Рёрихи же лжесвидетельствуют именно в вопросе о своем вероисповедании. И уже хотя бы по тому они находятся вне православной традиции. 8 страница

И даже тот, кто однажды уже был со Христом – может Его потерять (и один человек, и семья, и вся страна и народ):

Отрекись от Него – и громом

Не расколется небосвод…

Только свет из грешного дома

Может быть, навсегда уйдет.

И заметишь ты это едва ли:

Всё заботы да суета…

Мы не раз уже предавали

И стыдились верить в Христа.

Но глядит Он из дальней дали,

Весь изъязвлен и весь в крови:

Дети, дети Моей печали,

Дети, дети Моей любви.

(Н. Павлович. Наши дети)...

Так что Мяло бросает верный тезис, но умудряется сделать из него совершенно неверные выводы. Она напрасно пишет, будто “Кураев отрицает спасение всего человечества через Христа” (с. 238).

Я не отрицаю, что спасительная жертва Христа принесена ради всех людей. Но я, как и вся православная Церковь, на Пятом Вселенском Соборе отвергнувшая сверхоптимистическую веру в неотвратимость всеобщего спасения, не могу предполагать, будто эта жертва окажется реально действенной во всех судьбах. Спасение не может быть навязано всем. И если тибетский язычник или русский маловер будет жить помимо Христа, вне Церкви – то Жертва Христа окажется в нем и для него бесплодной.

Церковь зовет всех. Зовет даже не только для работы, но и просто для дарования пасхальной радости. Но не все откликаются. А ведь “Господь с вами, когда вы с Ним” (2 Пар. 15,2).

Обращаться надо ко всем. Но надо быть готовым к тому, что люди останутся равнодушными, холодными... Есть люди, которые, согласно притче о талантах, оказались духовно бедны (или сделали себя таковыми, неотзывчимыми, бесчувственными). Есть люди, “сожженные в совести своей” (1 Тим. 4,2). Есть люди, чьи души для Евангелия – почва каменистая и бесплодная, а не удобренная (Мф. 13). И таких людей – большинство[388].

Это - печальная очевидность, о которой, вдобавок, мы предупреждены Писанием. Но стоило мне напомнить об этом, как Мяло возмутилась: “Из этих слов Кураева непреложно следует, что Христос умер не за всех и воскрес не для всех. Но ведь Евангелие-то зовет всех - разве Кураев не понимает, что значит "много званых"?” (с.231).

Понимаю, Ксения Григорьевна, не нервничайте[389]. И обращаюсь я ко всем. Но слышат-то и отзываются немногие. Для всех Христос умер и воскрес, но, увы, во многих людях Крест Его будет бесплоден – в тех, кто отвернулся от Христа, кто не заметил новизны и уникальности Христа, кто счел Христа просто учеником своих собственных и старейших учителй…

В том искуплении, которое Христос принес нам, нет принудительного магизма, действующего помимо человеческого свободного согласия и сотрудничества, а потому и не может быть никакого “анонимного христианства”: мол, человек кланяется Кришне, но при этом просто не догадывается, что он уже служит Христу. Тот, кто не принял весть о Христе, реально оказывается вне Христа. Индия как сложный, но все же довольно целостный конгломерат культур и религиозных традиций, Христа все же не приняла. Индусы же, принявшие христианство, до сих пор подвергаются насмешкам и притеснениям со стороны языческого большинства[390].

Отчего Индия так упорно, в течение многих столетий, отторгает христианство?

Да, были и есть ошибки в миссионерской тактике. Но ошибки миссионеров не помешали все же принести Евангелие славянам и народам Северной Европы (ибо у нас нет оснований предполагать, что тактика проповеди на Западе и Севере была иной, чем на Востоке: Мяло полагает, что христианские миссионеры в Индии слишком мало положительно цитировали Веды, - ну так они еще реже цитировали скандинаво-германские саги и славянские мифы).

Но что-то ведь есть и в самой внутренней структуре индийской религиозной ментальности, что мешает людям, воспитанным в ней, открыться для слышания Евангелия.

Как известно, “трудно надеющимся на богатство войти в Царствие Божие” (Мк. 10,24). В том числе и надеющимся на свое богатство интеллектуальное и духовное. Индия слишком дорожила своей древностью и изощренностью своей философии. Поэтому и сказал я, что индийские языческие подвижники взбираются на другую вершину, не-Евангельскую – “И чем выше они взберутся на какую-нибудь экзотическую вершину — тем труднее им будет искать путь ко Христу. Ведь им надо будет еще спуститься вниз с псевдовершины, и лишь после этого они смогут начать труд истинного восхождения к Богу... Самая высокогорно-религиозная страна мира — Индия — так и не смогла принять Евангелие”[391].

