The Wind Through the Keyhole / Ветер сквозь замочную скважину 5 страница. От Берна Келлса не осталось и следа

От Берна Келлса не осталось и следа. Ужасный сундук вынесли и засунули под заднее крыльцо, где компанию ему теперь составляли жуки, пауки и мыши.

- Тим? - Нелл протянула руку и облегченно вздохнула, когда Тим вложил в нее свою. - Все в порядке?

- Да, мама, все хорошо,- ответил Тим, но они понимали, что это далеко не так.

- Мы и раньше знали, что папа погиб, так ведь? Но утешения в этом мало: чувство такое, будто его убили снова, - из незрячих глаз потекли слезы. Тим тоже плакал, но старался делать это потише. Нечего маме слышать его плач - лучше ей от этого не станет.

- Они отнесут его в маленький похоронный зал за кузницей Топкинса. Эти добрые женщины пойдут к нему и подготовят к погребению, но, Тимми, сможешь ли ты пойти к нему первым? Сможешь ли ты выразить ему свою и мою любовь? Ведь я не могу. Мужчина, за которого я по глупости вышла замуж, так меня покалечил, что я почти не могу ходить.... и ничего не вижу. Какой же я оказалась ка-май, и какую же цену мне пришлось заплатить!

- Ш-ш-ш. Я люблю тебя, мама. И я пойду к нему.

Время у него еще было, поэтому Тим отправился в сарай (на его вкус, в доме было слишком много женщин), соорудил себе постель из сена и старой мульей попоны и почти сразу заснул. В три его разбудил Широкий Питер. К груди он прижимал шляпу, на лице царила скорбная серьезность.

Тим приподнялся, протирая глаза.

- Нашли Келлса?

- Нет, парень, но мы нашли твоего папу и принесли его в деревню. Твоя мама говорит, что ты отдашь ему последние почести за вас обоих. Это так?

- Ага, так, - Тим поднялся, стряхивая солому с рубашки и штанов. Ему было стыдно, что его застали спящим, но ведь всю эту ночь его терзали кошмары и спал он плохо.

- Тогда поехали. Поедем на моей телеге.

Деревенский похоронный зал за кузницей был единственым, что могло сойти за морг в те времена, когда большинство селян сами заботились о своих усопших, хороня их на своей земле и ставя деревянный крест или грубо отесанную каменную плиту над могилой. У дверей стоял Дастин Топкинс, которого, понятное дело, окрестили Горячим Топкинсом. Вместо обычной для кузнеца кожи на нем были белые хлопковые штаны. Над штанами вздувалась огромная белая рубашка, достававшая кузнецу до самых колен, словно платье.

Глядя не него, Тим вспомнил, что по обычаю в белое одеваются ради мертвых. В это мгновение он понял все, понял так, как не понял даже тогда, когда смотрел в открытые глаза мертвого отца в ручье. Колени его подкосились.

Широкий Питер подхватил Тима сильной рукой.
-

Выдержишь, парень? Ведь если нет, то стыдиться тебе нечего. Это твой папа, и я знаю, что ты его очень любил. Как и все мы.

- Выдержу, - ответил Тим. Ответил шепотом, потому что воздух в легкие не шел.

Горячий Топкинс приложил кулак ко лбу и поклонился. Впервые в жизни Тима поприветствовали, как мужчину.

- Приветствую тебя, Тим, сын Джека. Ка его ушло в пустошь, но то, что осталось, все еще здесь. Желаешь ли ты зайти и увидеть?

- Да, пожалуйста.

Широкий Питер остался позади, и теперь уже Топкинс взял мальчика за руку. Не тот одетый в кожаные штаны Топкинс, который, ругаясь, раздувал мехами огонь в горне, но Топкинс, облаченный в церемониальные белые одежды. Топкинс, который ввел его в маленькую комнату со стенами, расписанными лесными пейзажами. Топкинс, который подвел его к пьедесталу из железного дерева в центре, месту, которое испокон веков символизировало пустошь в конце тропы.

Большой Росс тоже был облачен в белое, но это был саван из тонкого полотна. Взгляд безвеких глаз устремлен в потолок. У одной из стен стоял гроб, и от него по всей комнате разносился кисловатый, но довольно приятный запах, ибо он также был сделан из железного дерева и сохранит свое скорбное содержимое на долгие тысячелетия.

