Б 2. Б.2. Линейная алгебра 1 страница

Впервые я увидела Брюса в конце длинного вестибюля в гарфилдской средней школе в Сиэтле, штат Вашингтон. Мне было 17 лет, я училась в старших классах, ему было 22, и он учился на втором курсе университета Вашингтона. Я разговаривала с подружками, как вдруг подняла глаза и спросила: “Кто это?” Он был красивым, хорошо одетым парнем, носил шляпу с тонкими полями и длинное бежевое пальто, и не напоминал обычного человека в нашей школе – слишком молодой для учителя, но при этом старше и намного образованнее обычного студента. На его руке повисла приятная японская девушка, выпускница школы Гарфилда прошлого года.

Моя подруга-китаянка Сью Энн Кэй ответила мне: “О, да это же Брюс Ли, парень, у которого я беру уроки кунг-фу. Он здесь, чтобы прочитать лекцию по китайской философии на уроке мистера Уилсона”. Я была более чем впечатлена, наблюдая, как он смеется, говорит и обменивается шуточными ударами с некоторыми подростками в вестибюле. Прошло несколько месяцев, прежде чем я лично познакомилась с Брюсом.

Брюс провел лето 1963 года в Гонконге, совершив первую поездку домой после весьма поспешного отплытия в 1959-ом. За эти четыре года он превратился из мятежного юноши в ответственного молодого человека, которого с радостью встретили члены семьи. Я окончила среднюю школу, приступила к летней работе в «Сирс», и готовилась осенью поступать в университет Вашингтона.

Я бывало подшучивала над своей подругой Сью Энн по поводу той странной китайской самообороны, которой она занималась. Я никогда раньше не слышала слово кунг-фу, и даже каратэ и дзюдо были относительно малоизвестными терминами в начале 60-х. Сью Энн практически вызвала меня на слабо: “Почему бы тебе как-нибудь не прийти на урок, и не посмотреть, что это такое?”

Брюс и я перед его залом для тренировок на Юниверсити Уэй в Сиэтле

Брюс тренирует небольшую группу учеников в крытом гараже

в ранние годы в Сиэтле

Одним воскресным утром я пошла с ней в китайский квартал. Мы вошли в здание через створку двери, выходившую на тротуар, спустились по лестничному пролету выцветших, темных ступенек и вошли в подвальное помещение с бетонными стенами, голыми лампочками без каких-либо иных элементов декора. Я подумала: “Бог мой! Во что я себя втягиваю?” Не последний раз, когда у меня возникали подобные мысли.

Тем не менее, атмосфера в этой комнате была веселой и располагающей. Около десятка людей разговаривали и делали растяжку, готовясь к началу занятия. Сью Энн отдала честь своему сифу (инструктору) Брюсу, и он подошел, чтобы поприветствовать нас. Он представил меня классу и затем начал обучать. Меньше всего я подозревала, что почти год отделяет это воскресное утро от того дня, когда я выйду замуж за Брюса Ли.

Я начала регулярно заниматься. Однако уроки были чем-то большим, чем просто изучение техники в спортзале. В них также присутствовал социальный элемент. Брюс всегда был другом для своих учеников, и как-то воскресным утром после тренировки мы все отправились на обед в китайский ресторан. Что и стало моим знакомством с настоящей китайской едой. До этого времени китайская еда ограничивалась чоп-суи (китайское рагу с грибами и острым соусом), чоу-мейн (китайское рагу из курицы или говядины с лапшой) с хрустящими макаронными изделиями и сахаром в чае. Когда Брюс впервые увидел, как я кладу сахар в китайский чай, он едва не поперхнулся. Я съела первый китайский гамбургер и другие небольшие закуски под названием дим-сум, которые обычно подают на китайский обед. С того момента я изменила свои взгляды на жизнь. После долгого веселого обеда (Брюс смешил меня до коликов в животе) мы все отправились в кинотеатр в китайском квартале. Мы смотрели японские фильмы про самураев, кажется «Санхуро» или «Сатоичи», «Слепого Фехтовальщика», и все это время Брюс обстоятельно комментировал происходящее на экране. Еще одним китайским фильмом, который мы посмотрели в тот день, был «Сирота», последний фильм, в котором снялся Брюс перед отъездом из Гонконга. До этого я едва ли знала, что у Брюса был актерский опыт. Он никогда не придавал особого значения тому факту, что был юной звездой в Гонконге. А теперь он был на экране кинотеатра в китайском квартале Сиэтла. Я поняла, что этот человек был чем-то большим, чем я себе представляла.

