Глава 41. Перевёртыш

На закате повалили первые хлопья снега, а к ночи снегопад стал таким сильным, что восход луны остался незамеченным за белым занавесом.

– Боги Севера обрушили свой гнев на лорда Станниса, – объявил Русе Болтон утром, когда все собрались в Большом Чертоге Винтерфелла на завтрак. – Он здесь чужак, и старые боги его не пощадят.

Дредфортцы одобрительно закричали, стуча кулаками о длинные деревянные столы. Винтерфелл был разрушен, но его гранитные стены всё еще защищали от ветра и непогоды. Здесь имелось в достатке еды и питья, хватало огня, чтобы обсохнуть после дежурства, места, чтобы высушить одежду, уютных уголков, чтобы прилечь и поспать. Лорд Болтон приказал заготовить дров на целых полгода, так что в Великом Чертоге всегда царили тепло и уют. У Станниса ничего этого не было.

Теон Грейджой не присоединился к возгласам одобрения. Так же как и Фреи, что не ускользнуло от его внимания. «Они тоже здесь чужаки», – подумал он, глядя на сира Эйениса Фрея и его сводного брата сира Хостина. Рождённые и выросшие в речных землях Фреи никогда не видели столько снега. «Север уже забрал трех их родичей». Теон вспомнил так и не найденных лордом Рамси людей, пропавших между Белой Гаванью и Барроутоном.

Сидевший на помосте между двумя рыцарями лорд Виман Мандерли из Белой Гавани уминал овсянку. Правда, с меньшим удовольствием, чем те пироги со свининой, которые он уплетал на свадьбе. Неподалеку однорукий Харвуд Стаут тихо разговаривал с мертвенно-бледным Амбером Смерть Шлюхам.

Теон вместе с другими стоял в очереди к медным котлам, из которых разливали кашу в деревянные миски. Он заметил, что у лордов и рыцарей были молоко, мёд и даже немного масла, чтобы подсластить еду, но не надеялся, что ему это предложат. Недолго же ему выпало побыть принцем Винтерфелла. Он сыграл свою роль в представлении, выдав подставную Арью замуж, и стал не нужен.

– Первая зима на моей памяти, когда снегу намело выше моей головы, – рассказывал стоявший перед ним человек с гербом Хорнвуда.

– Ага, но в ту зиму ты был всего три фута ростом, – отозвался всадник из Родников.

Прошлой ночью, мучаясь бессонницей, Теон задумался, как бы ускользнуть незамеченным, пока Рамси с отцом заняты своими делами. Но все ворота были заперты на засов и хорошо охранялись. Никто не мог войти в замок или покинуть его без позволения лорда Болтона. Даже если нашелся бы какой-то потайной ход, Теон не стал бы на него полагаться. Он не забыл Киру и её ключи. И даже если он выберется, куда ему податься? Отец мёртв, дядьям он не нужен. Пайк для него потерян. У него не осталось иного дома, кроме этого – среди костей Винтерфелла.

«Разрушенный замок для сломленного человека. Здесь мне самое место».

Он всё ещё ждал каши, когда в зал ввалился Рамси в сопровождении бастардовых мальчиков и потребовал музыки. Абель сонно потёр глаза, взялся за лютню и запел «Жену дорнийца». Одна из его прачек отбивала ритм на барабане. Но певец поменял слова. Теперь в песне он вкушал прелести не жены дорнийца, а дочери северянина.

«За такое можно лишиться языка, – подумал Теон, когда ему наполняли миску. – Он всего-навсего певец. Сдери ему лорд Рамси кожу с обеих рук – и никто слова не скажет». Но когда, услышав новые стихи, лорд Болтон улыбнулся, а Рамси захохотал, остальные тоже принялись смеяться. Желтый Дик так развеселился, что вино брызнуло у него из носа.

Леди Арья не могла разделить их веселье. Она не выходила из своих покоев со свадебной ночи. Кислый Алин говорил, что Рамси приковал её голой к кровати, но Теон знал, что это всего лишь слухи. Не было никаких цепей – по крайней мере, видимых человеческому глазу. Только пара стражников у дверей спальни, чтобы девушка никуда не ушла. «И голая она только когда моется».

