Учение о спасении в чань-буддизме

Согласно учению чань, единственная реальность, пронизывающая всё сущее – это “природа будды”. Спасения может достичь каждый человек, независимо от того, мирянин он или монах, поскольку нирвана и сансара тождественны. Кроме того, чань воспринял махаянистское учение о том, что в каждом существе заложена природа будды. Истинно существует только Единое, неуничтожимое, неделимое и неизменное, имя которому – Будда. Всё остальное – иллюзия. Это “нереально сущее” пронизывает приода будды. Это – единая субстанция, обусловливающая существование индивидов. Будучи субстанцией всего сущего, природа будды остаётся целостной и неделимой, а потому целиком и полностью присутствует в каждом индивидууме одновременно. Существование индивидуального человека – это мираж, порождённый “омрачённостью” сознания. Когда человек избавляется от этого ложного “Я”, он сливается со своей истинной природой, т. е. с природой будды, ощущая свою тождественность со всем сущим. Цель человеческого существования – в его обнаружении своей тождественности единой природе будды. Эту тождественность нельзя постичь умом или выразить словами. Она постигается только через интуитивное озарение.

Психическое переживание состояния просветления – это и есть достижение истины. Иными словами, в доктрине чань задачи сотериологии совпадают с задачами познания. Однако для этого требуется подготовка.

Школа Хуаянь указывает четыре этапа на пути к просветлению:

1. сознание воспринимает предметы внешнего мира в том виде, в каком они предстают ему в сансаре, т. е. через призму ложного “Я”;
2. сознание постигает истинную сущность вне её многочисленных проявлений;
3. сознание устанавливает тождественность истинно сущего и иллюзорно сущего;
4. сознание постигает полную тождественность всего сущего. Это непосредственное переживание своей тождественности природе будды, а через это – тождественности всему.

Достижение внезапного просветления не означает достижения чего-либо. Цин-Юань (ум. 1120 г.) говорил: “Если ты сейчас постиг это, то где же то, что прежде ты не постигал?” Горы – это горы, а реки – это реки, как в состоянии заблуждения, так и после просветления. Не имеет смысла искать реальность за пределами феноменального, нельзя найти нирвану за пределами круга сансары. Шу-Чжоу говорил: “Есть всего две болезни: сидя на осле, искать осла и сидеть на осле, не желая слезать. Ты говоришь, что, сидя на осле, искать осла глупо, и что тот, кто так поступает, должен быть наказан. Это тяжёлая болезнь. Но я говорю: не ищите осла вовсе. Просветлённый человек, поняв меня, перестанет искать осла, и сознание его перестанет быть замутнённым. Но если, найдя осла, не хотят слезать, эту болезнь лечить ещё труднее. Я говорю, не садитесь на осла вовсе. Ты сам осёл. Горы, реки и земля, всё это – осёл. Почему ты правишь им? Если не садиться на осла, десять сторон света откроются тебе. Когда две болезни устранены, ничто не загрязняет более твоё сознание. Таково духовное совершенство, чего ещё желать?”

Хуан-Бо говорил: “В состоянии просветления речь или молчание, движение или покой – всё принадлежит Будде. Где искать Будду? Невозможно поместить голову поверх головы, а речи поверх рта”. В состоянии просветления всё есть Будда. Рассказывают, что один чаньский монах вошёл в храм и плюнул на статую Будды. Когда его начали укорять, он сказал: “Покажите мне место, где нет Будды”.

Чаньский мудрец живёт так же, как и все остальные люди, и делает всё то же самое. Переходя от заблуждения к просветлению, он отбрасывает свою смертную оболочку и вступает во врата мудрости. Однако после этого он должен оставить мудрость и вернуться в смертную оболочку. Это называется “сделать ещё один шаг над верхушкой бамбука в сто чи”. Нань-Чуань говорил: “Достигнув другого берега, возвращаешься обратно и живёшь здесь”.

Просветлённый человек делает то же, что и все, однако эти его действия обретают совершенно иной смысл. Хуай-Хай говорил: “То, что прежде просветления называлось алчностью и гневом, после зовётся мудростью Будды. Человек тот же, что и прежде, иные – совершаемые им дела”. Просветлённый человек не имеет привязанности ко всему, что он делает. Чаньские наставники говорят: “Есть целый день и не проглотить и зёрнышка; носить одежду целый день и не дотронуться и до нити”.

Чань и китайская литература.

Как мы уже не раз говорили, истина чань не может быть выражена словами. Когда в IX в. один монах преподнёс Си-Юню своё сочинение о чань, тот сказал: “Что от нашего учения может быть в этих следах туши на бумаге?” Это, однако, вовсе не означает, что чань отвергает всякую литературу. В VIII в. монах Ханьшань жил в лесу над каким-то храмом, а в храм заходил только, чтобы взять немного пищи. Когда разнёсся слух, что он – воплощение бодхисаттвы Манджушри, монахи решили последовать за ним в горы. Однако Ханьшань со смехом исчез в раскрывшейся перед ним скале, и всё, что от него осталось – это стихи, нацарапанные на камнях.

Поэзия пронизывает всё учение чань. Когда монаха Чжи-Хуна, жившего в Х в., спросили, каково самое сокровенное таинство, он отвечал стихами:

Ветер доносит голос воды к моему изголовью,