 |
Главная Случайная страница Контакты | Мы поможем в написании вашей работы! | |
П. Психические расстройства у больных с неполноценным Развитием мозга, или наследственным вырождением. 8 страница
|
|
Мы наблюдали у этого больного, столь крепкого, по его словам, и столь гордящегося своим здоровьем, приступ ипохондрии, выглядевшей особенно неуместно у этого действительно физически крепкого и здорового человека. Вечером 27 ноября С1… пожаловался на боли в кишечнике, ночью затем не спал, был тревожен, беспокоен, наутро полон претензий по поводу того, что к нему не вызвали врача; во время обхода взбудоражен, боится развития инсульта: у него что-то с языком, он кончит тем же, что отец. Трудно представить себе, насколько Удручен он был в течение ряда последующих дней: говорил, что никогда больше не поправится, требовал, чтобы вызвали жену и старшую дочь, чтобы увидеть их перед смертью: он больше не имеет к ним претензий и готов с ними примириться. Ему назначают слабительное — полная перемена в настроении: ему лучше, боли в животе прошли, силы вернулись к нему, он поздравляет себя с выздоровлением. Через несколько дней та же тревога: снова боли в животе, кровь прихлынула к селезенке, кишечник сместился в сторону, у него сухость в горле. Ему удаляют два зуба — состояние моментально улучшается: язык «развязывается, легче произносить слова и т. д.
Через несколько дней он принимает у себя жену и дочь — начинает разговор с ними в дружеском тоне, но очень скоро сходит на обычный, колкий и язвительный доказывает им, что кругом прав, и согласен помириться с ними только в случае, если они впредь будут вести себя пристойнее.
Сегодня он также согласен простить их и вернуться в семью — если родные изменят свое отношение к нему. Он как и прежде уверен, что позарез всем нужен, и строит грандиозные планы, которые должны обогатить семейство.
В некоторых случаях больной одержим не навязчивым воспоминанием о судебной несправедливости, как это имело место у преследуемых преследователей предыдущей серии: когда больные поднимали вооруженную руку на личных обидчиков; это могут быть и интересы политической партии, отдельного класса общества или планы спасения Родины,, толкающие их к убийству ее «врагов». Когда мысль, что смерть какого-то человека или группы лиц может послужить общему делу, утверждается в их сознании, они устремляются к этой цели с той же слепой целенаправленностью, какую мы видели у больных, описанных ранее.
Таков больной, стрелявший в сотрудника немецкого посольства и подвергшийся судебно-медицинской экспертизе д-ра Motet. По природе своей деспотичный, возбудимый и самонадеянный, он и прежде неоднократно являл собой черты глубокой внутренней нестабильности. В 1856г, не спросясь ни у кого совета, он отправился добывать уголь и растратил все свое состояние, хотя нисколько не был готов к такому предприятию. В отношении к домашним, жене и детям, поведение его было столь же непредсказуемо: на свадьбу одного из сыновей он явился в рабочей робе, у другого — отказался присутствовать на свадебном банкете. Позже он изобретает (и очень этим гордится) способ перегонки моркови и бобовых стручков в алкоголь. Он впадает в нищету — у него просыпается былая ненависть к немцам, унаследованная им от отца; он считает, что война с Германией оживит торговлю, принимает решение взорвать немецкое посольство; нисколько не колеблясь, пытается сделать это в 1887г, а в 1888-ом, после долгих и неудачных попыток подстеречь посла, стреляет в рядового служащего посольства.
Набл. ХУШ.— G… Пьер 66-ти лет поступил в больницу 5 октября 1888г.
Семейный анамнез.— Отец был жандарм, принимал участие в войнах Первой Империи, был по характеру очень упрям, отказывался от каких-либо званий и производств в чинах, не переносил ни малейшей несправедливости. Среди его рассказов некоторые особенно запомнились сыну и он передает их с видимым удовольствием. В Испании его отец убил вражеского знаменосца. Он оставил знамя и побежал за старшим, но когда вернулся, знамя было уже подобрано неким офицером, получившим потом за него награду. Несколько дней спустя, на передовой, отец убил этого офицера из карабина: тот заплатил таким образом за свой орден. В Эйлау отец, посланный за провиантом, натолкнулся на прусский аванпост, который раздел его и оставил голым на снегу — он отморозил ноги и на всю жизнь сохранил пылкую ненависть к пруссакам, которую передал детям. Отец, видимо, сильно пил: однажды с зятем они, если верить больному, выпили вдвоем 56 литров вина. Мать умерла в 76 лет, также всю жизнь выпивала, у нее был скверный характер. Умерла она парализованная, слабоумная, с пролежнями. Случилось это в Орлеане, во время оккупации, что стало еще одной причиной вражды G.. к немцам: он уверен, что те виноваты в ее смерти — помешали будто бы развести огонь в доме. Больной говорит, что мать до 35-ти лет страдала снохождением: вставала ночью, шла на кухню, иногда делала что-то по хозяйству, потом ничего об этом не помнила. Сам больной однажды тоже поднялся среди сна, подошел к комоду, открыл ящик в нем, помочился рядом и был в этот момент разбужен сыном.