А в ответ выслушал нотацию: “Именно утрата былой способности вступать в диалог с самыми разными языками, возвещая им Благую весть на понятном им языке, как раз и стала причиной неудачи позднехристианского миссионерства на Востоке, и в частности, в Индии - а вовсе не врожденная склонность последней к “сатанизму”, как то полагает Кураев” (с. 98).

Ну, во-первых, вновь повторю: для меня не всякое язычество есть сразу уж и сатанизм.

Во-вторых, именно горячо защищаемые Мяло Рёрихи позволяют себе расистские высказывания и вынесение приговоров целым нациям: “Есть злобные нации, которые так явно разлагаются на глазах Мира! Ведь люди с хвостами отражают направление. Можно проследить даже по физическому строению, как вырождается нация: челюсть, скулы, руки, ноги, уши и различные другие признаки отражают явление вырождения” (Мир огненный 3,18). «Дальше Н.К.Р. говорит о ненужной сентиментальности по отношению к людям. Должно лишь быть стремление способствовать эволюции человечества. Но не должно быть остановок перед живыми трупами, представляющими из себя «космический сор». Так и Тибет, «космический сор» между нациями – находится в периоде духовного умирания. Это такой же живой труп, как отдельный человек с потухшей в нем жизнью духа»[392]. «Каждый тибетец в душе торгаш и корыстолюбивый спекулянт»[393]. А махатма Мория не скрывает от Блаватской своей ненависти ко всей “белой расе”[394].

В-третьих, Мяло повторила как раз излюбленный ход антирусской пропаганды. Именно русофобы при любых конфликтах всю ответственность возлагают исключительно на русских и православных, освобождая себя от труда задуматься над тем, какова мера со-ответственности другой стороны. Вот также и Мяло винит лишь христиан в том, что Индия христианство отторгла.

В-четвертых, Мяло, так страстно защищающая рёриховскую (буддистскую) миссию среди христиан, судя по всему, плохо информирована об истории и результатах христианской миссии на Востоке. По ее словам – “Не будь этой широты, этой готовности адаптировать уклад и образ жизни "язычников", мы не праздновали бы Рождество в день Непобедимого Митры, а Преображение - в день древнего праздника изобилия плодов; не соединяли бы языческую масленицу с православным Прощеным Воскресением. Так почему бы иначе могло обстоять дело с "языком" древней Индии? Почему бы на нее вдруг стали смотреть сумрачным недоверчивым взглядом?” (с. 112)...

Тут уместно улыбнуться. Ирония тут в том, что как раз индийские католики “адаптировали уклад и образ жизни язычников”. Так адаптировали, что у них даже служатся отдельные литургии для разных каст – ибо даже индусы-христиане считают недопустимым участвовать в совместной трапезе с членами низших каст и варн...[395]

В-пятых, “позднехристианская” проповедь в Индии оказывается все же более успешной, чем “раннехристианская” (православная и несторианская[396]).

В-шестых, я полагаю, что Мяло не будет сомневаться в том, что св. Николай Японский, “позднехристианский миссионер на Востоке”, был достаточно успешен в свой проповеди. Так не потрудится ли Ксения Григорьевна тогда уточнить - что именно св. Николай заимствовал в синтоизме и буддизме, какие верования или обряды?

Сравнение путей св. Николая и Рёриха делает очевидным различие их миссий. Именно о первом из них можно сказать словами Ксении Мяло: “из Деяний апостольских русский человек узнавал, что для проповедования Благой Вести возможно самое тесное сближение с "языком" (понимая, конечно, это слово не узко лингвистически), традициями и представлениями того народа, в среде которого проповедуется Евангелие - разумеется, без какого-либо посягательства на Его суть” (С.111).

Да, таков был путь св. Николая Японского: “Пусть ваши церковные обычаи (например, музыка при богослужении), пусть всё второстепенное останется у вас по вашему, но догматы должны остаться неизменными, а в этом отношении - вам исправиться, а не нам... Его опечалил мой ответ. Мне и самому стало очень грустно. Но что же я могу сделать? Не продавать же Православие за любезность!”[397]. Эти слова были сказаны англиканскому епископу. Но тем более восточным язычникам св. Николай предлагал “исправить” их веру через всецелое и неизменное принятие церковного догматического вероучения.

