ГЛАВА 5. МихаилБулгаков — журналист драматург, прозаик

Михаил Булгаков — журналист драматург, прозаик. 1921—1929

185

ящим у власти коммунистам. Лиров боялся открыто заявить, что в повести спародирован Ленин (самого могли привлечь за столь неуместные ассоциации), но намекал на это, повторим, весьма прямо и прозрачно. Уэллс же его не обманул. Критик утверждал, что «от упоминания имени его прародителя Уэллса, как склонны сейчас делать многие, литературное лицо Булгакова ни­сколько не проясняется. И какой же это, в самом деле, Уэллс, когда здесь та же смелость вымысла сопрово­ждается совершенно иными атрибутами? Сходство чисто внешнее...» Лиров, как и другие булгаковские недобро­желатели, стремился, конечно, прояснить не литератур­ное, а политическое лицо писателя.

На «Роковые яйца» появились любопытные отклики и за рубежом. В архиве Булгакова сохранилась машино­писная копия сообщения ТАСС от 24 января 1926 года под названием «Черчилль боится социализма». В нем говорилось, что 22 января министр финансов Черчилль, выступая с речью, отметил, что «ужасные условия, суще­ствующие в Глазго, порождают коммунизм», но: «Мы не желаем видеть на нашем столе московские крокоди­ловы яйца (подчеркнуто Булгаковым. — Б. С). Я уверен, что наступит время, когда либеральная партия окажет всемерную помощь консервативной партии для искоренения этих доктрин. Я не боюсь большевистской революции в Англии, но боюсь попытки социалистичес­кого большинства самочинно ввести социализм. Одна десятая социализма, который разорил Россию, окон­чательно погубила бы Англию (и Ланкашир)» (справед­ливость этих слов Черчилля мы вполне осознаем се­годня).

В целом булгаковская повесть воспринималась не только как резкий памфлет на социалистическую идею, но и как пародия на уже канонизированного вождя большевиков. Неизвестно, заметили ли враги Булга­кова другие достаточно едкие выпады против власти, содержащиеся в «Роковых яйцах». Например, бой­цы Первой Конной выступают в поход против гадов с блатной песней, исполняемой на мотив «Интернацио­нала»:

Ни туз, ни дама, ни валет, Побьем мы гадов без сомненья, Четыре сбоку — ваших нет,..

Здесь, кстати, отразился реальный случай (или, по крайней мере, широко распространившийся слух). 2 августа 1924 года Булгаков записал в дневнике: «Свен (писатель И. Л. Кремлев. — J5. С.) рассказывал, что полк ГПУ шел на демонстрацию с оркестром, который играл «Это девушки все обожают». В повести ГПУ пре­дусмотрительно заменено на Первую Конную.

Так или иначе, но после «Роковых яиц» цензура стала гораздо внимательнее относиться к творчеству Булгако­ва. Уже следующая его сатирическая повесть «Собачье сердце», предназначенная для публикации в «Недрах», была запрещена и так и не увидела свет при жизни авто­ра. Но прежде чем перейти к ней, попробуем понять, как относился лично к Ленину сам Булгаков.

На первый взгляд, отношение Булгакова к Ленину достаточно благожелательное, если судить только по образу Персикова и подцензурным очеркам. Профессор вызывает явное сочувствие и своей трагической ги­белью, и неподдельным горем при получении известия о смерти давно бросившей его, но все еще любимой жены, и своей приверженностью строгому научному знанию, и нежеланием следовать политической конъюнктуре. Но это — wio не от ленинской ипостаси Персикова, а от двух других — русского интеллигента и ученого-творца. У Персикова был ведь еще один прототип — дядька Бул­гакова хирург Николай Михайлович Покровский. Отсю­да, наверное, и высокий рост Персикова, и холостяцкий образ жизни, и многое другое. Н. М. Покровский послу­жил основным прототипом и главного героя «Собачьего сердца» профессора хирурга Филиппа Филипповича Преображенского. К Ленину же Булгаков, как мы сейчас увидим, относился совсем не позитивно.

Дело в том, что булгаковская лениниана на Перси-кове отнюдь не закончилась. Попробуем забежать немного вперед и отыскать ленинский след в «Мастере и Маргарите», начатом писателем в 1929 году, то есть через пять лет после «Роковых яиц». Новый роман хро-

186

Борис Соколов. ТРИ ЖИЗНИ МИХАИЛА БУЛГАКОВА

ГЛАВА 5.

