Русский ответ 4 страница

В связи с этим М.Л.Серяков приводит один фрагмент из «Голубиной Книги», который весьма необычно и неожиданно связывает происхождение всего видимого мiра (белого света) со Святым Духом:

Оттого зачался наш белый свет –

От Святаго Духа Сагаофова.

Библейским влиянием этот пассаж вряд ли может быть объяснён, поскольку в Ветхом Завете Дух Божий лишь носится над водами, но мiр творится божественным словом, что в корне противоречит всей концепции «Голубиной Книги» (Серяков, с.154-156).

Как видим, из всех церковных писателей (Прокопий Кесарийский был светским автором) один лишь Гельмольд оказался достаточно правдивым для того, чтобы отметить существование у славян веры в Единого Небесного Бога. Все остальные христианские писатели сознательно искажали в своих сочинениях истинное положение дел и, намеренно умолчав об этой чрезвычайно важной черте нашей древней веры, представляли своих идейных противников глупцами, которые исключительно по собственной тупости обожествили и начали поклоняться отдельным элементам тварного мiра, от небесных светил до деревьев, камней, рек, зверей и чуть ли не до пней, созданных Истинным Богом для блага человека. Не разобравшись в этом простом вопросе – где Творец, а где Его творение, – «язычники», не без помощи дьявола, впали в граничащую с безумием ошибку, и лишь свет новой веры, принесённый проповедниками христианства, позволяет блуждающим во мраке заблуждений людям увидеть истинное положение дел.

Причину подобного тенденциозного извращения фактов исследователь «Голубиной Книги» М.Л.Серяков объясняет следующим образом. Христианство явно было заинтересовано в том, чтобы максимально опорочить предшествующую религию, и было отнюдь не расположено признавать в ней веру в Единого Бога, которую оно всегда стремилось объявить своей монопольной собственностью. В случае существования у «язычников» веры в Единого Бога старая религия в некотором роде оказывалась бы на одном уровне с новой, в то время как при наличии в ней примитивного многобожия христианство становилось колоссальным шагом вперёд в интеллектуальной области.

Наряду с этим М.Л.Серяков указывает ещё более важную причину, представляющую угрозу самим основам христианства. Поскольку весь мiр, как земной, так и небесный, представлял собой отдельные части тела Первобожества, он был божественного происхождения, святым в буквальном смысле этого слова. Зримым воплощением этой идеи было не только обожествление Солнца и Луны, но и объявление священными отдельных деревьев или рощ, источников, камней и т.п. Однако тело человека целиком произошло из элементов этого мiра, небесного и земного, вследствие чего и оно божественно по своей природе. Эта изначальная божественность могла ещё усиливаться дополнительным указанием на происхождение людей от того или иного вторичного божества, и «Слово о полку Игореве» говорит о Бояне как о Велесовом внуке, а о русских – как о Дажьбожьих внуках. Вся Вселенная вместе с порождённым ею человеком оказывается пронизанной Святым Светом и образует, вместе с населяющими её людьми, единое божественное тело Святовита. Степень сгущения божественности в различных элементах Космоса, как природного, так и человеческого, могла быть разной (вспомним, что даже Боги западных славян были тем важнее, чем ближе они стояли к своему Прародителю), однако хотя бы в малой доле она присутствовала во всём. Первобог, разделяясь на отдельные элементы, порождал мiр, а человек, соединяя в своём теле большинство (если не все) разрозненных элементов Вселенной, оказывается подобием Бога и плотью от плоти этого мiра. Как между Богом и природой, так и между человеком и природой (а через неё и с Первобогом) оказывалась неразрывная связь, в результате чего все три основополагающие части мiроздания существовали в гармоничном единстве, взаимопроникая друг в друга.