Св. Николай умел видеть доброе в других традициях: “Не знают еще японцы Истинного Бога, но “естеством законное творят”. Три доселешние няньки японского народа, каждая воспитала в нем нечто доброе: синто - честность, буддизм - взаимную любовь, конфуционизм - взаимное уважение. Этим и стоит Япония”.[398] Но ведь честность, взаимную любовь и уважение проповедует и христианство. Значит, японским религиям нечем обогатить мир христианских ценностей и верований.. Радуясь тому, что эти ценности, благословляемые христианством, присутствуют и в языческих вероучениях, св. Николай, однако, не заимствует у буддистов идеи кармы и переселения душ и не соучаствует в языческих обрядах и мистериях...

Более того – он не таясь в лицо японцам говорит о недостаточности их религиозного опыта: “Объявляя свое учение единой истинной верой, мы не говорим, что ваши теперешние верования никуда не годятся. Нет, и в буддизме и в синтоизме много хорошего, что признаем и мы. Только эти религии несовершенны, они выдуманы самими людьми при незнании истинного Бога. Это то же, что лампа, придуманная, чтобы освещать жилище человека, когда нет солнца. Лампа - очень полезная и даже необходимая вещь вечером или ночью, но никому и в голову не придет зажигать ее днем. Так и буддизм и синтоизм хороши только при отсутствии христианства”.[399]

Такая же позиция и древнего христианского миссионера – упоминаемого Мяло Климента Александрийского. “А Климент Александрийский, - пишет Мяло, - высказывался еще более определенно: "Все (!) теологи между эллинами и язычниками имели предание о существе вещей потаенно и истину в загадках и символах, аллегориях и метафорах". Иоанн Дамаскин же говорил: "Будем исследовать также и учения языческих мудрецов. Может быть, и у них найдем что-либо пригодное, приобретем что-либо душеполезное". Так почему бы древнеиндийские мудрецы, спросим мы себя, были здесь исключением? И кто сможет доказать, что в описании своего путешествия в Тибет Рёрих не следует точно именно этой, освященной именами святых отцов традиции?” (с. 63).

Да, Климент слышал евангельское эхо в дохристианских языческих исканиях. Но он знал, что это не более чем эхо, и звучит оно все же в дебрях. “Если эллины, приняв в себя некие искры божественного Слова, мало сказали об истине, то они свидетельствуют этим, что сила ее не сокрыта, самих же себя обличают как немощных, не дошедших в своих поисках до конца” (Климент Александрийский. Увещание к язычникам. 74,7).

Да, надо искать в языческой мудрости те точки, через которые в язычниках можно пробудить интерес к Евангелию. Но ведь Рёрих-то шел иным путем! Знает ли Мяло имена тибетцев, обращенных Рёрихами в православие? Ксения Григорьевна, докажите на источниках, что у Рёрихов была такая миссионерская цель! Я же могу привести текст, из которого следует ровно обратное: “Елене Ивановне ужасна мысль об обращении кого-либо в какую-то религию”[400]. Везла ли с собой Трансгималайская экспедиция Рёриха Евангелия? - Нет (“литературы у нас нет”)[401]. Но зато она везла “ящик с танками – буддийскими церковными знаменами, с изображениями Будды и предметами богослужения”[402]. “Туземцам роздано большое количество изображений Будды Всепобеждающего с мечом в руке”[403]. Сохраняли ли члены экспедиции христианский уклад жизни и веры, будучи в Тибете? – Нет. Даже день Рождества Христова не отмечен в их дневникам и жизнях молитвой ко Христу: «25.12. День Рождества. Он проходит однообразно, как и все остальные дни. Серинг принес мне чулки из овчины». О Пасхе же даже и такой записи нет в экспедиционных дневниках. А вот в буддистских ритуалах экспедиция участвовала охотно: «При входе нам подают рис и воду, которые мы бросаем в воздух в дар добрым духам»[404]… Были ли в их доме изображения Христа? На каком месте? В. Шибаев пишет: «В январе 1929 года мы все торжественно переселились туда. Елена Иваново водворила приобретенное изображение Будды на самое почетное место в зале верхнего этажа…»[405]

Сравнивают ли агни-йоговские книжки Евангелие с учениями буддистов ради того, чтобы, найдя общее, указать и на отличия, а, опознав отличия, защитить именно Евангельское своеобразие? Призывают ли они, подобно Клименту Александрийскому, восполнить изъяны язычества полнотой евангельского откровения?