Он всегда был очень высокого мнения о своих способностях, никогда ни у кого не спрашивал совета: все, что он делал, думал, предпринимал, шло от него самого и никого больше. Он не допускал возражений и противоречий и очень доволен, что повторяет в этом отца, гордится тем, что не меняет раз принятых решений, и не понимает, как другие могут быть в чем-то с ним не согласны.
В детстве к нему, как к сыну старого солдата, хорошо относились односельчане и мэр деревни. Их посещения, даримые ими книги еще более усилили его самомнение и внушили ему превратное представление о его достоинствах. Его хотели определить в Сен-Сир или Альфор. «Я мог учиться, где хотел, говорит он, но мать не захотела, чтоб я стал солдатом.» В 22 года он женится — по инициативе матери. Жена его, пренебрежительно говорит он, была неумна, она в 20 лет не могла назвать время по циферблату, плохо справлялась с делами в лавке, забывала имена должников. И мать и жена хотели будто бы самовольно распоряжаться в доме, но он не допустил этого. Некоторые рассказанные им сцены дают представление о том, что происходило в семье в действительности и. что это был за характер. Он проводил много времени за книгой — женщины попросили его как-то почитать им вслух, но очень скоро обе заснули: разъяренный, он вскочил, ударил ногой прялку, разбил ее, бросил книгу в огонь и с тех пор вообще перестал читать дома. В другой раз пришел домой в 10 вечера — мать насмешливо спросила его, почему он явился так рано; он, наполовину уже раздевшийся, ничего не отвечая, снова натянул штаны, обулся и вышел. Вернулся он в полночь — та же реплика и та же реакция с его стороны: оставшуюся часть ночи он провел у булочника. Возвращается на этот раз в 7 часов утра и, видя, что его встречают столь же неприветливо, выходит, садится в первый попавшийся экипаж и едет в Орлеан. Вечером ему ничего уже не говорят и он остается: между тем, если бы ему снова стали перечить, готов был повторить то же еще Раз. Несмотря на бесконечные перепалки, в которых он всякий раз стремился одержать верх, он в течение 12 лет оставался в семье, у него трое здоровых детей. В 1856г, устав от постоянного сопротивления домашних, от раздражения, которое 8 связи с этим испытывает, и надеясь разбогатеть, он берет в долг 12 тысяч франков и отправляется в Кот д Ор на поиски месторождений угля. Он никогда не занимался этим делом — слышал только, что там, куда он едет, есть одна недостаточно исследованная залежь и что теперь будто бы появилась возможность поднять новые пласты, являющиеся продолжением тех, что уже разрабатываются компанией Крезо. С участием двух или трех помощников он копает новые колодцы, взрывает имеющийся рудник, ничего не находит и из-за отсутствия средств вынужден все бросить и уехать. Разоренный, он не хочет возвращаться в родные места и перебирается с семьей в Париж, где намерен заняться известным ему ремеслом бочара. Все на первых порах получается не так, как он хочет, он, чтоб умереть, начинает пить — видит затем, что в результате не столько умирает, сколько приобретает болезни, и перестает пить запоями, хотя продолжает время от времени выпивать: крепкое сложение позволяет ему выдерживать эти возлияния.
