Рёрихи же лжесвидетельствуют именно в вопросе о своем вероисповедании. И уже хотя бы по тому они находятся вне православной традиции. 14 страница

Если бы теософы четко отделяли себя от христианства – у нас был бы нормальный диалог, а не жесткая дискуссия. Но ведь позиция теософов по отношению к христианству непрестанно меняется: то нам говорят, что теософия и христианство – одно и то же, то заявляют, что они совершенно разные духовные феномены. Вспомним историю.

24 ноября 1909 года состоялось заседание Религиозно-философского общества, посвященное теософии. Стенограмма заседания Религиозно-философского общества была опубликована в “Вестнике теософии” (1910, № 11). М. Лодыженский тогда заявил: "Возможно быть истинным христианином и истинным теософом" (Вестник теософии. с. 101). Позднее он сам убедился, что это невозможно, и из Теософского Общества вернулся в православие.

Но послушайте, что в ответ теософы услышали от философов. Вячеслав Иванов: "Желание непременно и во что бы то ни стало все соединить несомненно сопряжено, как и всякий синкретизм, с большой опасностью. Мы можем не оставить неискаженным ни одного из этих учений, если мы так неметодично, так просто субъективно будем смешивать одно учение с другим (с. 81). Теософы говорят, что необходимо уничтожить искусственные рамки... Но христианство не согласится признать свою ограду искусственным ограждением. Если церковь ограждает себя от вторжения посторонних тел, то это суть темные тела; она не хочет, чтобы они мешали: тогда истинное тело пропадет. Это не дух фанатизма, это радость за обретенную жемчужину; так именно как радость обретенной жемчужины, должно быть и христианство для христиан, и не должно говорить о так радующемся, что он фанатичен... (83). Существование мистерий подчеркивается членами Теософического общества как некая высшая санкция их духовного делания. На этом зиждется и иерархическое подчинение Учителям - и уже эти черты, мне кажется, достаточны для того, чтобы характеризовать Теософическое общество как церковь. Все предикаты, которыми мы определяем церковь, находятся и в Теософическом обществе. Я или христианин или член Теософического общества как общины духовной. Я - христианин, и потому я не член теософической общины, поэтому быть мне там не должно и не по душе при всем братском отношении... Почему Теософическое общество не сделается просто индийской церковью? К этому я провоцирую, и тогда мы разделимся (с. 101)”.

Кстати, обратите внимание: именно ясная раздельность поможет избежать конфликта. Так, где границы между странами ясны, не бывает пограничных недоразумений. Так и с религиями: конфликты нередко начинаются с попыток объединения (вспомним историю униатства на Украине). Вот и Вяч. Иванов призывает теософов: отделитесь от христиан, перестаньте выдавать себя за христиан – и тогда у нас будут более спокойные отношения.

Д. С. Мережковский: “Теософы беспощадно любезны и всех принимают в свои объятия, и я подвергаюсь участи попасть в их объятия, но я не желаю подвергаться этому, и, может быть, если я начну действовать, то смогу возбудить с их стороны некоторое деятельное отталкивание (86)... Нет ничего опаснее для христианства, чем буддийские переживания, отрицающие "Я" (89) Мне представляется теософия явлением совершенно враждебным христианству (90). Вячеслав Иванович спрашивает так это или не так. Думаю, что предлагать этот вопрос теософам бесполезно: они будут всегда отвечать, что не так, что они на самом деле с христианством согласны, и тут начинается безнадежность (90)… Когда я читаю теософские книги, меня всегда это поражает: люди говорят вдохновенно, я вижу, что они горят, но когда я начинаю думать об этом, то я вижу, что это общие места. И теософия - это вдохновение общих мест. И думается: люди так оголодали, что бросаются на кору (102). Теософы, может, и добрые христиане, но тайны, куда их ведут, они не знают (103)”.