Михаил Булгаков — журналист драматург, прозаик. 1021—1929

187

нологически как бы продолжил повесть, ибо действие его, как мы покажем позже, происходит тоже в 1929 го­ду — наступившем, как и полагается, сразу после 1928-го — того близкого будущего, в котором разворачиваются события в повести. Только в «Мастере и Маргарите» Булгаков описывает уже не будущее, а настоящее.

Чтобы понять, прототипом какого героя «Мастера и Маргариты» стал Ленин, обратимся к сохранившейся в архиве Булгакова вырезке из «Правды» от 6—7 ноября 1921 года с воспоминаниями охранявшего в свое время Ленина А. Шотмана «Ленин в подполье». Там описыва­лось, как вождь большевиков летом и осенью 1917 года скрывался от Временного правительства, объявившего его немецким шпионом. Шотман, в частности, отмечал, что «не только контрразведка и уголовные сыщики были поставлены на ноги, но даже собаки, в том числе знаме­нитая собака-ищейка Треф, были мобилизованы для поимки Ленина» и им помогали «сотни добровольных сыщиков среди буржуазных обывателей». Эти строки заставляют вспомнить эпизод романа, когда знаменитый милицейский пес Тузбубен безуспешно ищет Воланда и его подручных после скандала в Варьете. Кстати, поли­ция после февраля 1917 года была Временным прави­тельством официально переименована в милицию, так что ищейку Треф, как и Тузбубена, правильно называть милицейской.

События, описываемые Шотманом, очень напоми­нают своей атмосферой поиски Воланда и его свиты (по­сле сеанса черной магии) и, в еще большей степени дей­ствия в эпилоге романа, когда обезумевшие обыватели задерживают десятки и сотни подозрительных людей и котов. Мемуарист также цитирует слова Я. М. Сверд­лова на VI съезде партии о том, что «хотя Ленин и лишен возможности лично присутствовать на съезде, но неви­димо присутствует и руководит им». Точно таким же образом Воланд, по его собственному признанию Бер­лиозу и Бездомному, незримо лично присутствовал при суде над Иешуа, «но только тайно, инкогнито, так ска­зать», а писатели в ответ заподозрили, что их собесед­ник... немецкий шпион.

Шотман рассказывает, как, скрываясь от врагов, изменили внешность Ленин и находившийся вместе с ним в Разливе Г. Е. Зиновьев: «Тов. Ленин в парике, без усов и бороды был почти неузнаваем, а у тов. Зиновьева к этому времени отросли усы и борода, волосы были острижены, и он был совершенно неузнаваем». Возмож­но, именно поэтому бриты у Булгакова и профессор Пер­сиков и профессор Воланд, а сходство с Зиновьевым в «Мастере и Маргарите» внезапно обретает кот Беге­мот — любимый шут Воланда, наиболее близкий ему из всей свиты. Полный, любивший поесть, Зиновьев, в усах и бороде, должен был приобрести нечто кошачье в облике, а в личном плане он в самом деле был самым близким Ленину из всех лидеров большевиков. Кстати, сменив­ший Ленина Сталин к Зиновьеву и относился как к шуту, хотя впоследствии, в 30-е годы, не пощадил его.

Шотман, бывший вместе с Лениным и в Разливе, и в Финляндии, вспоминал одну из бесед с вождем: «Я очень жалею, что не изучил стенографии и не записал тогда все то, что он говорил. Но... я убеждаюсь, что многое из того, что произошло после Октябрьской революции, Владимир Ильич еще тогда предвидел». В «Мастере и Маргарите» подобным даром предвидения наделен Воланд.

А. В. Шотман, написавший воспоминания, питавшие творческую фантазию Булгакова, в 1937 году был репрессирован, и его мемуары оказались под запретом. Михаил Афанасьевич, конечно же, помнил, что прото­тип Ьерсикова в свое время был выявлен довольно лег­ко. Правда, потом, после смерти Булгакова, когда «Ро­ковые яйца» десятилетиями не переиздавались, даже для людей, профессионально занимающихся литературой, связь главного героя повести с Лениным сделалась уже далеко не очевидной, да и все равно не могла быть огла­шена из-за жесткой цензуры. Впервые, насколько нам известно, такая связь была открыто обыграна в инсцени­ровке «Роковых яиц», поставленной Е. Еланской в мос­ковском театре «Сфера» в 1989 году. Но булгаковские современники были куда более непосредственно заинте­ресованы сбором компромата, чем потомки, да и цензура

околов. ТРИ ЖИЗНИ МИХАИЛА БУЛГАКОВА

была бдительнее. Так что ленинские концы в романе надо было прятать тщательнее, в ином случае всерьез рассчитывать на публикацию не приходилось. В 1923 году появился рассказ М. Зощенко «Собачий случай». В нем речь шла о старичке профессоре, проводящем научные опыты с предстательной железой у собак (подобные опыты ставит и профессор Преображенский в «Собачьем сердце»), причем по ходу действия фигуриро­вала и уголовная ищейка Трефка. Рассказ был доста­точно хорошо известен современникам, и с ним, а не с запретными мемуарами Шотмана они скорее бы сопоста­вили булгаковского пса Тузбубена. Так что у романа Булгакова появилось своеобразное прикрытие.

