Долина смерти 12 страница

– От кого депеша? – в полусне спросил он.

– Агент Ромул, – усмехнулась она. – Я подозреваю, что это женщина. И к тебе не равнодушна.

– Да, это женщина, – признался Георгий и включил настольную лампу. Очаровательная женщина…

Ромул снова требовала неотложной встречи. И это было нормально, когда агенты постоянно требовали внеплановых встреч – значит, началась хорошая, плодотворная работа, пошла информация, закрутилось колесо разведмероприятий. Георгий вскочил, торопливо начал одеваться. Татьяна стоял у двери тоскливым белым привидением.

– Надеюсь, эта очаровательная женщина накормит тебя завтраком? Или мне что‑нибудь сготовить на скорую руку?

– Накормит, – заверил Поспелов. – Она классно готовит… Постараюсь долго не задерживаться. Да и скоро утро…

– Можешь задержаться, – ревниво позволила она. – Я же не собака на сене.

Ромул и вправду ждала его, приготовив завтрак – свиную поджарку с картофелем фри и острейшим соусом: будто знала его любимое блюдо и то, что он в пять утра не успеет поесть на ферме. Побочная, но сейчас основная профессия медика делала ее заботливой и участливой – надо же, кроме важного дела подумала и о том, что резидент приедет голодный. Хотя видно, что не спала всю ночь, под утро только вернулась домой и послала экстренный сигнал.

– Вкуснятина! – оценил он, набивая рот. – Ну, давай говори, зачем звала? Завтраком покормить?

– А дома тебя не кормят? – засмеялась Ромул.

– Так, изредка, – отмахнулся он. – Чтоб с голоду не пропал… Ну, давай, давай!

– У меня принципы бабы‑яги: сначала накормить, напоить, в баньке попарить, – довольно улыбалась она, скрывая какую‑то интересную и важную информацию. – Потом можно и поговорить.

– Согласен! Топи баню!

– Нет у меня бани, – вздохнула она. – Хожу к бабушкам по субботам, хорошо, что зовут.

– Будет тебе баня, Ромул! – заверил он. – Выкладывай! Мужичка отбила у Демьянихи?

– Не просто отбила – выкрала, – похвасталась она. – Как и положено, под покровом ночи, по взаимной договоренности, так что обошлось без криминала.

По их предварительной договоренности летчик выбрался из своего полуподвала вместе с вещами и ждал у дороги с хутора в условленном месте. Посадила в машину и привезла в Верхние Сволочи. Спрятала пока в старой больнице, надо бы долечить.

В пору расцвета, в семидесятые годы, в Нижних Сволочах построили больницу на десять коек, прилично оборудовали, и поставили хирурга, акушерку, терапевта и четырех медсестер. Шесть лет назад все разорили, оставив одного фельдшера и медпункт. Больница стояла закрытая и постепенно разворовывалась. По инициативе конторы здание и остатки имущества взяли под охрану, прорабатывался запасной вариант внедрения разведчика под прикрытием сельского врача.

– Мужичка оторвала, а рассказываешь почему‑то без особого задора, проговорил Георгий, доедая завтрак. – Не вижу блеска в глазах.

– А что с ним теперь делать, с таким мужичком? – усмехнулась она. Сколько волка не корми – все в лес смотрит. Альфонс! Но не на ту нарвался.

– Опять собирается в партизаны?

– Куда еще?.. Весь свой арсенал перевез от Демьянихи. Автомат ППШ, трехлинейная винтовка, полмешка патронов, гранаты и даже мины. Только самого миномета нет.

– Откуда столько оружия?

– Откуда – известно, а вот зачем – вопрос!

– Молчит?

– Попробовал бы помолчать, – с удовольствием сказала агент. – По дороге еще вытряхнула… Три года ведет войну. В одиночку. Воюет с пришельцами.

– Вот как! А с головкой у него?..