Как видим, не только у меня возникает желание посторониться от теософии – и причем именно потому, что сама она слишком по хозяйски располагается в моем храме и норовит свой смысл навязать моим святыням.

Во-вторых, мое возмущение - это возмущение человека, который просто не любит лжи. Я пришел в Церковь тогда, когда на нее клеветала государственная пропаганда. И потому с первых шагов своей церковной жизни я, слыша наветы в адрес Библии, учения Христа и истории Церкви, сравнивал их с реальными текстами и фактами, и, если обнаруживалась неправда, предупреждал своих знакомых: “осторожно, здесь ложь!”. Примеры такой вполне сознательной лжи у Елены Блаватской и Николая Рериха приведены в моей книге. И, кстати, в тех статьях, что были опубликованы в “Мире огненном” по поводу моей книги, эти примеры лжи не были опровергнуты.

В-третьих, это еще и возмущение человека, воспитанного в традиции научной мысли. Я привык, что ко мне в годы моей учебы обращали призыв: "Обоснуйте, коллега!". С тем же требованием и я подхожу к популярным ныне мифам - в том числе и теософским. Я скучным голосом спрашиваю: каким путем Вы получили этот вывод? С каким материалом Вы работали? Какой использовали метод? Учли ли Вы возможность иных интерпретаций Вашего исходного материала, и если да - почему эти иные варианты Вы сочли недостаточными или неверными? Учли ли Вы все остальные свидетельства на эту тему? Если нет - то на каком основании Вы сузили круг привлекаемых вами источников?

Рериховцы утверждают, что “все духовные знания изложены в Учении Рерихов языком науки, а не религии” (Самохина, с. 138). Вот я и прошу поговорить со мной языком науки. И именно на этом языке, на нормальном языке гуманитарной науки, истории, пояснить мне для примера: откуда теософы взяли, будто христиане до Пятого Вселенского Собора признавали доктрину переселения душ? Со своей стороны я могу привести выписки из десятков древнейших христианских писателей (включая Оригена), которые резко отвергают идею душепереселения (что я и сделал в соответствующей главе "Сатанизма для интеллигенции", а более подробно - в книге "Раннее христианство и переселение душ" (М., 2-е изд., 1998)). А какие же ваши аргументы? Вы уверены, что если с ними вы придете на Ученый Совет МГУ, то они будут приняты? Они, может и соответствуют стандартам "эзотеризма" (где источником информации оказываются голоса и видения), но они не соответствуют критериям научного гуманитарного знания.

Мне горько видеть, как разрушается традиция научной мысли, как самые дикие суеверия начинают приниматься даже представителями интеллигенции... И вновь скажу: эта моя боль не только боль христианина, но и боль человека, принадлежащего к научному сообществу.

Я сам знаю слабые места в своей книге. Все-таки после ее выхода прошло уже два года, и все это время я продолжал работать по темам, затронутым ею, а потому о некоторых сюжетах я мог бы сейчас сказать и иначе, и с более сильными аргументами, чем прежде. Я знаю свои слабые места – и тем более был удивлен, что именно их-то мои критики абсолютно не заметили.

Удивило меня и то, что мои оппоненты не разбирали мою критику теософии, а просто приводили другие места из теософских книг, которые содержали более светлые высказывания, нежели те, что процитированы мною. Я привожу одни суждения теософов – а в ответ мне цитируют нечто имеющее весьма малое отношение к дискутируемым темам и говорят: “Разве противоречат эти утверждения человеческой логике и здравому смыслу так, чтобы их можно было считать сектантскими или антихристианскими?” (с. 129).

Эти – нет, не противоречат. Зато другие противоречат – и именно из-за них-то мне и пришлось писать свою книгу. Ведь даже людоеды порой говорят нечто, что не противоречит “человеческой логике и здравому смыслу”. И если однажды меня привлекут к суду (например, по статье за оскорбление религиозных чувств граждан), разве уместны будут мои ссылки на то, что, зато я, мол, не брал взяток? Отвечать надо на тот вопрос, который задан, а не вести дискуссию по принципу “я ему про Фому, а он мне про Ерему”.

