ВВЕДЕНИЕ 16 страница. Политическая раздробленность

Политическая раздробленность. Вес­тфальские трактаты, гарантировавшие всем немецким государям суверенитет и неприкосновенность их владений, узакони­ли политическую раздробленность страны. В ней насчитывалось более 300 крупных и мелких княжеств, 51 независимый импер­ский город и до полутора тысяч мелких рыцарских владений, разбросанных боль­шей частью по Рейну, в Швабии и Франко­нии. В стране существовали (различные в разных княжествах) два календаря — юлианский и григорианский — и три рав­ноправных вероисповедания — католиче­ство, лютеранство, кальвинизм. Каждому из немецких государей предоставлялось право вести самостоятельную внешнюю по­литику и по собственному усмотрению заклю­чать договоры и союзы с любыми государ­ствами. Тем самым децентрализаторские, партикуляристские силы в Германии полу­чили международное признание, а ее раз­дробленность дошла до кульминации и на­долго затормозила формирование единой немецкой нации.

Такое положение не меняло формаль­ное объединение всех германских террито­рий в рамках Священной Римской империи германской нации во главе с императором, пожизненно избиравшимся коллегией де­вяти курфюрстов, обычно из династии ав­стрийских Габсбургов. Его власть была чисто номинальной, все вопросы должны были решаться лишь с согласия заседав­шего в Регенсбурге общегерманского рейх­стага. В рейхстаге не было представлено самое многочисленное сословие Герма­нии — крестьянство; коллегия городов могла высказать свое мнение только после принятия единого решения двумя первыми коллегиями — курфюрстов и князей, что лишало ее какого-либо значения. Сущес­твующий же порядок единогласия всех членов рейхстага практически вообще ис­ключал возможность принятия им общего решения. Такой же беспомощностью отли­чался и другой общегерманский орган — имперский суд, в подвалах которого за один век скопилось более 60 тыс. ждущих рассмотрения дел и жалоб.

В условиях раздробленности Германии утвердился мелкодержавный абсолютизм отдельных правителей, который в отличие от крупных централизованных монархий Европы играл отрицательную роль: он уси­ливал и закреплял политическую раздроб­ленность. Его социальную опору составля­ли мелкое дворянство, жившее на жало­ванье от службы при дворе или в армии, и землевладельцы, заинтересованные в сильной власти для удержания в повинове­нии крестьянства, с которым они не могли справиться собственными силами. Город­ское бюргерство, чье благосостояние цели­ком зависело от расположения государя, покорно и угодливо заискивало перед ним, что наложило отпечаток на все последую­щее развитие немецкой буржуазии. Выко­лачивая средства из крестьянства и горо­дов, князья не решались затронуть доходы и привилегии феодального дворянства, имевшего и в условиях абсолютизма по­давляющее влияние в сословных собрани­ях — ландтагах, которые сохранялись в большинстве немецких государств.

Тем усерднее правители искали другие источники доходов. Они охотно принимали покровительство и подачки со стороны иностранных держав в обмен на поддержку их политики в Германии, вводили разори­тельные для населения княжеские монопо­лии на соль, кофе, пиво, дрова. Большого размаха достигла позорная торговля рек­рутами: с 1775 по 1783 г. только шесть княжеств Западной Германии продали бо­лее 30 тыс. солдат. Подражая своему идеа­лу — Людовику XIV, даже самые мелкие немецкие князья заводили совершенно не­пропорциональные их владениям и воз­можностям армии, дворы, коллегии, содер­жание которых непосильным гнетом ложи­лось на плечи народа.

Аграрные отношения. Наибольшие ра­зорения Тридцатилетняя война принесла немецкому крестьянству. С лица земли бы­ло стерто множество деревень. Уменьшение спроса на хлеб из-за падения численности городского населения снизило цены на не­го. Огромный урон был нанесен поголовью рабочего скота и лошадей. Дворяне стре­мились восстановить свое пошатнувшееся финансовое положение, усилив феодаль­ную эксплуатацию.