Сама пародия в рассказе Зощенко основана на том, что трефа — это казенная масть, отчего полицейских (равно как и милицейских) собак часто нарекали подоб­ным именем. Бубновый же туз до революции нашивали на спину уголовным преступникам (сразу приходит на ум блоковская характеристика революционеров из «Двенад­цати»: «На спину б надо бубновый туз»).

Конечно, Воланд может претендовать на звание само­го симпатичного дьявола в мировой литературе, но дья­волом-то он при этом остается. И уж любые сомнения насчет отношения Булгакова к Ленину совсем исчезают, когда выясняется имя еще одного персонажа «Мастера и Маргариты», прототипом которого также был Ильич.

Вспомним драматического артиста, убеждавшего управдома Босого и других арестованных добровольно сдать валюту и иные ценности. В окончательном тексте он именуется Саввой Потаповичем Куролесовым, но в предшествовавшей редакции 1937—1938 годов назван куда прозрачнее — Илья Владимирович Акулинов (как вариант — еще и Илья Потапович Бурдасов). Вот как описан этот малосимпатичный персонаж:

«Обещанный Бурдасов не замедлил появиться на сцене и оказался пожилым, бритым, во фраке и белом галстуке.

Без всяких предисловий он скроил мрачное лицо, сдвинул брови и заговорил ненатуральным голосом, глядя на золотой колокольчик:

ГЛАВА 5. Михаил Булгаков — журналист 1 QQ драматург, прозаик. 1921—1929 m(JS

— Как молодой повеса ждет свиданья с какой-нибудь
развратницей лукавой...

Далее Бурдасов рассказал о себе много нехорошего. Никанор Иванович, очень помрачнев, слышал, как Бур­дасов признавался в том, что какая-то несчастная вдова, воя, стояла перед ним на коленях под дождем, но не тро­нула черствого сердца артиста. Никанор Иванович сов­сем не знал до этого случая поэта Пушкина, хотя и произ­носил, и нередко, фразу: «А за квартиру Пушкин платить будет?», и теперь, познакомившись с его произведением, сразу как-то загрустил, задумался и представил себе жен­щину с детьми на коленях и невольно подумал: «Сволочь этот Бурдасов!» А тот, все повышая голос, шел дальше и окончательно запутал Никанора Ивановича, потому что вдруг стал обращаться к кому-то, кого на сцене не было, и за этого отсутствующего сам же себе отвечал, причем называл себя то «государем», то «бароном», то «отцом», то «сыном», то на «вы», а то на «ты».

Понял Никанор Иванович только одно, что помер артист злою смертью, прокричав: «Ключи! Ключи мои!», повалившись после этого на пол, хрипя и срывая с себя галстук.

Умерев, он встал, отряхнул пыль с фрачных коленей, поклонился, улыбнувшись фальшивой улыбкой, и при жидких аплодисментах удалился, а конферансье загово­рил так:

— Ну-с, дорогие валютчики, вы прослушали в заме­
чательном исполнении Ильи Владимировича Акулинова
«Скупого рыцаря».

Женщина с детьми, на коленях молящая «скупого рыцаря» о куске хлеба, — это не просто пушкинская цитата, но и намек на известный эпизод из жизни Ленина. По всей вероятности, Булгаков был знаком с содержа­нием статьи «Ленин у власти», опубликованной в попу­лярном русском эмигрантском парижском журнале «Ил­люстрированная Россия» в 1933 году, автором, скрыв­шимся под псевдонимом «Летописец» (возможно, это был бежавший на Запад бывший секретарь Оргбюро и Политбюро Борис Бажанов). В этой статье мы находим следующий любопытный штрих к портрету вождя боль-

191

190 ^Б°Р^ИС Соколов. ТРИ ЖИЗНИ МИХАИЛА БУЛГАКОВА

шевиков: «Он с самого начала отлично понимал, что кре­стьянство не пойдет ради нового порядка не только на бескорыстные жертвы, но и на добровольную отдачу плодов своего каторжного труда. И наедине со своими ближайшими сотрудниками Ленин, не стесняясь, говорил как раз обратное тому, что ему приходилось говорить и писать официально. Когда ему указывали на то, что даже дети рабочих, то есть того самого класса, ради которого и именем которого был произведен переворот, недо­едают и даже голодают, Ленин с возмущением парировал претензию:

— Правительство хлеба им дать не может. Сидя здесь, в Петербурге, хлеба не добудешь. За хлеб нужно бороться с винтовкой в руках... Не сумеют бороться — погибнут с голода!..»

