Эрагон.Брисингр 9 страница

-Как ты узнала? - спросила она, тихим голосом.

-Я не могу чувствовать ни его боль, ни его страхи. Роран там, вместе с женщиной, которую я предполагаю, зовут Катриной. Но больше никого.

Выпрямившись, Насуада хлопнула в ладоши и сказала:

- Джормундур! - позволяя ее голосу разнестись по лагерю.

Джормундур, находящийся почти в дюжину ярдом от нее, подбежал, распихивая в стороны тех, кто стоял на пути; он был достаточно опытным, чтобы знать, когда возникала чрезвычайная ситуация.

- Моя Леди.

- Очисти территорию! Отведи всех подальше от сюда перед приземлением Сапфиры.

- Включая Оррина и Нархеима и Гарцвога?

Она поморщилась.

- Нет, но не позволяй никому больше оставаться. Поспеши!

Когда Джормундур начал выкрикивать приказы, Арья и Анжела повернулись к Насуаде. Они казались столь же встревоженными, как и она.

Арья сказала:

- Сапфира не была бы настолько спокойна, если бы Эрагон был бы ранен или мертв.

- Где он, тогда? - Потребовала ответа Насуада. - В какую неприятность он вовлек себя теперь?

Хриплое волнение заполнило площадь как только Джормундур, и его люди направили зрителей назад к их палаткам, избивая их палками всякий раз, когда воины задержались или выступали. Несколько драк вспыхнуло, но капитаны под руководством Джормундура быстро сокрушили преступников, чтобы препятствовать тому, чтобы насилие пустило корни и распространилось. К счастью, ургалы, к славе их военного руководителя, Гарцворга, уехали без инцидента, хотя сам Гарцворг подошел к Насуаде, также как и Король Оррин и Гном Нархеим.

Насуада чувствовала как земля дрожит у нее под ногами, поскольку Ургал в восемь с половиной футов высотой приближались к ней. Он опусти(7) свой костистый подбородок, обнажая горло что было обычаем его расы, и сказал:

- Что означает это, госпожа Ночная охотница? - Форма его челюстей и зубов, вместе с его акцентом, мешали Насуаде понять его.

- Да, я был бы был бы чертовски благодарен, если бы ты объяснила нам, - сказал Оррин. Его лицо было красным.

- И я, - сказал Нархеим.

Насуаде пришло в голову, что это первый раз за тысячу лет, когда члены многих рас Алагейзии собрались с миром. Единственные без вести пропавшими были Раззаки и их кони, Насуада знала, что никакое нормальное существо никогда не будет приглашать этих грязных существ на их секретные советы. Она указала на Сапфиру и сказала:

-Она ответит на все ваши вопросы.

Как только солдаты закончили расчищать территорию, поток воздуха помчался сквозь Насуаду, поскольку Сапфира летела к земле, расправив крылья, чтобы замедлить себя перед посадкой ее задних лап. Она шлепнулась на все четыре, и унылый бум разнесся по лагерю. Отстегнув себя от седла, Роран и Катрина быстро слезли.

Шагая вперед, Насуада рассматривала Катрину. Ей было любопытно узнать, какая женщина могла вдохновить человека предпринять такие экстраординарные подвиги, чтобы спасти ее. Молодая женщина перед ней была сильно оттащена, бледна как инвалид, с гривой медных волос, и платьем, столь порванным, и грязным, что было невозможно определить как оно выглядело первоначально. Несмотря на потери, для Насуады было очевидно, что Катрина была достаточно привлекательна, но не на столько, чтобы барды называли ее великой красавицей. Однако, она обладала определенной силой пристального взгляда и отношением, которое заставило Насуаду подумать, что, если бы Роран был захваченным кем-то, то Катрина была бы способна поднять сельских жителей Карвахолла, привести их на юг к Сурде, бороться в Сражении Пылающих Равнин, и затем продвинуться к Хелгринду, и пожертвовать всем ради ее возлюбленного. Даже когда она заметила Гарцвога, Катрина не вздрогнула или испугалась, но осталась стоять там, где была, рядом с Рораном.

Роран поклонился Насуаде и также Королю Оррину.

- Моя Леди, - сказал он, на его лице красовалось выражение смерти. - Ваше Величество. Если позволите, это моя суженая, Катрина.

Она сделала реверанс обращенный им обоим.