Однако подобная картина мiра абсолютно противоречила всем основам христианского вероучения. С первой же главы Ветхого Завета Бог оказывается по ту сторону природы, творимой из ничего Его словом, и вместо неразрывной связи между Творцом и тварным мiром оказывается непреодолимая пропасть. Со второй главы Ветхого Завета провозглашается грехопадение еврейских прародителей Адама и Евы, в результате чего «первородным грехом» оказываются поражены не только евреи, но и все без исключения последующие человеческие поколения, а сам этот грех оказывается органически присущ человеческой природе. Ничего более противоположного славянским ведийским представлениям, согласно которым причастность к божественной природе полностью исключала какую-либо греховность и изначальную ущербность человеческого естества, в принципе невозможно было придумать. В Новом Завете спасителем евреев (и, согласно христианской доктрине, всего человечества) от мифического «первородного греха» выступает Иисус Христос («и наречёшь ему имя: Иисус; ибо он спасёт людей своих от грехов их» – Мф.1:21), искупающий их своей добровольной крестной мукой. Однако подобная жертва оказывалась абсолютно бессмысленной в условиях, когда люди и без того обладают безгрешной божественной природой, являясь подобием и частями тела Первобожества. В избавлении от последствий грехопадения еврейских прародителей не было никакой нужды, поскольку наши предки и так уже пребывали в том идеальном состоянии, к которому их обещало привести христианство. Именно эта фундаментальная причина, эта существенная угроза, которую ведийская идея единобожия представляла для всех отправных точек навязанной силой новой религии, и объясняет практически единодушное молчание об этой идее церковных авторов (Серяков, с.158-160).

Отношение христианских монахов-летописцев к ненавистной им «языческой» Руси наиболее отчётливо проявляется в прославлении ими Ольги, первой христианки среди неверных «язычников»: «Си бо сьяше аки луна в нощи, тако и си в неверных человецех светящеся аки бисер в кале: кальни бо беша грехом, неомовени крещеньем святым». – «Она ведь сияла, как луна в ночи; так и светилась среди неверных человеков, как бисер в кале: загрязнены были калом из-за греха, не омыты святым крещением» (ПВЛ, с.32). Бисер и кал – таково подлинное соотношение христианства и «язычества» в глазах приверженцев иноземного вероучения. Могут ли в принципе быть у кала какие-либо достоинства, и даже если они вдруг и есть, то заслуживают ли они упоминания? Отрицательный ответ на оба вопроса со стороны апологетов христианства очевиден. Неудивительно, что все эти летописцы стремились максимально опорочить веру своих праотцов, всячески унизить, извратить её истинный смысл, не останавливаясь ни перед искажением фактов, ни перед прямым подлогом. Вот, например, как звучит в «Повести временных лет» (с.37) сообщение о насаждении в Киеве князем Владимiром «многобожия», в котором представлен читателям целый пантеон, состоящий из шести божеств:

«И нача княжити Володимер в Киеве един, и постави кумиры на холму вне двора теремнаго: Перуна древяна, а главу его сребрену, а ус злат, и Хърса, Дажьбога, и Стрибога, и Симарьгла, и Мокошь. И жряху им, наричюще я богы, и привожаху сыны своя и дъщери, и жряху бесом, и оскверняху землю требами своими. И осквернися кровьми земля Руска и холмо-тъ. Но преблагий Бог не хотя смерти грешником, на том холме ныне церкви стоить, святаго Василья есть, якоже последи скажем. Мы же на преднее възратимся».

Между тем для Новгорода даётся следующее сообщение: «Володимер же посади Добрыну, уя [дядю по матери] своего, в Новегороде. И пришед Добрына Ноугороду, постави кумира над рекою Волховом, и жряху ему людье ноугородьстии аки Богу».

Cодержание этих двух сообщений находится во взаимном противоречии: киевское сообщение приводит целый пантеон, новгородское сообщение указывает только одного кумира, которому поклонялись «аки Богу». Эти расхождения убеждают, что изначальный текст киевского сообщения также содержал имя одного Перуна. Анализ обоих сообщений основан на заключении А.А.Шахматова, который, занимаясь проблемой происхождения ПВЛ, обнаружил вставку, содержащуюся в киевском сообщении, а именно, вставленный фрагмент находится перед словами: «Мы же на преднее възвратимся» – «Мы же возвратимся к прежнему». Это типичное летописное выражение, знаменующее окончание вставки и возвращение к прерванной теме. Изначальный текст киевского сообщения находился, как полагал Шахматов, уже в древнейшем киевском своде 1039 года, в то время как вставку с перечислением богов должен был содержать только Начальный свод (около 1095 года).