Топкинс отпустил руку Тима, и тот прошел вперед уже один. Упал на колени. Просунул руку под полотняный саван и нащупал папину руку. Была она холодной, но Тим, не колеблясь ни секунды, сплел свои теплые и живые пальцы с папиными, как они делали всегда, когда Тим еще был маленьким и едва мог ходить. В те дни мужчина, шедший рядом в ним, казался вечным, а ростом был все двенадцать футов.

Тим стоял на коленях у пьедестала и смотрел отцу в лицо.

Когда Тим вышел, его напугало то, какими косыми стали лучи солнца. Получается, что он пробыл внутри больше часа. Косингтон и Топкинс стояли за кузницей у большой, в человеческий рост, ясеневой поленницы и курили самокрутки. О Большом Келлсе по-прежнему ничего не было слышно.

- Он, кажись, прыгнул в реку и утоп, - предположил Топкинс.

- Давай, залезай в телегу, сынок, - сказал Косингтон, - я отвезу тебя обратно к маме.

- Я лучше пройдусь, если вы не против.

- Нужно время поразмышлять, а? Что ж, хорошо. А я пойду к себе. Обед хоть и холодный, но я срадостью поем и такой. В такие времена никто твоей маме в помощи не откажет, Тим. Никто.

Тим невесело улыбнулся.

Косингтон взобрался на облучок, взял поводья, а потом, словно бы что-то вспомнив, наклонился к Тиму.

- Высматривай Келлса по дороге домой, хотя не думаю, что днем ты его увидишь. А ночью вас будут охранять трое крепких парней.

- Спасибо, сай.

- Не, не надо этого. Зови меня просто Питером. Ты уже взрослый, так что все в порядке, - он протянул руку и сжал тимову ладонь, - мне так жаль твоего папу. Ужасно жаль.

Тим шел по Листвяной дороге. Справа от него краснело заходящее солнце. Чувствовал он себя опустошенным и ко всему безразличным, да это и к лучшему, по крайней мере, на некоторое время. Мама ослепла, а без мужчины, который бы содержал семью, какое их ждало будущее? Друзья-лесорубы Большого Росса помогут, насколько смогут, но у них полно своих собственных забот. Папа считал, что дом всегда будет принадлежать их семье, но теперь Тим понимал, что ни один дом, ферма или клочок земли в Листве на самом деле селянам не принадлежат. Ведь в следующем году Сборщик приедет снова и достанет свой свиток. И через два года. И через три. Внезапно Тим возненавидел этот далекий Галаад, который всегда (то есть, в те редкие минуты, когда он о нем вообще думал) казался ему запредельным, полным чудес местом. Если б не было Галаада, не было бы и налогов, и тогда бы они почувствовали себя по-настоящему свободными.

На юге поднялось облако пыли, казавшееся кровавым туманом в свете заходящего солнца. Тим знал, что это едут женщины, которые были у них дома. На своих тележках и двуколках они направлялись в похоронный дом, который Тим недавно покинул. Там они омоют тело, уже омытое водами ручья, в который его когда-то бросили. Вотрут в него масла. Положат в правую руку покойного кусок бересты с написанными на нем именами его жены и сына. Поставят синюю точку у него на лбу и положат в гроб, который забьет Горячий Топкинс. Удар за ударом, один ужаснее другого в своей необратимости.

Женщины будут выражать Тиму свои соболезнования, и хотя будут они от чистого сердца, Тим все равно не хотел их. Не знал, сможет ли выдержать их, не сломавшись. Он уже устал от рыданий. С этими мыслями, Тим свернул с дороги и направился к небольшому журчащему ручейку, известному как Стременной ручей, который в скором времени приведет его к своему истоку: чистому роднику между домом Россов и сараем.

Тим плелся будто бы в полусне, думая о Сборщике, о ключе, который можно использовать лишь однажды, о страхозубе, о маминых руках, протянутых на звук его голоса...