Может показаться странным, что меня вдруг привлекла азиатская культура. В конце концов я была голубоглазой блондинкой с английскими и шведскими корнями, родившейся и выросшей на тихоокеанском северо-западе, получив протестантское образование от матери со строгими англо-саксонскими взглядами. Но на самом деле все было не столь странным, когда я вспоминаю об этом. Моя средняя школа располагалась во внутренней части города, и даже в конце 50-х была на 40% черной, на 40% белой и на 20% азиатской. Многие из моих подружек были японками и китаянками. У них дома меня встречали с тем же гостеприимством, что и их у меня. Я даже встречалась с наполовину японцем в течение недолгого времени, пока моя мама не поставила свою печать неодобрения на этих отношениях. С девушками проблем не возникало, но с парнями это определенно было именно так – в нашей семье это было неприемлемо. Мой отец умер, когда мне было пять лет, и воспитание моей старшей сестры и меня легло на плечи моей матери. Это была непростая задача, поскольку теперь моей бедной маме пришлось столкнуться с настоящими проблемами.

Брюс на берегу озера Вашингтон

Брюс перед колоннами амфитеатра в кампусе университета

имени Вашингтона, где он пригласил меня на наше первое свидание

Брюс ведет занятия в своем тренажерном зале на Юниверсити Уэй.

Второй слева - помощник инструктора Брюса, Таки Кимура.

Рядом с ним Чарли Ву и Сью Энн Кэй

Я в костюме группы поддержки в гарфилдской средней школе

В сентябре 1963 года я поступила на первый курс в университете Вашингтона, где у Брюса начался третий курс, и он выбрал в качестве специализации философию. Многие из изучавших кунг-фу также посещали университет, что позволяло продолжать наши занятия на еще более частой основе. Практически каждый день во время ланча Брюс устраивал прием в Хабе (здание студенческого клуба). Там постоянно находилась группа друзей и поклонников, сидевших вокруг Брюса. Он привлекал всеобщее внимание своими философскими излияниями, шутками, вызывающими громкий смех, и больше всего остального, своими завораживающими демонстрациями кунг-фу.

Брюс и Джеймс Ли

Брюс и Таки Кимура

Вдобавок к привлечению большого внимания к своей персоне, Брюс также привлекал новых учеников. Более того, он упрашивал университет позволить ему проводить официально утвержденные занятия в тренажерном зале, и этими действиями он также создавал себе репутацию. Он производил в кампусе такую сенсацию, которую в последующие годы воспроизведет с той же точностью на более масштабном уровне. Позже, когда Брюс проводил демонстрации в университете, он привлек одних из самых преданных учеников из рядов спортивных команд. Его высоко ценили игроки в футбол и другие спортсмены, чьей первой реакцией было, что этот маленький китаец не сможет их тронуть. Ряд людей, с которыми Брюс вступил в контакт в университете Вашингтона, был миниатюрным изображением того, чему было суждено произойти в будущем. Его уважали профессора, которым было мало дела до боевых искусств, как и члены студенческого сообщества, относившиеся с уважением к его чрезвычайно тренированному телу.

Брюс и на меня производил огромное впечатление. Меня записали на медицинский курс, поэтому у меня было много занятий по естествознанию. Тем не менее, я всегда находила время, чтобы посидеть в Хабе, и с течением времени начала периодически прогуливать, чтобы быть рядом с Брюсом. Мой первый год обучения в колледже практически обернулся катастрофой. Учеба и все большее притяжение к Брюсу были не совместимы. Но на этот раз я не понимала, что происходит, и кроме того я не думала, что Брюс когда-нибудь оценит меня с романтической стороны. Он был настолько привлекательным и обаятельным, что мог делать свой выбор относительно свиданий. Несмотря на это, я была рада просто быть частью группы студентов, занимавшихся кунг-фу.

