Глядя немецкой свинье под хвост

Над ледовым Пейпусом с востока на запад по низ­кому небу шли тяжелые, темные облака. Мороз, кото-рый еще вчера напоминал о себе, сегодня умер, и по мере того как все больше светало, становилось все теплее и теплее. Завтра наступать на Александра через Пейпус было бы уже небезопасно.

Андреас фон Вельвен, сидя верхом на своем вели­канском коне Пальмене, вглядывался в даль с запад­ного берега озера на восточный — туда, откуда шли тя­желые, как его конь, тучи. Принц Датский Абель, си­дя верхом неподалеку от вицемейстера, тоже пытался различить там, вдалеке, полки русских, и порой ему начинало казаться, что он видит их — темные скопле­ния закованных в броню людей.

К Андреасу подъехал еще один рыцарь, лишь вчера прибывший в ставку вицемейстера, некий странный, смуглый, ни бороды, ни усов, о нем сказали, что это — барон Росслин откуда-то из Шотландии, весьма важная персона, присланная чуть ли не самим папой римским. Вицемейстер отдал короткое приказание, и тотчас под­нялось знамя Тевтонского ордена — белое с черным крестом, озаренным красными лучами. Знаменосец Маттиас Блюттенфельд поскакал с ним на лед озера — туда, вперед, где уже начиналось построение огромного немецкого клина, в просторечье именуемого «свинь­ей». Главный герольд ордена Альбрехт Краненберг, лы­сый и синюшный, как мертвец, медленно поднял свой знаменитый горн, с которым по легенде шли в битву па­ладины Карла Великого и у которого даже было свое имя — Фоле. Все, кто находился рядом, внимательно смотрели, как надуваются щеки герольда, как весь он становится подобен туче, готовой излить из себя обиль­ный дождь. Казалось, стало тихо-тихо пред тем самым мгновеньем, когда Фоле огласил окрестности чистым и протяжным воем, внезапно сменившимся громкими, резкими, бьющими по ушам звуками различного лада.

И вмиг все зашевелилось, будто проснувшись, ог­ромное человеческое месиво стало обретать правиль­ные очертания, превращаясь в мощный и страшный для врагов строй. Вдалеке в ответ на призывные воз­гласы Фоле прозвучали голоса русских труб, будто один петух услыхал пение соседа и откликнулся.

Справа от Абеля вспыхнула сила Дании — Даннеб-рог, ярко-алое полотнище, пересеченное белоснеж­ным крестом. Знаменосец Мартин Кьяр стремительно развернул его и вместе со вторым принцем, младшим братом Абеля, Кнудом, подъехал поближе.

— Ну что, братишка, похоже начинается весе­лье? — бодрясь, выкрикнул Кнуд.

Его бодрячество сильно разозлило Абеля, который накануне очень плохо провел ночь. Это было тем более обидно, что предстоящая битва никоим образом не должна была волновать сыновей покойного Вальдема-ра Победоносного. Для них здесь важна была не побе­да, а участие. Если немцы одолеют Александра, а в том никто не сомневался, то датчане получат свой куш и укрепят свои владения в Эстляндии. Ну а если произойдет чудо, и доблестный русский конунг Алек­сандр, победивший два года назад сильную рать шве­дов, норвежцев и финнов, вопреки всем предсказани­ям, и тут окажется на высоте, принцам нужно будет только вовремя оставить поле сражения, и пусть их старший братец Эрик, ставший королем Дании в про­шлом году после смерти дорогого родителя, расхлебы­вает кашу. «Для нас главное что? — говорил вчера ве­чером Абель своему брату Кнуду. — Для нас главное не погибнуть, не получить никаких ранений и сохра­нить датские отряды в целости и невредимости».

И вот поди ж ты, несмотря на такое отношение к предстоящей битве, Абель, в отличие от Кнуда, почти не спал всю ночь с пятницы на субботу. Накануне наел­ся баранины, которую Дарбетский епископ Герман бла­гословил, невзирая на Великий пост, мудро сказав: «Не человек для поста, а пост для человека. И Господь Бог наш, обративший воду в вино, внушает мне, чтобы я Его силою обратил мясо баранов, телят, овец, гусей, кур и уток, лежащее тут предо мною, в плоды земные, в ово­щи и злаки, дозволенные во время поста. Вкушайте и насыщайтесь, набирайтесь сил ради завтрашней побе­ды над варварами». Правда, многие все равно ограничились только рыбой и курятиной, считая последнюю наименее скоромной, а вицемейстер ордена — тот и во­все получил от Германа благословение не нарушать пост. Но большинство, в том числе и датские принцы, воспользовались благодатью, снизошедшей на еписко­па от самого Иисуса Христа, наелись мяса и напились доброго пива, чтобы ночью хорошенько выспаться и за­втра быть в силе. И тем не менее Абель не спал. Глупые мысли о том, что он непременно погибнет, терзали его. Ведь и впрямь глупо было бы погибнуть в этом сраже­нии, не столь важном для Дании. Собственно говоря, и принцев здесь вряд ли кто-нибудь бы увидел, если бы в свое время отец не выпросил их у папы Григория, ког­да тот хотел послать их в Палестину сражаться с сара­цинами. Вместо этого, получив хорошие подарки, папа разрешил им совершать священные перегринации в бо­лее приближенных землях, а именно — в Русской Гар-дарике.