Хороший работник, он был в неплохих отношениях со своим нанимателем и потихоньку растил детей. Характер его оставался однако прежним, вздорным и взрывчатым, он не терпит возражений и замечаний в свой адрес. Однажды хозяин чем-то досадил ему — он швырнул ему в голову один за другим два кувшина. С сыновьями то же: пока он был главой семейства, все как-то устраивалось, но когда те захотели отделиться, семья сразу распалась. Когда женился старший, отцу не понравилась невеста и в мэрию он пошел в рабочем халате, фартуке и кепке — подписался под документом и ушел с празднества. Дочь его вышла замуж в 1880г, он поехал к ней, присутствовал на церемонии в мэрии и тоже оставил собравшихся: ему было больно делать это, но он знал себя и то, что при первой же возможности учинит скандал и расстроит праздник. Второй сын женился в 1883г — отец с тех пор его не видел: «ему хорошо там, я и оставил его в покое». Попав в больницу, он не пишет детям, «потому что они придут к нему, вызовут в комнату для свиданий, а он туда не пойдет». С 1882г он нигде постоянно не работает, живет случайными заработками и небольшими сбережениями.
Он намеревается теперь гнать водку из стручков гороха и из репы: добавляет пивные дрожжи, оставляет бродить, перегоняет в кубе и получает безотказное средство от всякого рода колик: он имеет уже 4 или 5 бутылок этого отменного лекарства. Он утверждает, что таким образом получает самый чистый спирт («плохой спирт, который сейчас в продаже, делают немцы»). Открытие это сулит огромные выгоды, но он не может им воспользоваться из-за отсутствия денег для его внедрения. Он изобрел также средство от насморка — соленую воду и этому открытию тоже придает большое значение.
Последние годы он живет в нищете. Положение рабочих и торговцев рисуется ему соответственно в самом мрачном свете. Он по-прежнему ненавидит немцев и считает, что война с ними — единственное средство спасти ситуацию в стране. Чтобы развязать войну, лучший способ — убить посла Германии: «они же убили нашего в 1875-ом». В последний год он постоянно возвращался к этой идее и был уверен, что его не будут судить, если он воплотит ее в жизнь.
Он рассказывает, что в январе 1877г он начинил двумястами граммами пороха стеклянный шар и подложил его к двери посольства: «Фитиль был зажжен — его, наверно, потушили, потому что бомба не взорвалась». Он хотел таким образом дать им понять, что «есть люди, которые о них думают.» В следующем году он в течение восьми часов бродит вокруг посольства — ему не удается приблизиться к послу и он стреляет из плохого пистолета в мелкого служащего посольства, после чего преспокойно удаляется. Даже сегодня с ним невозможно обсуждать этот поступок: он считает, что и этот его замысел, как все прочие, замечателен, что он предпринял дело, заслуживающее общего признания. Он охотно делится своими политическими взглядами: он бы посадил в тюрьму всех, кто правил страной с 1870г, и конфисковал их имущество в пользу общества.
Девятая лекция. Диагноз. Преследуемые преследователи (окончание)
Клинические лекции по душевным болезням Маньян В.
| Девятая лекция. Диагноз. Преследуемые преследователи.
В зависимости от своих болезненных устремлений, резонирующие преследователи могут быть разделены на несколько групп. Одни — преследуемые сутяги (paranoya querulans немецких авторов), образцом которых является городской служащий: с его неистощимой кверулянтской деятельностью, тщеславием, жалобами, направляемыми во все судебные инстанции. Грузчик, рассылающий почтовые открытки, ближе к типу преследователей, грозящих физической расправой, расположенных собственноручно восстанавливать справедливость и тяготеющих к убийству. Рядом с этой группой могут быть помещены преследователи-ипохондрики, считающие, что некогда были неправильно лечены, и теперь настроенные враждебно ко всем докторам, принимающим участие в их лечении: они преследуют врачей порой весьма настойчиво и опасно. Имеются также фамильные преследователи, считающие, что нашли истинных родителей, и допекающие их как проявлениями сыновней или дочерней ласки, так и материальными притязаниями. Еще одна группа включает в себя любовных преследователей: Teulat, поклонник принцессы В…— типичный представитель этой категории.
Я хочу рассмотреть сейчас с вами два подобных случая. Первая из больных, Ноэми J…, преследует любовными домогательствами мнимого жениха, достойного мясника, вдовца, не догадывающегося о страсти, которую он возбудил в сердце молодой красильщицы.
Набл. XIX.М-ль J… Ноэми 31 года поступила в больницу 8 сентября 1887г. Отец ее был чернорабочий, выпивал, умер в 1878г в возрасте 50 лет от хронического заболевания желудка. Мать повышенно эмотивная, недалекая, у нее с трудом удается собрать необходимые сведения о больной. Два брата — оба с низким интеллектом, у одного в возрасте года были судорожные припадки, он заикается.
