопке – будто взорвался термитный снаряд.

Когда еще представится случай познакомиться с партизанами, существующими в «треугольнике» так же незримо, как и сами «драконы»? Георгий высмотрел внизу чистый прогал змеящегося по лесу ручья и, выключив двигатель, пошел вниз. Это было далековато от сопки, но ближе ничего подходящего он не нашел, а садиться на лес побоялся, да и потом придется выбираться пешком.

Он подозревал, что партизаны – по всей вероятности, банда, промышляющая в «бермудском треугольнике» мародерством, грабежом туристов и сбором оружия на местах боев. Больше некому! Но отчего же они так расхрабрились? Давно ли была схватка с ними возле Верхних Сволочей, где они, напугав сами себя, драпали, как стадо кабанов. И убитых бросили. Неужели после этого случая осмелели и тоже объявили пришельцам войну?

Чего доброго, и сейчас могут подстрелить, опять приняв за летающего «дракона».

Так что лучше всего приземлиться подальше от сопки, чтобы не попадать на глаза ни пришельцам, ни партизанам‑мародерам. Тем более в руки…

Поспелов приземлился прямо в воду и сразу же погасил парашют, чтобы не замочить.

Спрятав снаряжение в густых зарослях можжевельника, он сориентировался и побежал к сопке. В лесу было темно из‑за плотных сосновых крон, под ногами громко хрустел пересохший беломошник, так что подойти неслышно все равно бы не удалось.

Лучше было в таких условиях выиграть время за счет скорости на подступах, чтобы затем бесшумно двигаться возле самой сопки.

Спустя десять минут он уже крался по склону Долины Смерти, предполагая, что отступающие партизаны уйдут именно сюда и непременно мелькнут в редколесье.

Когда впереди показалась сопка, на которой произошла стычка, он залег за валун и ждал около получаса. Бандитам хватило бы этого времени, чтобы собрать трофеи и спуститься в долину при условии, что они остались живы, однако в лесу стояла полная тишина, молчали даже ночные птицы. Георгий вышел из засады и осторожно двинулся вверх по склону. На вершине сопки стоял древний сосновый бор, видимо, не тронутый лесорубами из‑за перезрелой древесины – деревья в три обхвата, ни в какую пилораму не влезут. В лесном сумраке невозможно было рассмотреть следов, но когда он взошел на вершину, заметил и осколочные насечки на замшелых стволах, и сбитые наземь мелкие сучья, да и в неподвижном воздухе еще оставался тухлый запах взрывчатки, к которому примешивался еще один, напоминающий запах горелой изоляции. Он приблизился к кромке бора и заметил легкий, курящийся дымок над черным, выжженным квадратом, будто от костра. Посередине оказался бурый оплавленный ком, внешне напоминающий пористый камень.

Чуть поодаль лежал пришелец без обуви, раздетый до пояса и… с нормальным человеческим лицом! Светлые волосы на голове, мертвые открытые глаза…

Поспелов встал на колени, ощупал это лицо руками – все так! Нормальный, земной «гомо сапиенс», лет тридцати пяти от роду…

Кто‑то раздел «дракона», однако побрезговал сдирать с трупа камуфляжные брюки и белье – тонкий, серебристый комбинезон. На груди был уже знакомый медальон – радиомаяк, из‑за которого пропал труп того первого пришельца, убитого на болоте у Нижних Сволочей. Тогда, в спешке, он не обратил внимания на этот пластмассовый контейнер на цепочке и оставил его на шее трупа. Наверняка по нему пришельцы и отыскали своего товарища…

Поспелов сдернул радиомаяк, присовокупил к нему снятый с «тапера» и зашвырнул в крону сосны. Оплавленный ком на земле был еще теплый пожалуй, это все, что осталось от «киноаппарата», уничтоженного взрывом термитного снаряда, заложенного в аппарат.

А метрах в тридцати от того места лежал еще один пришелец, тоже полураздетый и какой‑то темный, словно обугленный. Георгий подошел к нему с чувством внутреннего содрогания, но обнаружил, что это – негр с крупным, неприятным, однако же человеческим лицом! А рядом валялось что‑то окровавленное и бесформенное. Поспелов брезгливо перевернул ЭТО стволом автомата и отшатнулся: резиновая маска! Кошмарная физиономия пришельца!