В Интернете мне встретилась остроумная пародия на такого рода миссионерскую тактику сект: “Утром в мою дверь постучала парочка. Первым заговорил мужчина: - Привет! Я Джон, а она - Мэри. Мы приглашаем тебя с нами полизать пятки Хэнку! Я: Простите? О чем вы? Кто такой Хэнк и с чего мне лизаь его пятки? Джон: Если ты это сделаешь, Хэнк даст вам миллион долларов, а если нет - он выбьет из тебя все дерьмо! Я: Но это бессмыслица! Мэри: Кто ты такой, чтобы сомневаться во власти Хэнка? Ты что, не хочешь миллион долларов? Неужели это не стоит того, чтобы полизать пятки? Я: Может и стоит, но... Джон: Тогда идем с нами лизать пятки. Я: Может можно увидеться с Хэнком, обсудить детали... Мэри: Никто не может видеть Хэнка, никто не может с ним говорить! Я: Как же тогда лизать ему пятки? Джон: Иногда мы просто посылаем воздушный поцелуй и думаем про его пятки, иногда подлизываем пятки Анни, а она передает Хэнку. Я: Какой Анни? Кто такая Анни? Мэри: Это наша наставница. Именно она научила нас лизать пятки Хэнку. Я: И вы ей поверили на слово, что Хэнк наградит вас, если вы будете лизать ему пятки? Джон: Нет! Анни получила письмо от Хэнка много лет назад, где все объясняется. Вот копия письма, посмотри сам. Джон протянул мне фотокопию: “Лижите пятки Хэнку, и он даст вам миллион долларов. Мы никого не осуждаем. Выбивайте все дерьмо из тех, кто вас не любит. Питайтесь правильно. Сам Хэнк продиктовал это письмо. Луна сделана из голландского сыра. Все, что говорит Хэнк, правильно. Мойте руки после туалета. Все религии - дерьмо. Не ешьте острые приправы. Лижите пятки Хэнку или он выбьет из вас все дерьмо”. Я: У меня подозрение, что если проверить, окажется, что это почерк Анни. Джон: Конечно. Хэнк ей продиктовал. Я: Вы ж говорили, что никто не видел Хэнка! Мэри: Много лет назад он говорил с некоторыми людьми. Я: А вдруг ваша Анни все это написала сама? Джон: Так ведь пункт 5 говорит: сам Хэнк продиктовал это письмо. Кроме того, пункт 2 гласит: не злоупотребляйте алкоголем, пункт 4: Питайтесь правильно, а пункт 8: мойте руки после туалета. Все знают, что это правильно, значит и остальное верно! Я: Но пункт 9 говорит: не осуждайте, что не согласуется с пунктом 2. А в пункте 6 - вообще бред про луну из сыра! Джон: Пункт 2 просто поясняет пункт 9. А по поводу 6-го, ты ведь никогда не был на луне, откуда ты знаешь? Я: Ученые доказали, что луна из камня! Мэри: Но камень может запросто оказаться затвердевшим сыром. Я: Незнание происхождения камня совсем не говорит о том, что это сыр. Джон: Ученые могут ошибаться, но мы ведь знаем, что Хэнк всегда прав! Я: Мы знаем? Мэри: Конечно, из 5-го пункта. Я: Ты говоришь, что Хэнк всегда прав, потому что так написано в письме. Письмо правильно, потому что его продиктовал Хэнк. Хэнк продиктовал письмо, потому что это написано в письме. Замкнутый круг - Хэнк прав потому, что он говорит, что он прав. Джон: Наконец-то ты понял! Как приятно, когда кто-то начинает открывать душу и мыслить по-Хэнковски”[624].