Тим так погрузился в свои мысли, что едва не пропустил какую-то штуковину, которая торчала посреди бегущей вдоль ручья тропки.
Это был стальной стержень с белым, вроде бы из слоновой кости, набалдашником. Тим присел на корточки, широко раскрыв глаза от удивления. Он вспомнил, как спросил Сборщика, волшебная ли это палочка. Вспомнил и загадочный ответ: "Когда-то он был ручкой переключения передач в Додже Дарте."

Стержень вогнали на полдлины в твердую почву, что потребовало, наверное, недюжинной силы. Тим протянул к нему руку, заколебался, но потом приказал себе не быть дураком: это же не стархозуб, который парализует его своим укусом и сожрет заживо. Тим вытащил стержень и внимательно его осмотрел. Стальной. Сталь очень хорошая, такую умели делать лишь Древние. Штуковина, конечно же, очень ценная, но вот волшебная ли она? На взгляд Тима, она ничем не отличалась от любой другой стальной вещи - такая же мертвая и холодная.

"В умелых руках, - прошептал сборщик податей, - любая вещь может быть волшебной."

Тим заметил лягушку, которая прыгала себе по гнилой березе на другой стороне ручья. Он направил на нее набалдашник и произнес единственное известное ему заклинание: абра-ка-дабра. В душе надеялся, что лягушка упадет замертво или превратится в.... ну, во что-нибудь. Но лягушка отказалась умирать или превращаться. Что она сделала, так это спрыгнула с бревна и исчезла в зарослях травы у ручья. Но в том, что стержень оставлен специально для него, мальчик не сомневался. Каким-то образом Сборщик знал, что он пройдет здесь. И когда именно.

Тим снова повернул на юг и увидел всполохи красного света. Шли они откуда-то между домом и сараем. Несколько мгновений Тим просто стоял и смотрел на это алое свечение. Потом побежал. Сборщик подарил ему ключ, Cборщик оставил ему волшебную палочку. Теперь же, рядом с родником, в котором они набирали воду, он оставил ему свою серебряную чашу.

Ту самую, с видениями.

Да только это была не чаша, а мятое жестяное ведро. Тим разочарованно сгорбился и поплелся к сараю, чтобы покормить мулов, прежде чем идти в дом. Но вдруг он остановился и развернулся кругом.

Ведро-то ведро, но не из их хозяйства. То было меньше, сделано из железного дерева, с ручкой из цветуницы. Тим вернулся к источнику и поднял ведро. Он стукнул рукояткой палочки Сборщика податей по его стенке. Ведро откликнулось глубокой, звенящей нотой, заставившей Тима отпрыгнуть назад. Ни одна жестянка не смогла бы издать такой гулкий звук. Опять же. если подумать, то и заходящее солнце не могло бы так четко отразиться в старом жестяном ведре.

"Ты думал, я отдам свою серебряную чашу такому недоростку, как ты, Тим, сын Джека? А зачем, если любая вещь может стать волшебной? И кстати о волшебстве: разве я не дал тебе свою собственную волшебную палочку?"

Тим понимал, что голос Сборщика податей порожден его воображением, но он полагал, что человек в черном плаще, окажись он сейчас здесь, сказал бы примерно то же самое.

Потом в его голове прозвучал новый голос. "Он весь состоит из лжи, от макушки до подошв ботинок, а его проповеди не принесут ничего, кроме слез".

Этот голос он заглушил в себе и наклонился, чтобы наполнить оставленное ему ведро. Когда вода набралась, Тима снова одолели сомнения. Он попытался вспомнить, делал ли Сборщик какие-нибудь пассы над поверхностью воды - вроде бы это непременная часть волшебства? - но не смог. Все, что он помнил, - это как человек в черном сказал ему, что если он взбаламутит воду, то ничего не увидит.

Сомневаясь не столько в волшебной палочке, сколько в своей способности ей воспользоваться, Тим помахал палочкой над водой. Сначала ничего не происходило. Он уже хотел сдаться, когда поверхность воды затянула дымка, местами скрывшая его отражение. Дымка рассеялась, и он увидел Сборщика податей, глядевшего прямо на него. Там, где находился Сборщик, было темно, но странный зеленый огонек с ноготок порхал у него над головой. Он поднялся повыше, и в его свете Тим увидел дощечку, прибитую к стволу железного дерева. "РОСС-КЕЛЛС", гласила она.