Развитие аграрных отношений шло на западе и востоке Германии различными ""путями. В северо-западных районах (Вес-тфалия, Ганновер, Нижняя Саксония) сравнительно редким было крупное земле­владение; еще реже дворяне-сеньоры вели собственное хозяйство. Начиная с XVII в. свои домениальные земли они обычно сдавали в аренду различного типа. По обы­чаям нижнесаксонского земельного права крестьяне, в большинстве лично свобод­ные, являлись наследственными держате­лями своих наделов, передавая их без дробления только одному наследнику. Лишь по суду крестьянина можно было лишить пользования землей, за которую он вносил различные натуральные и денеж-, ные платежи. Во второй половине XVIII в.| здесь возникает слой зажиточных арен-Г" даторов, нанимавших батраков, постепен­но вызревали элементы капиталистическо­го уклада в сельском хозяйстве.

На юго-западе (Баден, Бавария, Вюр-темберг, Тюрингия) существовала боль­шая пестрота аграрных отношений. По распространенному там франконскому зе­мельному праву крестьяне за свои наделы несли различные повинности — барщину и некоторые другие — и вносили оброк. Но они имели больше, чем на северо-западе, свободы в распоряжении землей: могли продавать и передавать ее по наследству с правом раздела между наследниками, что приводило к распространению карли­ковых парцелл. Само дворянское хозяйст­во тоже было мелким, главное значение для феодалов имели платежи, которые вно­сили им крестьяне за пользование своими держаниями. Повинности, связанные с личной зависимостью крестьян (в ряде мест ее разрешалось выкупать), не имели большого значения. В целом такой тип аг­рарных отношений, для которого характер­на прежде всего поземельная зависимость крестьян, схожий с французским сеньори­альным строем, преобладал на всей терри­тории Западной Германии.

Совершенно иной тип — крупное дво-р янс1ко1ПОТэя^т~в0у-вс««вашго"е"^ ном труде крепостных крестьян,— сложил­ся на востоке в заэльбской Германии (Бран-денбург, Пруссия, Мекленбург). Его ста­новление началось еще со второй половины XVI в. После Тридцатилетней войны про­цесс резко ускорился, произошло оконча­тельное утверждение «второго издания крепостничества». Выходившие к Балтий­скому морю восточные районы Германии превратились в крупного поставщика пше­ницы, ржи, ячменя, льна, скота для Ан­глии, Голландии, Швеции. Наиболее вы­годным для помещиков-юнкеров станови­лось крупное товарное хозяйство, рассчи­танное главным образом на сбыт продукции за границу и требующее большого количе­ства рабочих рук.

Крестьяне были объявлены наслед­ственными подданными своего господина, обязанными трудиться на его земле. Зем­левладение помещиков-юнкеров постоянно расширялось за счет сгона крестьян с их наделов. В Мекленбурге в 1688 г. насчиты-валось около 12 тыс. мелких крестьянских хозяйств, к середине следующего века их число не достигало и 5 тыс. Малоплодород­ные песчаники Мекленбурга превращались в пастбища, а прежние держатели учас­тков — в прикрепленных к поместью бат­раков и пастухов. Но в отличие от Англии экспроприированные крестьяне Восточной Германии были превращены не в свобод­ную рабочую силу, а в крепостных батра­ков, занятых главным образом на сезонных полевых работах. Поскольку барщинному хозяйству требовались не только рабочие руки, но и большое количество инвентаря и тягловой силы, то сохранялось и необхо­димое количество крестьянских хозяйств с собственными орудиями производства и упряжками рабочего скота. Большинство их владельцев образовало особую катего­рию ласситов — ненаследственных держа­телей земельных участков. Лишь неболь­шая часть восточногерманских крестьян смогла сохранить право наследственного держания земли.

Закрепление личной зависимости крестьян и сгон их с земли вызывали сопро­тивление крестьян. Они требовали пись­менной фиксации повинностей, чтобы огра­ничить произвол феодалов, добивавшихся в свою очередь установления их вотчинной юрисдикции. Теперь крестьяне, обращаясь в суд с жалобами на своего господина, находили его там уже в качестве судьи по собственному делу. Другой распространен­ной формой борьбы крестьян был отказ выходить на незаконные, с их точки зрения, работы. Более 30 лет (1650—1681) длились крестьянские волнения в графстве Шён-бург (Мекленбург), не раз приводившие к кровавым стычкам с войсками. В 1717 г. в районе Котбуса восстало более 4 тыс. не-i мецких и сорбских (славянская народ-! ность) крестьян. На силу восстания указы-' вает то, что его подавлением руководил лично прусский король.