- Добро пожаловать к Варденам, Катрина, - сказала Насуада. - Мы все знаем твое имя здесь, из-за необычной преданности Рорана. Песни его любви к тебе уже распространяются по земле.

- Ты желанный гость, - добавил Оррин. – Действительно, самый желанный гость.

Насуада заметила, что глаза короля Оррина были направлены только на Катрину, так же как и у каждого из человека, гнома, так что Насуада была уверена, что они будут пересказываться рассказы о очаровании Катрины их товарищам по оружию прежде, чем пройдет ночь. То, Что Роран сделал ради ее имени, подняло ее выше обычных женщин; это сделало ее объектом тайны, обаяния, и очарования воинов. Это значило, что человек ради которого пожертвовали многим, несмотря на цену, должен быть просто драгоценным.

Катрина покраснела и улыбнулась.

- Спасибо, - сказала она. Несмотря на затруднения из-за такого внимания, намек гордости промелькнул на ее лице, как будто она знала, каким замечательным был Роран, и восхищалась тем, что именно она из всех женщин в Алагейзии похитила его сердце. Он был ее, и это было ценнее всех статусов или сокровищ, которые она могла бы пожелать.

Острая боль одиночества стрельнула в Насуаде.

«Мне жаль, что у меня нет того, что имеет она» думала Насуада. Ее обязанности препятствовали тому, чтобы она развлекалась девичьими мечтами о романе и браке — и конечно о детях — если она разумеется не должна была устроить фиктивный брак для пользы Варденов. Она часто рассматривала выполнение этого с Оррином, но ее нервы всегда подводили ее. Однако, она была довольна своей партией и не завидовала Катрине и Рорану в их счастье. Главная причина состояла в том, что она волновалась; нанесение поражения Гальбаториксу было более важным чем что-то такое пустяковое как брак. Многие женились, но у скольких была возможность наблюдать за рождением нового поколения?

«Я – не я, - поняла Насуада. - Мои раны сделали мои мысли подобными гнезду пчел." Встряхивая себя, она посмотрела мимо Рорана и Катрины на Сапфиру. Насуада убрала барьер, который она обычно поддерживала вокруг своего ума, таким образом она могла бы услышать то, что Сапфира должна была бы сказать и затем спросила:

«Где он?»

С сухим шелестом крыльев, скользящим по земде, Сапфира подползла вперед и опустила свою шею, таким образом, чтобы ее голова была непосредственно перед Насуадой, Арьей, и Анжелой. Левый глаз дракона искрился синим огнем. Она дважды фыркнула, и ее темно-красный язык, высунулся изо рта. Горячее, сырое дыхание раздражало ворс на платье Насуады.

Насуада сглотнула, когда сознание Сапфиры слегка задело ее(Nasuada swallowed as Saphira's consciousness brushed against her own). Разум Сапфиры столкнулся с разумом Насуады: древний, чуждый, свирепый и нежный. Это, наряду с внушительным физическим присутствием Сапфиры, всегда напоминало Насуада, если Сапфира захотела бы съесть их, она могла бы. Это было невозможно, Насуада верила, было безопасно вокруг дракона.

«Я чувствую запах крови, - сказала Сапфира. - Кто причинил тебе боль, Насуада? Назови их, и я разорву их от шеи до паха и принесу тебе их головы для трофея.»

- Нет никакой потребности в том, чтобы раздирать кого-то на кусочки. Пока, по крайней мере. Я владела ножом. Однако, это – не то время, чтобы приставать с вопросами. Прямо сейчас, все, о чем я забочусь, является местонахождением Эрагона.

«Эрагон», сказала Сапфира, «принял решение остаться в Империи».

В течение нескольких секунд Насуада была неспособна двигаться или думать. Затем возрастающее ощущение смерти поставило ее ошеломленный отказ открытию Сапфиры. Другие среагировали по разному вдобавок, что Насуада проследила, когда Сапфира говорила им сразу. (Then a mounting sense of doom replaced her stunned denial of Saphira's revelation. The others reacted in various ways as well, from which Nasuada deduced Saphira had spoken to them all at once.)

- Как... как ты могли позволить ему оставаться? - спросила она.

Маленькие языки огня слегка колебались в ноздрях Сапфиры, поскольку она фыркнула.

«Эрагон сделал свой выбор. Я не могла остановить его. Он настаивает на выполнении того, что, как он думает, правильно, независимо от последствий для него или всей Алагейзии… Я могла потрясти его как только что вылупившегося птенца, но я горжусь им. Страха нет; он может позаботиться о себе. Пока, ничего плохого не случилась с ним. Я знала бы, если кто-то причинил бы ему боль."