Зеленый огонек взмыл вверх по спирали и оказался под самой поверхностью воды в ведре. Тим ахнул. Внутри огонька обнаружилось живое существо - крошечная зеленая женщина с прозрачными крылышками на спине.

"Это же сайя, из волшебного народца!"

Убедившись, что привлекла его внимание, сайя упорхнула, мимолетно присела на плечо сборщика, а потом, кажется, спрыгнула с него. Теперь она зависла между двумя столбиками с поперечиной, с которой свисала еще одна табличка. Как и а надписи, отмечающей границу делянки Росса-Келлса, Тим узнал ровные печатные буквы отца. "ЗДЕСЬ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ТРОПА", гласила надпись. "ДАЛЬШЕ ЛЕЖИТ ФАГОНАР". А ниже буквами покрупнее и пожирнее: "ПУТЕШЕСТВЕННИК, БУДЬ НАСТОРОЖЕ!"

Сайя порхнула обратно к Сборщику податей, сделала вокруг него два круга, оставляя за собой переливающийся, быстро тающий зеленоватый след, потом поднялась выше и скромненько зависла в воздухе возле его щеки. Сборщик смотрел прямо на Тима; его фигура подергивалась рябью (как очертания фигуры отца Тима, когда мальчик смотрел на его тело в воде) и все-таки казалась абсолютно реальной, телесной. Он описал одной рукой полукруг над головой, шевеля двумя растопыренными пальцами, как ножницами. Этот знак Тим прекрасно понимал, потому что все в Листве им иногда пользовались: "Торопись, торопись!"

Сборщик податей и его волшебная спутница померкли и исчезли, и Тим увидел свое собственное изумленное лицо. Он снова провел палочкой над ведром, едва замечая, как она вибрирует в его руке. Снова появилась дымка, словно бы ниоткуда. Она заклубилась и исчезла. Теперь Тим увидел высокий дом с множеством фронтонов и труб. Он стоял на поляне, окруженной такими мощными и высокими железными деревьями, что в сравнении с ними деревья у Железной тропы казались карликами. "Наверно", подумал Тим, "верхушками они достают до облаков". Он понимал, что дом стоит где-то в самой чаще Бескрайнего леса, намного дальше, чем отваживались заходить даже самые смелые лесорубы Листвы. Многочисленные окна были украшены каббалистическими узорами, и благодаря ним Тим понял, что смотрит на дом Мерлина Эльда, где время стоит на месте или даже течет в обратную сторону.

В ведре появилась маленькая, колеблющаяся фигурка Тима. Он подошел к двери и постучал. Дверь открылась. Из нее вышел улыбающийся старик, в чьей длинной, до пояса, белой бороде сверкали драгоценные камни. На голове у него была островерхая шляпа, желтая, как солнце на Полную Землю.Водяной Тим о чем-то серьезно заговорил с Водяным Мерлином. Водяной Мерлин поклонился и вернулся в дом... который, казалось, постоянно менял очертания (хотя, возможно. виной тому была вода). Маг вернулся Теперь он держал в руках черную ткань, похожую на шелк. Он поднял ткань на уровень глаз, демонстрируя ее назначение: повязка. Маг протянул ее Водяному Тиму, но прежде чем тот успел ее взять, над водой снова появилась дымка. Когда она рассеялась, Тим не увидел ничего, кроме собственного лица да птицы, пролетавшей у него над головой и, несомненно, торопящейся попасть в свое гнездо до заката.

Тим в третий раз провел палочкой над ведром. Тпеперь, несмотря на возбуждение, он чувствовал, как тот гудит в его руке. Когда туман рассеялся, он увидел Водяного Тима, сидящего у кровати Водяной Нелл. Черная повязка была на глазах его матери. Вродяной Тим снял ее, и лицо Водяной Нелл осветила изумленная радость. Она. смеясь, прижала к себе сына. Водяной Тим тоже смеялся.

Туман затянул и это видение, как два предыдущих, но вибрация в стальном пруте прекратилась. "Бесполезный, как мусор," подумал Тим. И так оно и было. Когда туман исчез, вода в жестяном ведре не показала ему ничего более чудесного, чем последние отблески заката. Он несколько раз пытался поводить над ведром палочкой Сборщика податей, но ничего не произошло. Ничего страшного. Тим знал, что ему делать.