А мылась она почти каждый вечер. Лорд Рамси хотел, чтобы жена была чистой.

– У неё, бедняжки, нет горничных. Так что остаешься ты, Вонючка. Не одеть ли тебя в платье? – расхохотавшись, предложил он Теону. – Пожалуй, это можно устроить, если сам попросишь. А пока довольно с тебя и роли банщицы. Я не потерплю, чтобы она воняла, как ты.

Так что каждый раз, когда Рамси хотел свою жену, Теону приходилось звать служанок леди Уолды или леди Дастин и таскать горячую воду с кухни. Хотя Арья никогда не разговаривала со служанками, те не могли не заметить её синяки. «Сама в этом виновата. Она ему не угодила».

– Просто будьте Арьей, – сказал он ей как-то раз, помогая забраться в ванну. – Ваш муж не хочет вас обижать. Он причиняет боль, только когда мы… когда мы забываемся. Лорд Рамси никогда не резал меня без причины.

– Теон… – прошептала она, рыдая.

«Вонючка».

Он сжал ей руку:

– Здесь я – Вонючка. Не забывайте, Арья.

Но девушка была не настоящей Старк, а лишь дочкой стюарда. «Джейни, её зовут Джейни. Она не должна просить у меня спасения». Теон Грейджой когда-то мог бы попытаться помочь ей. Но Теон был железнорожденным и куда храбрее Вонючки. «Вонючка, Вонючка, Вонючка-закорючка».

У Рамси сейчас есть новая игрушка для развлечений, с грудями и щёлкой… Но скоро слезы Джейни ему приедятся, и он снова возьмется за своего Вонючку.

«Рамси освежует меня дюйм за дюймом. Когда пальцы закончатся, отнимет у меня руки, а после пальцев на ногах – ноги. Но только когда я начну молить об этом, когда боль станет такой сильной, что я попрошу об избавлении». Вонючку точно не ждут горячие ванны. Ему запретят мыться, и он снова обрастет дерьмом. Одежда превратится в грязные и вонючие лохмотья, которые заставят носить, пока те не сгниют. Лучшее, на что он мог надеяться – возвращение на псарню, в компанию девочек Рамси. «Кира, – вспомнил Теон. – Рамси назвал новую сучку Кирой».

Он понёс миску в дальнюю часть зала и нашёл свободное место в нескольких ярдах от ближайшего факела. Большинство скамей ниже соли не пустовало ни днем, ни ночью. Там пили, играли в кости, болтали. Даже спали прямо в одежде в каком-нибудь уголке, пока сержант не будил пинком, давая понять, что пришло время снова надевать плащ и идти в караул. Но никто из этих людей не был рад обществу Теона Перевёртыша. Впрочем, и он не особо жаждал их компании.

Овсянка оказалась серой и водянистой, и после третьей ложки Теон отодвинул от себя миску. За соседним столом мужчины обсуждали бурю и размышляли, надолго ли зарядил снег.

– На весь день и всю ночь, а может и дольше, – утверждал грузный чернобородый лучник с вышитым на груди топором Сервина.

Несколько мужчин постарше вспоминали другие бури, называя нынешнюю лишь лёгкой порошей по сравнению с виденными в зимы своей юности. Жители речных земель были в ужасе.

«Эти южане не любят снег и холод».

Входившие в зал с улицы тут же жались к очагам или растирали руки над жаровнями, а с их плащей, повешенных у двери, стекала вода.

В зале было дымно, хоть топор вешай. Каша уже успела окончательно застыть, когда женский голос позади него произнес:

– Теон Грейджой.

«Меня зовут Вонючка», – едва не ответил он.

– Чего тебе?

Она перекинула ногу через скамью и, присев рядом с ним, откинула с глаз пышную прядь тёмно-рыжих волос.

– Почему вы едите в одиночестве, м’лорд? Пойдёмте, спляшем.