Видимо, бандиты сдернули ее и бросили! Они знали, с кем имеют дело! Никакие это не пришельцы, а просто ряженные под пришельцев!

Поспелов забыл о брезгливости, скомкал маску и засунул в карман. Скорее всего, бой начался отсюда; возможно, «киношники» включили аппаратуру и, выбрав местечко, устроились либо охранять ее, либо отдыхать, и партизаны захватили их врасплох. Негр был убит разрывом гранаты – даже из маски торчал осколок в виде остроугольного обрывка жести, – когда другой имел многочисленные пулевые раны.

Поспелов отыскал место, откуда партизаны совершили нападение, нашел множество стреляных гильз от «шмайсера» и немецкого ручного пулемета «МГ». И еще нашел на мху и сучьях кровь – кто‑то пострадал и из числа партизан, причем серьезно, потому что чуть дальше, под сосной, была целая лужица крови, растоптанная чьей‑то ногой.

Нападавшие отступили не в Долину Смерти, как предполагал Георгий, а в сопки. Он начал было распутывать их следы, но вдруг услышал в стороне приглушенный вибрирующий звук. Тройка «драконов» шла на небольшой высоте, огибая сопку с восточной стороны, возможно, выискивали место для посадки. Вероятно, «киномеханики» успели подать сигнал тревоги…

За первой тройкой неожиданно с западной стороны показалась еще одна. В кармане хрипнула, но не включилась рация – похоже, прилетевшие «драконы» работали на смежной частоте. Поспелов еще надеялся, что парашютисты, покружив над сопкой, уйдут на посадку куда‑нибудь на открытую площадку, однако первая тройка вдруг резко пошла на лес у подножия, а вторая – на кроны древнего бора, чуть ли не на голову Георгия…

Татьяна получила кодированный сигнал от агента Рима по местной связи в десятом часу утра. Он не требовал расшифровки, ибо набор цифр был выучен наизусть и означал только одно – резидент в опасности. Выполняя инструктаж, она немедленно объявила «Грозу» для московской конторы, затем вставила в компьютер нужную дискету, открыла ее шифрованным ключом и отыскала план расписанных для нее действий в случае внезапного исчезновения резидента. Новая инструкция предписывала немедленно передать сигнал опасности агентам Ромулу и Рему, а также зашифрованные инструкции, имеющиеся в компьютерной информации. Принять меры к обеспечению собственной безопасности: запереть ставни на окнах, двери, спустить с цепи собак и ждать у моря погоды…

После предыдущей «Грозы» Георгий внес поправку в план мероприятий по этому сигналу – на ферму должен прибыть оперативник для связи и охраны, но прошло полдня, и, судя по радиоинформации, в «бермудский треугольник» несколько часов назад забросили группы оперативной поддержки и поиска; на ферму же так никто и не прибыл. Командовал «Грозой» на сей раз сам Заремба, однако и он в Горячем Урочище не появился, обосновавшись где‑то на берегу Одинозера, недалеко от метеостанции – в точке, где агент Рим в последний раз видела резидента Поспелова.

Вместо опера‑охранника в пятом часу вечера к ферме неожиданно подкатил колесный трактор с телегой, из кабины выбрался бывший хозяин фермы Ворожцов и, весело улыбаясь, словно встретил свою давнюю подругу, направился к Татьяне, вышедшей на крыльцо. Кавказские овчарки, которых недавно наконец‑то завел хозяин, рьяно отрабатывали свой хлеб, рвали цепи, изрыгая рев.

– Эй, хуторянка! Придержала бы свою псарню! – закричал незваный гость. Каких собачек завели! Надо же!..

Либо это было совпадение, либо Ворожцов точно знал, когда Поспелова нет на ферме, тогда и приезжал. И всякий раз после его визита случалась неприятность – то скелеты устраивали оргии перед домом, то являлись пришельцы… Георгий уверял, что бывший фермер никак не причастен к событиям в «треугольнике», что его многократно проверяли по всем статьям и не обнаружили никакого компромата.

Но Татьяне эта фигура казалась зловещей, и подозрение вызывали даже его улыбка и доброе расположение духа.