Одним из наших любимых занятий в школе были прогулки к большой прямоугольной площадке на траве, использовавшейся для проведения концертов на открытом воздухе. Она была окружена деревьями и прекрасными греческими колоннами с другой стороны. Целая группа нас ходила туда заниматься кунг-фу, где нам было предоставлено множество свободного места и мягкая трава в случае падения. Как-то днем мы с Брюсом бежали с одного конца площадки к другому, и когда группа остальных студентов осталась позади, он толкнул меня на землю. Я думала, что он собирается показать мне новый прием, но вместо этого он удержал меня от падения, и когда я перестала смеяться, спросил меня, не хочу ли я пообедать с ним в Спейс Нидл. Я на секунду задумалась и спросила: “Ты хочешь сказать, мы все пойдем?” И он ответил: “Нет, только ты и я”. У меня не было слов, хотя я сумела найти силы, чтобы сказать: “Да”.

Брюс по прибытию в Гонконг – это его первая поездка домой

после четырех лет, прожитых в Соединенных Штатах, лето 1963 г.

25-го октября 1963-го вечером состоялось наше первое свидание. Брюс забрал меня у подруги на своем черном Форде ‘57-го года. Моя мама никогда бы не отпустила меня на свидание с ним, поэтому я миновала это препятствие на некоторое время. Я взяла у подруги платье и плащ, потому что у меня не было ничего подходящего из одежды для модного ресторана. Спейс Нидл построили в Сиэтле к всемирной выставке 1962-го года, и его смотровая площадка и вращающийся ресторан возвышались над всем городом. “Модный” - подходящее слово для описания внешнего вида Брюса. Когда он приехал на наше свидание, он был одет в черный итальянский шелковый костюм, пурпурную рубашку и черный галстук. Его волосы были приглажены по бокам, а прядь волос свисала со лба. Он выглядел так похоже на моего кумира Джорджа Чакариса, лидера Шаркс в «Уэстсайдской Истории», что я просто не смогла устоять.

Я нервничала по поводу того, смогу ли я продолжить разговор с роскошным мужчиной, когда теперь я осталась с ним наедине и не чувствовала себя в безопасности группы учеников. В наших отношениях появился новый элемент. Однако мои опасения были напрасными, поскольку Брюс раскрепостил меня. Он всегда мог говорить за нас обоих, и даже в последующие годы, когда у меня не было слов, он заполнял неловкие паузы. За обедом меня поразила история жизни Брюса и его планы на будущее. У меня мелькала мысль спросить его, почему он выбрал именно меня для этого романтического вечера, но я был слишком стеснительна, чтобы завести об этом разговор.

В завершение вечера Брюс подарил мне сувенир. Эта была крошечная скандинавская кукла-пупс, изображавшая тролля. Брюс взялся заплетать кукле волосы в косички. Я была рада, потому что мгновенно поняла значение подарка. Она была похожа на меня, когда я заходила в здание студенческого союза с мокрыми волосами, заплетенными в косички после занятий по плаванию. Брюс лучше всех умел делать подарки - он всегда привносил в подарок что-то от себя, как когда у него не было денег, так и тогда, когда он мог себе позволить быть более расточительным. Наше свидание завершилось легким поцелуем, когда Брюс высадил меня у дома. Так завершился этот замечательный вечер.

Моя членская карточка института Чжун-Фан Гунфу

Осенью 1963-го Брюс перевел институт Чжун-Фан Гунфу на Юниверсити Уэй, 4750, рядом с университетским кампусом. Теперь он был убежден, что сможет зарабатывать себе на жизнь в качестве инструктора по кунг-фу, и в его планы на будущее входило открытие школ в различных местах по всей стране. Новое помещение составляло 3 000 квадратных футов и занимало весь первый этаж здания. В нем была огромная общая душевая, примерно 10 на 15 футов с большим количеством леек, выступающих из стены. Видимо предполагалось, что душевыми в этом тренажерном зале будет пользоваться лишь один пол (мужской или женский) в отдельно взятое время. Брюс любил включать все лейки одновременно и превращать душевую в парилку.