Что касается больной, то она всегда была слабого сложения и самых посредственных умственных способностей, у нее плохая память. В школе обучение давалось ей с трудом, настроение ее было обычно унылое, она была чрезмерно обидчива, не имела близких подруг, почти не гуляла, не осмеливалась заговорить с молодыми людьми и была уверена, что никогда не выйдет замуж. Начиная с 7—8 лет, она уже замечала, что на нее на улице все смотрят — это усилилось когда начались месячные: у нее будто бы были круги под глазами, она стыдилась их и боялась, что люди подумают, что это от того, что она пьянствует. В апреле нынешнего года она поступила на работу в Аньер. Здесь она часто заходила в лавку мясника: купить мясо или разменять деньги. Мясник, г. R… — вдовец, он жил тогда с сожительницей, у него трое детей. В начале июля хозяйка больной будто бы сказала ее тетке, что пора заняться замужеством племянницы. Вскоре после этого м-ль J… начинает неотступно думать о г-не R…, — которого незадолго до этого оставила его конкубинка. «Меня интересует только R…, он мне нравится», простодушно говорит она. С этого времени она не смеет больше заходить в его лавку, но постоянно помнит о нем и представляет его себе входящим в ее комнату. С начала августа она начинает плохо себя чувствовать: у нее боли в боку, покалывание в грудях. Хозяйка спрашивает ее, не спала ли она с открытым окном, она вспоминает, что действительно однажды утром нашла окно распахнутым. Она берет отпуск — дома ее недомогания продолжаются. Она вспоминает факты недавнего прошлого, на которые не обращала прежде внимания, сейчас же находит их чрезвычайно важными. «Мимо моей двери проходили люди с букетами и смотрели на меня»; однажды г. R… сказал, тоже походя: «Торопитесь, у меня нет времени ждать»; через несколько дней он же спросил: «Что у нее снова?» На вокзале Аньера она слышала, как сказали: «На свадьбу». Люди говорили: «Она наверно не смотрит на себя». Она все время возвращается в мыслях к тому, что однажды легла спать с закрытым окном, а наутро оно было раскрыто настежь.
, Сопоставляя это с недомоганием, возникшим у нее в последнее время, она решает, что беременна. Она заново восстанавливает все события в тот день: R… залез к ней в окно (живет она, между прочим, на седьмом этаже), воспользовавшись для этой цели стремянкой (она видела ее во дворе), усыпил ее и овладел ею. На следующий день она видела его: он глядел перед собой и улыбался — это означало, что он залез к ней в окошко. Догадка объяснила ей ощущения в животе и в боках: ей казалось, что груди ее увеличиваются в объеме, соски твердеют и т. д. 10 августа она пошла на работу, но встретила в этот день R…, который сказал ей: «Вот вы и вернулись, что-то долго собирались», и на следующий день, снова почувствовав себя нездоровой, вернулась к матери. Она уверена, что беременна, и намерена во что бы то ни стало выйти замуж за R…. В это время она выглядит подавленной, настроение ее изменчиво, проходящие мимо солдаты, похоронная процессия — все пугает ее. Читая газеты, она относит к себе их содержание: в одной из статей говорилось, например, о Матери. — девственнице. Ей хочется утопиться, она пишет два письма г-ну R…. Она и в больнице убеждена, что вынашивает плод — несмотря на месячные и на свидетельства врачей, что она девственница. Ее чувство к R… остается таким же страстным: она регулярно пишет ему письма и краснеет при упоминании его имени. Больничным сестрам она рассказывает о ребенке, чьи движения ощущает. Каждый день она обращается к врачам с просьбой отпустить ее, чтоб она могла повидаться с женихом: здесь она умрет от тоски, не может есть, не может жить без него.
Вот отрывок из одного из множества адресованных ему писем. «Я люблю вас, вы знаете, в каком положении я сейчас нахожусь, вся моя жизнь зависит от одного вашего слова. Вы знаете, что поднялись в мою комнату и, не встретив сопротивления с моей стороны, овладели мною. Надеюсь, вы женитесь на мне и исправите этим поступком то, что сделали. Как я вам уже писала в двух предыдущих письмах, я не отплачу вам неблагодарностью и всегда буду помнить, что вы для меня сделали. Умоляю вас, во имя нашего ребенка, которого я ношу под грудью, не покидайте меня, имейте ко мне сострадание, если б вы знали, как я мучаюсь. Если вы дадите мне то, что я у вас прошу, я начну новую честную и преданную вам жизнь, я сделаю все, что в моих силах, чтоб осчастливить вас и ваших детей. Я жду того прекрасного дня, когда мы поженимся, и желаю, чтоб он пришел как можно скорее, слишком долго мы оба с вами страдали.»