Вот и с рериховцами дискуссии идут по той же колее: доктрины Рерихов верны, ибо Рерихам их продиктовал махатма Хэнк, ой, нет - Кут Хуми. Об этом сказали сами Рерихи, а люди, которые общаются с махатами, ошибаться не могут – так говорят те люди, которые общаются с махатмами… Рерихи сказали, что культуру надо защищать. Это ведь бесспорно? Ну, значит, столь же бесспорно и все остальное, о чем духи рассказали Рерихам – в частности, и их слова о Луне: “Луна воскреснет и уявит новые целительные лучи растительному миру. Растительная жизнь на воскрешенной Луне будет настолько яркой, настолько пышной, что в телескоп наша Луна уявится не как шар “сыра”, но шар мшистый. Итак, Новая Эра ознаменуется знаком ярым, именно знаком Матери Мира”[625].

Я же предлагаю отложить в сторону “ярую веру” в махатмову непогрешимость и проверить их откровения на предмет а) внутренней логичности; б) соответствия реальным источникам по истории человечества; в) соответствия христианской вере (последнее – не потому, что все должны принять христианство как безусловную истину, а лишь потому, что сами рериховцы уверяют в том, что они христиане, причем вполне ортодоксальные (православные)).

Анализа моих аргументов не было. Что мои выводы рериховцы не примут – я и так знал. Но вновь повторю: в научной работе и дискуссии принято проследить всю цепочку аргументов оппонента и опровергать не только конечный вывод, но и те доводы, с помощью которых оспариваемый вывод получился. Именно на такого рода критику я и надеюсь.

Я понимал, что теософы возмутятся, увидев, что я написал о “бессовестности Блаватской” (т.1. с.349). Но ведь мало просто привести это одно словечко для того, чтобы настроить читателя “Мира огненного” против меня, как это сделал Чечехина (Чечехина, с. 134). Почему бы не сообщить им, какие именно поступки Блаватской понудили меня сделать такой печальный вывод? Почему бы не объяснить, в чем тут дело. Желает Чечехина оправдать Блаватскую – пусть попробует. Но для этого нужно: а) привести тот текст ап. Павла, в понимании которого я разошелся с Блаватской; б) привести мои пояснения к этому тексту и, наконец, в) привести понимание этого текста Блаватской. И тогда уж предложить свои доводы, поясняющие, что Блаватская имела полное нравственное право из слов ап. Павла, утверждающих, что мы должны молиться только Христу, потому что только Он является Подлинным и Единым Богом, вывести, будто ап. Павел проповедовал многобожие. Это было бы нормальным научным диалогом.

Но какой же диалог, если даже уже высказанных доводов не слышат и даже более того – делают вид, будто их и не было. Например, многие страницы моей книги посвящены объяснению того, почему именно та “иерархия духов”, о которой говорят теософы, мною воспринимается как иерархия духов не светлых, но темных. Прямо об этом – главы “Игры с Люцифером” и “Язычество и религия космоса” в первом томе. Но откуда же тогда риторический вопрос Чечехиной: “Почему же с легкостью необыкновенной православный священник не преминул очернить иерархию светлых Духов, в которых верят рериховцы?” (Чечехина, с. 130). Написать “значительный по объему труд” (Чечехина, с. 127), в котором каждый шаг строится на множестве источников – это значит “с легкостью необыкновенной”?

Целая книга у меня посвящена разъяснению христианского представления о Боге как о Личности (“Христианская философия и пантеизм”, М., 1997). Сорок страниц занимает это разъяснение и в “Сатанизме для интеллигенции”. Но для Н. Самохиной, как ни в чем ни бывало, христианский Бог – это “добрый дяденька, сидящий на небесах, который за купленную в храме свечку и пожертвованные деньги простит человеку убийство” (Самохина, с. 138). Хорошо, не читала она ни моей книги (хотя и ругает ее), ни книг других православных богословов. Но сможет ли она привести хоть один православный текст, уверяющий, что за пожертвованные деньги или за купленную свечку прощается грех убийства? Я, профессор богословия, не знаю таких текстов и таких проповедей в истории моей Церкви. Научите же меня, г-жа Самохина – где их найти! Ах, да – у Елены Рерих: “Истинно сказано: "Велика подкупность Христа, прикрывающего за свечку любое предательство”[626].