Развитие мануфактуры. Замедленное после Тридцатилетней войны развитие не­мецкой промышленности определялось многими факторами. В городах продолжа­ла господствовать цеховая система, своей зйкТгутоетвго- и строгой регламентацией тормозившая рост свободного предприни­мательства. Из-за политической раздроб­ленности Германия не могла воспрепят­ствовать наплыву иностранных товаров, конкуренция которых губительно действо­вала на немецкое ремесло. Зарождавшая­ся буржуазия испытывала острую нехватку капиталов, экспроприированных у нее в хо­де войны дворянством и наемниками. Ни­щета основной массы населения — кресть­янства, взимание таможенных пошлин на границах многочисленных немецких госу­дарств крайне затрудняли рост внутригер-манской торговли. Только на Рейне от Страсбурга до Голландии располагалось тридцать таможенных застав. В таких ус­ловиях проводимая немецкими князьями меркантилистская политика для увеличе­ния их доходов не столько защищала собственную слабую промышленность, сколько усиливала экономическую обосо­бленность отдельных районов Германии и препятствовала складыванию общегер­манского рынка.

Лишь с начала XVIII в. в стране начи­нается очень медленное экономическое оживление. Сельское ремесло, которым за­нималось страдавшее от малоземелья крестьянство, утрачивало натуральный ха­рактер, изделия стали производиться для сбыта на рынке при посредстве скупщика; постепенно складывалась рассеянная ма­нуфактура. В Саксонии развивалось хлоп­чатобумажное и гончарное производство; в 1710 г. в Майсене открылась королевская фарфоровая мануфактура, изделия кото­рой приобрели общеевропейскую извест­ность. В Вюртемберге широко распро­странилось сукноделие, в Вестфалии — обработка металлов. К середине века в Германии появились и первые центра­лизованные мануфактуры, основанные скупщиками, торговцами и сумевшими от­делиться от цеха разбогатевшими мастера­ми. Из-за недостатка рабочей силы вла­дельцы мануфактур нередко брали на от­куп или в аренду государственные работ­ные дома, используя принудительный труд заключенных в них бродяг, нищих и арес­тантов. На некоторых мануфактурах, как, например, на ситцевой в Берлине, широко использовался детский труд.

В поисках новых источников доходов правители поощряли основание мануфак­тур в свободных от цехового засилья кня­жеских резиденциях, предоставляли их владельцам первоначальные налоговые льготы, издавали протекционистские зако­ны. Вместе с тем установление властями произвольных цен на мануфактурные изде­лия, частые безвозвратные займы у их вла­дельцев, малый покупательский спрос на­селения, обремененного налогами и всякого рода феодальными поборами, определили неустойчивый характер первых крупных мануфактур.

Более прочным было положение госу­дарственных мануфактур, изготовлявших оружие и сукно для армии, а также фар­фор, ковры, зеркала, имевшие большой спрос у дворянства и богатых бюргеров.

Во второй половине XVIII в. в более раз­витых немецких государствах — Вюртем-берге, Пруссии, Саксонии — мануфактур­ное производство в отдельных отраслях уже возобладало над цеховым ремеслом. Появились мануфактуры там, где ранее их практически не было,— в Баварии и Фран­конии. Значительным центром текстильной и металлообрабатывающей промышленно­сти стал Берлин; в 1782 г. здесь имелось 65 рассеянных и централизованных тек­стильных мануфактур и насчитывалось бо­лее 15 тыс. рабочих. Выросла в Германии выплавка металлов: с 10 тыс. т в 1700 г. до 17 тыс. т в середине века. С 80-х годов началось еще очень редкое применение от­дельных машин, прежде всего в текстиль­ном производстве Саксонии. В 1782 г. там появилась первая механическая прялка ти­па английской «дженни»; через четыре го­да их насчитывалось 23. В Саксонии же на шахте близ Хеттштедта в 1785 г. была соо­ружена первая немецкая паровая машина. В эти же годы появились и слабые зачатки фабричного производства: в 1784 г. в Ра-тингене близ Дюссельдорфа возникла пер­вая в Германии прядильная фабрика с 70—80 рабочими; в 1795 г. такую же фаб­рику построили в Берлине. Но это были исключительные явления. В целом к концу XVIII в. господствующее положение зани­мали мануфактурное производство в его различных формах и ремесло.

