Соловьев С. М. История России с древнейших времен. М., 1988

В 1389 г. умер великий князь московский Димитрий, еще только 39 лет от рождения. Дед, дядя и отец Димитрия в тишине при­готовили богатые средства к борьбе открытой, решительной. За­слуга Димитрия состояла в том, что он умел воспользоваться этими средствами, умел развернуть приготовленные силы и дать им во­время надлежащее употребление. Лучшим доказательством особен­но важного значения, придаваемого деятельности Димитрия совре­менниками, служит существование особого сказания о подвигах этого князя, особого, украшенно написанного жития его. Наруж­ность Димитрия описывается таким образом: «Бяше крепок и му­жествен, и телом велик, и широк, и плечист, и чреват вельми, и тяжек собою зело, брадою ж и власы черн, взором же дивен зело».

Важные следствия деятельности Димитрия обнаруживаются в его духовном завещании; в нем встречаем неслыханное прежде распоряжение: московский князь благословляет старшего своего сына Василия великим княжением Владимирским, которое зовет своею отчиною. Донской уже не боится соперников для своего сына ни из Твери, ни из Суздаля. Кроме Василия у Димитрия оставалось еще пять сыновей: Юрий, Андрей, Петр, Иван и Константин. Завещатель выражает надежду, что сыновья его перестанут давать выход в Орду.

Говоря о важном значении княжения Димитриева в истории Северо-Восточной Руси, мы не должны забывать о деятельности бояр московских: они, пользуясь обстоятельствами, отстояли права своего малолетнего князя и своего княжества, которым и управляли До возмужалости Димитрия. Последний не остался неблагодарен людям, которые так сильно хотели ему добра; доказательством служат следующие места жития его, обнаруживающие всю степень влияния бояр на события Димитриева княжения. Чувствуя приближение смерти, Дмитрий, по словам сочинителя жития, дал сыновьям следующее наставление: «Бояр своих вы любите, честь им достойную воздавайте против их службы, без воли их ничего не делайте».

Л.Н.Гумилев. От Руси к России. М., 2004

В XIV столетии в Орде произошли колоссальные перемены. Затраты сил были столь велики, что этнос утерял свою прежнюю доминанту, сменив ее на новую - испо­ведание ислама (1312). Переворот Узбека в Орде стал знамением времени.

Первое время после переворота традиционные взаи­моотношения Орды и Руси еще сохранялись. Наследо­вавший Узбеку его сын, хан Джанибек, будучи уже мусульманином, все еще старался поддерживать отно­шения, установившиеся при домусульманских ханах Зо­лотой Орды. Ориентируясь на союз с Симеоном Гордым, Джанибек, человек добрый, честный и дельный, проти­востоял проникновению в Поволжье и в Причерноморье католиков-генуэзцев - союзников константинопольских императоров.

Противостояние вылилось в открытую войну после того, как татарские кочевья постиг джуд (гололедица). Скот падал, люди голодали, и, спасаясь от голода, татары продавали сыновей и дочерей генуэзцам. Генуэзцы с удовольствием скупали девочек и мальчиков в чаянии высоких барышей. Узнав об этом, Джанибек страшно возмутился: по татарским понятиям, можно и нужно было стремиться к получению военной добычи, но на­живаться на несчастье соседа считалось аморальным. Войска Джанибека осадили сильную генуэзскую кре­пость Кафу (современная Феодосия). Поскольку генуэзцы имели флот, а татары - нет, крепость была для них практически неприступна. И тогда Джанибек приказал забросить катапультой в крепость труп умершего от чумы человека. В Кафе началась чума, которая перекинулась на Европу и потом дошла до Руси.

Несмотря на чуму, период царствования Джанибека был крайне благоприятным временем для Москвы. В немалой степени этому способствовало и то об­стоятельство, что сам митрополит Алексей сумел установить доверительные отношения с Джанибеком и его старшей женой - Тайдулой. Финал царствования «доброго царя» Джанибека был трагичен. Один из его многочисленных детей - Бердибек - стал отцеубийцей, захватил трон и казнил всех своих братьев, дабы упрочить свои права на пре­стол. Но изверга-отцеубийцу никто не собирался поддер­живать, и вскоре Бердибек был убит. После этого объя­вился целый ряд самозванцев. Кульпа, Навруз и другие называли себя уцелевшими детьми Джанибека. Все они претендовали на престол, а их истинным происхождени­ем никто не интересовался. В результате стабильность в Орде была утрачена — за десять лет сменилось несколь­ко десятков ханов, большинство из которых были чисто номинальными политическими фигурами. Русские лето­писцы очень точно назвали происходившее в Орде «Ве­ликой замятней».

