Современная беллетристика

Беллетристика – термин, иногда употребляемый для характеристики прозаических произведений невысокого художественного уровня. В. Белинский понимал под беллетристикой «легкое чтение», противопоставляя ее высокой литературе. Как «серединная» форма литературного творчества беллетристика соприкасается и с «верхом» и с «низом» массовой литературы. Это относится к жанрам авантюрного романа, детектива, научной фантастики[1]. Среди современных российских авторов беллетристами являются Людмила Улицкая (род. в 1943г.) и Борис Акунин (род. в 1956 г.). Цель Акунина -- заполнение «некоторой лакуны в русской литературной традиции»: «У нас есть литература высокая и низкая, но нет литературы мэйнстримовской, которая называется беллетристикой. Мне эта линия кажется продуктивной. Я уверен, что многие профессиональные литераторы займутся жанровой литературой»[2], -- заявил беллетрист в интервью Льву Рубинштейну. Причем, к массовой литературе Акунин относится весьма серьезно, о чем он не раз заявлял в своих интервью: «мне хотелось написать детектив, который можно перечитывать. Это задача очень трудновыполнимая. Обычно, когда ты знаешь сюжет, знаешь, кто убийца, перечитывать не станешь. Но Шерлока Холмса ты перечитаешь. И Честертона перечитаешь. Вот и мне хотелось написать такой детектив, который можно прочитать во второй раз и обнаружить в нем то, что не заметил с первого раза. А в третий раз — то, что не заметил со второго. Мне надо ставить перед собой только трудные задачи», «я имел в виду создание качественно нового для России типа литературы — литературы развлекательной, но написанной по законам большой литературы»[3].

По мнению американского культуролога Джона Кавелти, беллетристы создают идеальный условный мир, в котором отсутствуют беспорядок, двусмысленность, неопределенность и ограниченность реального мира. В формульных произведениях акцент деалется на интенсивных переживаниях в противовес более сложному и неоднозначному анализу характеров и мотиваций, лежащему в основе произведений серьезной литературы. В детективе необремененность социологизмом и психологизмом – одно из требований писательской техники[4]. Для массовой литературы, как правило, характерен динамичный сюжет, особенно с насилием и возбуждающими моментами (опасностью, сексом). Она способствует эскапизму, то есть бегству читателя от скучной будничной жизни. Нужны сильные стимулы, чтобы забыть свои проблемы и погрузиться в иной мир.

Беллетристические жанры строятся на ряде стереотипов. Но, как справедливо заметила Л.В. Зимина, в «фандоринской» серии в силу сюжетного и тематического многообразия нелегко выявить повторяющиеся повествовательные стереотипы, если не считать японской экзотики, часто встречающеймя темы суицида, а также фигурирования в первых романах убийцы-иностранки («Азазель», «Левиафан», «Коронация» и т.п.). Но всегда у Акунина хорошо воссоздается культурная атмосфера. Эскапизм достигается ретроповествованием, обращенным к ностальгии по дореволюционному идеализированному миру[5].

Как показал Джон Кавелти, все хорошие беллетристы владеют двумя специфическими художественными приемами: умением дать «новую жизнь» стереотипам и способностью по-новому изменять сюжет и среду действия, не выходя за границы формулы [6]. Считается, что особенно эффективны два способа оживления стереотипа. Во-первых, это придание характеру черт, кажущихся противоположными стереотипным. Эраст Фандорин – тип умного следователя, который вдобавок «отличается прекрасной реакцией, смел, обладает хорошо развитым логическим мышлением и уникальной интуицией» [7] (такова точная оценка леди Эстер). И в то же время его характер включает черты противоположные данному стереотипу: он увлекается восточными техниками и следует самурайскому кодексу чести, у него сильный природный ум и прекрасные манеры, он мечтает учиться в университете, способен на сильное чувство. Так в стереотипном образе просматриваются иные черты интеллектуального и сентиментального героя.

Вторым способом оживления стереотипа является добавление неких значимых черт, усложняющих характер человека. У Эраста Фандорина это чувство долга перед обществом, психология гражданина, наделенного обостренной нравственностью. Именно он предъявляет серьезный нравственный счет англичанке-благотворительнице леди Эстер, воспитывающей в своих эстернатах новую породу людей, с помощью которых в мире совершается мирная революция: «Благая цель -- это, конечно, замечательно! -- запальчиво воскликнул он. -- Но как насчет средств? Ведь вам человека убить -- как комара прихлопнуть.

-- Это неправда! -- горячо возразила миледи. -- Я искренне сожалею о каждой из потерянных жизней. Но нельзя вычистить Авгиевы конюшни, не замаравшись. Один погибший спасает тысячу, миллион других людей.

-- И кого же спас Кокорин? -- язвительно поинтересовался Эраст Петрович.

-- На деньги этого никчемного прожигателя жизни я воспитаю для России и мира тысячи светлых голов. Ничего не поделаешь, мой мальчик, не я устроила этот жестокий мир, в котором за все нужно платить свою цену. По-моему, в данном случае цена вполне разумна»[8]. В данном случае усложнение присущей беллетристике стереотипности происходит и в плане проблематики.