Он поднялся на ноги, взглянул на дом и никого не увидел. Но скоро здесь появятся мужчины, которые обещали нести караул. Надо действовать быстро.

Зайдя в сарай, он спросил Битси, не хочет ли она еще раз отправиться на вечернюю прогулку.

Та непредвиденная работа, которую пришлось переделать вдове Смак для Нелл Росс, утомила ее чрезвычайно, но ведь была она больной и старой, а эта странная, не по сезону теплая погода беспокоила ее куда больше, чем она согласилась бы признать. Поэтому, несмотря на то, что Тим не осмелился стучать громко (хватит уже того, что он вообще отважился постучать после заката), вдова сразу же проснулась.

Вдова взяла лампу, и когда в ее свете она увидела, кто стоит в дверях, сердце ее упало. Если бы прогрессирующая болезнь не отняла у ее единственного глаза способность слезиться, она бы расплакалсь при виде этого юного лица, полного глупой и смертельной решимости.

- Возвращаешься в лес, - сказала она.

- Ага, - ответил он тихим, но твердым голосом.

- Вопреки всему, что я тебе говорила.

- Ага.

- Очаровал он тебя. Но зачем? Ради выгоды? Нет, только не он. Он просто увидел яркий огонек во тьме этого богом забытого захолустья, и для него нет ничего слаще, чем затушить его.

- Сай Смак, он показал мне...

- Что-то про твою маму, так я смекаю. Знает, за какие ниточки дергать, знает лучше, чем кто бы то ни было. К каждому сердцу у него есть свой волшебный ключик. Я понимаю, что словами тебя не остановить - достаточно и одного глаза, чтобы прочитать это в твоем лице. И я знаю, что не могу удержать тебя силой, как знаешь и ты. Так почему же ты пришел сейчас именно ко мне?

Эти слова заставили Тима смутиться, но решимости в нем не поубавилось, и тут вдова поняла, что мальчик по-настоящему для нее потерян. Хуже - потерян, вероятно, для себя самого.

- Чего же ты хочешь?

- Только чтобы вы послали весточку моей маме, если вам не трудно. Скажите ей, что я ушел в лес и вернусь с чем-то, что поможет вернуть ей зрение.

Несколько секунд вдова не произносила ни слова, только смотрела на него сквозь вуаль. При свете лампы, Тим мог разглядеть руины ее лица гораздо лучше, чем ему бы хотелось.

- Жди здесь. И не вздумай улизнуть без моего ведома, а не то я посчитаю тебя трусом. И наберись терпения, ибо ты знаешь, как я медлительна, - сказала она наконец.

Тим ждал, хотя ему и не терпелось поскорее отправиться в путь. Секунды казались минутами, минуты - часами, но в конце-концов вдова вернулась.

- А я уж думала, тебя и след простыл, - сказала она, и эти слова старой женщины ранили Тима больше, чем если бы она отхлестала его по лицу.

Вдова протянула ему лампу.

- Чтобы путь освещать, ибо я вижу, что своей у тебя нет.

И то правда: в своем стремлении поскорее отправиться в дорогу Тим напрочь забыл о лампе.

- Спасибо, сай.

В другой руке вдова держала полотняный мешок.

- Здесь каравай хлеба. Понимаю, что этого мало, да и самому хлебу уже два дня, но это все, что я могу дать.

Горло Тима на мгновение сжалось и не дало ему произнести ни слова, поэтому он просто три раза по нему похлопал. Протянул руку к мешку, но вдова попридержала его.

- В мешке есть еще кое-что, Тим. Принадлежало моему брату, который погиб в Бескрайнем лесу почти двадцать лет назад. Мой брат купил это у бродячего коробейника, а когда я отругала его, назвав наивным дурачком, он отвел меня в поле к западу от деревни и показал, как оно работает. Ох и шуму-то было, прости господи! У меня потом несколько часов звон в ушах стоял!

Из мешка она достала оружие.

Тим ошалело уставился на него. В книгах вдовы он видел картинки, а у старика Дестри в гостиной висел в рамке рисунок штуковины, называемой ружьем, но он и помыслить не мог, что когда-нибудь увидит такое по-настоящему. В фут длиной, с деревянной ручкой, курок и стволы из тусклого металла. Все четыре ствола стянуты вместе латунными, на первый взгляд, лентами. Дырки на концах стволов, из которых при выстреле что-то там вылетало, были квадратными.