Но у меня-то (как и любого церковного проповедника) нигде нет подобных мыслей – а есть прямое их отвержение! Сравним. “Простолюдины, — замечает Ориген, — иногда действительно думают, что Бог слышит тех, которые громче всего просят о помощи. Будучи не в состоянии устоять перед их воплями, Бог посылает им свою благодать. “Напротив, по нашему учению, люди, которые сурово осуждают себя за свои грехи, считают себя как бы потерянными из-за грехов, а потому плачут и стонут и представляют достаточные доказательства действительного и настоящего обращения — таких людей Бог принимает ввиду их покаянного сокрушения о том, что они до своего обращения проводили порочную жизнь” (Против Цельса. III,71). Итак, не внешняя молитва, не настойчивость словесных просьб врачуют человеческую душу, а покаянное изменение глубины своего сердца. Так ведь церковные предания из века в век распространяют свидетельства о том, чем кончается неискренняя исповедь. Когда священник говорит “прощаю и разрешаю”, открывается присутствие Христа, изрекающего: “А Я не разрешаю”...” (Сатанизм для интеллигенции, т.2. с. 56).

Но это нисколько не мешает Н. Самохиной выставлять меня каким-то корыстным идиотом: “В средние века и церковь, и прихожане были практичнее: греши на здоровье, грабь, убивай, твои грехи тебе уже прощены, отмолены кем-то за деньги, и теперь трактовка кармического воздаяния не устраивает диаконов кураевых” (Самохина, с. 138).

Объясните же мне, мой долгожданный оппонент, каким образом Вы пришли к выводу о том, что диакон Кураев предлагает за деньги отпускать любые грехи при условии покупки свечки. Из любой моей книги, статьи, интервью приведите пример, который позволил Вам приписать мне именно такую мысль![627]

Заодно объясните, на основании каких источников Вы утверждаете, что “Достоевского тоже не жаловали особой симпатией духовные пастыри” (Самохина, с. 137). Может, Вы сможете также объяснить мне - что это за “преследование Коперника”, в котором обвиняет церковь Л. Шапошникова в том же номере “Огненного мира”?[628] В известных мне биографиях польского церковнослужителя (каноника) Николая Коперника ничего подобного нет. Книга Коперника издана в 1543 г., а осуждена спустя полвека после своего выхода в свет и кончины автора - в 1616 г. Так что никаким преследованиям Коперник не мог подвергаться…

Теперь позвольте сказать несколько слов о себе. Я действительно учился на кафедре научного атеизма в МГУ. Но то, что сегодня я служу в Православной Церкви, не стоит размашисто объявлять “конъюнктурной изменчивостью” (Чечехина, с. 127).

Путь к вере был пройден мною в 1981-82 годах. Ни одного верующего человека не было рядом со мной. Даже бабушка не напоминала нам о Боге. Марксизм не был тогда моден в университетской среде. Если что и было модным из мира религии – так это дзен-буддизм, йога, да порой уже звучало упоминание о “Живой Этике”. Вопреки семейной традиции, воспитанию и образованию я шел к Богу. Точнее – Он вел меня к Себе, выдирая из привычного контекста мыслей и дел. Об этом я и рассказывал в “Третьем глазе” – что, по моему собственному ощущению и воспоминанию, не столько я пришел к Богу, сколько Он привел меня к Себе. Привел - несмотря на то, что всем привычным своим строем жизни я отбивался от Него “руками, ногами и когтями”. Тяжело и больно мне дался тот переход. И потому передергивает Н. Самохина, когда заявляет, что о своих нынешних отношениях с Богом я сказал тем выражением: “Кураев заявил в прямом эфире, что лично он “отбивается от Господа руками, ногами и когтями”! Спрашивается, стоило ли в таком случае Кураеву обвинять кого-либо в сатанизме?” (Самохина, с. 139). Кроме того, нужно иметь совсем уж атрофированное чувства юмора (равно как и реализма), чтобы отнестись к этой самоиронии с большей серьзностью, чем она заслуживает. Напомню лишь, что ту передачу смотрели и священники. И, знаете ли, никому и в голову не пришло объявить меня сатанистом и потребовать лишения сана.