– С головкой полный порядок. Он романтик. Так и говорит: вступил в единоборство с «драконами». Никто не верит, что они есть, летают и ползают по России, только увидеть их мудрено. Они как тени, как совы, как летучие мыши. Он знает пути их перелета, но никак не может отыскать «логово».

– Кроме пули в бедре, другие успехи есть?

– Сказал, что победил троих. Одного выследил на тропе, другого взял из засады, третьего сшиб в воздухе, захватил летательный аппарат и оружие. Это не бред. Он показал камуфляж, в котором теперь выходит на тропу войны. Любопытная вещь…

– Я видел, – перебил Георгий. – А оружие показал?

– Нет. У него кончились патроны и пришлось спрятать. И крылья «дракона» тоже пришлось спрятать. Сел аккумулятор. В общем, самое надежное оружие против них трехлинейка и воинский дух витязя.

– Поздравляю тебя, – серьезно сказал Поспелов. – Думал, ты умыкнула мужичка, альфонсика. А ты покорила витязя!

– Георгий, а где ты видел камуфляж? – вдруг спросила она. – Летчик уверял, что о существовании «драконов» в Карелии никто не подозревает.

– Да я тут недавно тоже одного… победил, – признался он, хотя не имел права открывать агенту такие подробности. – Не только твой партизан выходит на тропу войны… А скажи‑ка мне, Ромул, Ситников считает их пришельцами?

– Сначала был абсолютно уверен в этом. Даже рассчитывал вступить с ними в контакт и придумал своеобразный межпланетный язык. Но первый же встреченный им «дракон» не захотел общаться и открыл огонь. Тогда он был ранен в первый раз.

– А это уже что – второй?

– Не второй – четвертый, – вздохнула Ромул. – У него прострелено плечо навылет, касательное ранение головы и сломано три ребра.

– Так кто же «драконы»? Земляне?

– Теперь думает, земляне. Причем африканцы.

– Вот как?!

– Третий побежденный им «дракон» был негром. Трупы первых двух он не видел, потому что бой с ними был ночью и другие «драконы» утащили тела застреленных. А негра он закопал сам. Но через несколько дней обнаружил, что его нет, в могиле. Кто‑то выкопал и унес.

– Чем они в Карелии занимаются? – спросил Георгий. – Что думает твой витязь на этот счет?

– Почему – мой? – вдруг обиделась она.

– Потому что ты его соблазнила, увела из‑под носа Демьянихи, – стал загибать пальцы Поспелов. – Поселила в своей больнице, вы уже целовались… А может, не только целовались.

– Ты ревнуешь?

– Еще бы! Бегаю к тебе на свидания по первому зову. А ты с партизанами водишься…

– Георгий, я должна предупредить тебя, – Ромул принесла кофейник с плиты. – Если ты станешь настаивать, чтобы я с летчиком… В общем, для добычи информации… То я должна отказаться.

– Он тебе совсем не нравится?

– Нет, не нравится. К тому же после этой дуры… Мне не позволяет простое женское самолюбие.

– Каким же образом мы сможем удержать его в поле зрения? – спросил он. И под полным контролем? Он не открыл тебе тайны, куда пропал самолет вместе с десантом?

– Пока еще не открыл. Всякий намек на это начинает его волновать. Что‑то с этим связано личное…

– Ну вот, а ты говоришь!

Она налила кофе, поставила перед ним чашку и присела близко, напротив.

– Не подкладывай меня… ни под кого, Георгий. Запомни: я не постельная разведка, как твоя… «жена».

«Ого!» – мысленно воскликнул Поспелов и взял ее руку.

– Ты знаешь мою «жену»?

– Знаю… Мы из одного «батальона».

– И хорошо знаешь?

– Она была нелегалкой. Контролировала нашего разведчика, завербованного немца. Разумеется, в постели… Ночная кукушка всех перекукует, как говаривали в старину. И вернулась оттуда с ребенком.

– Они были муж и жена, – мягко сказал Георгий.

– Ну да, как вы сейчас с ней, – подтвердила Ромул.

– И меня сейчас… контролирует?