Трудно сказать, говорил ли такое вождь большевиков в действительности, или мы имеем дело с еще одной ле­гендой, но настроение Ленина здесь передано достоверно.

Илья Владимирович Акулинов — это пародия на Вла­димира Ильича Ульянова (Ленина). Соответствия здесь очевидны: Илья Владимирович — Владимир Ильич, Уль­яна — Акулина (последние два имени устойчиво сопряга­ются в фольклоре). Значимы и сами имена, составля­ющие основу фамилий. Ульяна — это искаженная латин­ская Юлиана, то есть относящаяся к роду Юлиев, из кото­рого вышел и первый монарх Рима Юлий Цезарь, чье прозвище (Цезарь — царь) в измененном виде восприняли русские цари. Акулина же — искаженная латинская Аки-лина, то есть орлиная, а орел, как известно, — символ монархии. Вероятно, в этом же ряду и отчество Перси-кова — Ипатьевич. Оно появилось не только из-за созву­чия Ипатьич — Ильич, но, скорее всего, и потому, что в доме инженера Ипатьева в Екатеринбурге в июле 1918 года по приказу Ленина уничтожили семью Романовых. Вспомним и о том, что первый Романов перед венчанием на царство нашел убежище в Ипатьевском монастыре. Таким образом, Булгаков вызывает ассоциации с Лени­ным, с одной стороны, как с могильщиком династии Романовых, а с другой стороны — как с правителем, установившим новое самодержавие в России. Писатель

ГЛАВА 5.

Михаил Булгаков — журналист драматург, прозаик. 1921—1929

подчеркивал монархический характер режима, во главе которого стоял Ульянов-Ленин.

«Собачье сердце» написано вслед за «Роковыми яйца­ми» в январе — марте 1925 года. Повесть не смогла пройти цензуру, и Н. С. Ангарский обратился к члену Политбюро Л. Б. Каменеву с просьбой прочесть руко­пись и помочь в ее публикации. В начале сентября Каме­нев вернул рукопись, отозвавшись о ней так: «Это острый памфлет на современность, печатать ни в коем случае нельзя». Что же так напугало и цензуру, и одного из наиболее видных большевиков?

Фабула «Собачьего сердца» заимствована до некото­рой степени у того же Уэллса из романа «Остров доктора Моро» и связана с идеей очеловечивания животных. При­сутствует в повести и идея омоложения, ставшая попу­лярной в 20-е годы в СССР и ряде европейских стран. У Булгакова эксперимент добрейшего профессора Филиппа Филипповича Преображенского по очеловечи­ванию собаки оканчивается провалом: милый и добрый пес Шарик воспринимает худшие черты своего челове­ческого донора, пьяницы-пролетария, и превращается в зловещего Полиграфа Полиграфовича Шарикова. Тот быстро вписывается в советскую действительность, за­нимает руководящую должность — начальник подот­дела очистки Москвы от бродячих животных (наверно, Булгаков, когда писал повесть, недобрым словом поми­нал свою службу во владикавказском подотделе искусств и в Московском ЛИТО) и даже угрожает погубить доно­сом своего создателя и благодетеля. Филиппу Филиппо­вичу приходится вернуть нового монстра в прежнее собачье состояние. В «Роковых яйцах» рассматривалась возможность реализации социалистической идеи в Рос­сии при существующем уровне культуры и просвещения. Вывод неутешителен. В «Собачьем сердце» пародиру­ются попытки большевиков сотворить нового человека, призванного стать строителем коммунистического обще­ства. В 1918 году в своей работе «На пиру богов» видный философ и богослов С. Н. Булгаков отмечал: «Призна­юсь вам, что „товарищи" кажутся мне иногда существа­ми, вовсе лишенными духа и обладающими только низ-

192 ^Б°Р^{ИС Соколов три} ЖИЗНИ МИХАИЛА БУЛГАКОВА