— Кто-то должен подгонять свинью пинками позаднице. Придется нам взять на себя столь ответствен­ное дело, — продолжал скалить зубы Кнуд.

— Помолчи! — одернул его Абель, брезгливо по­морщившись.

Но Кнуд был прав. Датчанам достаточно оставаться у немецкой свиньи под ягодицами, или, если выра­жаться благороднее, прикрывать хвосты войска. И Даннеброг не спешил перебираться с берега на плос­кую ледовую поверхность озера Пейпус. Оставаясь не­подалеку от вицеместера Андреаса, датские принцы с восторгом наблюдали, как спешно и правильно выст­раиваются порядки, превращаясь в грозную, непроби­ваемую свинью. Конечно, только дурак может выра­жать сомнение в победе ордена над пока что удачливым конунгом Александром. Весь цвет восточно-немецкого рыцарства собрался на льду Пейпуса, готовясь начать движение на противника. Из всей сотни рыцарей, со­ставляющих костяк ордена дома Святой Марии Тев­тонской, здесь присутствовало сорок — почти половина! Сорок лучших флагов развевалось над ощетинив­шимся телом немецкой свиньи.

Впереди всех выдвинулись братья фон дер Хейде, пылающие жаждой отомстить конунгу Александру за то, что он лишил их законного фогтства и прогнал из Плескау. Вместе с ними Габриэль фон Тротт и Рогир фон Стенде вели вперед самые смелые конные отряды, составившие мощное рыло свиньи. Там же, подчиняя себе наиболее могучих и отважных эстонцев, сверкали доспехами братья фон Пернау, Томас и Людвиг.

Голову и щеки свиньи образовали сильнейшие кон­ные полки, их вели за собой доблестные рыцари Йор-ген фон Кюц-Фортуна, Дитрих фон Альзунг, Фридрих фон Моргенвег, Александр фон Тотс, а также братья Михаэль и Андреас фон Прегола, желтое знамя кото­рых светилось даже в столь пасмурное утро.

Непробиваемыми ребрами свиньи стали конные отряды под руководством Клауса фон Бикста, Алек­сандра фон Пайде, беспощадного Эриха фон Винтерха-узена, братьев Дитмара и Александра фон Бранау, а также двух бывших рыцарей разгромленного ордена Милиции Христи — швертбрудеров Геринга и Вель-барка.

Внутренность свиньи была густо нафарширована железной пехотой ордена, которую вели за собой еще одиннадцать могучих рыцарей. Это были: высоколо-бый Вильгельм фон Олец, не имевший за всю жизнь ни единого ранения Кристиан фон Шульт, беловоло­сый от рождения Дитрих фон Мерсраг, лучший топор-щик Генрих фон Нимм, тоже бывший швертбрудер, братья Себастиан и Эрих фон Алоэ, еще один Себасти­ан — фон Лильвард, одноглазый и свирепый Оливер фон Прикул, несравненный лучник Иоганн-Марк фон Балдон и, наконец, братья-близнецы Рудольф и Томас фон Гроб.

Но и в ягодицах у свиньи не постыдно было пребы­вать, ибо здесь тоже немало собралось известных по­всюду рыцарей: уже немолодые Йорген фон Вайнененде и Гюнтер фон Моронг, юный Вильгельм фон Скрунд, еще один бывший швертбрудер Карл фон Уга-ле, братья Августин и Александр фон Ауце. Здесь же двигалось трехтысячное эстонское ополчение, ведомое также двумя бывшими милиционерами Христа — это были Пауль фон Ракк и Генрих фон Козе.