Крещение я принял 29 ноября 1982 года. Только что к власти пришел Андропов. Люди со страхом смотрели на воцарение лидера КГБ. Сделать тогда шаг в Церковь – это никак не было “конъюнктурной изменчивостью”. В аспирантуру Института Философии я пошел в 1984 г., отклонив приглашение преподавать на философском факультете МГУ – чтобы не пришлось на лекциях отдавать неизбежную дань “марксизму-ленинизму”. И, кстати, просто недостойной выдумкой являются слова Л. Шапошниковой о том, что “дьякон Кураев с такой же страстью проводил идеи марксизма-ленинизма, занимаясь на кафедре марксистско-ленинской философии, где был очень большим ортодоксом”[629].

Аспирантуру я оставил через год (осенью 1985 года) – оставил ради того, чтобы стать вахтером в Семинарии (как говорили тогда в церковной среде: “хоть колом торчать в церковной ограде – но лишь бы при церкви”). Летом 1986-го я стал семинаристом. Напомню, что 85-86 годы – это были годы всплеска атеистической пропаганды. Она по своему готовилась к 1000-летию Крещения Руси, а заодно устами Крывелева обличала “кокетничанья с боженькой” тех писателей, которые дерзали сказать хоть что-то не ругательное о православии…[630]

То, что человек радикально меняет свои взгляды – не позорно. “Где в самом деле, человек, не менявший своих взглядов?” (Марк Аврелий. Размышления. 5,10). Признаком вялости ума и сердца является обратное: если, несмотря ни на что, человек продолжает зубрить школьные прописи.

Между прочим, и Николай Рёрих порой весьма радикально менял некоторые свои взгляды. Например - отношение к большевизму. 15 октября 1917 года Рёрих пишет статью «Пламя», в которой есть такие строки о большевиках: «Дикари, они воюют с женщинами и с детьми! Большевики русские могут гордиться одним, что ими нанесен смертельный удар социализму… Тот, кто впишет в исторические исследования геройские страницы русского большевизма, тот скажет отвратительнейшую ложь. Мы поражены бессмысленностью и дикостью происходящего. Позорное самоуничтожение! Настоящий бунт рабов против знания. Большевики будут громить дворцы, будут разрушать храмы, будут вредить Финляндии. Они всюду несут зерно черного начала. Во имя единства, во имя свободы пусть торопится народ убрать большевиков и тех предателей, которые с ними. Которые получили свои 30 сребренников. Братья, помните, что наша Россия более всего страдает распущенностью мысли…. Материализм есть собачья психология. В России не укреплено чувство собственности»[631]. Потом в письме советским вождям он будет приветствовать материализм и упражнение религии, и отмену собственности. Потом он будет призывать «Появление Ленина примите, как знак чуткости Космоса» (Община 2,3,2). «Учитель Ленин знал ценность новых путей. Каждое слово его проповеди, каждый поступок его нес на себе печать незабываемой новизны» (Община. Предисловие). «Монолитность мышления бесстрашия создала Ленину ореол слева и справа. Даже в болезни не покинуло его твердое мышление. Его сознание, как в пещеру, сосредоточилось, и вместо недовольства и жалоб он удивительно использовал последнее время. И много молчаливой эманации воли посылал он на укрепление дела. Его последние часы были хороши. Даже последний вздох он послал народу» (Община 2,1,1).