Подобно постмодернистам, Акунин рисует альтернативную историю, показывает, каким мог бы быть ее ход: «Разве вы не видите, как стремительно в последние десятилетия развиваются наука, техника, искусство, законотворчество, промышленность? Разве вы не видите, что в нашем девятнадцатом столетии, начиная с его середины, мир вдруг стал добрее, разумнее, красивее? Происходит настоящая мирная революция. И она совершенно необходима, иначе несправедливое устроение общества приведет к иной, кровавой революции, которая отбросит человечество на несколько веков назад. Мои дети каждодневно спасают мир. И погодите, то ли еще будет в грядущие годы»[9], -- заявляет гениальная воспитательница леди Эстер. Так бы и было, не вмешайся юный честный, но малообразованный герой, каковым и является в «Азазели» Эраст Фандорин, и не погуби он столь блестящее начинание.

Конечно, идея мирной революции, предупреждающей кровавые политические события 1917 г., хороша, вот только средства, которыми она осуществлялась леди Эстер и ее питомцами, преступны. И симпатии читателя в данном случае скорее на стороне наивного, но нравственного Фандорина, нежели на стороне блестяще образованной, окруженной гениальными профессорами вроде Бланка Эстер, являющейся рупором идей автора. Впрочем, в логике сюжета «Азазеля» ощутимо блестящее знание Акунина художественных законов такого низового жанра, как детектив: в финале в нем должно торжествовать добро, поэтому, как ни тяжела гибель в день свадьбы юной новобрачной Лизы Фандориной, это в общем-то заслуженная кара, которую несет Эраст Петрович, давший слово Эстер не преследовать после ее гибели ее питомцев, но не выполнивший своего обещания. Финал в «Азазели» драматичен: умный инициативный сыщик разоблачил преступную организацию и спровоцировал самоубийство ее главы, но и сам потерял то, что было ему дорого – горячо любимую девушку, да и мир утратил возможность стать лучше, добрее. Так Акунин усложнил традиционный happy end детектива. «Я не играю со злом в поддавки. Победа моему герою достается с большим трудом. А иногда читатель задается вопросом: а хорошо ли, что он победил? Ведь сколько раз, особенно в истории России, хорошие люди служили злу, а плохие — добру», - признался Акунин в интервью «Меня завораживает загадка времени».

Сказались уроки русской классики, диалогом с которой наполнены все произведения беллетриста.

Кстати, и здесь весьма значительна интертекстуальность, ставшая одной из примет стиля этого автора. Амалия Бежецкая – масскультурный сниженный вариант типа, к которому относится и Настасья Филипповна Барашкова, Зуров – типа, к которому принадлежит Рогожин (роман Ф.М. Достоевского «Идиот»). Но особенно важны в «Азазели» реминисценции из повести Н.М. Карамзина «Бедная Лиза». Юная дочь тайного советника, председателя Московской губернской судебной палаты Эверт-Колокольцева Лиза после знакомства с Эрастом Петровичем представляла себе «всякое... жалостливо очень и непременно с трагическим концом. Это из-за "Бедной Лизы". Лиза и Эраст, помните? Мне всегда ужасно это имя нравилось -- Эраст. Представляю себе: лежу я в гробу прекрасная и бледная, вся в окружении белых роз, то утонула, то от чахотки умерла, а вы рыдаете, и папенька с маменькой рыдают, и Эмма сморкается. Смешно, правда?» [10]Изображение чувств юных героев в этом произведении при всей его поверхностности (Акунину, конечно, очень далеко до тонкого психологизма Карамзина) все же напоминает глотоксвежейводы. Имена героев романа оправдывают литературные судьбы их прототипов. Акунин подмигивает образованному читателю-интеллигенту, цитируя сюжетные мотивы русской классики, но цитирование это не ироническое, а вполне серьезное. Как и у Карамзина, за вновь разыгравшейся драмой стоит авторская мораль. Да иначе и быть не могло, ибо детектив, как и другой низовой жанр мелодрама, всегда в своей основе дидактичен.

Легкий налет сентиментальности в романе «Азазель» не случаен. В начале 1990-х годов в новореалистической прозе появились произведения ярко выраженного сентиментального характера — «Дружбы нежное волненье» М. Кураева, «Здравствуй, князь!» А. Варламова, «Усыпальница без праха. Записки сентиментального созерцателя» Л. Бежина. Появление реалистических повестей, обращенных к сфере чувств, чистота, нежность, искренность которых образуют их нравственный пафос, связано с бунинско-тургеневской традицией. Сентиментальные повести написаны ясным, прозрачным языком. Они пронизаны нравственным максимализмом, верой, духовностью. По форме это могут быть записки, истории из прошлого, воспоминания юности. В них отчетливо проявляется культ духовной личности, внутренний мир которой нравственно совершенен, порывы и стремления идеальны в моральном отношении, чувства выражены открыто и прямо[11]. Такова Медея Синопли из повести Л. Улицкой «Медея и ее дети».

Людмила Евгеньевна Улицкая (род. 1943) – ученый-генетик и беллетрист. Ее рассказ «Бронька» впервые был напечатан в 1991 г. в журнале «Огонек». В 1994 г. ее сборник «Бедные родственники» вышел в Париже. В этом году и появилась беллетристика Улицкая, названная критиками «генератором сентименального». Повесть «Сонечка» вошла в список финалистов премии Букера за 1993 г. и была отмечена престижной французской премией Медичи и итальянской премией Джузеппе Ацерби. Повесть «Медея и ее дети» напечатана в 1996 г. Улицкая – также автор повести «Веселые похороны». В 2001 г. за роман «Казус Кукоцкого» Улицкая получила премию русского Букера. В 2004 г. выходит новый, «биологический», роман «Искренне ваш Шурик». Произведения Улицкой переведены на ряд иностранных языков. Ее пьесы идут во МХАТе и театре им. Станиславского.