Б) Данность так-бытия и вот-бытия в многообразии актов

Далее общим для всех трансцендентных актов является то, что данность бытия в них, точно так же как и в познании, является данностью вот-бытия и

468 ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

в то же время так-бытия. На второй план это отходит в случае пассивно-проспективных актов, поскольку субъект здесь принимает в расчет лишь ту или иную вероятность и надежно уверен только в грядущем вообще; но и в вероятности он все же принимает в расчет пока еще нечто определенное.

Совершенно ясным это отношение становится в случае основных типов эмоциональной данности, в случае опыта, переживания и претерпевания, и в той же мере в случае действия, поступка, стремления, в обращении с лицами и в принуждении к принятию решения при данной ситуации. Испытывается и претерпевается-то всегда нечто определенное — и не только внешним образом (anhangender-weise), но и по сути и как таковое. Точно так же в ответной затронутое™ испытывается определенная вина, в охваченности ситуацией — принуждение к принятию определенного решения (не произвольного), в работе над вещью — сопротивление определенного рода. Все это относится к так-бытию реального, а вовсе не к его голому, всеобщему вот-бытию без какого бы то ни было дифференцирования.

Но это означает: как раз эмоционально-трансцендентные акты вообще не делают онтологически очень относительного различия между вот-бытием и так-бытием; для них данное выступает еще оптически простым. Лишь последующая рефлексия осуществляет это различие; оно вторично привносится благодаря познанию. Именно этому различию, таким образом, здесь в отличие от познания не соответствует первичное различие данности.

Правда, это связано и со слабостью всякой эмоциональной данности, а именно — с содержательной

________________ ДАННОСТЬ РЕАЛЬНОГО БЫТИЯ ____________ 469

нечеткостью, расплывчатостью и неясностью, которые свойственны ей во многих видах актов. Хотя, пожалуй, и так-бытие вещи дано, причем совершенно первично, одновременно с вот-бытием, но оно в своей определенности не имеет твердых контуров. Это относится не только к надежде или страху, но и ко многим формам претерпевания и переживания, равно как и к ответной затронутости в собственном действии и к опыту чужого лица в его поведении. Подобно тому как есть «смутное» чувство вины, которое уже ощущает тяжесть вины, но еще полностью не знает, в чем оно состоит, так есть и смутное сознание чужого недоверия или чужой неприязни. Точно так же можно очень восприимчиво «переживать» любопытную уличную сцену, не понимая вполне, что здесь, собственно, происходит.

Наша жизнь полна таких смутных или расплывчатых данностей, при которых, однако, сама фактичность (вот-бытие или реальность как таковая) не подлежит никакому сомнению. Нельзя сказать, что в их случае не дано никакого так-бытия, ибо оно тоже отлично ощущается; нельзя также сказать, что оно сомнительно, ибо как раз то немногое, что содержательно дано, отнюдь не ощущается как сомнительное. Так-бытие в подобных актах дано именно лишь «нечетко» — это нечто иное, чем «сомнительно», оно обнаруживает известную неопределенность и достаточно часто сопровождается и знанием об этой неопределенности. В последнем случае вступает в силу тенденция на достижение определенности вещи.

Но эта тенденция всегда уже есть начало познания. Ибо в ней заключается своеобразное превосходство познания над эмоциональными актами всякого рода,

470 ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

которое состоит в том, что оно не только намеками дает более близкую определенность того, что оно схватывает, но проникает в его содержание и поднимает его до объективной сознательной формы представления, идеи или даже понятия.