Определенный рост промышленности повлек за собой и некоторые социальные изменения. В экономически более развитых районах Германии (в Рейнских землях, Саксонии, Бранденбурге) несколько уско­рилось формирование буржуазии. На Рей­не экономически крепнувшая буржуазия уже начала организовываться в союзы, боровшиеся против сохранявшихся цехо­вых привилегий. Под ее давлением в 1783 г. в одном из рейнских центров тек­стильного производства Эльберфельде был распущен полотняный цех и установилась свободная конкуренция. К концу века воз­росло количество наемных рабочих, в Бер­лине их было около 20 тыс., в Галле — около 4,5 тыс. В XVIII в. были даже случаи крупных волнений среди рабочих (в Гам­бурге в 1753 г., в Майсене в 1754 г.). Но в целом неразвитость капиталистических отношений вела и к неразвитости противо­речий между хозяевами и мануфактурны­ми рабочими, выступления которых имели спорадический характер. Свободные наем­ные рабочие составляли лишь около 0,5% населения Германии.

Бранденбургско-Прусское государство. После Тридцатилетней войны среди немец-тгих княжеств все большее значение" при­обретает Бранденбургско-Прусское госу­дарство. Расположенный между Одером и Эльбой Бранденбург принадлежал ди­настии Гогенцоллернов. С 1618 г. они вла­дели и полученным по наследству герцогст­вом Пруссия, вассально зависимым от Польши. Хотя в годы Тридцатилетней вой­ны Бранденбург подвергся страшным опус­тошениям, в итоге ее он усилился. Бран-денбургский курфюрст — союзник победи­телей — получил Магдебургское епископ­ство, Восточную Померанию — выгодный выход к Балтике и небольшие владения в Западной Германии, на Везере и Рейне. Теперь важнейшие торговые речные пути из Центральной Европы и Южной Герма­нии к Северному и Балтийскому морям шли через земли бранденбургских правителей, что способствовало их экономическому развитию.

Возросший в Северной Европе спрос на хлеб еще более способствовал экономи­ческому усилению курфюршества, выво­зившего его на западноевропейский ры­нок. Это и определило появление там крупного барщинного хозяйства, ставшего главным источником доходов остэльбского юнкерства.

Бранденбургско-Прусское государство характеризовалось ранним установлением абсолютизма. В нем не было крупных фео­далов, способных оказать курфюрсту со­противление. Интересы же среднего юн­керства, наследника орденских рыцарей, требовали установления сильной государ­ственной власти, способной удержать в по­виновении разоряемых крестьян и сохра­нить за собой выгодные в экономическом и военном отношении выходы к морю.

Значение Бранденбурга заметно воз­росло в правление «великого курфюрста» Фридриха Вильгельма I (1640—1688), фактического основателя новой державы. Рачительный правитель, он искусно при­влекал в обезлюдевшее после войны госу­дарство переселенцев из других стран. В 1685 г. через три недели после отмены Нантского эдикта курфюрст издал двуя­зычный «Потсдамский эдикт» о веротерпи­мости, обещая переселенцам различные льготы и привилегии. Спасаясь от религи­озных преследований, около 20 тыс. фран­цузских гугенотов и 6 тыс. жителей Испан­ских Нидерландов переселились в Берлин, Магдебург, Потсдам и западные владения курфюрста.

Основная часть иммигрантов состояла из торговцев и ремесленников, капиталы и мастерство которых внесли большой вклад в промышленное развитие страны. Они улучшили стекольное, кожевенное и металлургическое производство, основали первые шерстяные и бумажные мануфак­туры. Но недостаток свободной рабочей силы резко ограничивал дальнейший рост промышленности Бранденбурга. На основу крепостничества — личную зависимость крестьян — юнкерская монархия посяг­нуть не могла. Наоборот, в интересах дво­рянства в 1653 г. было окончательно узако­нено «наследственное подданство», т. е. крепостная зависимость крестьян, и санкционирована судебная власть вла­дельцев поместий над ними.

Стремясь соединить свои чересполосно расположенные владения, бранденбург-ские курфюрсты проявляли немалую лов­кость и изворотливость, чтобы использо­вать противоречия других государств и расширить свои границы. Не случайно ос­новой внешней политики Фридриха Виль­гельма стали лавирование, беспринцип­ность и постоянное стремление получить максимальные выгоды от союза с наиболее мощной державой.