– Не исключено…

– Эх, Ромул, Ромул, – Георгий погладил ее по щеке, как девочку. – У тебя нет детей?

– Нет…

– У меня тоже. А у Татьяны есть! И она счастливее нас с тобой.

– Не обижайся, Георгий, но она у тебя – стерва, – жестко произнесла она. – Не знаю ваших… отношений.

Поспелов затушил окурок, отхлебнул кофе. И неожиданно обнял ее, посадил на колени.

– Это в тебе говорит женщина! Ты совершенно необъективна. Твоя информация, агент Ромул, есть домысел и простая бабья ревность. Правда?.. Кстати, как твое настоящее имя?

– Ирина, – она уткнулась ему в плечо. – Я уверена: она и из этой командировки вернется беременная. Или с ребенком.

– Хочешь сказать, с моим ребенком? – тихо засмеялся он.

Ромул промолчала, притаившись на плече, как зверек. От волос ее пахло медикаментами, от одежды – бензином и маслом: ездила ночью на машине и не успела переодеться. И только руки – кухонным, домашним очагом…

Три года эта нежная, хрупкая женщина сидела в жуткой глуши, моталась по округе, видела только старух, убого доживавших свой век, мужиков, от безысходности в гибнущем краю пьющих водку и не знающих, чем заняться. Видела черепа в лесу с белеющими зубами, когда ходила за грибами – будто бы за грибами, а на самом деле посмотреть, понаблюдать за жизнью в «бермудском треугольнике»; видела «новых русских», заезжающих сюда на охоту, сытых хозяев жизни, нанимающих за бутылку местных жителей в качестве загонщиков. Видела мародеров, промышляющих в Долине Смерти тем, что собирали дань с мертвых в виде оружия, золотых зубов, колец и серебряных портсигаров. Что сейчас было в ее голове, в ее душе? Наверняка ей давно уже опостылела эта работа, на которую она когда‑то нанялась из своих романтических побуждений и теперь уже не в состоянии была развязаться с ней. Она давно отвыкла от своего дома, от родителей, от имени, данного от рождения.

Ей все было чужим в жизни. И хотелось самых простых вещей. Простых и вечных: дом, очаг, семья и дети.

Поспелов держал ее в своих руках, согревая, и отчетливо понимал, о каких драмах и трагедиях предупреждал его многоопытный полковник Заремба. Суть их состояла в том, что в этой работе редко страдало дело и всегда женщины…

– Ирина, Ирина, – проговорил он, прислушиваясь к звучанию. – Улыбнись мне, пожалуйста. Мне так нравится твоя улыбка.

– Я могу, – сказала она. – Если хочешь, могу улыбнуться… Я все умею. Например, улыбаться и делать гадости одновременно. Работа у нас такая, забота у нас такая… Пусти меня. Мы отвлеклись от дела.

– Да! – отпуская Ромула, воскликнул Георгий. – Давай о деле. Итак, что думает твой… пациент? Какого лешего «драконы» ползают по Карелии?

– Он думает, что это какая‑то космическая разведка, – она взяла сигарету.

– А никакой электронной аппаратуры он не встречал? Не находил?

– Нет… Не знаю. Попробую выяснить.

– Погоди выяснять. Ты уже свое дело сделала, хватит. Не стану же я и в самом деле подкладывать тебя под этого пилота, хотя он и витязь.

– Спасибо, – сдержанно проронила Ирина. – Он домогается, едва отбилась…

– Тем более! Побеседую с витязем сам. В конце концов, его подвиги мне импонируют…

– Тебе же нельзя входить в прямой контакт…

– Бывает, что нужно, – не согласился Георгий. – Особенно, когда имеешь дело с «драконами».

– А что же мне?..

– Тебе даю бессрочный отпуск. Просто пока живи, готовь мне завтраки буду приезжать каждое утро. Лечи бабусек… И еще отправлю ходатайство о награждении тебя орденом «За личное мужество».

– Вот уж спасибо, отец родной! Я так рада! Так счастлива! Женщине орден за мужество!