Сегодня ставится под сомнение концепция Начального свода, её следует заменить понятием раннего свода Никона (ум. в 1088/9). Шахматов, создавая схему развития русского летописания, не оценил роль этого печерского игумена. Тот вклад в составление ПВЛ, который Шахматов приписал Начальному своду, следует в львиной доле записать на счёт игумена Никона, он же, без сомнения, был автором вставки в запись о «языческом» культе, содержащей список «богов Владимiра».

Понятно, что «религиозная реформа» Владимiра коснулась в равной степени обоих центров тогдашней Руси – Киева и Новгорода. Характер реформы в Новгороде, указанный в источнике в изначальном виде, таким образом, является показательным для определения характера реформы в Киеве, где мог стоять один только идол Перуна, подобно тому как потом в Новгороде. В этом можно было бы видеть и сущность реформы Владимiра, направленной, по-видимому, на идеологическое противопоставление славянского монотеизма монотеистическим системам христианского, магометанского и иудейского окружения. Оригинальная попытка противопоставления собственного монотеизма иноземному была, по-видимому, исключительным явлением у раннесредневекового славянства, хотя она обнаруживает некоторое сходство, впрочем, исключительно с идеологической, а не с организационной точки зрения, с концепцией Гедимина, который в 1324 г. признал идентичность литовского и христианского бога. Уже в середине XI в. это решение религиозного вопроса на Руси было непонятным для русского духовенства, считавшего Владимiра политеистом в соответствии со схемой «языческой религии», понимаемой как идолопоклонство, или многобожие. Это представление, сформировавшееся на основе чтения Библии, в свою очередь, влияло на деформацию местной ведийской традиции, в действительности лишённой развитых элементов политеизма. Уже митрополит Иларион называл тогдашних русских староверов слугами идолов, идолослужителями (см. его «Слово о законе и благодати»), а выразителем подобного взгляда в отношении Владимiра стал в летописании игумен Никон, который также соответственно отредактировал текст древнейшего летописного свода, вписав в рассказ о Перуне слова о других кумирах, а также включив рассказ о мученичестве христиан-варягов, которые об идолах Владимiра говорили: «не суть то бози, но древо» (ПВЛ, с.38). Однако наслоения с политеистической окраской, появившиеся в тексте ПВЛ благодаря Никону, не стёрли полностью монотеистическую, то есть оперирующую понятием Перуна как в конечном итоге обожествлённого Неба, суть изначального текста. Никон, не слишком внимательный к текстам, относящимся к Новгороду, упустил, что над Волховом стоял, в соответствии с исходной летописью, одинокий кумир Перуна, и не добавил ему других кумиров. Но и в Киеве он не смог достаточно старательно замаскировать свои политеистические вставки. Так, по мнению Шахматова, следуя корсунской легенде, он упомянул в шаблонных оборотах о том, как Владимiр после возвращения из Корсуни в Киев срубил и сжёг идолов, но дальше оставил в нетронутом виде конкретное и обширное описание судьбы идола Перуна, как, привязав к конскому хвосту, его влекли с горы в ручей, а оттуда спустили в Днепр, и плыл он до порогов, где ветер отнёс его на мель, называемую с этой поры Перунья Рень (ПВЛ, с.52). Несоответствие между конкретным описанием конца Перуна и схематизмом в отношении ликвидации других Богов Владимiром указывает на то, что изначальное описание касалось одного Перуна, шаблонное же упоминание об уничтожении остальных идолов составляет позднейшую в политеистическом духе добавку редактора, то есть Никона. В то же время в Новгороде, где не было такой, как в Киеве, печерской цензуры, более поздняя традиция XII века говорила о низвержении только одного Перуна и приводила иную историю о судьбе идола (ПСРЛ. Т.III, с.160). В Киеве помнили, что Владимiр построил церковь св.Василия, своего покровителя, на холме, «иде же стояше кумир Перун». К этим словам приписано: «и прочии» (ПВЛ, с.53), что опять же трудно не признать позднейшей схематичной политеистической вставкой редактора, который не нашёл упоминания о других идолах в исходном тексте (Ловмянский, 2003, с.92-95).