– Хозяина нет дома! – крикнула она с крыльца. – Должен скоро подъехать…

– А мне твой хозяин и не нужен! – засмеялся Ворожцов, безбоязненно приближаясь к собакам. – Мы все вопросы можем сами решить.

Рассчитывать на то, что он сейчас развернется и уедет назад, не приходилось, не затем трясся на тракторе столько километров, но и в дом запускать опасно, к тому же в передней на вешалке висит автомат сот спаренными магазинами…

Татьяна вышла к калитке – может, удастся отделаться…

– Да ты не бойся! – веселился гость. – Если поселилась в таком месте, значит, не должна бояться ничего.

– А я и не боюсь! – вызывающе бросила она: – С какой стати?.. Что хотели‑то?

На вид ему было лет под сорок, невысокий, белобрысый крепыш, типичный сельский житель, привыкший работать не большим, но начальником и, вероятно, по этой причине, разбалованный женским вниманием.

– Пусти во двор, тогда и спрашивай! – подмигнул он. – Нехорошо гостя держать за порогом.

– Без хозяина не пущу! – отрезала Татьяна. – Не велел никого пускать.

– Что же он так? Ладно бы незнакомого…

– Он у меня ревнивый!

– Я же по делу приехал, железо забрать. В гараже там кровельное железо осталось… Сама отдашь или хозяина подождать?

Хозяина он мог не дождаться ни сегодня, ни завтра, лучше уж отвязаться от него до темноты…

– Могли бы за раз все забрать, а то ездите, ездите, – заворчала жена‑финка, укорачивая цепи собак. – Последний раз пускаю…

– А что такая сердитая? – хитровато засмеялся Ворожцов. – На кривой козе не подъедешь!

Татьяна молча ушла к гаражу и стала открывать замок. Гость по‑хозяйски въехал во двор на тракторе, развернулся и подогнал телегу к гаражным воротам. Увидел новый грузовик «газель» – парадно‑выходную машину, сверкающую, необъезженную, поцокал языком:

– Хорошо живете! Таких денег стоит!.. Да, вам и ферма по дешевке досталась. А я такие капиталы вложил в нее, столько труда!

Говорил, а сам рыскал взглядом по стенам гаража, будто выискивал что под потолком у задней стены стояла охранная видеокамера, хотя и замаскированная под кровельной балкой, но кабель от нее можно легко заметить. Татьяна попыталась отвлечь внимание, громыхнула дверью.

– Грузите свое железо, некогда мне с вами…

Он и ухом не повел, прогулялся по гаражу, не спеша вернулся к воротам, встал лицом к лицу.

– Эх, хуторянка‑красавица!.. А ведь знаю, отчего ты такая сердитая. И не потому, что муж у тебя… ревнивый.

Должно быть, он всегда был с женщинами чуть нагловатый, что местным сельчанкам нравилось, считалось за достоинство – мужиков с телячьими нежностями в деревне не любили. А Татьяну это сейчас раздражало, и, вопреки здравой логике – следовало бы провести с ним разведочный разговор, если он сам на него напрашивался! – ей хотелось отработать на нем «банзай»: мгновенный удар по ушам, затем в пах и сцепленными руками по основанию черепа, когда загнется в бараний рог. После этого он долго бы не ухмылялся, стервец…

С трудом сдержалась, вновь натянула маску ворчливой, склочной жены, однако ее желание было замечено, правда, растолковано иначе.

– А! Вон как глаза блеснули! – засмеялся Ворожцов. – В точку попал! Знаю, все знаю… Как ни приеду, все хозяина нет. А хочешь скажу, где он болтается?

Хочешь – не хочешь, а надо было подыгрывать ему, проявлять интерес: возможно, он уже что‑то знает о местонахождении Поспелова. Стоило лишь поднять взгляд, как этот белобрысый охотник мгновенно сделал стойку привык, что бабы долго перед ним не ломаются.

– Ну, вижу, хочешь! – заржал жеребчиком. – Знатный он у тебя кобель, я скажу!

– Будто ты не такой! – всплеснула она руками. – На себя‑то посмотри. Все вы одинаковые…

– Против твоего – я ангел небесный!

– Ладно, ангел небесный. Говори, где он?