– Ну, прости, – повинился он. – Не подумал…

– А надо бы думать, милый резидент.

– Хочешь бирюзовое колечко? Лично от меня?

– Лично от тебя? Бирюзовое?.. Хочу!

– Значит, получишь.

– Как приятно! – она играла. – Можно, я тебя поцелую? Авансом? Мне так понравилось с тобой целоваться… Помнишь, когда ты мне в трусики… засунул план‑задание? Чуть не умерла. Целый день чудилась твоя горячая… рука.

– Ох ты и стерва, Ромул! – восхитился он и поцеловал ее в губы.

– Вскормленная волчицей, шеф! Стервозность и хватка вошла с молоком матери. Что делать? – она сделала паузу. – А Рем – мой брат, такой же?

По правилам конспирации – а они соблюдались четко, – она не должна была знать, что где‑то существует еще один агент, тем более не могла знать его клички. Это, скорее всего, была ее догадка…

– Рем? – спросил он и вдруг подумал, что если и Рем из «женского батальона», то Зарембу надо отправлять на пенсию по профессиональной непригодности. – Рем – это мужчина. Пожилой и серьезный.

– Хорошо! – засмеялась она. – На одну соперницу меньше… А Рим, который мы создали?

– Увы, Рима вы еще не создали. Потому что у тебя на губах молоко не обсохло.

– Мне двадцать восемь лет, Георгий, – вдруг грустно призналась Ирина. – Я давно должна создать Рим. Но где мой брат Рем? С кем я стану строить город мира?

– Все эти годы… у тебя никого не было? – спросил он шепотом, щекоча дыханием маленькое розовое ушко.

Она вздрогнула от пробежавшего по телу тока, сказала, прикрыв глаза:

– Не нужно… спрашивать об этом женщину… Даже если она – секретный агент спецслужбы.

– Спрашиваю потому, что ревную.

– Напрасно… Я ждала тебя. Нет, поклонники были. Говорили пылкие речи, замуж звали. А мне замуж нельзя, запрещено инструкцией. Один фермер… кстати, из Горячего Урочища, из‑за меня с женой разошелся. Потом сошелся…

– Ворожцов?

– Он самый… Я его разрабатывала по заданию, проверяла связи, вскружила ему голову. До сих пор ходит с каждой царапиной в медпункт. А я ждала, ждала тебя…

– Хочешь, чтобы я в это поверил? – он прикоснулся губами к мочке уха, пощекотал языком. – Мы с тобой никогда не встречались.

– Много раз видела во сне… – прижимаясь к нему, прошептала Ирина. Лицо другое, имя другое… Но это был ты. Приходил, брал меня на руки и уносил…

Георгий поднял ее и понес за перегородку, уложил на кровать.

– Вот так, да?

– Почти так, – она протянула руки и с закрытыми глазами стала расстегивать на нем рубашку. – Я все сама, все сделаю сама. Так мне снилось…

Подрагивание ее пальцев, всякое прикосновение острых ноготков вызывало в мышцах горячую и одновременно знобкую силу. Она могла и умела кружить голову, превращая реальность в мечту и сон. На мгновение оторвавшись от него, Ирина раскинула на полу одеяло, стянула матрац с кровати, таким образом застелив почти всю комнату.

– Так мне снилось… Как прекрасно, когда сбываются сны!

Георгий уложил ее на пол, встал на колени и потянул замок‑молнию на джинсовом платье. Открывал медленно, словно дорогую, таинственную раковину с жемчужиной, и матовая, гладкая кожа ее, казалось, отливает розовым перламутром и светится изнутри. И боясь нарушить эту целомудренную чистоту, он касался ее тела только губами и сдерживал рвущийся наружу крик восхищения и любви. А она, словно слепая, доверяла лишь своим рукам, и, должно быть, ладони ее узнавали того, кто приходил в снах, и становились твердыми и ласковыми одновременно, как птичьи крылышки…