- Брат испробовал его два раза перед тем, как показать мне, а после шанс пострелять ему уже не представился, потому что вскоре он погиб. Не знаю, исправна ли эта штука сейчас, но я держала ее в сухости, а раз в год, в день его рождения, я смазываю ее, как он мне и показывал. Все четыре патронника заряжены, а в запасе есть еще пять снарядов, которые называются пулями.

- Булями? - спросил Тим, нахмурившись.

- Да нет же, пу-ля-ми. Смотри сюда, - вдова протянула Тиму мешок, чтобы освободить шишковатые руки, потом повернулась в дверном проеме. - Джошуа говорил никогда не направлять оружие на человека, если только ты не хочешь его убить, ибо в оружии, говорил он, бьется жадное сердце. Или, может быть, коварное? После стольких лет, я уж и не помню. Есть тут на одной стороне рычажок.... вот здесь...

Послышался щелчок, и пистоль открылся. Вдова показала Тиму четрые квадратные латунные пластиночки. Когда она вытащила одну, Тим увидел, что на самом деле это основание снаряда. Пули.

- После выстрела латунная часть остается, - сказал вдова, - ты должен будешь ее вытащить и зарядить следующую. Понял?

- Ага. Тиму очень хотелось подержать пули самому, а еще больше ему хотелось взять оружие, нажать на курок и улышать, как бабахнет выстрел.

Вдова закрыла пистоль (снова послышался смачный щелчок) и показала его Тиму со стороны рукоятки. Тим увидел четыре маленьких штучки, которые нужно оттягивать назад большим пальцем.

- Это бойки. Каждый боек отвечает за выстрел из одного из стволов... если, конечно, эта треклятая штуковина все еще стреляет. Понимаешь?

- Ага.

- Оружие поэтому называется четырехзарядником. Джошуа говорил, что если все четыре бойка не взведены, то никакой опасности нет, - вдова слегка покачнулась, словно у нее закружилась голова.

- Господи, что ж это я делаю? Даю ребенку оружие! Ребенку, который направляется ночью в Бескрайний лес на встречу с дьяволом! Но что же мне еще делать?

А затем, уже самой себе:

- Но он не ожидает, что у ребенка будет оружие, так? Может, в мире еще осталась Белизна, и одна из этих древних пуль окажется в его черном сердце. Давай, клади его в мешок, - вдова протянула Тиму пистоль рукояткой вперед. Тим чуть его не уронил. Просто невероятно, что такая маленькая на вид вещь может быть такой тяжелой! И казалось, что она вибрирует, как завибрировала волшебная палочка Сборщика, когда Тим провел ею над ведром с водой.

- Запасные пули завернуты в вату. Всего их у тебя девять, включая те, которые в пистоле. Пусть они сослужат тебе хорошую службу и надеюсь, что в пустоши меня не ждет проклятие за то, что я их тебе дала.

- Спа.... спасибо, сай! - выдавил Тим и засунул пистоль в мешок.

Вдова обхватила голову руками и горько усмехнулась.

- Ты глупец, но и я не лучше. Вместо того, чтобы дать тебе братов четырехзарядник, мне следовало принести метлу и огреть тебя по голове, - снова этот горький смешок, - но, конечно, пользы бы от этого не было, с моими-то старческими силенками.

- Так вы отправите утром весточку маме? Ведь на этот раз я не остановлюсь на середине Железной тропы, а пойду дальше, до конца.

- Да, и разобью ей сердце. - Вдова наклонилась к Тиму, вуаль мерно покачивалась. - Об этом ты подумал? По лицу вижу, что да. Так зачем же ты это делаешь, если знаешь, какой камень взваливаешь ей на душу?

Тим покраснел до корней волос, но оступать отказался. В эти мгновения он стал очень похож на покойного отца.

- Я собираюсь вернуть ей зрение. Магия, которую оставил мне Сборщик, показала мне, как это сделать.

- Черная магия! Лживая черная магия! Лживая, Тим Росс!