Сегодня-то свидетельств о том, как умирал Ленин, как впадал в маразм, как распадалась его психика, усыхал мозг – достаточно. Но вот рука еще здорового Ленина: "1 мая 1919 г. № 13666/2 Председателю ВЧК тов. Дзержинскому Ф. Э. Указание. В соответствии с решением ВЦИК и Сов. нар. комиссаров необходимо как можно быстрее по­кончить с попами и религией. Попов надлежит арестовывать как контррево­люционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И как можно больше. Церкви подлежат закрытию. Помещения храмов опечатывать и превращать в склады. Председатель ВЦИК Калинин Председатель Сов. нар. Комиссаров Ульянов (Ленин)''[632]. Такая вот «чуткость Космоса»…

Итак, Рёриху позволительно от критики большевизма перейти к его апологии. Мой же переход от сосуществования с коммунистической идеологии к прямой оппозиции ей почему-то в глазах рёриховцев оказывается предосудительным…

Кстати, если порицать меня тем, что я родился в неверующей семье, - неумно, то писать о том, что “Кураев - священник” (Чечехина, с. 130), и просто неверно. Я – диакон. Меня можно назвать священнослужителем, но не священником.

Читаем дальше статью Г. Чечехиной. “Сразу скажем, что дьякон сделал вид, что не замечает разницы между антихристианством и антиклерикализмом” (Чечехина, с. 127). Однако, уже в самом начале моей книги говорится: “Теософы часто пишут о том, что церковное христианство и его вероучение порождено “корыстью” духовенства (“Мы именно почитатели Учения Христа, но не позднейшего христианства, ибо одно от духа, другое от человеческого корыстия”). Но вот вопрос: что это за корысть породила православие (то, что Рерих называет “христианские догмы”)? Вот, например, св. Афанасий Александрийский, из 47 лет епископства 20 лет проведший в шести ссылках за проповедь главной христианской “догмы” — Трехличностного Бога — корыстен?! Корыстен Василий Великий, чье тело после чрезмерных аскетических подвигов в молодости затем тихо и быстро угасало, но чей дух и ум отстаивали Троицу? Корыстен Григорий Богослов, ради церковного мира отказавшийся от константинопольского престола и даже в родном городе попросивший избрать другого епископа вместо него?! Но именно эти люди и явились творцами православного догматического богословия...” (т.1. с 99).

Кроме того, я не стал бы сопоставлять святоотеческие суждения (“церковные догматы”) с суждениями Блаватской и Рерих – если бы не заявление последней: “в христианстве я придерживаюсь веры первых отцов христианства”[633]. Проверить правомерность этого утверждения - это не работа инквизитора, а элементарная работа историка. Вот и беру, я, например, высказывания Оригена о пантеизме и сопоставляю с высказываниями Е. Рерих. И оказывается, что декларация Рерих проверки источниками не выдерживает (см. главу “Вера Оригена и вера Е. Рерих” во втором томе “Сатанизма для интеллигенции”).

Г. Чечехина видит мою недоброжелательность в том, что я теософию называю оккультизмом – вопреки желанию Блаватской (Чечехина, с. 128). Странно – в моей книге приводятся высказывания Махатм, в которых те, не стесняясь, говорят о “нашей оккультной доктрине”[634]. И в письмах Елены Рерих многие утверждения или советы предваряются ссылками на оккультные доктрины (“зная непреложные оккультные законы...”[635]. “Все должны знать, что Щит Владыки может быть лишь там, где Его Доверенные, это оккультная аксиома”[636]. Эти цитаты приведены у меня (т.1. с. 23 и 44), но не замечены моим критиком.