Даже упоминания о Евангелии нет в списке рёриховских авторитетов (в тех случаях, когда они говорят для “посвященных”): “Не бойтесь сказать в лицо невежд, что Вы верите в Священную Мудрость Востока. Мудрость, находимую на страницах Вед, Зенд-Авесты, Каббалы, Зохара и прочих священных книг всех народов, а в нашу эпоху - в трудах розенкрейцеров, масонов и суммированную Е. П. Блаватской, также как в Учении Храма и в книгах “Живая Этика””[406].

Тот “диалог религий”, который предлагают теософы, резко отличен от того диалога, который вели древние христианские миссионеры. “Отличие этого диалога от “классического” состоит в том, что целью его христианских участников является не столько обращение иноверцев в свою веру, сколько собственная адаптация к инорелигиозному сознанию”[407]. Теософское понимание “диалога религий” отличается не только от раннехристианского (при котором диалог был формой проповеди христианства язычникам), но и от нормального научного понимания этого слова. В последнем смысле “под диалогом целесообразно понимать коммуникацию двух собеседников X и Y, которые, придерживаясь своих взглядов, но не преследуя изначальной цели обращения собеседника, стремятся общими усилиями достичь некоторых общих результатов, принимая другого в качестве другого” (Шохин В. К.)[408].

И все же - верно, Блаватская и Рёрихи были миссионерами. Вот только кем они были посланы? Куда? И с возвещением о чем?

13. КТО ПОСЛАЛ БЛАВАТСКУЮ?

По счастью, нам не нужно об этом гадать. Есть собственно теософский миф, который говорит о миссии Блаватской.

Согласно этому мифу, в Тибете в ламаистском монастыре Галаринг Шо однажды обсуждали вопрос о доступности буддистской философии для западного человека. “Обсуждали его люди, весьма одухотворенные медитацией, философы-аскеты, которые в человеческой иерархии стоят гораздо выше нас... С кем можно отправить послание недоверчивым и горделивым людям Запада?” Большинство участников, согласно этой легенде, не поддержало, однако, эту идею, и лишь двое из присутствовавших определенно высказались за ее осуществление. “Это были голоса двух индусов: Мориа, потомка властителей Пен­джаба, и Кут Хуми, родом из Кашмира. Они взяли на свою ответст­венность избрать вестника и отправить его на Запад, чтобы он распространил там философию браманизма и открыл часть тайн относительно природы человека. И выбор пал на Е. П. Блаватскую...”.

Так говорит официальное теософское житие Блаватской, написанное лидером русских предреволюционных теософов Е. Писаревой[409]. “Е. П. Блаватская была непосредственным вестником с Востока, пришедшим просветить наше сознание”[410]. “Теософическое учение, в сущности, выражает воззрения некоторых групп тибетских буддистов. К буддистской философии Е. П. Блаватская присоединяет идею эволюции и совершенствования, а также объяснение происхождения вселенной, более древнее, чем буддизм, заимствованное из Браманизма”[411].

А вот как Николай Рёрих поясняет цель своей Гималайской экспедиции: «Для ознакомления с положением Учения Буддизма в продолжение четырех с половиной лет мы посетили ряд буддийских стран»[412]. Есть тут слова – «для проповеди Евангелия на языке, понятном тибетцам»? Есть вообще где-нибудь следы деятельности Рёриха как христианского миссионера на Востоке? А вот слова Н. Рёриха из проекта его письма тибетским правителям – “наша буддийская Миссия.. Для донесения в Америку пославшим меня западным буддистам…”[413]. Значит, все же не христиане, а “западные буддисты” (читай – масоны) послали Рёриха в Тибет…[414]