Для вербовки агента требовалось разрешение вышестоящего начальства, сбор полной информации на кандидата, изучение его возможностей, план задействования в операции – короче, много бумаг, виз и хлопот. Однако на практике, к тому же в «боевой обстановке» все делалось наоборот, и эта несанкционированная вербовка сейчас была единственным способом удержать «народного мстителя», пилота Алексея Ситникова под контролем, пресечь его партизанщину, направить неуемную энергию в нужное русло. Собственно, требовалось только получить его согласие сотрудничать со спецслужбами и заставить подчиняться дисциплине; имея трехлетний опыт нелегальной жизни и войны с «драконами», он уже имел отличную подготовку, и, пожалуй, был самым лучшим специалистом по «бермудскому треугольнику».

Сельская больница была выстроена в великолепном месте – в сосновом бору на берегу неширокой речки за крайним домом Верхних Сволочей с северной стороны, – и в народе называлась просто усыпальницей. Если раньше старики спокойно умирали дома, в собственной постели, то с появлением этого лечебного учреждения их стали свозить сюда, чтобы потом выдать тело со справкой. Молодняк тихо разъезжался по городам, и потому в больнице умирало больше, чем рождалось.

Усыпальница приглянулась когда‑то Зарембе тем, что была несколько изолирована от села: не видно, кто пришел, кто ушел. Окна ее были заколочены намертво досками и сверху – стальными листами, двери запирались по‑магазинному, с железными коваными накладками, но воры все равно проникали, то разобрав потолок, то печную трубу, хотя кроме кроватей, тумбочек и шкафов там и тащить‑то было уже нечего. Ромул засадила пилота через дыру в потолке, оборудовала ему спальное место – благо, что постели еще оставались – и обещала прийти вечером, сделать перевязку. Агента следовало выводить из игры сразу и навсегда, прекратить всякие дальнейшие контакты с пилотом. По свидетельству фельдшера, раны на витязе зарастали быстро и крепко, потому держать его в Верхних Сволочах не имело смысла. Кроме того, сюда вот‑вот должна была нагрянуть Демьяниха, не знавшая, кто похитил ее сожителя и вообще куда он исчез, но имеющая небезосновательные подозрения, где его искать. А уж нагрянет, так найдет непременно, хотя ей невыгодно поднимать шум. Если вербовка пройдет без осложнений, пилота следовало переправить в более надежное место, скорее всего, в один из его схоронов, устроенных в сопках, если нет – дать ему срок подумать, к примеру, в подвальной комнате на ферме, куда отвезти с завязанными глазами.

Судя по наблюдениям Ромула, витязь чувствовал за собой какую‑то вину, возможно, за пропавший самолет и команду десантников, и потому не хотел легализации, боялся ответственности, сторонился людей. К Демьянихе он тоже прибился не просто так: забрался в дом, пока хозяйка ходила с хутора в магазин, чтобы украсть что‑нибудь съестное. И был пойман с поличным на месте преступления. Хуторянка огрела его коромыслом – тем, что попало под руку, и угодила по первой, тогда заживающей ране в плече. Пилот потерял сознание от боли, потекла кровь. Думая, что убила вора, Демьяниха сволокла его в полуподвал, чтобы ночью утащить в лес и закопать. Но вор очнулся и застонал. Тогда она выходила парня и склонила его к сожительству – по крайней мере, так рассказывай Ромулу он сам.

Так что в случае неудачной вербовки пилот все равно бы не побежал к людям, и скоре всего, спрятался бы в родной стихии – в сопках, – отлежался и вновь продолжил свою войну с «драконами».

Выводить Ромула из операции следовало осторожно, чтобы не возникло подозрения в предательстве, поэтому они с Поспеловым решили разыграть небольшой спектакль, в правдивость которого романтичный витязь должен был поверить. В условленный час «коварная женщина» постучала в забитое окно и, получив ответный сигнал, забралась на чердак. За нею, обратившись в тень, следовал Поспелов. Ромул спустилась с потолка на пол и угодила в объятья пилота. Тот был с ног до головы перемазан землей и грязью: опытный подпольщик, на всякий пожарный, рыл подземный ход, невзирая на свои раны. Ромул должна была отвлечь его, увести в другую комнату, а главное подальше от оружия, чтобы Георгий смог беспрепятственно проникнуть в помещение больницы. От арсенала она его оттянула, но в палату завести не удалось, поскольку пилот вдруг насторожился.