Великая немецкая свинья окончательно выстрои­лась и по особому сигналу герольда Краненберга нако­нец двинулась вперед — в сторону противоположного берега озера Пейпус, туда, где с наступлением утра все виднее становились толпы русских. Пришла пора и датским принцам спуститься с берега и примкнуть к хвосту железной свиньи. Абель и Кнуд, а с ними ры­цари Томас Ольсен, Николаус Ольборг и Петер Торн-вольк с тремя сотнями конных и пеших воинов тоже двинулись вперед на врага. Вицемейстер Андреас, брат его Иоганн, темноликий барон Росслин, епископ Гер­ман, хронист Петер и другой Иоганн — фон Акен — за­мыкали шествие, двигаясь чуть поодаль от свиньи в окружении небольшого отряда, подобные пастушон­ку, выведшему погулять огромного и свирепого вепря.

Абеля распирала зевота, и он ничего не мог с ней поделать. Злился на себя, а все равно то и дело распа­хивал рот и едва не вывихивал челюсти. Еще больше раздражал его наигранно веселящийся Кнуд, который то и дело отпускал всевозможные скользкие шуточки:

— Выше Даннеброг, Мартин! Да подкручивай его — ведь он у нас вместо свиного хвостика и должен быть завитушкой.

Или:

— Абель! Ты чего все зеваешь? Не иначе как но­чью к тебе приходила ледяная русалка из Пейпуса! Не отморозил себе шишку, братец?

Или еще хуже:

— Отряд вицемейстера, как свиная какашка, та­щится сзади. Один из братьев фон Ауце, Александр, услышав это, справедливо обиделся и, оглянувшись, ответил не менее едко:

— Загляни нашей немецкой свинье под хвост — непременно увидишь датчанина!

Эти слова, произнесенные нарочито громко, оказа­лись услышаны многими, и дружный тевтонский хо­хот пробежал по свиным окорокам.

— Ты слышал, что он сказал! — разъярился Кнуд. — Эй ты, фон Ауце! Мне все равно, какого Алек­сандра прирезать — русского или тебя.

— Поговорим после битвы! — отвечал обидчик.

— Заткнись, Кнуд! — яростно одернул брата принц Абель. — Иначе мне придется самому заткнуть тебе пасть.

— Видать, твоя ледяная русалка оказалась не очень сговорчивой, — попробовал обратить все в шут­ку младший сын Вальдемара Победоносного.

— Заткнись, говорю тебе! — еще свирепее рявкнул Абель. — Не то ты уже весной отправишься отвоевы­вать Иерусалим.

Лицо Кнуда сделалось бледным, на скулах заигра­ли желваки.

— Как будто я боюсь сарацин! Я просто ненавижу жару.

Подъехав к брату поближе, Абель тихо сказал ему примирительным голосом:

— Ладно, в конце концов, в пылу сражения мож­но незаметно свести счеты с этим фон Ауце.

— Точно! — улыбнулся Кнуд.

По мере движения по льду озера, утро все больше вступало в свои права. В лицо поддувал теплый весен­ний ветер, и Абелю хотелось свалиться с лошади пря­мо на снег и уснуть. Его продолжала мучить зевота, он клевал носом и страдал от тяжелого сознания того, что до отдыха еще очень и очень далеко. На смену тревож­ным предчувствиям смерти пришло полное к ней рав­нодушие. Он готов был и умереть, лишь бы окончи­лось это мучительное, медленное движение под хвос­том у немецкой свиньи.

Под кольчугой у него намокло, потому что становилось все теплее. Тяжелые тучи на небе начали посте­пенно светлеть, желтеть, того и гляди — к полудню вы­глянет солнце. Но и до полудня еще надо было долго и мучительно жить, ехать верхом и надеяться на то, что немцы одержат быструю победу и не придется всту­пать в бой с проклятыми русскими. Никто же не упре­кал датчан за то, что они не вступили в сражение два года назад на Неве, все и забыли, что отец тогда посы­лал вместе со шведами небольшой датский отряд под предводительством Кнуда Пропорциуса. В прошлом году этот Пропорциус помер, поев ядовитых грибов. А шведский предводитель Биргер, между прочим, не­смотря на сокрушительное поражение от Александра в Невской битве, теперь снова верховодит в Швеции. Так что не все ли равно, кто сегодня победит?..

Абель снова зевнул во весь рот и, чтобы хоть как-то согнать сон, решил громко запеть лихую рюгенскую песню, но не успел он пропеть и трех первых строчек, как еще громче, заглушая его, запело эстонское опол­чение. Грубые пешие эсты, двигаясь по бокам свиной задницы, ревели грубую свою песню, оканчивающую­ся одним и тем же глупым залихватским припевом:

Вас вес вереле, Пис-пилли-и-и-и! Айя-ойя-о-ха-ха! Пис-пилли-и-и!..