Он вернулся к своей каше:

– Я не танцую.

Принц Винтерфелла был умелым танцором, но Вонючка из-за недостающих пальцев на ногах смотрелся бы нелепо.

– Оставь меня в покое. У меня нет денег.

Женщина криво усмехнулась.

– Ты принял меня за шлюху?

Это была одна из «прачек» – высокая и тощая, слишком худая, чтобы назвать её хорошенькой… но было время, когда Теон всё равно бы переспал с ней, просто из интереса: каково это, когда тебя обвивают такие длинные ноги.

– А зачем мне здесь деньги? Что на них тут купишь? Немного снега? – захохотала она. – Ты бы мог заплатить мне улыбкой. Я ни разу не видела тебя улыбающимся, даже на свадьбе твоей сестры.

– Леди Арья мне не сестра.

«И я не улыбаюсь, – добавил он про себя. – Рамси ненавидел мою улыбку, поэтому прошёлся молотком по моим зубам. Я ем-то с трудом».

– И никогда не была моей сестрой.

– Но она хорошенькая девушка.

«Я никогда не была такой красивой, как Санса, но все говорили, что я хорошенькая», – слова Джейни эхом отдавались у него в голове в такт барабанам двух других прачек Абеля.

Ещё одна из них затащила Малого Уолдера Фрея на стол, чтобы научить танцевать. Все мужчины хохотали.

– Оставь меня в покое, – повторил Теон.

– Я пришлась м’лорду не по вкусу? Могу прислать вам Миртл, если хотите. Или Холли, может вы её предпочтете. Всем мужчинам нравится Холли. Они мне тоже не сёстры, но они милые.

Женщина склонилась ближе. От неё пахло вином.

– Если не хотите подарить мне улыбку, то расскажите, как захватили Винтерфелл. Абель сложит об этом песню, и вы будете жить вечно.

– Как предатель. Как Теон Перевёртыш.

– Почему не как Ловкий Теон? Мы слышали, что вы совершили дерзкий поступок. Сколько воинов у вас было? Сотня? Пятьдесят?

«Меньше».

– Это было безумием.

– Славным безумием. Говорят, у Станниса пять тысяч, но Абель утверждает, что даже с войском, превышающим это число в десять раз, невозможно взять эти стены. Так как вы пробрались внутрь, м’лорд? Какой-то потайной ход?

«С помощью верёвок и крюков. На моей стороне были темнота и внезапность. Замок слабо охранялся, а я застал их врасплох», – подумал Теон, но вслух ничего не сказал. Если Абель сложит об этом песню, Рамси, наверняка, для верности проткнёт Вонючке барабанные перепонки, чтобы тот никогда её не услышал.

– Вы можете доверять мне, м’лорд. Абель вот доверяет.

Прачка накрыла его затянутую в перчатку из кожи и шерсти ладонь своей обнажённой грубой рукой с длинными пальцами и изгрызенными ногтями.

– Вы не спросили, как меня зовут. Я Рябина.

Теон вырвал руку. Он знал, что это уловка. «Её подослал Рамси. Очередная шутка, типа Киры с ключами. Весёлая забава, вот и всё. Думает, что я сбегу и дам ему повод наказать меня».

Ему захотелось ударить её, стереть эту нахальную улыбку с её лица. Захотелось поцеловать её, взять прямо на этом столе и заставить выкрикивать его имя. Но он знал, что не посмеет её тронуть ни в ярости, ни в похоти. «Вонючка, Вонючка, меня зовут Вонючка. Я не должен забывать своё имя». Он вскочил и молча захромал к дверям на своих покалеченных ногах.

Снаружи всё ещё шёл снег. Мокрый, тяжёлый, тихий, он уже начал заметать следы тех, кто входил и выходил из зала. Сугробы были почти по колено. «В Волчьем Лесу снег будет ещё глубже… и на Королевском Тракте, где завывает ветер, от которого нет спасенья». Во дворе шло сражение. Рисвеллы забрасывали парней из Барроутона снежками. Наверху, между башенками, оруженосцы лепили снеговиков. Мальчики вооружали их копьями и щитами, надевали им на головы шлемы и расставляли на внутренней стене, словно ряд снежных стражей.