Первокурсницей я занималась кунг-фу у Брюса.

На этом фото я стою перед тренажерным залом на Юниверсити Уэй

Брюс в Сиэтле 1963 г.

В конце тренажерного зала находилась комната, которую Брюс использовал как спальню. У него был прекрасный комплект мебели из тикового дерева, который он привез из Гонконга прошлым летом. Что забавно, в спальне Брюса не было окон. Когда ты заходил в заднюю дверь, рядом с дверью также не было выключателя. Приходилось брести вслепую по комнате в кромешной тьме в поисках света. Можно было вечность блуждать по комнате, потому что отсутствие солнца не позволяло узнать точное время дня. Иногда я подвозила Брюса утром в университет, и он все еще спал, потому что в комнате было так темно, что он и понятия не имел, который был час.

То был единственный раз в нашей жизни, когда мы с Брюсом подсели на мыльную оперу. Для нас это практически превратилось в ритуал. Каждый день после университета мы бежали к нему и добирались к началу «Дженерал Хоспитэл». Затем Брюс отвозил меня обедать в китайский ресторан, в котором он знал повара, старого А Сэма. Почти каждый раз мы заказывали одно и то же - говядину под устричным соусом и креветки под соусом из черных бобов. Это было великолепно - мои вкусовые рецепторы становились такими же, как у китайцев. К сожалению, мне приходилось ехать домой и со своей семьей снова съедать весь обед. Моя мать начала думать, что я страдаю анорексией, так как ем такими маленькими порциями. Я всегда была худощавым ребенком, и она была убеждена, что я должна съедать ужин полностью. Так как она не знала, что я встречаюсь с Брюсом, все это начало перерастать в неприятную ситуацию, и я была в затруднении, как с ней справиться. Мне не нравилось обманывать свою маму, но еще меньше мне не нравилась идея не иметь возможности видеться с Брюсом, и я знала о глубоком возмущении, которое мама испытывала по этой части. Это был один из тех моментов в жизни, когда нет удачных решений, поэтому на некоторое время я просто отложила его в сторону. Поскольку мы с Брюсом практически постоянно находились вместе, потребовалось немало ухищрений и небольшая помощь друзей. Разумеется, это не могло продолжаться вечно, и в скором времени все могло перерасти во взрывоопасную ситуацию. Моя успеваемость скатывалась в пресловутую трубу. Учеба в моей жизни занимала отнюдь не первое место. А у Брюса вообще не было проблем - он мог “нарезать” сочинения по философии даже во время рекламы. Его знания английского были практически совершенными с точки зрения грамматики. Они были определенно лучше моих, потому что он знал все правила наизусть, изучая английский как второй язык.

Мои родители – Эверетт и Вивьен Эмери

Когда я попала в затруднительную ситуацию и начала отставать по учебе, Брюс помогал мне писать письменные работы по английскому. От него было мало помощи в химии или математике, но писал он хорошо. Кроме того я говорила ему, что именно по его вине я не делала вовремя свои задания. Он мог лишь улыбнуться, соглашаясь.

Обучаясь в университете Вашингтона, Брюс поддерживал отношения с одним близким другом Джеймсом Йиммом Ли, специалистом и инструктором по кунг-фу в Окленде, штат Калифорния. Брюс встретился с Джеймсом мельком в 1959-ом, когда он первые приехал в Соединенные Штаты и остановился на пару месяцев в районе Залива, давая уроки по ча-ча-ча. У Джеймса и Брюса был общий интерес в кунг-фу, и они провели вместе немало времени, сравнивая различные техники и философские взгляды. Когда Брюс переехал в Сиэтл, чтобы посещать университет, они с Джеймсом по возможности продолжали видеться друг с другом.