- Почему он сделал этот выбор, Сапфира? – Спросила Арья.

«Мне будет легче показать, нежели объяснить словами, вы позволите?»

Они выказали согласие.

Река воспоминаний сапфиры полилась в Насуаду. Она увидела черный Хелгринд в слоях облаков; услышала Эрагона, Рорана и Сапфиру обсуждающих, как лучше всего напасть; наблюдение и обнаружение логова Раззаков; и эпическое сражение опытной Сапфиры с Летхрблаков. Процессия изображений очаровывала Насуаду. Она родилась в Империи, но не помнила ничего из нее; это было первым разом когда взрослой, она рассмотрела что-нибудь помимо диких краев авуаров Гальбаторикса.

Наконец пришел Эрагон и начал спорить С Сапфирой. Сапфира попыталась скрыть это, но мучение, которое она чувствовала по отъезду Эрагона, была все еще так живо и проникновенна, что Насуада должна была вытереть щеки бинтами с ее предплечья. Однако, причины, которые Эрагон привел: убийство последнего Раззака и исследование Хелгринда - причины, которые Насуада считал неадекватными.

Она нахмурилась. «Эрагон может быть опрометчивым, но он конечно не на столько глуп, чтобы подвергнуть опасности все, что мы стремимся достигнуть просто, таким образом он мог посетить несколько пещер и истощить последнюю горькую муть его мести. Должно быть другое объяснение. Она задавалась вопросом, должна ли она потребовать у Сапфиры правды, но она знала, что Сапфира не будет отказывать в такой информации из-за прихоти. Возможно она захочет обсудить это наедине», - подумала она.

- Чёрт возьми! - воскликнул Король Оррин. - Эрагон, не мог выбрать еще более худшее время, чтобы отправиться самостоятельно. Какое имеет значение единственный Раззак, когда вся армия Гальбаторикса проживает, в нескольких милях от нас?.. Мы должны вернуть его.

Анжела засмеялась. Она вязала носок, используя пять игл из костей, which clicked and clacked and scraped against each other with a steady, со специфическим, ритмом.

- Как? В течение дня он будет путешествовать, и Сапфира не сможет облететь вокруг в его поисках, когда солнце встанет каждый сможет увидеть ее и привести к Гальбаториксу.

- Да, но он - наш Всадник! Мы не можем сидеть праздно, в то время как он остается среди наших врагов.

- Я согласен, -сказал Нархеим. - Однако если уж делать, мы должны гарантировать его безопасное возвращение. Grimstnzborith Хротгар принял Эрагона в его семью и клан — который является моим кланом, насколько Вы знаете — и мы должны быть преданны ему во имя нашего закона и нашей крови.

Арья встала на колени, на удивление Насуады, и начала расшнуровывать и повторно зашнуровывать вертикальные секции ее ботинок. Держа один из шнурков между зубами, Арья сказала:

- Сапфира, где точно был Эрагон, когда ты в последний раз коснулась его ума?

«На входе в Хелгринд».

- У тебя есть какие-нибудь суждения относительно того каким путем он пойдет?

«Он сам не знал».

Прыгнув к ее ногам, Арья сказа:

- Тогда я должна буду смотреть повсюду, где смогу.

Как олень, она устремилась вперед и исчезла среди палаток, поскольку она ускорилась к северу столь же быстро как свет, как сам ветер.

- Арья, нет! - крикнула Насуада, но эльф уже ушел. Безнадежность угрожала охватить Насуаду, поскольку она смотрела ей в след.

«Центр рушится», думала она.

Схватив края несоединенных частей брони, которая покрывала его туловище, как будто стараясь оторвать их, Гарцвог сказал Насуаде:

- Ты хочешь, чтобы я следовал за ней, госпожа Ночная охотница? Я не могу бежать также быстро как эльфы, но я могу бежать так же долго.

- Нет… нет, не надо. Арья может пройти это расстояние, но солдаты станут охотиться на тебя сразу же, как только какой-нибудь фермер заметит тебя.

- Я привык к охоте.

- Но не в середине Империи, с сотнями человек Гальбаторикса, блуждающих по сельской местность. Нет, Арья должна будет бороться за себя. Я думаю, что она может найти Эрагона и держать его в безопасности, поскольку без него, мы обречены.