– Лорд Зима привел к нам своё войско, – пошутил было один из стражей у Великого Чертога, не поняв сперва с кем говорит, но, увидев лицо Теона, отвернулся и сплюнул.

За палатками у коновязи дрожали от холода могучие боевые скакуны рыцарей из Белой Гавани и Близнецов. Захватив Винтерфелл, Рамси сжёг конюшни, и его отец построил новые, вдвое больше старых, для боевых коней и верховых лошадей своих знаменосцев и рыцарей. Остальные лошади были привязаны во дворе. Между ними ходили конюхи в капюшонах, укрывая животных попонами.

Теон направился дальше в разрушенную часть замка. Он прошел мимо развалин башни мейстера Лювина, провожаемый взглядами воронов, следивших за ним из дыры в стене и что-то каркавших друг другу. Время от времени одна из птиц издавала хриплый крик. Он постоял на пороге своей бывшей спальни, оказавшись по щиколотку в снегу, который надуло через пустое окно, навестил руины кузницы Миккена и септы леди Кейтилин. Под Горелой Башней Теон встретил Рикарда Рисвелла, уткнувшегося носом в шею ещё одной «прачки» Абеля – пухленькой, с круглыми щёками и курносым носом. Закутанная в меховую накидку девушка стояла на снегу босиком. Теон подумал, что под плащом она, наверняка, голая. Заметив его, прачка сказала что-то Рисвеллу, от чего тот громко рассмеялся.

Теон поплёлся прочь от них. Ноги привели его за конюшни – к лестнице, которой редко пользовались. Ступеньки были крутыми и коварными. Он осторожно взобрался наверх и оказался в одиночестве на зубчатой вершине внутренней стены – вдали от оруженосцев и их снеговиков. Никто не разрешал ему свободно передвигаться по замку, но никто и не запрещал. В пределах стен он мог ходить куда угодно.

Внутренняя стена Винтерфелла была древнее и выше внешней. Её серые зубцы поднимались на сотню футов, а по углам располагались квадратные башни. Воздвигнутая много веков спустя Внешняя стена с восьмиугольными башнями вместо квадратных была на двадцать футов ниже, но толще и в лучшем состоянии. Между стенами зиял ров – глубокий, широкий… и замёрзший. Постепенно на льду наросли сугробы. Снег намёл сугробы в проёмах между зубцами и нахлобучил на башни белые мягкие шапочки.

Внизу за крепостью, насколько хватало глаз, тянулся белый мир. Леса, поля, Королевский Тракт – всё укутала белая мягкая мантия, похоронив под собой останки Зимнего городка и скрыв почерневшие стены сожжённых Рамси домов. «Снег спрятал раны, оставленные Сноу»… Нет, не верно. Рамси теперь Болтон, не Сноу, только не Сноу.

Убегавший вдаль Королевский Тракт исчезал, теряясь среди полей и холмов этого бескрайнего белого пространства. А с безоблачного неба в полной тишине всё падал и падал снег. «Где-то там замерзает Станнис Баратеон». Попытается ли лорд Станнис захватить Винтерфелл в бурю? «Если так, то его дело обречено». Замок слишком силён. Несмотря на заледеневший ров, укрепления Винтерфелла оставались внушительными. Теон захватил замок хитростью, послав своих лучших людей перелезть через стены и переплыть ров под покровом ночи. Защитники даже не поняли, что на них напали, пока не стало слишком поздно. Такая уловка недоступна Станнису.

Возможно, он предпочтёт осадить замок и уморить защитников голодом. Кладовые и подвалы Винтерфелла пустовали. Вместе с Болтоном и его друзьями Фреями через Перешеек пришёл длинный обоз, леди Дастин привезла провизию из Барроутона, а лорд Мандерли – из Белой Гавани… Но войско оказалось слишком большим. Такому количеству голодных ртов их запасов надолго не хватит. «Что ж, лорду Станнису и его людям тоже грозит голод. А ещё они замёрзли, стёрли ноги и не в том состоянии, чтобы сражаться… Но буря подстегнет их желание взять замок».