В другом письме она изъясняется следующим образом: «Г-н доктор, когда вы меня спросили, вернусь ли я в Аньер, я вам ответила, что не вернусь, но я сказала так, потому что боялась, что иначе вы не выпустите меня на свободу. Я сказала вам неправду, клянусь, я совсем не так думала, я всегда буду любить г-на R… и мечтаю вернуться в Аньер, чтоб он заговорил со мной и чтоб мы поженились. Я клянусь вам, что это и есть мои настоящие мысли, что я говорю вам сейчас от чистого сердца, если бы я не любила его, я б не хотела покончить из-за него с собою».
Следующая больная значительно более предприимчива, она преследует предмет своей страсти с истинно маниакальной одержимостью. За 6 месяцев она написала более 200 писем м-м L… и не оставляет ее ни на минуту в покое: перелезает к ней через решетку сада, чтоб быть к ней ближе, звонит в большой траурный колокол, чтоб выразить свои чувства, умоляет снова взять к себе на работу. Объект ее поклонения — дама 50-ти лет, у которой она в течение полугода жила в прислугах. При этом речь идет не о сексуальной перверзии. В сексуально-перверзной страсти доминирует овладевающее представление: мужчины в случае мужчин и женщины — у женщин; точка поворота влечения сугубо мозговая — как если бы к телу женщины присоединили мужскую голову и обратно. Половое тяготение сохранено, но утратило курс, ошиблось стороною; более того, оно часто сопровождается особым чувственным накалом: в случаях, когда развивается на фоне психической неуравновешенности.
У м-ль М… все не так. В ее влечении к м-м L… нет ничего телесного: медуллоспинальный половой центр остается в нем невостребованным. У нее был в прошлом любовник, некто X…, но она любила его, по ее словам, как отца, никогда не испытывала с ним сладостных ощущений, не желала повторения полового акта, но Мирилась с ним и не отказывалась от него, хотя не видела в нем ничего привлекательного для себя: половое чувство ее, иначе говоря, безмолвствует. Позднее она была очень привязана к некой молодой девушке, но чувство это было сродни сестринскому. Сейчас она любит м-м L… как любят друга, подругу: она счастлива тем, что видит ее возле себя, слышит ее голос, ее речь, ей приятно обнять ее, но она никогда не испытывала от этой близости какого-либо сексуального удовольствия.
Набл. XX.Жозефина М… 27 лет. Мать ее рассталась с мужем во время беременности больной и страдает, видимо, душевным заболеванием. Наша больная всегда отличалась странностями в поведении и непредсказуемыми выходками. До 18 лет она жила в монастыре, откуда дважды убегала; за кражу драгоценностей у бабушки ее помещали на какое-то время в исправительное учреждение. По возвращении в Париж она познакомилась с графом X…, с которым жила в течение трех лет; отсутствие у нее стремления к половым удовольствиям, ее фригидность осложняли ее отношения с любовником. Последний в результате неудачных спекуляций вынужден был вернуться в семью — она последовала за ним, пыталась устроиться на работу к его матери. Та отказала ей, добилась ее отъезда в Париж, но и оттуда она не переставала докучать графу.