– За тобой никто не шел? – спросил он. – Что‑то тревожно. Нехорошее предчувствие…

– Проверяла – чисто, – сказала Ромул и, чтобы отвлечь, приказала лечь на кушетку и снять штаны: от тяжелой и грязной работы повязка сбилась и могла свалиться.

Пилот с готовностью скинул брюки и улегся. Фельдшерица достала из сумки перевязочные пакеты, медикаменты и стала снимать старые, присохшие к ране бинты.

Витязь одной рукой держал мощный электрический фонарик, другой неожиданно схватил Ромула за ногу, застонали полез под юбку.

– Ну‑ну, терпи! И руку убери.

– Вместо наркоза, – прокряхтел он. – По живому рвешь…

Неожиданно для себя Поспелов чуть не взорвался от ревности: пилот с ней особенно не церемонился, не вздыхал, как влюбленный и, несмотря на свою романтичность, был определенным и конкретным в желаниях. Может, давно привык получать такой «наркоз»?..

Георгий натянул чулок‑маску и вынул пистолет. Как только закончится перевязка, придется сделать ему другой наркоз…

Свет внезапно погас и чрево усыпальницы погрузилось в непроглядную тьму.

– Включи, ты что? – попросила она.

– За нами кто‑то наблюдает, – негромко произнес витязь откуда‑то из угла. – Я чувствую взгляд…

– Перестань, Леша. Что ты в самом деле… Включи фонарь, я ничего не вижу!

– Тихо… Тебя выследили, старуха могла выдать.

– Глупость…

Внизу послышался негромкий шорох, что‑то стукнуло – возможно, дверь, потом донесся звук сдавленного голоса и все стихло. Поспелов выждал минуты три, надеясь, что пилот затаился в усыпальнице и заставил молчать Ромула, однако там была полная тишина. Прыгать вниз – можно нарваться на автоматную очередь: что у него в голове? Кому могла выдать его старуха?.. А ждать еще неизвестно, что произойдет в следующую минуту. А если он уже отрыл подземный ход из больницы?..

Георгий встал под прикрытие балки, сказал громко и спокойно:

– Леша, не дури! Тут свои. Ни звука! Ушел, вместе с Ромулом! Он прыгнул вниз, в темноту и отпрянул к стене. Включил фонарь в отведенной в сторону руке – пусто!

Пнул дверь палаты: железная кровать с мятой постелью, рюкзак, трехлинейка в углу… и дыра в полу! Не раздумывая, спустился, нашарил лучом фонаря узкий лаз под стену – оттуда тянуло прохладой. Прорыл!

После темноты – на улице показалось светло, да и ночи уже белые. Георгий огляделся – куда, в какую сторону ушли? – и заметил что‑то белое между сосен.

Пригибаясь, от дерева к дереву, добежал и увидел брошенный перевязочный пакет – умница Ромул! Примерное направление стало известно вдоль реки: здесь легче бежать раненому, меньше камней, и все равно далеко не уйдет! Если у пилота за три года войны с «драконами» появился звериный нюх и предчувствие, то наверняка такие же и повадки. Сделает большой круг, выйдет к своему следу и заляжет, чтобы понаблюдать за погоней. Сказать нечего, партизан он сильный, а какой бы из него получился разведчик!

Около получаса Поспелов рыскал вдоль реки, прячась за соснами, высматривал, слушал и скоро начал понимать, что прогноз не подтвердился. Кажется, витязь действовал по какой‑то иной логике, возможно, уходил по прямой, вглубь леса, надеясь скрыться в сопках, где у него есть схорон. И утащить с собой Ромула!