Снег падал и над богорощей, но таял, едва коснувшись земли. Под укутанными в белые плащи деревьями земля превратилась в слякоть. В воздухе призрачными лентами клубился туман. «Зачем я сюда пришёл? Это не мои боги. Здесь мне не место». Перед ним возвышалось сердце-древо – белый великан с вырезанным ликом и листьями, похожими на окровавленные ладони.

Тонкая корочка льда затянула поверхность пруда под чардревом. Теон упал перед ним на колени.

– Пожалуйста, – прошептал он сквозь разбитые зубы, – я не хотел… – Слова застряли у него в горле. – Спасите меня, – наконец выговорил он. – Пошлите мне…

«Что? Силу? Смелость? Милосердие?»

Но вокруг лишь тихо падал белый снег, равнодушный к его словам, да были слышны слабые тихие всхлипы.

«Джейни, – подумал Теон. – Рыдает на своём брачном ложе. Кто же ещё это может быть? Боги не плачут. Или плачут?»

Ему было слишком больно слышать звук этих рыданий. Схватившись за ветку, Теон поднялся на ноги, стряхнул снег и поковылял обратно на свет. «В Винтерфелле живут призраки, – подумал он, – и я один из них».

Вернувшись, Теон увидел, что во дворе выросло еще больше снеговиков. Оруженосцы слепили дюжину снежных лордов, чтобы те командовали снежными стражами на стенах. Самый толстый снеговик, какого Теону приходилось видеть, очевидно, изображал лорда Мандерли, однорукий – без сомнения, Харвуд Стаут, снежная леди – Барбри Дастин, а ближайший к двери, с бородой из сосулек – старый Амбер Смерть Шлюхам.

В чертоге повара половниками разливали похлёбку из говядины и овса, густо приправленную луком и морковью. Похлёбку подавали в вычищенных от мякоти караваях вчерашнего хлеба. Объедки бросали на пол девочкам Рамси и другим собакам.

Девочки обрадовались Теону. Они узнавали его по запаху. Красная Джейн подпрыгнула, чтобы лизнуть его ладонь, а Хелисента забралась под стол и свернулась клубком у ног, обгладывая косточку. Хорошие собаки. Легко забыть, что все они носят имена девушек, убитых и затравленных Рамси.

Теон устал и достаточно проголодался, чтобы съесть немного похлёбки и запить её элем. К этому времени в зале стало шумно. Двое разведчиков Русе Болтона вернулись через Охотничьи Ворота и сообщили, что силы лорда Станниса ползут как улитки. По словам разведчиков, тяжёлые боевые кони рыцарей проваливаются в снег. Низкорослым, легконогим лошадкам горных кланов снег нипочём, но горцы боятся оторваться от остального войска. Лорд Рамси приказал Абелю сыграть походную песню в честь Станниса, продирающегося сквозь снег. Бард снова взялся за лютню, а одна из его прачек подхватила меч Кислого Алина и стала изображать Станниса, сражающегося с сугробами.

Теон допивал уже третью кружку, когда в зал вошла леди Барбри Дастин и послала за ним двух своих рыцарей. Она оглядела представшего перед ней Теона с ног до головы и принюхалась.

– На тебе та же одежда, что была на свадьбе?

– Да, миледи. Та, что мне дали.

Это был один из уроков, которые он выучил в Дредфорте: бери, что дают, и не проси большего.

Леди Дастин как всегда была одета в чёрное, хотя на этот раз рукава её платья были оторочены беличьим мехом, а лицо обрамлял жёсткий воротник.

– Ты знаешь этот замок.

– Когда-то знал.

– Там внизу есть крипта, где в темноте спят древние Старки. Мои люди не смогли найти вход в неё. Они обыскали все подвалы, погреба и даже темницы, но…

– В крипту нельзя попасть через темницы, миледи.