На службу к м-м L… она поступила в 1886г. Она и здесь показалась странной, хотя работящей и преданной. M-м L…, всецело занятая делами и довольная ее услугами, смотрела сквозь пальцы на ее экстравагантности: иногда та целые дни напролет сидела впотьмах, не выходя из своей комнаты и не говоря ни слова, или же начинала смеяться без видимой причины или делалась столь же необъяснимо грубой в обращении. Она ревнива и устраивала хозяйке сцены. Иногда она говорила, что похожа на императрицу Жозефину, что та ее мачеха, что научил читать ее маршал Базен. В 1887г госпожа после очередного скандала рассчитала ее: к той пришла некая женщина, просившая дать ей рекомендацию, а больной показалось, что ее взяли в дом в прислуги; она разбила в этот день чашку и тарелку и угрожала хозяйке керосиновой лампой. Чтобы заставить ее покинуть дом, понадобились четверо полицейских. С этого момента больная преследует свою бывшую хозяйку. M-м L… взяла новую прислугу — больная подкараулила ее на улице и избила: м-м L… оставалась из-за нее без горничной в течение трех месяцев. Больная часами, иногда целыми сутками, стояла столбом перед дверью ее дома и смотрела в окна комнаты, где спала L…. Когда та выходила из дома, она неотступно следовала за ней: на улицах, в магазинах, в церкви — везде упрашивая ее взять снова на работу. Она перелезла к м-м L… через решетку сада, в другой раз забралась на колокольню и начала звонить в большой колокол, подражая похоронному звону. Около 20-ти раз она задерживалась полицией, отводилась в участок и четырежды здесь ночевала. Каждый день она писала бывшей хозяйке: то грозя, то умоляя простить ее — всего ею было написано более пятисот писем. Она приходила в дом и к сестре м-м L… и здесь, в присутствии консьержки, однажды сказала: «Кто-то из нас двоих должен исчезнуть». Свои письма она запечатывала в траурные конверты. Через 3 месяца м-м L… вынуждена была покинуть свой дом и, уходя от преследования, поселиться в другом конце города. Больной удалось выследить ее — она подкладывает ей под дверь письмо, звонит в дверь — м-м L… открывает, больная говорит ей: «Ага, это вы, хорошо, я очень довольна». Все эти выходки в сочетании с угрозами привели к ее первому стационированию.
Выйдя из Ville-Evrard, она немедленно возобновляет преследование м-м L…, пишет жалобу на комиссара полиции, обвиняя его в незаконном задержании, дважды вызывает в суд бывшую хозяйку, требует возмещения убытков. Она утверждает, что врач Ville-Errand заодно с м-м L…, что он получил от нее большую сумму денег. Деятельность эта не прекращается вплоть до нового стационирования, после которого она говорит уже о мести, которую осуществит сама с оружием в руках.
Вот как выглядит эта история в ее собственном изложении. «Когда м-м L… разыскала меня, я была без места. Она меня взяла, не спрашивая объяснений и рекомендаций. На следующий день, когда я вошла в ее комнату, она наградила меня приветливой улыбкой и показала свои апартаменты. Через два дня она стала доверять мне свои тайны, рассказала, что была несчастлива с первым мужем и развелась с ним. В 1883г она вышла замуж во второй раз, за г-на L…, но в течение последних двух лет находится в бракоразводном процессе; она сказала, что г-н L… оставил ее ради одного из своих приятелей. Она мне сказала, чтобы я не стеснялась входить к ней, когда приходит г-н L… и устраивает ей сцены, что происходило ежедневно. Прошло совсем немного времени и мы с ней очень подружились: она читала мне письма, которые получала от него, советовалась, как ей поступить, и весь день болтала со мной, так что я не успевала даже свои дела сделать. Мое главное занятие, говорит она, было развлекать хозяйку. Однажды она была особенно грустна и в порыве чувств поцеловала меня в щеку. Начиная с этого дня, все дни стали похожи один на другой: она рассказывала мне новости, целовала меня по утрам, когда я к ней спускалась; признаюсь, я к этому времени сама искала эти ласки. Мы обнимались с ней все чаще, с утра до вечера. Мне это казалось совершенно естественным, у меня и в мыслях ничего не было кроме симпатии, которая началась у нас с первого взгляда. Мне было с ней хорошо как в раю. Мне все в ней нравилось: походка, манера себя вести, речь, мысли.
Я признаю, что она была чересчур добра ко мне и, может быть, у нас сложились слишком фамильярные отношения: я неоднократно злоупотребляла ее добротой и была по отношению к ней бесцеремонна. С того дня, когда она выставила меня за дверь, я писала ей, самое малое, по письму в день, отправляла их по почте, но чаще сама относила письма на дом. Я целыми днями простаивала перед дверьми ее виллы. Я понимала, что это смешно, но зная м-м L…, все надеялась, что смягчу ее сердце. Это правда, что я звонила в самый большой в нашем квартале колокол. Соседи и их прислуга очень возмущались этим, но я их не слушала. Я была очень счастлива с мадам и готова умереть за нее, без нее я Несчастна. Она несколько раз устраивала так, что меня арестовывали и отводили в участок. Два моих задержания были незаконны: меня брали с улицы, с моей стороны не было сказано никаких слов, полицейские просто подходили ко мне и задерживали: она видела меня на улице и думала, что я ее преследую.