– Прямо тебе так и скажи, – закуролесил он и пощекотал талию Татьяны под тонкой блузкой. – Позвала бы сначала чаю попить, а то я дорогой пыли наглотался…

С точки зрения мужской солидарности он, конечно, был скотина: чтобы уговорить бабенку, не брезговал ничем. И знал, что Поспелов сегодня не вернется! Иначе бы не храбрился…

– Без чаю перебьешься, – усмехнулась она. – Так где мой благоверный? В Нижних Сволочах?

– Почему в Нижних? В Верхних! Но его сейчас там нет.

– У кого он там бывает, знаешь?

– А как же! Все на глазах, деревня…

– У продавщицы из продуктового магазина?

Ворожцов присвистнул, замахал руками, попытался приобнять.

– Ну! Да ты ничего и не знаешь! Не бывает он у продавщицы. Там у него новый объект – медпункт. Он что, заболел у тебя?

– Как зовут медичку? – она позволила пощекотать себя и отвела его руки. – Валя?

– Ирина ее зовут, Ирина Михайловна, – с удовольствием сообщил он. – Такая была неприступная! Холостые парни вокруг крутились… А твой, смотрю, раз заплыл, второй, и зачастил потом. Теперь даже повязку на руку не накручивают…

– А выглядит как? Белобрысая?..

– Нет, темненькая такая, большеглазая… Красивая, стерва!

– И зубки скалит, когда улыбается?

– Точно! Прямо сияет! Как на картинке! – Он мгновенно сообразил, что нахваливать медичку в присутствии хуторянки не следует, поправил:

– Но твой – дурак! Я бы от такой женщины… Ни на одну больше не посмотрел. Какие у тебя волосы… – он грубовато обнял, зашептал: – Давай ему рожки наставим? Рога такие? Чтоб ходил и бодался, а?

– Наставим, только не сегодня, – пообещала она, отстраняясь. – Скоро приедет…

– Скоро не приедет! – взгляд его уже пьянел. – Если только ночью…

– Где он сейчас?

– Далеко… На метеостанции. Это километров сорок, а дороги там…

– Сказал, в Нижние Сволочи поехал. Какая сволочь…

– Там новая начальница появилась, – доверительно сообщил Ворожцов. – Баба постарше тебя, но в соку. Барыня такая мягкая… Всех в отпуск отправила и одна осталась. Вот он и заплыл к ней.

Наверняка сам глаз положил, но тут фермер‑новопоселенец перехватил, опередил, и теперь неудачник Ворожцов мстил ему таким образом, причем бил двух зайцев – закладывал блудливого мужа и совращал его жену. У него были основания для мести: можно сказать, приехал и занял его место, заполнил все ниши, с такими трудами освоенные, и пошел дальше, вытесняя отовсюду, можно сказать, со света сживая.

Это могла быть обыкновенная бытовая месть. Однако слишком уж информирован был местный ходок о путях передвижения и адресах явок исчезнувшего резидента. Его могли использовать в какой‑нибудь игре, причем как дурачка, вслепую, играя на слабостях. Не зря после его посещений на ферму налетала нечисть!

И приехал он сейчас с единственной целью – влезть к хуторянке в свой бывший дом; переспать с ней, возможно, что‑то вынюхать, а возможно, что ночью нагрянут еще гости – те, кому выгодно захватить Ворожцова на ферме и уличить в блуде строгую жену‑финку.

– Давай его накроем? – по‑свойски предложила Татьяна. – Нагрянем к утру на метеостанцию и возьмем тепленьких.

– А что мы будем делать до утра?

– Что‑нибудь придумаем! – улыбнулась она. – Только убери трактор. Загони куда подальше в лес, чтобы глаза не мозолил.

– Понял! – мгновенно воспылал он и запрыгнул в кабину.

Татьяна выждала, когда он спрячет трактор за сопкой в лесу, пропустила его на крыльцо и отвязала овчарок. Ворожцов был в предвкушении, излишне суетился, много двигался, норовил приобнять, похлопать по ягодицам под легкомысленной юбкой‑шортами, и потому пришлось ловить момент, чтобы провести «банзай». Бывший владелец фермы мешком хлопнулся на пол, можно сказать, родного дома, оглушенный и скрученный болью. Татьяна сдернула с вешалки автомат, передернула затвор.

