А) Идентичность мира и фрагменты данности

Теперь окинем взглядом положение дел. Проблема познания не смогла удовлетворить собственную потребность быть уверенной в реальности, не говоря уже об аналогичной потребности, испытываемой онтологией. Более сильная данность обнаружилась в эмо-

ДАННОСТЬ РЕАЛЬНОГО БЫТИЯ 455

ционально-трансцендентных актах, которые все в свою очередь объединены в общем феномене жизненного контекста. В различных видах затронутое™, в предзатронутости и ответной затронутое™, в испытывании сопротивления, в принужденности к принятию свободного решения проявляется такой, более сильный модус данности реальности.

Но теперь встает еще один вопрос, в какой мере эта более сильная данность действительно идет на пользу познанию, его подпирает и поддерживает. Ибо, по крайней мере, возможно, что она стоит по отношению к нему «криво», с ним вовсе не соприкасаясь; ведь может существовать реальность двоякого рода, или даже два содержательно различных реальных мира, — мир данности восприятия и мир эмоциональной данности. В этом случае из последнего для первого ничего не следовало бы, и познание из своего местоположения в эмоциональной жизни ничего не получило бы. Но тогда и воспринятое с пережитым не могли бы перекрывать друг друга по содержанию и даже сочетаться друг с другом. Было бы наверняка невозможным и познать пережитое или перенесенное.

Такой невозможности никоим образом не существует. Испытанное и пережитое в принципе оказывается также очень даже познаваемым. Им только нет нужды быть познанными с необходимостью. Последствия моих дел, испытываемые мной в поведении другого человека, застигают меня независимо от того, постигаю ли я их также как таковые или нет. Но там, где начинается познание, там оно не снимает первичный опыт. Испытанное и перенесенное переходят в жизни в познанное без четкой границы. Всякое восприятие и всякое познание вообще вплетены

456 ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

в контекст переживания. Есть именно лишь одна реальность, и она есть реальность одного реального мира, в котором мы живем и умираем, в котором мы действуем, надеемся, страшимся, страдаем, испытываем и переносим что-либо, — но и того, в котором мы познаем. Он есть тот, контекстами которого мы столь многократно затронуты, угнетены, взволнованы, но он и тот, контексты которого суть предметы возможного познания.

Правда, фрагмент мира, который мы познаем, по содержанию не безусловно совпадает с фрагментом, который мы испытываем эмоционально. Но оба фрагмента и никогда не стоят друг возле друга без соприкосновения. Они всегда частично пересекаются, в любое время совпадают на ширину, достаточную, чтобы позволить сразу познать идентичность мира, из которой они вырезаны, как тоже данную. Лица, которые мы воспринимаем и о которых судим, но в отношении которых мы в то же время так или иначе поступаем и чье обращение мы на себе испытываем, — это одни и те же лица. Вещи, которые мы видим и ощупываем, — те же самые, что и вещи, которыми мы распоряжаемся в наших действиях и чье сопротивление мы испытываем. События, которые нас затрагивают, следствия наших собственных дел, которые мы вынуждены терпеть, — те же самые, что и события, которые мы можем научиться и понимать. И ситуации, требующие от нас решений, — те же самые, что и ситуации, которые мы можем объективно рассматривать и оценивать, исходя из высших соображений.

В сегодняшней философии существует взгляд, сильно преувеличивающий разницу таких аспектов и

________________ ДАННОСТЬ РЕАЛЬНОГО БЫТИЯ _____________ 457

фрагментов. Уже различия между областями чувств достаточно, чтобы подтолкнуть к подобному разрыву. «Осязаемая» и «созерцаемая» вещи не совпадают, двигательное и визуальное пространства не тождественны; «окружающие миры» ребенка и взрослого резко не соответствуют друг другу. Противоположности такого рода без сомнения существуют, и их можно было бы поставить в один ряд с противоположностью переживаемого и познаваемого мира.

Но пока такого рода взгляд констатирует лишь различия, он делает половину работы и остается методологически поверхностным. Своеобразие таких феноменов противоположности состоит как раз в том, что в силу идентичности того, что составляет предмет упомянутых аспектов, они с самого начала поверх всех различий связаны и жестко друг с другом соотнесены и что сознание всегда уже знает об этой идентичности. Сознание в естественной установке не знает никакой «созерцаемой вещи» и никакого «пространства созерцания»; только психологическая теория создает эти понятия в целях нужных ей различий. Нет никакой действительной вещи, которая была бы только «созерцаемой вещью». То же самое относится и к «окружающим мирам» — это вовсе не миры, а лишь аспекты одного и того же мира, пусть даже взятого в очень смещенных фрагментах. Ребенок живет в том же самом реальном мире, что и взрослый, ему лишь даны другие стороны мира и в другом окружении.

То же самое в принципе относится и к противоположности познаваемого мира и мира, испытываемого эмоционально, — в остальном устроенной совершенно иначе. Это будет уже злоупотребление словами — называть «миром» по отдельности то и

458 ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

другое. Ничто в общем феномене осознания мира не указывает на то, что это разные миры. Все содержательное различие здесь основывается, скорее, уже на идентичности одного реального мира, который испытывается двояким образом, но самим сознанием все-таки всегда понимается как один мир.