У меня сложилось впечатление, что мой оппонент в некоторых случаях ограничился чтением оглавления. Например, во втором томе у меня есть глава “Эзотерика как укрытие от реальности”. Чечехина же поясняет, что теософия не есть уход от реальной жизни (Чечехина, с. 128). Но ведь в моей книге речь идет о совершенно другом. Между прочим, я как раз высказываю свою обеспокоенность тем, что теософы слишком уж активно стремятся войти в реальную жизнь, в том числе и политическую (см. главу “Оккультный коммунизм” в первом томе). А в упомянутой Чечехиной главе речь идет о том, что ссылки на “эзотерические” источники некиих “знаний” есть попытка не допустить соприкосновения теософской мифологической конструкции с той реальностью, с которой работает научное изучение религии. “Указания на “эзотеричность” — это последнее прибежище оккультистов от исторической критики. Если какое-то утверждение оккультистов оказывается, мягко говоря, недоказуемым с точки зрения науки, оно тут же объявляется глубокомысленно-эзотерическим (“понимайте аллегорически!”) или почерпнутым из тех высоких источников, к которым невежественная наука не может иметь доступа” (т.2.с. 29).

Откуда, например, рериховское представление о том, что греческий философ материалист Анаксагор перевоплотился в Иисуса Христа? Откуда заверение, что Николай Рерих был “в прошлых жизнях” Фидием и Леонардо да Винчи? Эти тезисы могут быть научно обоснованы и приняты, например, Академией наук? Ах, это “эзотерическое знание”? Это “откровение”, бывшее Елене Ивановне?

Но тогда это уже не вопрос науки, а вопрос чисто религиозной веры в то, что духи, от которых Рерих получала откровение, не шутили с нею, а действительно были посланы к ней от Бога[637].

Также в статье Чечехиной странно, что порой она в опровержение моих тезисов не приводит никаких, даже слабых аргументов. Например: “Отец Андрей убежден, что “гелиоцентризм Джордано Бруно вдохновлялся не научными, а чисто оккультными мотивами”. Знакомый почерк христианских теологов, гонителей передового знания и, в первую очередь, сокровенного” (Чечехина, с. 128).

Занятно, что мой критик – как это принято у всех “эзотериков”, никак не может решить: их “знание” – самое “сокровенное” и “древнее” (древнее христианства), или же оно “самое передовое” и “современное” (современнее христианства).

Мой критик не привел ни одного аргумента в пользу того, что Бруно путем именно научных астрономо-математических рассуждений пришел к выводу о гелиоцентричности мира. Бруно действительно не был астрономом; он был именно оккультистом. Он принял гелиоцентризм потому, что “для того направления магии характерно внимание к солнцу как источнику мистико-магической силы… Древняя истина, возрождающаяся теперь, пророком которой считал себя Ноланец, - вовсе не гелиоцентризм в астрономическом смысле и не математическая гипотеза. Бруно объясняет, что сам он усматривает в гелиоцентризме гораздо больше, чем простую математику. Он цитирует рассуждения Гермеса Трисмегиста о Солнце как о видимом боге… Видение Ноланцем гелиоцентризма Коперника – не что иное, как новое герметическое откровение божественной сути вселенной”[638].

Так что у меня есть все основания согласиться с суждением английского писателя Г. Честертона: “Вы считаете Бруно мучеником науки. Посмотрите, что он писал, и вы увидите в нем безумного мистика”[639]. В истории науки нет ученого по имени Джордано Бруно. Это имя есть в истории мистики, в истории религиозной философии – но не в истории естествознания. Ни одного открытия, ни одного сформулированного и доказанного закона с этим именем не связано… О Бруно можно (и нужно) говорить как о журналисте, влиявшем на интеллектуальный климат эпохи, и таким - весьма опосредованным путем – на работу ученых физиков своего времени. Но не более того.

Гелиоцентризм современной научной астрономии и гелиоцентризм магии – это совершенно разные вещи. Между ними пропасть не меньшая, чем между атомизмом Демокрита и атомизмом Нильса Бора. Именно тот, кто не замечает этих различий, “так и не вышел из средневековья” (Чечехина, с. 128)[640], а не тот, кто объясняет разницу между ними.