«Замятней» и воспользовался митрополит Алексей. Используя нужду очередного хана в русском серебре, он сумел в обмен на финансовую поддержку получить ханскую грамоту, удостоверяющую, что великое княже­ние является наследственным правом московских князей из династии Ивана Калиты. Таким образом, политичес­кая традиция Киевской Руси была отменена окончательно. Ей на смену пришел абсолютно новый принцип наследственной, династической монархии.

Итоги «Великой замятии» оказались для Золотой Орды плачевными. Хан Синей Орды Хызр привел свои сибирские полки и захватил все Поволжье. Хызра наши летописцы тоже называли добрым, кротким и человеко­любивым. За свое короткое правление он сумел провести только одно мероприятие — поручить русским князьям переловить новгородских ушкуйников, которые свиреп­ствовали на Волге и Каме, и казнить их, что князья с удовольствием и проделали, ведь разбойники-ушкуйни­ки ни в ком не вызывали ни малейшей симпатии.

Ханы Синей Орды были слабо связаны с Сараем. Если Белая Орда, граничившая с Джагатайским улусом и мусульманской частью Средней Азии, без воодушевле­ния, но все же перешла в ислам, то Синяя Орда, находив­шаяся, как мы помним, в Западной Сибири, по-видимо­му, об исламе вообще не имела никакого представления. Вельможи, окружавшие ханов, назывались там не «эми­ры», а «тояба» (слово это переводу не поддается, понят­но лишь, что имеется в виду военная аристократия, командный состав армии, не подвергшийся никаким культурным воздействиям - ни христианизации, ни ис-ламизации). И потому вскоре территориальная целост­ность Золотой Орды была утеряна: отделились камские булгары, мордва и гузы, которые жили на Яике, а остав­шаяся территория распалась на две части.

Восточной частью стали владеть потомки Хызра (их было много, и они часто сменялись на престоле), а в Причерноморье пришел к власти темник Мамай. Мамай первоначально командовал тьмой - десятью тысячами воинов. Он не принадлежал к роду Чингизидов, но был талантливым полководцем и умным политиком. Вероят­но, именно поэтому он оперся на бывших врагов монголов - придонских половцев, которые к тому времени тоже стали называться татарами.

Отношение этих двух частей бывшей Золотой Орды к Руси было различным. Наследники ханов Синей Орды - прежде всего Тохтамыш - придерживались традиционной политики союза с Русью, проводимой со времен Батыя. Мамай же опирался на союз с Западом, главным образом с генуэзскими колониями в Крыму. Это различие оказалось решающим в дальнейшем ходе со­бытий.

Утрата единства Золотой Орды позволяла литовцам добиться значительных успехов на территории, потеряв­шей покровительство татар. Киев все в большей степени становился литовским городом, а Чернигов и Северская земля постоянно переходили из рук в руки - от Москвы к Литве и обратно. Литовский князь Ольгерд, не симпа­тизировавший православию, несколько раз устраивал в Полоцке и Витебске гонения на христиан. Однако далеко не все на Руси поддерживали анти­литовскую, а значит, и антизападническую политику Москвы. За Ольгерда стояли противники Москвы - суздальские князья; имелась мощная партия сторон­ников Литвы и в Новгороде. Точно так же две партии сложились и в двух частях бывшей Золотой Орды: западническую возглавлял темник Ма­май, а партию сторонников Московской Руси - хан Тохтамыш.

Мамай прекрасно понимал грозящую ему опас­ность от Тохтамыша. Для того чтобы собрать достаточное количество людей (волжские татары неохотно служили Мамаю, и в его войске их было немного), Мамай привлек ясов, касогов, крымских караимов. На содержание такого вой­ска нужны были деньги, и немалые. У самого Мамая денег не было, а получить финансовую помощь Мамай мог лишь от своих друзей — генуэзцев. Те обещали помочь, но потребовали взамен концессии для добычи мехов и торговли на севере Руси, в районе Великого Устюга. Мамай попытался договориться с князем Дмит­рием Московским и некоторыми русскими боярами о том, что за предоставление концессий он поможет уст­ройству их личных дел, а молодому князю Дмитрию даст ярлык на великое княжение.

Если бы Дмитрий согласился на эту сделку, Москов­ская Русь в очень короткое время превратилась бы в торговую колонию генуэзцев. И хотя многим в Москве предложение показалось выгодным, свое слово сказала церковь. Преподобный Сергий Радонежский заявил, что с латинянами никаких дел быть не может: на Святую Русскую землю допускать иноземных купцов нельзя, ибо это грех. Авторитет Сергия был настолько высок, что с ним нельзя было не считаться, к тому же его поддержал митрополит Алексей. Москва отвергла пред­ложение генуэзцев и тем самым продемонстрировала верность союзу с законным наследником ханов Золотой Орды - Тохтамышем, стоявшим во главе волжских и сибирских татар.