«Н.К.Р. диктует новое письмо Далай-Ламе о том, что ввиду явного нежелания его Святейшества вести переговоры с Посольством буддистов Запада, ими 24 ноября будет выбран Далай-Лама. Н.К.Р. считает свою миссию в Тибете законченной»[415]. А если вспомнить, что Рёрих позировал в облачении Далай-Ламы, то трудно уйти от того заключения, что Рёрих сам себя и избрал на пост «западного Далай-Ламы», возглавляющего «многомиллионные общины» «западных буддистов»[416]. Ведь уже в только что упомянутой декларации Рёрих именует себя главой буддистов: «Я, Рета-Ригден, являюсь Главой Всемирного Союза Западных буддистов, основание которому положено в Америке»[417]. Впрочем, о провозглашении Рёрихом себя Далай-ламой рёриховцы пишут сегодня уже не таясь: «Всемирный Союз Западных буддистов поручил Н. К. Рериху осуществить связь буддистов Запада с буддистами востока… Тибетские власти отказались принять посольство Всемирного Союза. Незамедлительно были приняты ответные меры. 27 ноября 1927 года в Нью-Йорке состоялся Собор Западных буддистов. Образовался независимый центр буддийского учения в Америке. Его главой, фактически Западным далай-ламой был избран Н. К. Рерих»[418]. Тибет же, в представлении рериховских учеников, после этого вообще лишился права быть мировым центром буддистов: «Наглости тибетцев раз и навсегда должен быть положен конец, тем более, что на Западе уже избран свой Глава Западных буддистов. Пусть Тибет сохранит для себя Далай-ламу Тринадцатого и последнего»[419]...

И вновь нельзя не поразиться: какие своеобразные пути к «соединению религий» находят теософы! Так и представляю себе сцену: Шапошникова приезжает в Лхассу и в порядке всемирного примирения говорит Далай-ламе Четырнадцатому: знаете, последним Далай-ламой были Тринадцатый… И Вы просто наглый самозванец, а на самом деле центр буддизма уже давно находится в Москве, на Волхонке, в усадьбе Лопухиных. И вообще давно уже пора Вам «твердо усвоить, что Мудрецы Шамбалы, или Гималайское Братство, ничего общего ни с Далай-ламами, ни с ламаизмом, ни с Тибетом как таковым не имеют»[420]…

А теперь открою Вам, Ксения Григорьевна, небольшой секрет: для того, чтобы быть христианским миссионером, продолжателем дела апостолов Христовых, надо как минимум самому быть христианином. Вот именно этому простому условию не соответствовал Николай Константинович Рёрих. Можно ли Далай-ламу считать православным христианином? Ну так вот, Н. К. Рёрих выдавал себя за Далай–ламу, и сам называл себя буддистом и главой буддистов (то есть буддистским учителем и проповедником). Конечно, при этом он еще называл себя и христианином. Что ж – возможно, старая масонская привычка к вероисповедной лжи обострилась у него под влиянием вольных (в этом отношении) тибетских нравов: “Теперь нам вполне понятно, почему в разговорном словаре Чарльза Белла одна за другой идут следующие тибетские фразы: “Не лгите”, “Не лгите опять”, “Не лгите, или вас высекут”[421].

Итак, Блаватская и Рёрихи – даже по экзотерической их легенде - миссионеры от имени буддизма и брахманизмасреди христиан, но отнюдь не миссионеры христианства в Азии. Ни одной специфически христианской черточки ими не добавлено к буддизму-брахманизму. Да и как же тут можно что-то христианское добавлять к буддизму, если именно Будда – “Непревзойденный Учитель человечества”[422], который дал “ законченное Учение Жизни”[423] (законченное - а, значит никак не нуждающееся в Новом Завете), а с Индией и без всякого Евангелия “по величию и глубине мысли никакая страна не может сравняться”![424]

Христос по сравнению с Буддой – всего лишь неудачник: “Шесть веков спустя после ухода Будды (Готамы) другой Реформатор, такой же благородный и любящий, хотя и менее удачливый, появился в другой части мира среди другой и менее духовной расы… Готама, побуждаемые благоразумием, оставил Эзотерические и наиболее опасные части Тайного Знания нерасказанными и прожили до зрелого возраста 80 лет, умирая с сознанием, что Он преподал его основные истины. Но Иисус умер, оставив после Себя только несколько верных учеников, находящихся только на полпути к знанию. Миру они могли передать только то, что сами знали лишь наполовину – и не больше”[425]. И вообще – “моральный кодекс, проповедаемый Христом, никогда не выдержал бы сравнения с моральным кодексом Будды, если бы не трагедия Распятия... В Индии распятие навряд ли произвело бы какое-либо впечатление”[426].

Итак: при таком раскладе кто и у кого должен учиться – буддисты у христиан, или христиане у буддистов? Ответ теософов очевиден. А потому выдавать их за христианских миссионеров – это просто бесстыдство.