Таким образом, приведённый источниковедческий анализ позвояет нам, как и польскому историку Г.Ловмянскому, из книги которого взяты эти сведения, сделать вывод о том, что киевский пантеон князя Владимiра, якобы состоявший из шести божеств и приведённый в «Повести временных лет», является поздней вставкой христианского редактора. В действительности Владимiр поставил только один кумир Перуна, по-видимому, намереваясь противопоставить славянский монотеизм христианской, магометанской и иудейской монотеистическим системам. Археологические памятники, принимаемые за подтверждение шестибожия пантеона Владимiра, не выдерживают археологической критики. То, что обычно принято считать антропоморфными изваяниями славянских Богов, на самом деле в большинстве случаев представляет собой, вероятнее всего, изображения умерших предков – щуров и пращуров. Скорее всего, почти все основные так называемых «языческие святилища», приписываемые восточным славянам (два киевских, одно новгородское и одно псковское), – не сакральные памятники, а остатки мест поминовения родителей.

Д 1. Какой нам прок, если помним доблестные наши старые времена, но идём куда невесть. А так вот смотрим вспять и говорим, что вот, стыдимся [т.е. сейчас, по сравнению с прошлым] Нави, Прави, Яви [17] знать и всё вокруг ведать и понимать [т.е., ограничивая своё познание непосредственным окружением и материальными заботами].

Вот, Даждьбог сотворил нам то и это – всё, что существует. Свет звёзд сияет нам, и в бездне той Даждьбог подвесил Землю нашу, чтобы она удерживаема так была. Вот души Пращуров,[18] и светят они нам звёздами из Ира [19]…

Идея звёздного происхождения человека и, соответственно, возвращения на небо после смерти была свойственна многим индоевропейским народам. Свидетельства этого находятся в древнеиндийском эпосе; примером может служить превращение в звезду отсечённой головы Праджапати. Согласно орфическим представлениям древних греков, умерший именовался Астерием – Звёздным. Однако и классической мифологии греков был хорошо знаком этот мотив: после смерти братья Кастор и Полидевк превратились в созвездие Близнецов, на небо были перенесены и навечно запечатлелись там в качестве одноимённых созвездий Орион, Персей, Андромеда, Геракл и ряд других. Если в греческой мифологии созвездиями становились герои седой старины, то в древнем Риме аналогичные представления применялись и к реальным правителям. Так, рассказывая о смерти Юлия Цезаря, Светоний отмечает: «Он погиб на пятьдесят шестом году жизни и был сопричтён к богам, не только словами указов, но и убеждением толпы. Во всяком случае, когда во время игр, которые впервые в честь его обожествления давал его наследник Август, хвостатая звезда сияла в небе семь ночей подряд, появляясь около одиннадцатого часа, то все поверили, что это душа Цезаря, вознесённого на небо. Вот почему изображается он со звездой на голове» (Светоний Г.Т. Жизнь двенадцати цезарей. М., 1991, с.50).

Из этих примеров с очевидностью следует, что индоевропейцы ещё во времена их единства имели чётко сформулированные представления о звёздном происхождении души и верили в её возвращение на небесную прародину после смерти на земле бренного человеческого тела.

На Руси поклонение звёздам наших далёких предков фиксируют средневековые христианские поучения против «язычества». Так, в слове Ефрема Сирина о втором пришествии пастве указывается: «отрицаемъся… верования в солнце и в луну и в звёзды и в источники…» (Гальковский Н.М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. Т.1. Харьков, 1916, с.47). В исповедальных вопросах священники допытывались у своих духовных детей: «Или кланялись чему от твари: солнцу, или звёздам, или месяцу, или зари?»; «Или кланялись солнцу и месяцу, и звёздам или зари?»; «Не называл ли тварь божию за святыни: солнце, месяц, звёзды?» (Там же, с.48). Почитавших небесные светила людей христианская церковь предавала проклятию, совершенно справедливо видя в этом следы «языческих» верований: «и ещё проклинаю покланяющихся слнцю и луни и звёздам всем» (Словарь древнерусского языка XI-XIV вв. Т.3. М., 2002, с.361). Этот же источник сообщает нам интересный факт, что наши предки давали звёздам человеческие имена: «проклинаю полагающих звёздам члвчская имена» (Там же). Факт наречения звёзд человеческими именами имеет явно ведийские корни и вытекает из представлений о связи звёзд с человеческими душами.