Мамай, рассерженный на неуступчивого московско­го князя, решил подавить Москву, взыскать с Дмитрия повышенную дань и таким образом угодить своим друзь­ям-генуэзцам. Для этого он вступил в союз с Ягайлой, сыном Ольгерда, который, как и его отец, мечтал о захвате части Руси. Мамая и Ягайлу свела вместе идея раздела Руси, при котором часть ее территории доста­лась бы литовцам, а часть Мамай подчинил бы себе и создал бы на ее основе свое новое государство.

На Руси не было общего мнения о том, какую политику проводить по отношению к Мамаю. Одни говорили, что надо договориться с ним, договориться с Палеологами, генуэзцами и сохранить мир: в подчине­нии, мол, ничего страшного нет. Другие - их оппоненты - хорошо понимали, что за мусульманином Мамаем стоят католики, а католики для Руси - враги.

В канун решающих событий умер старый москов­ский митрополит Алексей, и сторонники союза с Запа­дом попытались воспользоваться удобной ситуацией. Надо сказать, что молодой князь Дмитрий очень тяготил­ся опекой митрополита Алексея и влиянием преподобно­го Сергия, которому Алексей хотел передать митрополи­чий престол. Дмитрий желал иметь митрополитом свое­го духовника Митяя. Поскольку Сергий отказался надеть митрополичий клобук, дело устраивалось для западни­ков наилучшим образом: Митяй был фигурой лояльной. По приказу князя этого человека быстро постригли в монахи, дав имя Михаил, произвели в высокий сан и послали в Константинополь для получения сана митро­полита. Среди посланных с Митяем оказался некто Пимен, беспринципный честолюбец, вынашивав­ший далеко идущие планы, оказавшиеся для Митяя роковыми.

Мамай, считая, что Дмитрий и новый митрополит помогут ему удовлетворить претензии генуэзцев, пропу­стил корабль Митяя, плывший по Дону. Посольство благополучно добралось до побережья Черного моря, и там Митяй, совершенно здоровый человек, умер при невыясненных обстоятельствах. Как показали дальней­шие события, выгодно это было прежде всего тому самому Пимену. Приехав в Константинополь, он пред­стал перед лицом патриарха, получил от него благосло­вение и вернулся в Москву уже как митрополит. Но москвичи тоже были не глупы. Князь Дмитрий выводы делать умел. С Пимена сорва­ли белый клобук, все митрополичьи регалии и отправи­ли в ссылку в Чухлому.

Следует отметить, что последователи покойного Алексея и преподобного Сергия проявили себя не только в разоблачении этой подлой интриги. Горячим сторонни­ком войны с татарами был приверженец Сергия суздаль­ский епископ Дионисий. Так как Суздаль был маленьким городом, по существу крепостью, епископ Дионисий жил в богатом Нижнем Новгороде, принадлежавшем суздальским князьям. И когда Мамай прислал туда по­сольство, чтобы договориться о мире и союзе, епископ Дионисий возбудил народ против татар. Нижегородская чернь накинулась на посольство. Сам посол, мужествен­но защищаясь, выстрелил в епископа, но Дионисия спасло широкое облачение— стрела просто пробила платье. Все татары были умерщвлены самым жестоким образом: их, раздев донага, выпускали на лед Волги и травили собаками.

Мамай, придя от этого в негодование, послал на город ушедшего с волжского левобережья царевича Арап-шаха. (Видимо, у Тохтамыша, стоявшего на левом берегу Волги, тоже не все обстояло благополучно, и не все его поддерживали, раз Арапшах решил сменить службу хану на службу темнику Мамаю.) Суздальские князья были застигнуты врасплох, и на реке Пьяне (любопытно, что многие суздальцы действительно были тогда пьяны) их войска оказались вырублены воинами Арапшаха. После этого был взят Нижний Новгород и там учинена резня. Думается, что епископ Дионисий просто пожертвовал вверенной ему паствой в угоду своему честолюбию.

Затем Мамай двинул войска дальше, чтобы оконча­тельно подавить русских, но на реке Ворскле московские войска одержали полную победу над мурзой Бегичем, командовавшим войсками Мамая. В открытом бою мос­ковская рать сломила сопротивление татар и показала, что она по боеспособности не уступает татарской.

После всего происшедшего столкновение русских с Мамаем стало неизбежным. Понимая это, князь Дмит­рий вынужден был использовать общерусский авторитет Сергия Радонежского. Преподобный благословил эту войну, и потому все православные сочли своим долгом восстать на защиту Русской земли от басурман и лати­нян. Русские войска двинулись навстречу Мамаю…