И вдруг защемило в душе: ведь не хотел же больше пускать Ирину к пилоту, решил же выключить этот контакт, оставить дома и в усыпальницу идти одному. Так нет, уговорила, побоялась, что Поспелову не удастся накрыть витязя тепленьким в постели. Но и так не удалось, ускользнул на глазах! И все‑таки, далеко не уйдет, не даст рана, и к тому же Ромул не станет терять времени зря, предпримет что‑нибудь – заставит остановиться или вовсе уговорит, чтобы отпустил. Это при условии, что он ни в чем ее не заподозрил…

Через пару километров Георгий заметил на земле желтый резиновый жгут, конец которого вроде бы указывал на сопку за лесом. Был специально так положен или просто упал как упал?.. Нет, повернули на сопку! Кусочек медицинской ваты висел на сучке; белел в сумерках, будто крупная снежинка. Поспелов прибавил шагу: нужно сократить разрыв, догнать и держать в пределах видимости. Скоро он выскочил к чистому болоту, присел и осмотрелся – никого, и знаков больше нет, и следа на нехоженом белом мху…

Он пошел в обход, надеясь подсечь след, но болото оказалось длинным, ленточным, так что пришлось махнуть напрямую. Пилот был уже крепким, шел безостановочно и, видимо, путал следы. Возле сопки тоже не оказалось никаких знаков. С подступающим отчаянием, на одном дыхании он взбежал на вершину в надежде высмотреть беглеца с высоты, однако тихий лес в предрассветное время казался совершенно пустым, и кроме гулкого пения ночных птиц не было ни единого звука.

Хотел заполучить еще одного агента, но потерял последнего…

Душа рвалась вперед, требовала действий, глаза выискивали направления, и ноги готовы были нести его по лесам, и только холодный разум удерживал на месте: перехитрить этого витязя, три года рыскающего по сопкам, выследить зверя в его родной стихии было делом бесполезным.

На вершине сопки он выкурил три сигареты одну за одной и стал не спеша спускаться вниз. Первым делом следовало вернуться в усыпальницу, проверить, изучить все вещи, оставленные пилотом. Может, там найдется какая‑нибудь зацепка, где его искать. Вся надежда оставалась на то, что Ромул все равно найдет способ усыпить бдительность витязя и попросту сбежать от него. Упертый этот вояка, одинокий рыцарь, вступивший в поединок с «драконами», видно, совсем одичал или потерял всякую веру, возомнил себя последним защитником Отечества. Нет, Ромул все равно выкрутится, вырвется от него и уйдет. А вот пилота жаль: эти «драконы», или кто они есть на самом деле, срубят его и зароют…

Георгий спустился с сопки, вышел на опушку болота и осмотрелся – нет, напрасно, ждать нечего… Скорее в усыпальницу! Он может дать круг и вернуться за вещами, там его и подождать. Вернется, поскольку ушел налегке, с одним автоматом.

Конечно, в схоронах у него могут быть боеприпасы и продукты, но такого арсенала, который он притащил в Верхние Сволочи, наверняка нет.

Он хотел пересечь болото напрямую, в открытую, и уже сделал несколько шагов по чистому месту и в этот миг услышал за спиной хруст валежника и шорох камешков под ногами. Кто‑то шел тем же маршрутом, что и он, причем не два человека, а значительно больше. Поспелов заскочил обратно в лес и затаился между высоких кочек. Через минуту из ельника высунулся мужик со «шмайсером», поглядел по сторонам и стал мочиться. За ним появилось еще человек шесть, многие из которых были с оружием, с топорами и саперными лопатками на поясах, и у всех за спинами полупустые рюкзаки. Странная эта компашку остановилась на краю болота, потянуло табачным дымом, заговорили вполголоса – кажется, заспорили, идти сейчас в Верхние Сволочи или переночевать в сопках за болотом. Один из мужиков отсоединился от группы и пошел прямо на Георгия, расстегивая на ходу брюки – облюбовал место между кочек, где сидел на корточках Поспелов. Деваться было некуда: наставленный на мужика пистолет произвел впечатление, по лицу скользнула гримаса ошеломленного испуга…