В середине XVII в., нарушив вассаль­ные обязательства польскому королю, он заключил союз с более сильной Швецией для совместного захвата польских земель. Когда же против Швеции образовалась коалиция нескольких государств, кур­фюрст переметнулся на их сторону. Двой­ное вероломство было вознаграждено тем, что по мирному договору в Оливе (1660) Прусское герцогство было освобождено от вассальной зависимости.

Курфюрст Фридрих III (1688—1713) в итоге участия в войне за «испанское на­следство» получил королевский титул, по­жалованный императором по наущению иезуитов, которым Фридрих дал обещание восстановить в стране католичество (обе­щание не было выполнено); кроме того, курфюрст предоставил императору 8 тыс. солдат для участия в чуждой интере­сам Пруссии войне. В 1701 г. Фридрих торжественно короновался в Кенигсберге, провозгласив себя королем Пруссии (с это­го времени Бранденбургско-Прусское госу­дарство стало именоваться королевством Пруссия). В 1720 г., после Северной войны, в ее состав вошла часть Западной Помера­нии с устьем Одера и крупным балтийским портом Штеттин. Поскольку территория Пруссии, по имени которой было названо все королевство, лежала вне границ импе­рии, ее король не считался вассалом импе­ратора и стал Юридически суверенным ев­ропейским монархом. Исходя из своекоры­стных интересов, правители Пруссии про­должили традицию немецкого «натиска на Восток», которая противоречила задачам национальной консолидации раздроблен­ной Германии. Поэтому легенда о «нацио­нальной миссии» Гогенцоллернов, якобы всегда стремившихся к объединению Гер­мании, созданная буржуазными историка­ми «малогерманской школы» во второй по­ловине XIX в., не имеет под собой реальной основы.

При короле Фридрихе Вильгельме I (1713—1740) окончательно сложилась система «пруссачества» — военно-поли­цейской монархии, выражавшей интересы феодального юнкерства, с развитой бюрок­ратией и замкнутой военной кастой. Чрез­вычайно скупой, мелочно-расчетливый ко­роль управлял государством, как большим имением, лично вникая во все детали и гру­бо пресекая малейшие возражения. Мер­кантилизм короля свелся к почти полному запрету ввоза иностранных товаров, чтобы

ТЕРРИТОРИАЛЬНЫЕ ЗАХВАТЫ БРАНДЕНБУРГА — ПРУССИИ В XVII—XVIII ВЕКАХ

предотвратить утечку денежных средств, хотя собственная промышленность не мог­ла удовлетворить потребности страны и страдала от таких ограничений. Феодаль­ная монархия препятствовала росту капи­тализма системой государственных моно­полий и прямыми запретами. Когда сукон­ная промышленность рейнского владения Пруссии Клеве из-за лучшего качества и дешевизны своей продукции стала конку­рировать с государственной берлинской мануфактурой «Лагерхауз», то последовал указ, ограничивший выпуск продукции и рынок сбыта мануфактур Клеве.

Однако жесткая экономия короля не распространялась на армию. Напротив, вся финансовая система была нацелена на содержание непропорционально огромной для Пруссии армии, четвертой по величине в Европе, которая поглощала 85% годово­го бюджета государства. Связанный с этим рост налогов на крестьян повлек даже уменьшение доходов дворянства и его не­довольство. Когда же и на юнкерство был возложен небольшой ежегодный сбор, то крупное дворянство потребовало созыва ландтага для противодействия налоговой политике короля. Однако сильная государ­ственная власть была необходима прежде всего самому дворянству, поскольку обес­печивала его право владеть крестьянами. Поэтому Фридрих Вильгельм не обращал внимания на юнкерскую фронду, предоста­вив ей, по его выражению, «ветер речей в ландтаге», и после непродолжительного словесного сопротивления оппозиции одер­жал победу.

Политика «просвещенного абсолютиз­ма». Ранга крупной европейской державы Пруссия достигла при преемнике короля-капрала Фридрихе II (1740—1786). Он по­лучил хорошее образование, увлекался ис­кусством и философией Просвещения, мно­го лет поддерживал связи с Вольтером. Но всю его деятельность определяли интересы феодально-юнкерского государства. После вступления на престол он немедленно уве­личил численность армии и, воспользовав­шись внутриполитическими трудностями Австрии, начал войну за захват Силезии. В итоге двух силезских войн (1740—1742, 1744—1745) Австрия была вынуждена ус­тупить эту богатую и промышленно разви­тую польскую провинцию Пруссии, сразу увеличившей свою территорию на одну треть. В 1772 г. после первого раздела Речи Посполитой она получила польские По­морье и Западную Пруссию. Восточная Пруссия соединилась со всей территорией королевства, которое включало теперь по­чти все южное побережье Балтики.