– Покажешь, как туда войти?

– Там нет ничего, кроме…

– … мёртвых Старков? Так уж случилось, что все любимые мною Старки мертвы. Ты знаешь, как туда попасть или нет?

– Знаю.

Он не любил крипту, никогда не любил, но хорошо знал её.

– Покажи мне. Сержант, принесите факел.

– Миледи потребуется тёплый плащ, – предупредил Теон. – Вход снаружи.

Леди Дастин закуталась в собольи меха и вместе с Теоном покинула зал, выйдя в усилившийся снегопад. Съёжившиеся под плащами от холода стражники мало чем отличались от снеговиков. Только по морозному дыханию можно было понять, что часовые ещё живы. На стене, тщетно пытаясь разогнать тьму, горели огни. Маленький отряд во главе с Теоном с трудом прокладывал себе дорогу сквозь девственно-белую гладь снега, доходившего им почти до колен. Палатки во дворе наполовину завалило снегом, и они прогибались под его тяжестью.

Вход в крипту находился в самой старой части замка – у подножия Первой Твердыни, которую не использовали уже сотни лет. Захватив Винтерфелл, Рамси предал её огню, и большая часть того, что не сгорело, обрушилась. Остался лишь открытый всем ветрам и метелям каркас. Вокруг валялись засыпанные снегом огромные куски каменной кладки, сгоревшие балки и разбитые горгульи. Жуткое оскалившееся лицо одной из них торчало из сугроба, устремив свои слепые глаза в небеса.

«Вот здесь нашли упавшего со стены Брана». Теон в тот день охотился вместе с лордом Эддардом и королём Робертом, не имея ни малейшего понятия о тех ужасных новостях, что ждали их по возвращении в замок. Он вспомнил лицо Робба, когда тому рассказали о несчастье. Никто не ожидал, что разбившийся мальчик выживет. «Боги не смогли убить Брана, как и я», – пришла ему в голову странная мысль. Но самым странным было знать, что Бран до сих пор мог быть жив.

– Здесь. – Теон указал на громадный сугроб у подножия стены. – Под ним. Ищите разбитые камни.

У людей леди Дастин ушло минут пятнадцать на то, чтобы очистить вход, разгребая снег и откидывая щебень. После этого выяснилось, что дверь наглухо запечатало льдом, и сержанту пришлось сходить за топором. Наконец заскрипели петли, и дверь распахнулась, открыв каменные ступени, спиралью спускавшиеся во тьму.

– Вниз идти далеко, миледи,– предупредил Теон.

Леди Дастин была непреклонна.

– Берон, посвети.

Путь по истёртым за века ступеням был узким и крутым. Они шли по одному: сержант с факелом, Теон, леди Дастин и ещё один человек позади. Теон всегда считал крипту холодной. Летом так и было, но сейчас – чем ниже они спускались, тем теплее становился воздух. Не тёплым, совсем нет, но теплее, чем на поверхности. Внизу, под землёй, царила вечная прохлада.

– Новобрачная плачет, – произнесла леди Дастин, пока они шаг за шагом осторожно шли по лестнице. – Наша маленькая леди Арья.

«Теперь внимательно. Внимательно, внимательно». – Он опёрся рукой о стену. Из-за движущегося света казалось, будто ступени уходят у него из-под ног.

– Как… как скажете, м’леди.

– Русе недоволен. Передай это своему бастарду.

«Он не мой бастард, – хотел ответить Теон, но другой голос у него внутри возразил: – Нет. Это правда. Вонючка принадлежит Рамси, а Рамси принадлежит Вонючке. Ты не должен забывать своё имя».

– Бесполезно рядить её в бело-серое, если девчонка не прекратит рыдать. Фреям, может, всё равно, но северянам... Они боятся Дредфорта, но любят Старков.

– Но не вы, – произнес Теон.