Она не раз повторяет, что не испытывала по отношению к м-м L… никаких чувств, кроме чисто дружеских, у нее никогда не было того, что некоторые женщины чувствуют к другим, когда движимы противоестественными желаниями. В больнице она держится особняком, у нее не замечено мастурбации и при осмотре выявляется выраженная нечувствительность клитора, который между тем очень развит и сильно выступает наружу — вместе с удлиненными кавернозными телами и очень заметными мужскими уздечками.
Среди наследственных девиантов, страдающих сексуальными аномалиями, группа «передних церебральных», или психических, аномалов утрачивает низшие влечения и обнаруживает безразличие к инстинкту продолжения потомства; задний и спинной мозг их не дают знать о себе; больной как бы существует изолированно в своей передне-лобной области, в зоне чисто идеаторных процессов. Любовь их лишена голоса плоти, существует вне телесного начала. Это — платонические влюбленные, экзальтированные поклонники, эротоманы: в том значении слова, которое ему дал когда-то Esquirol. Мы не раз наблюдали такую «психическую» любовь, лишенную полового желания; я цитировал уже три подобных случая и прежде всего — г-на X…, поклонника м-ль Van Zandt. Напомню также студента Художественной школы, который ночами простаивал у окна, мечтая о своем идеале — идеалом же этим была некая Мирто, удалившаяся на одну из звезд; каждый вечер он, прежде чем лечь спать, глядел на эту звезду, воздавал ей ритуальные почести, возжигал ладан и эфирные масла и декламировал стихотворные послания.
Есть еще одна разновидность преследуемых преследователей, которую составляют наследственные девианты с систематизированным бредом преследования или величия. Одни из них, со свойственными им настойчивостью и ожесточением, преследуют тех, на кого их бред и галлюцинации указывают им как на главных виновников их бед, другие видят в своих родителях лишь грязных и корыстных узурпаторов, похитивших их из истинных семей — они питают к ним неутолимую ненависть. В следующей лекции вы увидите больную такого рода.
Наблюдение, с которым нам предстоит сейчас познакомиться, относится к больной, ставшей преследовательницей собственной дочери: вследствие ее бредового неузнавания. По характеру подозрительная, возбудимая, она всегда была груба и жестока с детьми и мужем — на основе же давно и непрерывно существующих у нее ложных идей, построила целый бредовой роман: она считает, что ее истинная дочь была изрезана на куски зятем, и когда та приходит к ней, считает ее самозванкой и отказывается принять. Она пускается во все тяжкие, чтобы привлечь убийц дочери к ответу, с неистощимым упорством обращается в самые различные инстанции и кончает тем, что провоцирует собственный арест: чтобы привлечь внимание правосудия к вымышленному преступлению.
Набл. XXI.Селина Н.., по мужу G…, 49 лет поступила в приемное отделение 1 октября 1888г.
Отец был возбудим, склонен к вспышкам ярости; мать умерла, видимо, от туберкулеза. Брат неуравновешенный, взбалмошный, транжира, сильно пил. Второй брат грубый и агрессивный, завладел будто бы всем, что осталось после родителей. Двоюродная сестра — имбецилка.
Больная обнаруживает лицевую асимметрию. Она всегда отличалась вспыльчивым, необузданным характером, неустойчивым настроением и непостоянством привязанностей; всегда была подозрительна, получала дочь следить за своим мужем, говорила, что тот ей изменяет. Дома были частые скандалы, она избивала собственного мужа, говорила, что он «бегает» за другими женщинами, кусала его, выталкивала на улицу, однажды нанесла ему глубокую рану головы: несчастный вынужден был кричать и звать на помощь. Она не стала лучше относиться к нему и тогда, когда он тяжело заболел, и даже за несколько дней до его смерти. Столь же жестокой она была и в отношении дочери, которую тоже без всякой жалости била - она сама признает, что гневлива, это, говорит она, ее недостаток. Выйдя замуж в 27 лет, она вскоре стала замечать, что деньги уходят на сторону, и была уверена, что муж кому-то отдает их: его никогда не было дома, ему давали подписывать массу бумаг и, так как она сама неграмотна, ему ничего не стоило ввести ее в заблуждение.
Дата публикования: 2014-11-03; Прочитано: 282 | Нарушение авторского права страницы |