9. Спасение и Уклонение

Огромное спасибо Илирии за редактирование перевода

Ноги Эрагона стучали по земле.

Громкий повторяющийся звук широких шагов возникал в пятках и бежал вверх по его ногам, через бедра, вдоль спинного хребта пока не заканчивался в основании черепа, где непрекращающееся воздействие сотрясало зубы и усиливало головную боль, которая, казалось, ухудшалась с каждой пройденной милей. Монотонность бега вначале раздражала Эрагона, но в скором времени она убаюкала его до состояния подобного трансу, в котором он не думал, но двигался.

Там, где его ботинки касались земли, Эрагон слышал треск хрупких стеблей травы и видел мельком слой пыли, поднимавшейся из треснувшей почвы. Он предположил, что вот уже, по меньшей мере, месяц в этой части Алагейзии не было дождей. Обезвоженный воздух высушивал его дыхание, не затрагивая лишь горло. И сколько бы Эрагон ни пил, он не мог восстановить то количество воды, которое солнце и ветер украли у него. Вот почему его голова болела.

Хелгринд был далеко позади. Однако он продвигался медленнее, чем надеялся. Сотни патрулей Гальбаторикса, состоявшие как из солдат, так и из магов, рыскали толпами по этим землям, и он часто вынужден был скрываться, чтобы избежать их. Без сомнений они искали его. Вчера вечером, Эрагон даже заметил Торна, низко пролетающего над западным горизонтом. Он немедленно оградил свой разум, бросившись в канаву, и оставался там в течение получаса, пока Торн не опустился за край горизонта.

Эрагон решил путешествовать по проторенным дорогам и следам везде, где возможно. События прошедшей недели приблизили Эрагона к пределам его физической и эмоциональной выносливости. Он предпочел позволить своему телу отдыхать и восстанавливаться, вместо того, чтобы напряженно продираться через ежевику, холмы и грязные реки. Придет время и для отчаянного жесткого рывка, но не сейчас.

Пока он придерживался дорог, то не осмеливался бежать с той скоростью, на какую был способен: действительно, было более мудро избегать бега в полную силу. Некоторое количество деревень и отдельных домов было рассеяно повсюду вокруг. Если бы любой из жителей заметил одинокого человека, бегущего через сельскую местность так, будто стая волков преследовала его, то это зрелище точно пробудило бы в нем любопытство и подозрение, и могло бы даже вдохновить напуганного фермера сообщить об этом случае Империи. Это могло оказаться смертельным для Эрагона, самой большой защитой которого был плащ анонимности.

Теперь он только бежал, потому что на протяжении более лиги не сталкивался ни с одним живым существом, кроме длинной змеи, греющейся на солнышке.

Возвращение к варденам было для Эрагона главной причиной беспокойства, и это терзало его, заставляло тащиться вперед подобно простому бродяге. Однако он ценил возможность побыть наедине с самим собой. Он не был одинок, действительно одинок с тех пор, как нашел яйцо Сапфиры в горах Спайна. Всегда ее мысли терлись о его, Бром, или Муртаг, или еще кто всегда были рядом. Помимо бремени постоянных товарищеских отношений, Эрагона тяготило то, что он, с тех пор как покинул долину Паланкар, проводил все месяцы в изнуряющих тренировках, прерываясь лишь для путешествия или принятия участия в шумных сражениях. Никогда прежде ему не приходилось быть сконцентрированным так сильно и так долго или иметь дело с таким огромным количеством беспокойства и страха.

И все-таки он приветствовал свое одиночество и мир, который оно принесло. Отсутствие голосов, включая его собственный, было сладкой колыбельной, которая на короткий срок смыла его страх перед будущим. У него не было никакого желания связаться с Сапфирой – хотя они были слишком далеко друг от друга, чтобы соприкоснуться сознаниями, его связь с нею подсказала бы ему, если ей причинили боль — или с Арьей и Насуадой и услышать их сердитые речи.

«Намного лучше, - думал он, - Слушать песни мелькающих птиц и дуновение бриза сквозь траву и покрытые листвой ветви».

Звон упряжи, топот копыт, и мужские голоса вдалеке выдернули Эрагона из мечтательного состояния. Встревоженный, он остановился и поглядел вокруг, пытаясь определить, откуда приближаются мужчины. Две воркующие галки устремились вверх по спирали от соседнего ущелья.