И если бы он не крикнул от неожиданности, возможно, разошлись бы мирно; возглас у мужика вырвался непроизвольно, и сразу же товарищи его присели, будто воронье перед взлетом. Георгий метнулся в ельник, краем глаза уловив, как с мужика сваливаются штаны, а сам он уже тянет автомат из‑под мышки. Звонкий, шелестящий звук очереди ударил за спиной, когда Поспелов был надежно прикрыт густым подлеском. Чуть запоздало вслед ей затрещали сразу два автомата и сиплый голос заблажил совсем рядом:

– Держи его, падлу! Тут он! Верхушки молодого ельника задрожали, затряслись с разных сторон – кто‑то продирался через подлесок, смело, нагло, напористо.

Переговаривались:

– Мочи его, гада!

– А кто это? Кто был?

– Да х… какой‑то с пистолетом! Чуть в брюхо не засадил!

Поспелов стал пятиться чуть ли не на четвереньках, отсидеться в подлеске вряд ли удастся – шли цепью, плотно, а никого не видать. Он отскочил за огромный валун, вросший в землю – дальше виднелся светлый прогал и начинался старый лес, куда соваться не следовало: все как на ладони. Георгий сделал бросок вдоль ельника и услышал голос в пяти метрах.

– Вот он, сука!

И сразу брызнул веер очереди, перед глазами упала срубленная елочка. Он стрелял наугад, на звук голоса и оружия, однако в тот же миг увидел, как из молодняка вывалился и распластался перед ним человек, мелко затрясся в конвульсиях.

Поспелов сунулся к нему, чтобы взять отлетевший автомат, но из ельника, чуть левее камня, вынырнули сразу четверо. И полоснули очередями от животов, словно немцы в кино. Они видели цель и еще бы мгновение изрешетили, настолько плотным был огонь и так близко пули ковыряли мшистую землю. Георгий кувыркнулся вперед, к противнику и трижды выстрелил по пригнувшимся фигурам. Один сел, схватившись за живот, остальные бросились в рассыпную.

– Стреляет, гад! Мочи его!

Поспелов кувыркнулся назад и упал на первого убитого, мгновенно ощутив мягкость и мерзость мертвого тела. А по нему били с трех сторон, срубая над головой мелкий ельник. Нельзя было пускать их себе в тыл могут выжать, вытеснить его на чистое болото и тогда крышка. Георгий сделал тройной бросок, резко меняя направление и расстреливая остатки патронов в магазине. Затаился на мгновение, вжался в мох, перезаряжая пистолет, и неожиданно услышал устрашающий крик:

– Не стреляйте! На хрен! Пришелец! Это пришелец… Уходим!

Странный этот, смертельно перепуганный крик в пылу боя подействовал мгновенно, как шоковый паралич. Огонь в тот же миг прекратился, автоматы захлебнулись на полуслове и с минуту слышался лишь треск сучьев и тяжелый бег, чем‑то напоминающий бегущее стадо кабанов. Мародеры – по всей вероятности, это были они, – уходили, бросив своих убитых и раненого: тот, которому досталось в живот, еще катался, трепыхаясь на толстом моховом матраце – изредка в ельнике мелькали его руки и ноги.

Минуты через три затих и он. Поспелов осторожно встал и огляделся, опасаясь подвоха, но кругом была тишина, изредка прорезаемая свистом ночных птиц. И все‑таки надолго оставаться здесь было рискованно. Он наскоро осмотрел убитых – давно не бритые мужики, по одежде напоминающие работяг из геологоразведки, приискателей, одним словом, таежных людей. В карманах одного обнаружил справку об освобождении из мест лишения свободы, у двоих других, кроме денег и курева, вообще не оказалось ничего. Собрав оружие, Георгий снова вышел на болото, одним броском перерезал его и отдышался на другой стороне. Тащить с собой три мешающих движению автомата было ни к чему, поэтому он два сунул под мох, заметив место, и двинулся налегке.