О своей миссии проводников восточного оккультизма на Западе очевидно и открыто говорят теософские тексты. Впрочем, даже излагая легенду о своем посланничестве, теософы не удержались от толики маскировки: ведь по их собственным верованиям, Кут Хуми и Мория – никакие не “индусы”, но Космические Махатмы и Иерархи, “Семь Кумар”[427], “Владыки Пламени”[428], боги.

“Никогда не упускайте из вида, что Махатмы Братства есть те семь Величайших Духов, которые пришли с высших планет на Землю в конце третьей расы для ускорения эволюции нашего человечества. Духовная Сила Их, Величие Их несравнимы ни с какими признанными человеческими гениями, если только Сами Они не воплощались в них”, - наставляет Е. Рёрих[429]. Вот только чем настойчивее она напоминает нам, что те Семь Кумар, Семь Элохимов, что некогда пришли духовно просвещать землян, являются и ее нынешними наствниками, тем с большим интересом и я начинаю припоминать: какие же имена были у тех “Элохимов”… Вспомнили? Михаил, Иегова, Люцифер… Так вроде бы Люцифер отпал! Но нет, Е. Рёрих и поныне числит его в числе своих Махатм – ибо говорит не “Шесть духов”, но “семь” составляют “Братство”.

Е. Рёрих сообщает, что “Великий Махатма К. Х. уже перешел из физического тела в тело тонкое, но особо уплотненное. В этом особом теле Он будет свободно спускаться до небольшой высоты и сможет соприкасаться с людьми на краткий срок. Раньше уплотненные тонкие тела не могли спускаться ниже 11-ти тысяч футов, также им очень трудны были прикасания с людьми. Но сейчас многие препятствия устранены и тело получило большую устойчивость и крепость. Но все же ныряние и на 5 тысяч футов нелегко. Опыт этот взял многие века. Никому не сообщайте о таком новом шаге Белого Братства”[430].

Настроены же эти ныряющие духи были вполне решительно: “Наша доктрина не знает компромиссов. Она либо утверждает, либо отрицает”, - говорят они, тут же поясняя, что именно их посланцы должны будут отрицать в западной духовной культуре: “мы отрицаем Бога как философы и как буддисты”[431].Впрочем, легенде о плавающих в воздухе Махатмах я не верю[432]. Я ведь не принадлежу к числу перечисленных Е. Рёрих обладателей сокровенных знаний – «Теософы, антропософы, масоны, розенкрейцеры, не говоря уже о народах Востока, - все они знают о существовании Великих Учителей человечества»[433]. Но при сегодняшнем уровне открытости и изученности архивов западных “эзотериков” пока можно лишь догадываться о том, что если уж кто и посылал теософов на миссионерское делание, то никакая не “шамбала”, а масонские братья, и поручили они им не проповедь буддизма, а пропаганду разжиженной каббалистики[434]. Совет при этом теософы получили простой: “Пей из одной чаши, но покрывайся платами всех народов”[435].

Но все равно, Ксения Григорьевна, Ваш полемический ход привел меня в восторг: это же надо умудриться так все вывернуть наизнанку, и апостолов язычества выдать за православных миссионеров! В цирк-то я не хожу, но тут Вы пробудили во мне детские воспоминания об... этих, как их – не то фокусниках, не то акробатах!

Весь путь Блаватской и Рёрихов противоположен пути христианских миссионеров, в том числе пути Оригена и Климента Александрийского: если христианство и сравнивается ими с язычеством, то лишь для того, чтобы унизить христианство. И созданные ими общества не христианство проповедуют индусам, но европейцам, русским и американцам рекламируют доктрины кармы и оккультизма.

Рёрихи честно преследуют те цели, которые теософам поставила еще Блаватская: 1) “распространение среди христиан сведений о восточных религиозных философиях” и 2) распространение среди язычников “доказательств, которые касаются практических результатов христианства. С этой целью оно доставляет подлинные материалы о преступлениях духовенства, проступках, схизмах, ересях, спорах и тяжбах, расхождениях по учению, критике Библии и о пересмотрах, которыми полна пресса христианской Европы и Америки”[436].

Ну-ка, г-жа Мяло, скажите – это и есть новый, истинный способ проповеди христианства, соответствующий “духу Пятидесятницы”?