– Встать! На колени!

Держась руками за мужские достоинства, он встал, вытаращил глаза, не в состоянии осмыслить, что происходит. Но не струсил, не затрясся, не превратился в животное, как обычно бывает с людьми подобного сорта. Татьяна уперла ствол в крепкий затылок, дала возможность прийти в себя и хоть приблизительно осознать свое положение. На удивление, Ворожцов довольно скоро приобрел осмысленное выражение лица.

– Отвечай только на мои вопросы, – металлическим голосом предупредила она. – Где мой муж?

– Вот это я влип! – вместо ответа выдавил он, косясь на Татьяну.

– Ты убил его? – она ткнула стволом потеющую шею.

– Нет! Что ты?! Нет, не убивал! Даже не видел!..

– Кто тебе сказал, что муж находится на метеостанции? Кто?

– Васеня! – без всяких признался Ворожцов. – Мужик из Нижних Сволочей… Ох и больно! Ты же мне все… отбила!

– Сейчас и мозги вышибу! – пообещала она. – Откуда это известно Васене?

– Не знаю! Встретились утром… он и сказал. Говорит, на хуторе твоем бабенка… то есть ты, одна осталась. Муж надолго уехал, погостить на метеостанцию.

– Вы с ним друзья?

– Да нет, какие друзья? Он же того, псих, чокнутый после тюрьмы.

– Ты ездил к нему в Нижние Сволочи?

– Нет, он сам ко мне приехал, на мотоцикле.

Татьяна убрала автомат от затылка, села на табурет перед Ворожцовым, положив оружие на колени.

– Не зря про вас говорили, – вдруг сказал он. – Я еще не поверил…

– Что про нас говорили?

– Будто вы… банда, – довольно смело выговорил бывший хозяин фермы. – Ну, или связаны с бандой. А сюда вроде как спрятаться приехали, на время…

– Видишь, говорили же тебе, – подыграла Татьяна. – А ты приехал моему мужу рога наставлять.

– Да я не поверил! С виду‑то личные люди…

– Кто тебе про банду сказал?

– В народе говорят…

– Что, стоят и хором говорят? Конкретно?

– Бывший управляющий… Он раньше у нас участковым работал, глаз набит. В таком месте только бандиты и могут жить.

– Что еще про нас говорят?

Он снова отвлекся, задумчиво и болезненно поморщился.

– Эх, дурак… Чуял ведь, из‑за бабы погорю когда‑нибудь. Нарвусь на мужика, или вот так…

– Вопрос слышал, подонок? – напомнила Татьяна.

– А? А‑а!.. Говорят, хозяева плохие, хозяйство не заводят, землю не вспахали. А живут припеваючи. В магазине как наберут… Откуда и деньги… Живым мне от вас не уйти? Нет? Неужели ты меня?.. Не убивай, а? Я ведь ничего такого не сделал. Если бы поверил управляющему, да ноги б здесь моей не было, не то что там какие‑то мысли насчет рогов… Не убивай?

– С удовольствием сейчас бы продырявила тебя в решето, – Татьяна побрякала автоматом. – Да потом тащить тебя, кровь замывать… Муж приедет пусть тобой займется.

– Может, я вам… полезен буду? Может, как‑то искупить можно, договориться?..

– Только не со мной, – поморщилась она. – С мужем. Свою кладовую на первом этаже помнишь?

– Ну, помню! – насторожился Ворожцов.

– Вот и ступай туда. И не дергайся, спокойно иди, – она сняла ключ со стены. – Не бойся, стрелять не буду, но такую яичницу сделаю – в штанах не унесешь.

Кладовую строил сам Ворожцов, верно, намеревался хранить там самое ценное, поэтому получилась надежная камера с дверью, обитой железом и коваными запорами.

Сейчас там лежали мешки с комбикормом, закупленным еще с весны, но почти ненужным. Заперев темницу на замок, Татьяна вернулась назад и сразу же запросила прямую связь с Зарембой – так предписывала инструкция, но его на месте не оказалось – дежурный связист поставил ее запрос на контроль: это значило, что как только Заремба свяжется со своей базой, ему тут же передадут экстренный сигнал с фермы.