Единственным укрытием поблизости было небольшое скопление деревьев можжевельника. Эрагон подбежал к нему и скрылся под свисающими ветвями в тот момент, когда шесть солдат появились из ущелья и не спеша выехали на узкую грунтовую дорогу, проходившую не далее, чем в десяти футах от укрытия. Раньше, Эрагон ощутил бы их присутствие прежде, чем они подошли настолько близко, но с момента появления Торна, он концентрировал свои мысли, ограждая себя от всего, что его окружало.

Солдаты, удерживая в узде лошадей, двигались к середине дороги, споря между собой:

- Я говорю тебе, я видел что-то! - прокричал один из них. Он был среднего роста, с румяными щеками и желтой бородой.

Сердце бешено застучало, Эрагон попытался сделать свое дыхание медленнее и тише. Он коснулся брови, чтобы убедиться, что полоска ткани, которую он обвязал вокруг головы, все еще прикрывает его как бы взлетающие брови и заостренные уши.

«Как бы я хотел, чтобы на мне все еще была броня», - подумал он. Чтобы не привлекать ненужное внимание, он сделал себе корзину, используя опавшие ветки и квадратный кусок холста, который обменял у ремесленника, и поместил свою броню в нее. Теперь же Эрагон не осмеливался вынуть и надеть броню, боясь, что его услышат солдаты.

Солдат с желтой бородой слез со своего гнедого животного и подошел к краю дороги, изучая деревья можжевельника и пространство вокруг. Как каждый солдат армии Гальбаторикса, он носил красную тунику с вышивкой из золотой нити в виде зубчатого языка огня. Вышивка искрилась при каждом его движении. Его обмундирование было простым - шлем, клиновидный щит и кожаная кольчуга, это указывало на то, что он был не более чем конным пехотинцем. Что касается оружия, он держал копье в правой руке, а длинный меч висел на его левом бедре.

Как только солдат, звеня шпорами, приблизился к притаившемуся Эрагону, Всадник начал шептать сложное заклинание на древнем языке. Слова слетали с его языка непрерывным потоком, до тех пор, пока он, к своей тревоге, не ошибся в произношении особенно трудной группы гласных и вынужден был начать колдовство заново.

Солдат сделал шаг к нему.

Еще один.

Как только солдат остановился перед ним, Эрагон закончил читать заклинание и почувствовал, как его покидают силы, поскольку волшебство начало действовать. Но было слишком поздно, чтобы полностью избежать обнаружения, так как солдат воскликнул: "Ага!",- и отодвинул ветви в сторону, выставив Эрагона напоказ.

Эрагон не двигался.

Солдат всмотрелся непосредственно в него и нахмурился.

- Что за... - пробормотал он, тыкая своим копьем в углубление между ветвями и промахнувшись мимо лица Эрагона меньше, чем на дюйм. Эрагон впился ногтями себе в ладони, поскольку дрожь охватила его напряженные мускулы.

- Ах, будь оно проклято, - сказал солдат и отпустил ветви, которые вернулись в первоначальное положение, вновь скрывая Эрагона.

- Что это было? - спросил другой мужчина.

- Ничего, - сказал солдат, возвращаясь к своим товарищам. Он снял шлем и потер бровь.

- Мои глаза сыграли со мной шутку.

- Чего этот чертов ублюдок Брэтан ждет от нас? Мы почти не смыкали глаз за последние два дня.

- Верно. Король должно быть совсем отчаялся, раз заставляет нас так усердно вести поиски... Честно говоря, я бы предпочел не находить того, кого мы ищем. Не то, чтобы я слаб духом, но таким, как мы, лучше избегать встречи с тем, кто посмел дать отпор Гальбаториксу. Пусть Муртаг и его монстр-дракон ловят нашего таинственного беглеца, а?

- А что если мы не найдем его для Муртага, - предположил третий человек. – Вы ведь слышали, что сказал щенок Морзана, так же хорошо, как и я.

Неловкое молчание повисло над солдатами. Тогда тот, что стоял на земле, запрыгнул обратно на своего коня, обернул уздечку вокруг левой руки, и сказал:

- Прикрой-ка свою пасть, Дервуд. Больно много болтаешь.

На этом шестерка всадников направила своих коней вперед, по дороге на север.

Как только стук копыт затих, Эрагон снял заклинание, затем потер глаза кулаками и положил руки на колени. Долгий, низкий смешок, вырвался из него, и он покачал головой, удивленный тем, насколько диковинным было его затруднительное положение по сравнению с воспитанием в Долине Паланкар.