Призыв Блаватской распространять сплетни о христианстве, выставляя его в возможно более дурацком свете, не был забыт Рёрихами. Среди тех странных сведений о христианстве, что распространяют теософы, есть утверждение о происхождении канона Новозаветных книг. Е. И. Рёрих приписывает Отцам Церкви такой образ действия: “Наконец-то нашла брошюру Г. С. Олькотта, в которой он приводит описание способа, к которому прибегли представители церкви для избрания и утверждения канонического евангелия… Привожу Вам эту выдержку: Ко времени Никейского Собора, созванного для разрешения споров среди некоторых епископов и для рассмотрения трехсот более или менее апокрифических евангелий с целью канонизации их, и которые читались в церквах как Откровение или вдохновенные Писания, - жизнь Христа достигла апогея мифа. Мы можем видеть некоторые из этих образчиков в существующем апокрифическом Новом Завете, но большинство их сейчас утеряно. То, что сохранилось о настоящем Каноне, несомненно, может рассматриваться как наименее предосудительное. И, тем не менее, даже такое заключение не должно быть принято поспешно, ибо вы знаете, что Сабин, епископ Герака, лично выступивший на Никейском Соборе, утверждал, что – за исключением Константина и Сабиния, епископа Памфилии, все прочие епископы были неграмотные, ничего не понимающими людьми (тварями), что равносильно тому, что равносильно тому, что сказать, что они были сворой дураков. Паппий же в своей “Синодиконе”, относящемся к этому Никейскому собору, открыл нам тайну, что Канон не был утвержден путем тщательного сравнения нескольких Евангелий, но решение было принято на основании лотереи. “Представители Собора”, говорит он, “сложили в кучу все книги, представленные Собору на решение, под престол в церкви, а затем епископы обратились к Господу, прося Его, чтобы вдохновенные Писания остались на престоле, а все поддельные оказались бы под ним, - так оно и случилось”[437].

Сразу замечу, что в выписке из Олькотта, приводимой Е.Рёрих, есть один тезис, с которым я вполне согласен. Олькотт говорит, что канонические Евангелия по сравнению с отвергнутыми апокрифами - "наименее предосудительное". Это верно: Иисус апокрифов отнюдь не духовнее и нравственнее, чем в канонических текстах. Это важно заметить, ибо рёриховцы любят говорить о том, что подлинная "духовность" и "эзотеричность" кроется именно в апокрифах[438]...

Но вот все остальное… Поскольку ни в одной из известных мне церковных книг ничего подобного не повествуется, я попробовал выяснить - откуда же Олькотт взял эту басню, вызвавшую столь энтузиастическое доверие Е. Рёрих. Кто есть "Паппий"? Кто есть «Сабин, епископ Герака»? Что есть "Синодикон"? Что означает фраза " Синодикон относится к этому Никейскому собору"? Никейский собор какого года указуется местоимением "этот"? Последний вопрос особенно интересен, потому что участники этого собора названы Олькоттом "сворой дураков", а Еленой Рерих – «тварями».

У текста Олькотта есть параллель, в которой содержится все то, что утверждает он, и ответы на некоторые из поставленных вопросов. Но источником назвать это трудно – ибо непонятно, кто у кого эту глупость списал. Я имею в виду “Разоблаченную Изиду” Блаватской. “Не будучи в состоянии придти к соглашению, которое из тогда существовавших многих евангелий являлось наиболее боговдохновенным, таинственный Никейский Собор решил предоставить решение по этому запутанному вопросу чудодейственному вмешательству. Несмотря на высокопарные вохваления Константина (Сократ: “Scol. Eccl. Hist.”, кн. 1, гл. 9), Сабин, епископ Гераклеи, утверждает, что “за исключением Константина, императора, и Евсевия Памфила, епископы представляли собой сборище неграмотных простолюдинов, которые ничего не понимали”. Это означает, что они представляли собой сборище глупцов. По-видимому, таково было о них и мнение Паппа, который рассказывает нам о той магии, к которой они прибегали, чтобы решить, какие из евангелий являются истинными. В своем “Синодиконе” относительно этого Собора Папп говорит… Только никто нам не рассказывает, у кого были ключи от собора в течение ночи! Поэтому на основании показаний очевидцев из духовенства мы вправе сказать, что христианский мир обязан своим “Словом Божиим” методу гадания!”[439]

Итак, Никейский Собор, о котором идет речь – это Первый Вселенский Собор. Что ж, теперь в очередной раз смотрим, как теософы глумятся над христианством и историей.