Христианские поучения против «язычества» фиксируют для эпохи русского средневековья и представления о небесном, или божественном происхождении детей: «Род, седя на воздусе, мечеть на землю груды, и в том рождаются дети» (Гальковский Н.М. Указ. соч. Т.2. // Записки императорского Московского археологического института. Т.XVIII. М., 1913, с.97). В данном фрагменте для нас важно то, что ещё несколько веков после принятия христианства люди, вопреки догматам новой религии, считали, что дети рождаются из падающих с неба неких «груд», от которых даже произошло название месяца ноября – «грудень», – сохранившееся в ряде славянских языков. О том, что такое название этот месяц носил и на Руси, красноречиво свидетельствует «Повесть временных лет» в рассказе о перевозке пленённого и ослеплённого князя Василька: «поидоша с ним вскоре на колех а по грудну пути, бе бо тогда месяць груденъ, рекше ноябрь» (ПСРЛ. Т.1. М., 2001, с.261). Комментируя это место, И.П.Калинский в книге «Церковно-народный месяцеслов на Руси» (М., 1997, с.52) отмечает: «В старину месяц этот назывался собственно грудным или груднем, от груд замёрзшей земли со снегом, так как вообще на древнерусском языке зимняя замёрзшая дорога называлась грудным путём». Поскольку «груды» замёрзшей почвы образовывались в результате взаимодействия небесной влаги и Матери-Земли, народное мифологическое сознание увидело параллелизм между ней и детьми и даже воспользовалось первым термином для характеристики процесса деторождения (Серяков, 2004, с.126-127).

Память о своём небесном происхождении в отдельных регионах славянства существовала вплоть до ХХ века. Универсальные в европейской мифологии поверья о звёздах как душах людей представлены у славян в разных вариантах. По одной версии звезда загорается на небе в момент рождения ребёнка и светит, пока человек живёт, а затем падает или гаснет; по другой, наоборот, как это отображено в приведённом фрагменте Влескниги, звёзды – это души умерших людей, переселившиеся на тот свет, что может быть объяснено исходя из мифа о происхождении славян или непосредственно от Бога Неба Сварога, или от Его Сына, Бога Солнца Дажьбога.

Д 1 (продолжение). […] Невидимо [20] же Правь устроена Даждьбогом. А вслед за ней – как эта вот война – Явь движется, и та [т.е. Правь] творит жизнь нашу. Когда та [т.е. Правь] отойдёт – то смерть. [21] Явь движима и творима Правью [т.е. Правь и движит Явь, и творит её]. Навь же – после неё [т.е. Яви]. Навь – до неё, и после – Навь. А в Прави ж существует Явь.

Получили мы поучения о древнем – и душами ввергнемся в него. [22] Вот, оно ведь наше, потому как, смотри – другое уж идёт. Вот, всё, что вокруг нас, силу творит Богам. Вот, зрим в себе мы это, оно дано ведь нам как дар Богов, и на потребу Им [т.е. так требуется Им]. […]

Вот души наших Пращуров из Ирия глядят на нас. И Жаля плачет там о воинах и говорит, что пренебрегаем мы Правью – Навью – Явью… Пренебрегаем ведь мы этим и истинным гнушаемся… Быть внуками Даждьбожими мы недостойны [т.е. недостойны в таком случае]… Да молим мы Богов, чтоб чистыми у нас и души были, и тела, и чтобы получить нам жизнь со Праотцами во Богах [т.е. в мiре Богов], в Правду слившись во единую! Даждьбожи внуки будем так. [23]

Зри, русский ум, насколь велик Ум Божеский! Един Он с нами, и ради того [т.е. ради единения своего с Божеским Умом] действуйте, и с Богами обрящетесь вы воедино … […]

Из текстов Влескниги мы видим, что наши предки принимали три основные субстанции мiра: Явь, Навь и Правь. Явь – это мiр, явленный, рождённый Даждьбогом-Родом, порождающим аспектом Сварога, мiр видимый, материальный. Навь – мiр нематериальный, потусторонний. Всевышний Бог родил, рождает и будет порождать Вселенную, отделяя Бытие от Небытия, Явь от Нави, Правду от Кривды и тем определяя Путь Прави (Д 8/2). Правь – это законы Сварога, управляющие всем мiром, т.е. в первую очередь Явью, законы бытия мiра и законы развития, то есть законы взаимодействия, взаимопроникновения, коловращения, смены Яви и Нави. Русичи славили Правь, поэтому назывались православными.