При Фридрихе II в Пруссии сложилась система «просвещенного абсолютизма»; дворянская монархия, в известной мере опиравшаяся на поддержку слабой и не­зрелой прусской буржуазии, проводила оп­ределенные реформы в области государ­ственного управления, экономической по­литики, суда, образования. Таким путем Фридрих II рассчитывал преодолеть отста­вание Пруссии от экономически более раз­витых стран Европы, не затрагивая при этом устои феодально-бюрократической системы и коренные интересы дворянства. Были реорганизованы финансы и судопро­изводство, запрещены процессы ведьм и пытки, подтверждена свобода вероиспове­дания. В 1763 г. в Пруссии стало обяза­тельным начальное обучение; главной целью его было воспитание верноподдан­нических чувств. Учителями в начальных школах являлись обыкновенно отставные солдаты, не всегда достаточно грамотные для такой должности, но ловко владеющие палкой. Правительство Фридриха упразд­нило внутренние таможни, ограничило мо­нопольные права городских цехов. Оно поддерживало создание новых мануфактур, однако, рассматривая их прежде всего как источник налогов, путем жесткой регла­ментации само тормозило их успешное раз­витие. Экономическая политика Фридриха, целиком исходившая из военно-фискальных соображений, стремилась поставить все хозяйство страны на службу имевшему специфически милитаристский облик фео­дально-абсолютистскому государству.

В правление Фридриха продолжался процесс обезземеления крестьянства. Рас­тущие на мировом рынке цены на хлеб повышали заинтересованность юнкерства в увеличении его производства, в расшире­нии своей запашки за счет крестьянской земли. Однако сокращение числа крестьян­ских хозяйств как налоговых единиц уменьшало доходы государства. Именно этим, а не заботой о крестьянах были вы­званы указы 1749 и 1764 гг., запрещавшие сгон крестьян. Уже само повторение одного и того же запрета указывает на продол­жавшееся расширение дворянского зем­левладения. Из-за сопротивления юнкерст­ва не был проведен в жизнь указ 1763 г. об отмене крепостного права в Померании. Лишь государственные крестьяне получи­ли при Фридрихе по указу 1777 г. право наследственного владения своими участка­ми земли, что несколько улучшило их поло­жение.

За фасадом «просвещенного абсолю­тизма» в Пруссии скрывался военно-фео­дальный деспотизм Фридриха, превратив­ший ее, по определению современников, в «самую рабскую страну Европы». Раз­ветвленный административный аппарат и одна из первых по численности в Европе армия требовали огромных средств, кото­рые монархия выколачивала беспощадным налоговым гнетом. Характерное для Прус­сии противоречие между относительно сла­бой экономической базой и великодержав­ными притязаниями истощало производи­тельные силы государства и особенно тяжелой ношей ложилось на народные массы.

Немецкое Просвещение. Культура Гер­мании. В условиях экономического ожив­ления и связанных с ним общественных сдвигов в Германии XVIII в. сформирова­лось направленное против феодальных по­рядков новое идейное течение — Просве­щение. Наряду с принципами, общими для передовых стран Европы, откуда в Герма­нию приходили прогрессивные идеи, оно унаследовало и лучшие культурные тради­ции немецкого народа.

Буржуазное по своей исторической на­правленности немецкое Просвещение отра­зило вместе с тем неразвитость капитали­стических отношений в стране. Слабость немецкой буржуазии, еще не помышляв­шей о приходе к власти, ее политическая незрелость предопределили политическую умеренность большинства просветителей, их надежды на реформы просвещенного монарха. Поэтому их творчество отлича­лось умозрительным характером, уходом в сферу абстрактно-гуманистических тео­рий. Не случайно К. Маркс назвал учение родоначальника немецкой классической философии И. Канта (1724—1804) «...не­мецкой теорией французской револю­ции...»⁸. Немецкие просветители осознава­ли пагубность раздробленности страны и поставили вопрос о необходимости созда­ния единой Германии. Но все свои надеж­ды они возлагали на духовное единство немецких земель как предпосылку и основу объединения.