– Не я, – согласилась леди Барроутона. – Но остальные любят. Старик Смерть Шлюхам здесь только потому, что Фреи держат в заложниках Большого Джона. По-твоему, Хорнвуды забыли предыдущий брак Бастарда? То, как его жена умерла от голода, обгладывая собственные пальцы? Как ты считаешь, о чём они думают, слыша плач новобрачной? Драгоценной дочурки отважного Неда.

«Нет, – подумал он. – Она не кровь лорда Эддарда, её зовут Джейни, она просто дочка стюарда». – Теон не сомневался, что у леди Дастин возникли подозрения, но всё же…

– Слёзы леди Арьи вредят нам больше, чем все мечи и копья Станниса. Если Бастард намерен остаться правителем Винтерфелла, лучше ему научить свою жену смеяться.

– Миледи, – прервал её Теон. – Мы пришли.

– Ступени ведут дальше вниз, – заметила леди Дастин.

– Там нижние уровни. Более старые. Насколько я знаю, самый нижний из них частично обвалился. Я никогда там не был.

Он толкнул дверь и повел их в длинный сводчатый туннель мимо уходивших во тьму парных гранитных столпов.

Сержант леди Дастин поднял факел. По стенам скользили изменчивые тени. «Крохотный огонёк посреди великой тьмы». В крипте Теон всегда чувствовал себя неуютно. Казалось, статуи королей, сжимавших в каменных руках проржавевшие мечи, взирают на него своими каменными глазами. Никто из них не питал любви к железнорожденному. Теона охватил хорошо знакомый страх.

– Так много, – произнесла леди Дастин. – Ты знаешь их по именам?

– Когда-то знал… но это было давным-давно. – Теон указал пальцем. – На этой стороне Короли Севера. Последний из них – Торрхен.

– Преклонивший Колено.

– Да, миледи. После него были только лорды.

– До Молодого Волка. Где гробница Неда Старка?

– В конце. Сюда, миледи.

Их шаги отдавались эхом в туннеле, когда они проходили мимо столпов, провожаемые взглядами каменных мертвецов и их каменных лютоволков. Лица статуй пробудили слабые воспоминания. На память пришло несколько непрошеных имен, нашептанных призрачным голосом мейстера Лювина. Король Эдрик Снежная Борода, правивший севером сотню лет. Брандон-Корабельщик, уплывший в закат. Теон Старк, по прозвищу Голодный Волк. «Мой тёзка». Лорд Берон Старк, заключивший союз с Кастерли Рок против лорда Пайка Дагона Грейджоя в те дни, когда Семью Королевствами управлял бастард-колдун по прозвищу Кровавый Ворон, король во всём, кроме имени.

– У этого короля нет меча, – заметила леди Дастин.

Так и было. Теон не помнил, чья это статуя, но её меч исчез, остались только следы ржавчины. Это встревожило юношу. Он слышал, что железо мечей удерживает души умерших в гробницах. Если меча нет…

«В Винтерфелле живут призраки. И я один из них».

Они пошли дальше. Лицо Барбри Дастин становилось жёстче с каждым шагом. «Ей это место нравится не больше моего». Теон услышал свой голос:

– Миледи, почему вы ненавидите Старков?

Она окинула его оценивающим взглядом.

– По той же причине, по какой ты их любишь.

Теон запнулся.

– Люблю? Я никогда… Я отобрал у них этот замок, миледи. Я… убил Брана и Рикона, насадил их головы на пики, я…

– … отправился на юг с Роббом Старком, сражался с ним в Шепчущем Лесу и в Риверране, вернулся его послом на Железные Острова к своему отцу. Барроутон тоже послал людей к Молодому Волку. Но так мало, насколько я могла осмелиться, не рискуя навлечь на себя гнев Винтерфелла. В этом войске у меня были свои глаза и уши. Я знаю, кто ты. Я знаю, что ты. Теперь ответь на мой вопрос. Почему ты любишь Старков?

– Я… – Теон положил руку в перчатке на столп. – … я хотел быть одним из них…

– И ни за что не смог бы. У нас с тобой больше общего, чем ты думаешь.

Они остановились у стоявших рядом трёх гробниц.