К июню 1964-го, под конец третьего курса, у них с Джеймсом появились планы по открытию второго филиала института Чжун-Фан Гунфу в Окленде. Брюс решил, что ему нет необходимости заканчивать университет, по крайней мере не в тот момент, и что лучше осуществить свои основательно продуманные планы по открытию филиалов своей школы. Под конец учебного года Брюс отказался от аренды помещения на Юниверсити Уэй, 4750 и договорился с Таки Кимура проводить свои занятия в качестве главного инструктора филиала института Чжун-Фан Гунфу в Сиэтле. Его мебель и остальное имущество переправили в Окленд, и он продал свою машину из-за нехватки денег. Я наблюдала за его ураганной активностью с беспокойством, задаваясь вопросом, как мне вписаться в этот генеральный план.

Отвозя Брюса в аэропорт на рейс в Окленд, я по-прежнему не знала ответа на этот вопрос. Как и сам Брюс. Сама идея серьезных намерений пугала его до смерти. Он хотел быть финансово обеспеченным перед тем, как принимать на себя ответственность за жену и семью. Мы поговорили о браке, но уже позже, спустя некоторое время.

Моя мать Вивьен Дикинсон

Мой отчим Поп - Уиллард Дикинсон

Готовясь сесть на самолет, Брюс мог прочитать все, что я чувствую, у меня на лице. Он сказал просто: “Я вернусь”, а потом улетел. У меня было такое чувство, будто земля ушла из-под ног. А что если я никогда его больше не увижу? А что если он добьется большего и лучшего, а воспоминания обо мне затеряются в суматохе? Эти мысли мелькали у меня в мозгу. Мы не давали обещаний друг другу. Брюс не хотел давать обещаний, пока не “создаст” себя. Он считал, что важно иметь финансовую опору перед тем, как он будет готов завести жену и детей. Вспоминая прошлое, я рада, что он не решил ждать вечно, в противном случае Брэндон и Шэннон могли так и не появиться на свет.

Лето 1964-го было летом писем. Брюс все лето ежедневно писал, выражая свои желания и беспокойства. Я арендовала почтовый ящик в центральной части Сиэтла, где получала письма Брюса, потому что не могла им позволить приходить ко мне домой. Мне казалось, что теперь не было нужды рассказывать маме о Брюсе, потому что он мог никогда не вернуться.

Брюс во времена Като. Китайский иероглиф под автографом

на английском в переводе означает «дракон».

Наконец Брюс написал, что хочет, чтобы я поехала с ним, и что он вернется в Сиэтл, чтобы забрать меня. Если это звучит как одностороннее решение, думаю, так оно и было. Я знала, что хочу быть с этим человеком навсегда. Решение было за Брюсом, сможет ли принять идею свадьбы. Брюс отдалился на два с половиной месяца, что дало ему время, чтобы все обдумать. Само собой, я была счастлива, ликовала, была в экстазе. За исключением… проблемы с семьей, особенно с мамой. Не за горами была очень деликатная ситуация, полная гнева и обиды. Брюс был очень обеспокоен реакцией моей семьи. Фактически это была одна из причин, почему он так долго колебался с ответом. Он понял, даже лучше, чем я сама, что когда женишься на женщине, ты также женишься на ее семье. Он не хотел вступать в брак с нависающей тучей в виде отказа семьи принять наше решение. Но мы оттягивали этот вопрос так долго, что теперь он стал чрезвычайно трудным. Однако мы были молоды и влюблены, и любовь победила - мы решили стойко встретить трудности. У меня были ужасные ощущения по этому поводу, но я знала, что женитьба с Брюсом была верным шагом.

Брюс тренируется на холмах в Гонконге – 1963 г.

Мы с Брюсом сошлись на трусливом выходе из ситуации. Мы поженимся, сбежим в Окленд, а потом позвоним моей маме и расскажем ей об этом. Мой друг сделал так же пару месяц назад, и когда страсти улеглись, все остались живы. Это был мерзкий план, и я боялась. У Брюса было больше чувства истории и лучшее представление о том, какая реакция будет у моей матери, и он уверил меня, что все будет хорошо. Его слова оправдались. Его никогда не радовало утаивание наших отношений, но он согласился смириться с этим на время ухаживаний.