Путь Прави – это Путь к Богу, путь в согласии со своим предназначением на Земле. Если отдельная личность и общество в целом идёт по Пути Прави, живёт по Правде, значит – выполняется Высший Закон нашего мiра, выполняется воля Всевышнего. Следовать Пути Прави – значит исполнять обязанности перед Богом, обществом и собою. Это значит расти духовно. Это значит заботиться о своей бессмертной душе. Наши предки знали, что душа человека бессмертна, смертно лишь тело. Есть «жизнь земная, а ведь есть и жизнь вечная. И о том нам надобно заботиться больше, потому как земное против неё – ничто. Мы на земле как искры, и исчезнем ведь во тьме, как бы нас никогда и не было» (Д7э).

Земное преходяще, потому жизнь человека на Земле подобна искре, которая неизбежно угаснет. Но жизнь исполнена великого смысла, если следовать Пути Прави, если радеть о вечном. У каждого человека на Земле своё предназначение. И потому каждый должен исполнять свои обязанности перед близкими и перед обществом. Уход от них – тяжкий грех, обесценивающий все усилия, направленные на достижение духовного совершенства, ибо этот человек не только отягчает близких и общество, но и свою душу. Дальнейший его путь становится более тяжёлым – так он неизбежно отходит от Прави и перестаёт быть православным. Поэтому во Влескниге говорится: «Да молим мы Богов, чтобы чистыми у нас и души были, и тела, и чтобы получить нам жизнь со Праотцами во Богах, в Правду слившись во единую!» (Д1).

Как отмечает М.Л.Серяков, Правда в мiровосприятии наших предков имела весьма важное значение. В старославянских рукописях зафиксировано использование сорока трёх слов с корнем прав, которые Р.М.Цейтлин подразделил на пять групп в соответствии с их значениями:

1) прямой, ровный; выпрямить, разровнять;

2) направить по прямому, правильному пути; проводник, руководитель;

3) правильный, правдивый, справедливый; то, что правильно, правда, справедливость;

4) правильное установление, правильный, справедливый порядок, закон, правило;

5) православный, отвечающий православию, исполняющий предписания православия.

Касаясь основного и наиболее часто встречающегося значения этого корня, исследователь отмечает: «Так, существительное ПРАВЬДА употребляется в одиннадцати старославянских рукописях около двухсот раз в значении “справедливость”… Значение “правильный, справедливый” скорее всего развилось из значения “не отклоняющийся от прямого (пути), прямой”…» (Цейтлин Р.М. О значении старославянских слов с корнем –прав- // Этимология 1978. М., 1980, с.62, 64). Земная Правда воспринималась славянами как неразрывно связанная с небесной, Божественной Правдой, как её непосредственное продолжение или проекция на человеческом уровне. Подготовленный при непосредственном участии самого Мефодия «Закон Судный людем», ставший одним из древнейших письменных памятников славянского права эпохи начавшейся христианизации, провозглашает: «Прежде всякая правды достоино есть о Божии Правде глаголати» (Закон Судный людем краткой редакции. М., 1961, с.35). В договоре с Ригой 1284 г. читаем: «Аже иметь жялобитися вас кто на Рижяны или Гелмино или кто иныи, и вышлите к нам, а мы правду дамы по Божьи Правде» (Словарь русского языка XI-XVII вв. Вып.18. М., 1992, с.97). Хотя оба эти памятника и были составлены уже в христианскую эпоху, тем не менее представления об универсальном вселенском законе, частным случаем которого был человеческий закон, восходят к глубочайшей индоевропейской древности и были обусловлены ведийским мiровоззрением, а не новой религией. Согласно широко распространённому у славянских народов убеждению, мiр действительно стоит на Правде. В данном контексте для нас чрезвычайно интересно сообщение об одном из западно-славянских святилищ, сделанное Гельмольдом, который собственноручно его и разрушил (христианский священник с епископом по-воровски подожгли святыню, когда в ней никого не было: славяне даже не охраняли её, не ожидая ни от кого в мирное время такого кощунства): «И случилось, что по дороге пришли мы в рощу, единственную в этом краю, которая целиком расположена на равнине. Здесь среди очень старых деревьев мы увидали священные дубы, посвящённые Богу этой земли, Прове. Их окружал дворик, обнесённый деревянной, искусно сделанной оградой, имевшей двое ворот. Все города изобиловали пенатами и идолами, но это место было святыней всей земли. Здесь был и жрец, и свои празднества, и разные обряды жертвоприношений. Сюда каждый второй день недели имел обыкновение собираться народ с князем или жрецом на суд. Вход во дворик разрешался только жрецу и желающим принести жертву или тем, кому угрожала смертельная опасность, ибо таким здесь никогда не отказывали в приюте» (Гельмольд. Славянская хроника. М., 1963, с.185-186). В другом месте немецкий хронист отмечал такую особенность Прове, Бога старградской земли, как отсутствие у него идола: «Одни прикрывают невообразимые изваяния своих идолов храмами, как, например, идол в Плуне, имя которому Подага; у других божества населяют леса и рощи, как Прове, Бог альденбургской земли, – они не имеют никаких идолов» (Там же, с.186).