На раннем этапе немецкого Просвеще­ния стоявшие у его истоков философы и ученые В. Лейбниц, X. Вольф стремились к отмежеванию науки от теологии, отстаи­вали силу разума. Однако решительно по­рвать с религией они не могли. Учение Лей­бница — Вольфа о «предустановленной гармонии» вело к примирению с действи­тельностью, к оправданию социальной пас­сивности (не случайно Вольтер резко кри­тиковал его в философской повести «Кан­дид, или Оптимизм»).

К середине XVIII в. просветительская идеология приобрела более критический характер, активнее выступала за уничто­жение «противоестественных» феодально-абсолютистских порядков. Ведущий мыс­литель этого периода — Г. Э. Лессинг (1729—1781) —философ, теоретик искус­ства, драматург. В своих произведениях Лессинг выступал за освобождение чело­века от сословного неравенства и феодаль­ного гнета, боролся против национальной и религиозной нетерпимости. Его творчест­во способствовало появлению чувства на­ционального самосознания и патриотизма не только у немецкой интеллигенции и бур­жуазии, но и у народных масс.

Еще большую роль в этом сыграло дви­жение «Бури и натиска» — мощное идей­ное течение, охватившее в 70-е годы широ­кие круги передовой интеллигенции, подго­товленное деятельностью Лессинга и осо­бенно И. Г. Гердера, одного из создателей просветительской философии истории. Оно восприняло антифеодальные идеи и гума­низм Просвещения, но представителей «Бури и натиска» — «штюрмеров» уже не удовлетворял рационализм просветителей, они взывали не столько к разуму, сколько к чувствам людей и не разделяли надежд на «просвещенного государя». Движение «Бури и натиска», к которому в начале своего творчества примыкали великие не-

5*

мецкие поэты Фридрих Шиллер (1759— 1805) и Иоганн Вольфганг Гёте (1749— 1832), страстно ратовало за свободу чело­века и воспевало героическую личность, борющуюся против дворянской тирании и деспотизма. Движение «Бури и натиска» положило начало новой немецкой нацио­нальной литературе, достигшей вершины в творчестве Гёте.

Виднейшим деятелем демократическо­го крыла в немецком Просвещении был Георг Форстер (1754—1794). Ученый, пу­тешественник, публицист Форстер перешел на позиции атеизма и материализма. Он стал республиканцем, с позиций революци­онного демократа горячо защищал интере­сы народных масс, восторженно привет­ствовал и до конца поддерживал Француз­скую революцию.

Основы национальной культуры были в этот период заложены не только в лите­ратуре, но и в музыке. В ее развитии огром­ную роль сыграло творчество Иоганна Се­бастьяна Баха (1685—1750). Великий ком­позитор в еще религиозной форме своих торжественных ораторий и фуг отразил мир человеческих чувств, его музыка имела глубокую народную основу, использовала народные мелодии.

Подъем происходил и в других облас­тях культуры. Возродились известные не­мецкие университеты: всеевропейскую сла­ву имели университеты Гейдельберга, Гет-тингена, Галле, Марбурга. Еще во второй половине XVII в. в Германии были созданы первые научные академии (в Галле, в Бер­лине), стали издаваться научные журналы.

Становление княжеского абсолютизма отразилось в пышной и величественной ар­хитектуре барокко, которое в Германии до­стигло расцвета тогда, когда в других странах оно уже клонилось к упадку. Цент­ры городов — княжеских столиц (Дрезде­на, Мюнхена и некоторых других) застраи­вались так, что над ними возвышались мо­нументальные дворцы, олицетворяя силу власти.

В начале XVIII в. на смену барокко постепенно приходит также дворянское по своей природе рококо с его грациозностью, изяществом и подчеркнутой декоративно­стью. В рококо, подражающем, особенно в планировке парковых ансамблей, есте­ственной природе, уже отражались и бур­жуазные вкусы. Но собственную художе­ственную форму они нашли в немецком классицизме XVIII в. Ясность и гармония линий в классицизме как бы подчеркивали разумную закономерность существующего мира и в своеобразной художественной форме отражали идеи Просвещения. В этом стиле были созданы лучшие творе­ния зодчего Г. Кнобельсдорфа — дворец Сан-Суси в Потсдаме с интерьерами в духе рококо и берлинская опера; достижением классицизма были и Бранденбургские во­рота в Берлине.