Брюс вернулся в Сиэтл в среду, 12 августа, и мы отправились в здание суда графства Кинг, чтобы обратиться за разрешением на вступление в брак. Помимо вынужденного трехдневного периода ожидания, существовала большая проблема, которую мы не предусмотрели. Во-первых, мы не знали, что имена тех, кто подает заявление на вступление в брак, публикуются в газете. Во-вторых, старые тетушки это тот тип людей, которые читают раздел о статистике брака в газете. В частности, моя тетушка Салли, которая позвонила моей маме, чтобы рассказать ей, что Линда К. Эмери и Брюс Чж. Ф. Ли объявили о своем намерении пожениться. Кошку не только вынули из мешка, она теперь сидела на колене моей матери.

Моя мать позвонила семейному знахарю. Мои тетя и дядя приехали из Эверетта. Мы с Брюсом были приглашены на ковер для объяснения ситуации. Нам ничего не оставалось кроме как раскрыть свои планы. Весь день семья старалась отговорить нас от этого глупого поступка. Их аргумент состоял в том, что если подождать, не случится ничего страшного, и это даст нам время проверить наши чувства. Но мы с Брюсом уже это сделали - если кому и требовалось время, так это семье. Моя мать чувствовала обиду и злость, что я, ее ребенок и круглая отличница, на которую она возлагала такие большие надежды, собиралась сбежать с неудачником китайским инструктором по кунг-фу. Когда я пишу это, мои дети старше, чем я, когда предоставила своей матери такую информацию, и могу с готовностью понять ее чувства. Больнее всего, разумеется, было то, что я обманула ее. Ни Брюс, ни я не гордились этим фактом.

Никогда не ставился вопрос, нравится ли Брюс моей семье. Они просто не знали его. Большой проблемой был межрасовый аспект. Они считали, что мы станем жертвами предрассудков общества, так же, как и наши дети. Мои тетя и дядя были очень религиозными, и считали, что смешение рас омерзительно. Я же, наоборот, искренне верила, что Бог благословит наш союз. Моя мама страдала больше, чем все остальные.

Кто-то может подумать, что из-за всей этой суматохи у нашей свадьбы получилось неудачное начало. Я склонна верить, это лишь усилило наше намерение стабилизировать этот союз. Допрашивая нас с такой тщательностью и заставляя нас объяснять наши чувства друг к другу вслух, моя семья по сути выполняла роль добрачных консультантов. В конечном счете, мы были убеждены больше чем когда-либо, что поступаем правильно.

Брюс прожил в Соединенных Штатах пять лет, обеспечивая себя сам, и привык принимать решения самостоятельно. Кроме того, его мама была наполовину европейкой, так что в его семье расовый барьер ломался уже не первый раз. Брюс написал своей семье, извещая их о своих планах, даже притом, что они хотели, чтобы он женился на китаянке, тем не менее, они рады были принять меня в свою семью. В первый раз они услышали о наших отношениях из писем Брюса, но они верили в его благоразумие. Думаю, они всегда знали, что несмотря на трудности, которые переживает молодой человек в Гонконге, он был умным человеком с хорошим чувством что хорошо и что плохо в общепринятом смысле.

И хотя у моей мамы были плохие предчувствия относительно моего будущего счастья, я должна отдать ей должное за то, как правильно она повела себя в этой ситуации. Что сделано, то сделано. В последующие месяцы и годы она начала нежно любить Брюса и приняла его как члена нашей семьи. Она часто приезжала к нам, когда мы жили в Лос-Анджелесе и Гонконге, и была рада рождению наших детей Брэндона и Шэннон. Сегодня я уверена, что она и представить себе не может, что у нее когда-нибудь возникнут причины для беспокойства о нашем счастье.

Еще тренировки в Гонконге

“Сколько себя помню, я чувствовал огромную творческую и духовную силу, которая намного больше, чем вера, честолюбие, уверенность, решимость, проницательность. Все это вместе взятое. Мой разум становится словно загипнотизированным этой доминирующей силой, которая находится в моих руках” - Брюс Ли

Ли Хой Чуэнь держит Брюса (ему три месяца) в дебютном фильме

Брюс родился в год дракона, в час дракона (между 6 и 8 часами утра) 27 ноября 1940 г. С самого начала было очевидно, что он незаурядный и особенный ребенок, обладающий огромной кипучей энергией.