То, что католический писатель неправильно передал имя этого славянского Бога, заподозрили ещё в XIX в. Вероятно, имя Бога было Правь, Право, что-то вроде литовского Prowe (т.е. право и Божество Права). В пользу связи Прове с Правом и Правдой говорит регулярное осуществление суда в его святилище, а также то, что посвящённая ему роща, единственная в этой земле, располагалась на равнине; это непосредственно перекликается с первой группой значения корня прав в смысле «прямой, ровный». Отсутствие изображений Прове при том, что посвящённое ему место считалось самым священным во всей старградской земле, также красноречиво говорит о достаточно абстрактном характере этого Божества, что как нельзя лучше соотносится с понятием Правды.

Относительно персонификации Кривды, противника Правды, у западных славян мы не имеем указаний в источниках. В целом же для мифологии полабских славян был свойственен весьма ярко выраженный дуализм. Исследователи достаточно надёжно реконструируют существование у них Белбога и Чернобога, а Саксон Грамматик так описывает почитание белого коня Бога Богов в Арконе: «На нём, по верованию ран, Святовит выезжал на войну… Перед самым началом похода жрец, произнося торжественную молитву, выводил коня за узду из сеней храма и вёл на скрещённые копья: если конь, перешагивая каждое поперечное копьё, поднимал сначала правую ногу, а потом левую, то видели в этом счастливое знамение и были уверены в успехе войны; если же он хоть один раз выступал левой ногою, то отменялось задуманное предприятие. Также морское плавание не иначе почиталось надёжным, как если три раза сряду шаги коня предсказывали успех» (Гильфердинг А. Собрание сочинений. Т.4. СПб., 1874, с.162). Соответственно с этим исследователи констатируют наличие общей картины мiра у древних славян, определяемой двоичными оппозициями типа прав – неправ, прав – лев, прав – крив, правьда – кривьда. Все вторые члены этих оппозиций (неправ, лев, крив и т.п.) синонимичны друг другу. Все они обозначают уклонение от порядка, нормы, закона, имеющих универсальное применение, тогда как прав имеет отношение к сфере упорядоченного, законосообразного, определяющего функционирование и самого мiра (природный аспект), и отношение в обществе (социально-правовой аспект). Специфика славянской традиции по сравнению с другими близкородственными как раз и заключается в изначальной нерасчленённости понятий права, справедливости и закона. Право, правда, справедливость, как и воплощающий их закон, имеют божественное происхождение, исходят от Бога, отсюда такие понятия как Божья Правда, Божий Суд (Иванов В.В., Топоров В.Н. О языке древнего славянского права // Славянское языкознание. VIII Международный съезд славистов. Доклады советской делегации. М., 1978, с.234-235).

Откуда же в мiре берётся зло, особенно если этот мiр весь создан из светоносного тела Первобога? Что касается внешнего зла, приходившего на Русь в обличии иноплеменников, то с ним всё обстояло достаточно просто: оно мыслилось в виде противостоящей свету тьмы, и «Слово о полку Игореве» так описывает поражение русских войск от кочевников: «На реке на Каяле тьма свет покрыла – по Русской Земле простёрлись половцы…» (Повести Древней Руси. Л., 1983, с.403).