«Я, конечно, никогда и предположить не мог, что это произойдет со мной», - подумал он.

Заклинание, которое он использовал, состояло из двух частей: первая отклоняла лучи света от его тела, таким образом, что он казался невидимым, а вторая препятствовала тому, чтобы другие заклинатели обнаружили его волшебство. Главный недостаток заклинания состоял в том, что оно не могло скрыть следы, поэтому, используя его, нужно было сохранять неподвижность подобно камню. Зачастую оно также было не в состоянии полностью устранить тень человека.

Выбравшись из укрытия, Эрагон вытянул руки высоко вверх над головой, а затем встал перед ущельем, из которого появились солдаты. Единственный вопрос занимал его, когда он продолжил свое странствие:

- Что же сказал Муртаг?

- Ааа!

Подобные марле, иллюзии снов наяву исчезли, как только Эрагон замахал в воздухе руками. Он свернулся почти пополам, поскольку откатился далеко от того места, где лежал. Подползая назад, он подтянулся к ногам и поднял руки перед собой, чтобы отклонить надвигающиеся удары.

Темнота ночи окружила его. Выше, беспристрастные звезды продолжали двигаться по спирали в своем бесконечном астрономическом танце. Ниже, не шевелилось ни одно существо, и при этом он ничего не смог услышать кроме нежного ветра, ласкающего траву.

Эрагон устремил свой разум наружу, убежденный, что кто-то собирается напасть на него. Он расширил границы своего сознания более чем на тысячу футов в каждую сторону, но не нашел никого больше поблизости.

Наконец он опустил свои руки. Его грудь вздымалась, а кожа горела, и раздавался резкий запах пота. В его сознании ревела буря: вихрь вспыхивающих лезвий и расчлененных конечностей. На мгновение, ему показалось, что он очутился в Фартхен Дуре, сражаясь с ургалами, а затем на Пылающих Равнинах, скрещивая мечи с людьми подобными себе. Каждое видение было настолько реальным, что он готов был поклясться в том, что это какая-то странная магия перенесла его назад сквозь пространство и время. Он видел перед собой людей и ургалов, которых убил; они казались настолько реальными, что он спрашивал себя, а будут ли они говорить. И хотя на нем больше не было шрамов от прошлых ран, тело его помнило многочисленные повреждения, которые он претерпел, и он дрожал, вновь чувствуя, как мечи и стрелы пронзают его плоть.

С безликим завыванием Эрагон упал на колени, обхватил руками живот, как бы обнимая себя, и закачался взад-вперед.

- Все в порядке... Все в порядке… - Эрагон уперся лбом в землю, сжавшись в твердый, напряженный шар. Он чувствовал животом свое горячее дыхание.

- Что со мной не так?!

Ни в одной из историй, которые рассказывал Бром в Карвахолле, не упоминалось, чтобы подобные видения запутывали героев прошлого. Ни один из воинов, которых Эрагон встречал у варденов, не был обеспокоен пролитой им кровью. И даже притом, что Роран признался, как он не любил убивать, он ни разу не просыпался посреди ночи от собственного крика.

«Я слаб, - думал Эрагон. - Человек не должен так себя чувствовать. A Всадник тем более. У Гэрроу или Брома все было бы прекрасно, я точно знаю. Они бы сделали то, что должны были сделать, и так бы оно и было. Никакого плача по поводу совершенного, никакого беспрестанного волнения или скрежета зубов... Я слаб».

Подпрыгивая, он бродил вокруг своего гнезда в траве, пытаясь успокоиться. После получаса, когда дурное предчувствие все еще сдавливало ему грудь железной хваткой, а его кожа испытывала такой зуд, как будто тысяча муравьев ползала под нею, он почти бесшумно сорвался с места. Эрагон схватил свою корзину и ринулся в смертоносный забег. Его не волновало ни то, что лежало перед ним в незнакомой тьме, ни то, что кто-то мог заметить его безрассудный бег.

Он стремился лишь избежать своих кошмаров. Его разум обратился против него, и он не мог положиться на рациональное мышление, чтобы рассеять панику. Его единственное спасение было в том, чтобы довериться древней животной мудрости своего тела, которая сказала ему двигаться. Если бы он бежал достаточно быстро и усердно, возможно, он смог бы обрести контроль над собой в этот момент. Возможно, грязные руки, испачканные в грязи ноги, гладкий холод пота под его руками и несметное число других ощущений своим неоспоримым весом и числом заставили бы его забыть.