Он появился на свет в сан-францисской больнице Джексон Стрит у мистера и миссис Ли Хой Чуэнь. Его отец, известный в кантонской опере Гонконга актер, находился в то время на американских гастролях. Мать Брюса, Грейс Ли, наполовину немка и католичка, назвала его Ли Чжун Фан, что в переводе значит “вернись снова”, потому что ей хотелось, чтобы однажды он вернулся в Соединенные Штаты на постоянное место жительства. Одна из нянечек в больнице предложила английское имя Брюс, но это имя никогда не употреблялось в семье до его поступления в гонконгский колледж Ла Салль много лет спустя. Дома его всегда звали женским именем Сай Фон (маленький феникс). Мистер и миссис Ли потеряли своего первого сына, и по китайской традиции, когда рождаются будущие сыновья, к ним часто обращаются женским именем, чтобы запутать духов, которые могут украсть их души.

Крошка Брюс

По всей вероятности в Соединенных Штатах не так много людей, которые могли бы заявить о схожести домашней атмосферы детства Брюса со своей. В начале 1941-го, когда родители Брюса вернулись в Гонконг, в трехкомнатную квартиру на Натан Роуд, 218, Коулун, семейство Ли состояло из мистера Ли, его жены Грейс, двух сестер Брюса Фебы и Агнес, брата Питера, к которым позже присоединился его младший брат Роберт. С тем же успехом Брюс мог бы разбить палатку на центральном вокзале Нью-Йорка.

Не считая близких членов семьи эта квартира также служила домом для невестки мистера Ли и пятерых ее детей. После смерти своего брата мистер Ли, как и положено по китайскому обычаю, забрал всю семью в свой дом и заботился о них как о своей собственной. Учитывая прислугу и сына одного из слуг, получается, что почти 20 человек теснились в одной квартире, вместе с разнообразными собаками, кошками, птицами и рыбками.

Можно представить себе ужасающую сцену за семейным обеденным столом, не говоря уже об утренних криках в единственной ванной комнате. Хотя Брюс не понимал этого в то время, по всей вероятности именно в семействе Натан Роуд зародились ростки джит кун до, чтобы позже дать начало основам эффективности, экономии движения и простоте. В любом случае я бы предположила, что в большинстве случаев философские и духовные исследования Брюса характера своей внутренней сущности перебивали более значимые диалоги вроде: “Поторопись, Брюс, твоя очередь пользоваться ванной!” Несмотря на это, наставник Брюса, и соответственно его направление в жизни должны быть найдены где-то еще за пределами его родного дома.

Именно благодаря связям отца Брюс в конечном счете стал детской кинозвездой. Его отец бывало водил его за кулисы в театрах, и часто брал его с собой на гастроли в континентальный Китай во время школьных каникул. По возможности Брюс болтался на съемочной площадке, когда его отец работал над очередным фильмом. В молодом возрасте отец Брюса был удивительно красивым человеком с очень динамичной сценической игрой. Брюс любил и уважал своего отца, возможно, даже боготворил, а временами боялся его. Что касается его собственных актерских способностей, очевидно, что с самого начала Брюс обладал своим огромным природным даром, равно как и большой любовью к гриму.

Дети Ли. Слева направо: Роберт, Агнес, Брюс, Питер, Фиби

Немногие сделали такую большую кинокарьеру в столь раннем возрасте, как Брюс. Ему едва исполнилось три месяца, когда он появился в китайском фильме, снятом в Сан-Франциско, хотя Брюс считал профессиональным дебютом на экране свою роль в «Начале человечества», снятом в Гонконге, когда ему исполнилось шесть. Ему было восемь, когда он сыграл свою вторую роль – под именем Ли Сиу Лунг (маленький дракон Ли), под именем, под которым он стал известным в Гонконге и китайских кинокругах юго-восточной Азии. К 18 годам Брюс сыграл в 20 фильмах, включая главную роль в своем последнем фильме в качестве детской кинозвезды – «Сирота».