Вместе с заходом солнца она ощутила желание выгнать Ворожцова из камеры, запереться там самой, забаррикадировать дверь мешками и, хотя бы на час, уснуть без страха и ежеминутного вздрагивания. Предстоящая ночь не сулила ничего хорошего, ибо Татьяна уже убедилась, что в «бермудском треугольнике» ничего случайно не делалось, что всякое явление имеет определенную и пока не разгаданную закономерность, а злой предвестник здешней нечистой силы сидит в хозяйственном этаже.

И то, что Заремба никак не выходит на связь, – следствие той же зловещей тайны «треугольника».

Татьяна закрыла ставни, заперла двери и включила все виды сигнализации. И почти сразу же включилась автоматическая наружная видеокамера – замигала тревожная лампочка на пульте, замигал экран монитора, прежде чем отразить вызывающую озноб картину: от леса через луг осторожно пробиралась неясная пока человеческая фигура. Потом сработала примитивная, но надежная армейская сигнализация – в воздух одна за одной взлетели три красных ракеты: кто‑то порвал тончайшую проволоку, разбросанную в траве.

А потом гулко и остервенело залаяли собаки…

Это были профессионалы высокого класса, на лес садились так, словно ребра у них стояли как железные прутья. Их можно было положить всех троих – тех, что падали на сопку, в кроны древнего бора, но тогда бы нижние, что приземлились у подошвы, заперли бы Поспелова, обложили со всех сторон, вызвали подмогу. И тогда не уйти. И если даже удастся вырваться, то вряд ли отвяжешься от погони. А в километре‑полутора отсюда, на дороге – машина с пленным «тапером»…

Уж лучше синичка в руке, чем драконы в небе.

Георгий под шумок сделал приличный рывок вниз – пока парашютисты отвязывались и спускались на землю, бросив ленточные фалы. Уходить пришлось в Долину Смерти – в противоположную сторону от машины: те, что сели внизу, отрезали ему дорогу, и надо заломить приличный круг, чтобы незамеченным добраться до «нивы». У «драконов» существовала своя «Гроза», эти шестеро примчались как на пожар, значит, наверняка взяли под контроль дороги, чтобы отрезать пути отступления.

Так что придется на время залечь, переждать, чтобы благополучно вывезти пленного из «бермудского треугольника». Первый «язык», взятый живьем! Главное, чтобы не умер от болевого шока… «Драконы» боялись дневного света и исчезали, как всякая нечистая сила, с третьими петухами.

Важно было продержаться часов до пяти. Потом активность их уменьшится, резкая, наступательная инициатива потеряет тонус, превратившись в статическое наблюдение. Примерно так обрисовывал тактику действий «драконов» главный знаток и специалист – пилот Ситников. Но Поспелова не устраивало, что соглядатаями будет отмечено, как по дороге от Одинозера в сторону Горячего Урочища проследовал автомобиль фермера‑новопоселенца, который наверняка был давно засечен и тщательно изучались его маршруты. Кем бы они ни были, какие бы цели ни преследовали, было ясно, что «драконы» имеют свою службу безопасности, иначе бы не продержались в Карелии так долго, не сумели бы бесследно упрятать концы своих операций по захвату авиатехники с пассажирами и экипажами. И конечно же, это их служба устраивала спектакли, демонстрации фильмов ужасов, чтобы запугать, поставить на место всякого вновь прибывшего в «треугольник».

Если же существует такая крепкая, отлично законспирированная и мобильная служба, то можно представить себе, чью же безопасность она обеспечивает! Кого прикрывает! Мало того, кроме «армейского» ее отделения, четко прослеживалось еще одно – политическое, направленное на работу с огромными массами населения России. На примере судьбы «новых русских» можно было предположить, что у «драконов» есть специальная служба, работающая на более высоком уровне, осуществляющая функции политического обеспечения некой крупной и пока неизвестной операции. Цель этой службы сводилась к подбору и захвату людей такого нравственно‑психологического уровня, который бы позволял внушить бредовые мысли о внеземных цивилизациях, о трагическом будущем России, таким образом получив активных и бесплатных агентов влияния на общественное мнение.