Возможно.

Стая скворцов пронеслась через дневное небо, как рыба через океан.

Эрагон искоса посмотрел на них. В долине Паланкар, когда скворцы возвращались весной, они часто образовывали группы столь большие, что превращали день в ночь. Эта стая не была настолько большой, и всё же она напомнила ему о вечерах, проведенных за распитием мятного чая с Гэрроу и Рораном на крыльце у их дома, наблюдая, как шелестящее темное облако птиц крутится и завихряется вверху.

Затерявшись в воспоминаниях, он остановился и сел на скалу, чтобы вновь завязать шнурки на ботинках.

Погода изменилась; теперь было прохладно, и серое пятно на западе намекало на возможный шторм. Растительность здесь была более пышной, со мхом и тростниками и густыми зарослями зеленой травы. На расстоянии нескольких миль пять холмов венчали плоскую равнину. Кучка мощных дубов украшала центральный холм. Эрагон взглянул на рушащиеся стены поверх затуманенных ворохов опавшей листвы, давно заброшенные здания, построенные неким народом множество лет назад.

Любопытство пробудилось в нем, он решил задержаться среди руин. Они наверняка содержали немало интересного, и поиск пищи оправдает его небольшое исследование перед тем, как продолжить путь.

Эрагон достиг подножия первого холма час спустя, и нашел там остатки древней дороги, выложенной квадратными камнями. Он прошел по ней к руинам, удивляясь их странной конструкции, поскольку они не были похожи ни на одну из известных ему человеческих, эльфийских или гномьих построек.

Тени под дубами охладили Эрагона, когда он поднимался на центральный холм. Около вершины земля выровнялась под его ногами, и чащей он вышел на большую поляну. Там стояла сломанная башня. Нижняя часть башни была широкой и ребристой, как ствол дерева. Выше здание сужалось и тянулось к небу более чем на тридцать футов, заканчиваясь острой, зубчатой линией. Верхняя половина башни лежала на земле, разбитая на неисчислимое количество фрагментов.

Волнение зашевелилось внутри Эрагона. Он подозревал, что нашел эльфийскую заставу, установленную перед исчезновением Всадников. Ни у какой другой расы не было навыка или склонности строить такие здания.

Затем он нашел сад на противоположной стороне поляны.

Одинокий человек сидел, сгорбившись, среди рядов растений и пропалывал участок поспевшего гороха. Тени скрывали его повернутое к земле лицо. Его серая борода была такой длинной, что лежала сложенной у него на коленях, как горка растрепанной шерсти.

Не поднимая глаз, человек сказал:

- Что ж, ты собираешься помочь мне закончить с этим горохом или нет? Получишь еду, если поможешь.

Эрагон колебался, неуверенный, что ему делать. Потом он подумал:

«Почему я должен бояться старого отшельника?» и подошел к саду.

- Я Берган... Берган, сын Герроу.

Человек проворчал: «Тенга, сын Ингвара».

Броня в пакете Эрагона грохнула, когда он положил ее на землю. В течение часа он трудился в тишине наряду с Тенга. Он знал, что не должен оставаться так долго, но все же наслаждался работой; она препятствовала размышлению. Пропалывая горох, он позволил своему уму расшириться и касаться множества живых существ, в пределах поляны. Он приветствовал смысл единства, которым и поделился с ними.

Когда они удалили последние клочки травы, сорняков и одуванчиков со всех грядок гороха, Эрагон сопроводил Тенга к узкому дверному проходу в задней части башни, пройдя через который они очутились в просторной кухне и столовой. В середине комнаты круглая лестница вела на второй этаж. Книги, свитки и пачки свободно-валяющегося пергамента покрывали каждую доступную поверхность, включая большую часть пола.

Тенга уложил маленькую связку ветвей в камин. С хлопками и потрескиванием, вспыхнула пламенем древесина. Эрагон напрягся, готовый схватиться физически и мысленно с Тенга.

Но человек, казалось, не заметил его реакцию и продолжил суетиться на кухне, приготавливая на обед чашки, блюда, ножи и различные другие приспособления. Во время готовки он что-то бормотал себе под нос.

Чувствуя тревогу, Эрагон сел на свободный угол соседнего стула.