– Лорд Рикард, – заметила леди Дастин, глядя на возвышавшийся посередине памятник – длиннолицый, бородатый, торжественный, с такими же каменными глазами, что и у остальных, но в них читалась печаль. – У него тоже не хватает меча.

Она была права.

– Кто-то побывал здесь и украл мечи. У Брандона тоже нет.

– Он бы разъярился.

Она стащила с руки перчатку и коснулась колена памятника. Бледная кожа на темном камне.

– Брандон обожал свой меч, любил точить его. «Хочу сделать его таким острым, чтобы им можно было обрить волосы у женщины на лобке», – говаривал он. И применять его любил. «Окровавленный клинок прекрасен», – сказал он мне однажды.

– Вы были знакомы, – произнёс Теон.

В свете факела её глаза полыхнули огнем.

– Брандона воспитывал в Барроутоне старый лорд Дастин, отец моего будущего мужа. Но большую часть времени Брандон проводил в поездках к Родникам. Ему нравилось ездить верхом. Младшая сестра пошла по его стопам. Эти двое были просто парой кентавров. А моему отцу льстило принимать наследника Винтерфелла. Ради возвышения дома Рисвеллов он бы отдал мою девственность первому встречному Старку, но в этом не было нужды. Брандон никогда не стеснялся брать то, что хотел. Сейчас я высохшая, старая вдова, но всё ещё помню вид моей девственной крови на его члене в ту ночь, когда он взял меня. Думаю, ему это зрелище тоже понравилось. Да, окровавленный клинок прекрасен. Было больно, но то была сладкая боль.

Но когда я узнала, что Брандон женится на Кейтилин Талли… В этой боли не было ничего сладкого. Он никогда не хотел её, можешь мне поверить. Он так и сказал мне в нашу последнюю ночь… но лорд Рикард тоже желал возвышения Старков за счёт юга – женитьба сына на дочери собственного вассала была ему ни к чему. Потом мой отец лелеял надежду выдать меня замуж за брата Брандона – Эддарда, но Кейтилин Талли заполучила и его. А я осталась с молодым лордом Дастином, пока Нед Старк не отобрал его у меня.

– Восстание Роберта…

– Мы с лордом Дастином не были женаты и полугода, когда восстал Роберт, и Нед Старк созвал свои знамёна. Я умоляла мужа остаться. У него были родичи, которых он мог послать вместо себя: дядя – признанный мастер боевого топора, двоюродный дедушка, сражавшийся на Войне Девятигрошёвых Королей. Но Дастин был мужчиной и лопался от гордости, он не мог не возглавить знамена Барроутона. В дорогу я подарила ему коня – рыжего жеребца с огненной гривой, гордость конюшен моего отца. Мой господин поклялся, что вернётся на нём домой, когда война закончится.

– На обратном пути в Винтерфелл Нед Старк вернул мне коня. Он сказал, что лорд Дастин погиб благородно, и его тело похоронили под красными горами Дорна. Однако кости своей сестры он привёз назад, и она лежит здесь… Но я даю тебе слово, кости лорда Эддарда никогда не упокоятся рядом с ней. Я хочу скормить их своим псам.

Теон не понял:

– Его… его кости?..

Её губы изогнулись в отвратительной улыбке, напомнившей ему Рамси.

– Перед Красной Свадьбой Кейтилин Талли отправила останки лорда Эддарда на север, но твой железный дядюшка захватил Ров Кейлин и преградил путь. С тех пор я за этим слежу. Если кости когда-нибудь вынырнут из болот, то не доедут дальше Барроутона.

Напоследок она задержала взгляд на статуе Эддарда Старка.

– Мне больше нечего здесь делать.

Буран всё ещё бушевал, когда они вышли из крипты. Пока поднимались, леди Дастин молчала, но когда они вернулись к руинам Первой Твердыни, она вздрогнула и сказала:

– Тебе лучше помалкивать о том, что я говорила внизу. Понял?

Само собой.

– Прикушу язык или потеряю его.

– Русе Болтон хорошо тебя выдрессировал.

На этом она с ним рассталась.