- Я вас слышу, - Тим выпятил челюсть, совсем, как его отец, - но про ключ он не соврал - ключ сработал. Не соврал про побои - побои были. Не соврал, что моя мама ослепла - она и вправду ослепла. А про папу... вы уже знаете.

- Ага, - ответила вдова с таким деревенским акцентом, которого Тим ни разу не слышал, - ага, и что вся эта правда тебе сделала? Только боль причинила да в ловушку заманила.

На это Тим поначалу ничего не ответил. Он лишь опустил голову и изучал носки своих изношенных ботинок. Во вдове уж было проснулась надежда, но тут он поднял голову, посмотрел ей в глаза и сказал:

- Я привяжу Битси сразу за участком Косингтона и Марчли. Не хочу оставлять ее на том обрубке, где нашел своего папу, потому что там на деревьях страхозуб. Когда пойдете к моей маме, сможете попросить сая Косингтона привести Битси домой?

Женщина помоложе могла бы продолжить увещевания, может, даже заумоляла бы. Но не вдова.

- Что-нибудь еще? - спросила она.

- Две вещи.

- Выкладывай.

- Поцелуете маму за меня?

- Да, с радостью. А вторая?

- Благословите меня на дорогу?

Вдова подумала. Покачала головой.

- Что до благословений, то братов четырехзарядник - лучшее, что я могу тебе дать.

- Что ж, значит так тому и быть, - Тим шаркнул ножкой и приложил кулак ко лбу. Развернулся, спустился по ступенькам и направился к своей маленькой мулице.

Тихим, едва слышным (но все-таки слышным) голосом вдова проговорила:

- Благословляю тебя именем Гана. Теперь дело за ка.

Луна уже зашла, когда Тим слез с Битси и привязал ее к кусту возле Железной тропы. Перед тем как покинуть сарай, он набил карманы овсом и теперь рассыпал его перед ней на земле - так же, как Сборщик податей для своего коня прошлой ночью.

- Не волнуйся, сай Козингтон утром за тобой придет, - сказал Тим. В его мозгу ярко вспыхнула картина: Широкий Питер находит Битси мертвой, с зияющей дырой в брюхе, проделанной кем-нибудь из лесных хищников (может, тем самым, чье присутствие он чувствовал за спиной во время своего "променада" по Железной тропе). Но что ему оставалось делать? Битси была добрая, но недостаточно умная, чтобы самостоятельно найти дорогу домой, сколько бы раз она ни проходила по этому самому маршруту.

- Все у тебя будет хорошо, - сказал он, проведя рукой по ее гладкому носу. Будет ли?.. А может, вдова Смак была права во всем, и это только первое тому доказательство? Но Тим отогнал от себя эту мысль.

"Про все остальное он сказал мне правду. Значит, и об этом, конечно же, не соврал".

К тому времени, как Тим прошел три колеса по Железной тропе, он начал в это верить.

Не забывайте, что ему было всего одиннадцать лет.

В эту ночь он не увидел костра. Вместо гостеприимного оранжевого пламени горящиего дерева Тим, дойдя до конца Железной тропы, заметил холодный зеленый огонек. Он дрожал и временами исчезал, но всегда возвращался, достаточно яркий, чтобы отбрасывать тени, клубившиеся у него под ногами как змеи.

Тропа - теперь еле заметная, потому что она была проделана только колесами фургонов Большого Росса и Большого Келлса, - свернула влево, огибая старое железное дерево со стволом больше самого большого дома в Листве. Шагов через сто после этого изгиба тропа вышла на поляну. Там стояли столбики с перекладиной и табличкой. Тим иог прочесть все до последнего слова, потому что над табличкой, так быстро взмахивая крылышками, что их почти не было видно, висела сайя.

Он подошел ближе. забыв обо всем от восторга перед этим экзотическим видением. Сайя была не больше четырех дюймов ростом, нагая и прекрасная. Трудно было понять, такое же ли у нее зеленое тело, как свет, который оно испускало, потому что свет этот был слишком ярок. Но он видел ее приветливую улыбку и знал, что она его прекрасно видит, хотя ее чуть раскосые миндалевидные глаза были лишены зрачков. Крылышки издавали ровный тихий гул.

Сборщика податей нигде не было видно.

Сайя игриво описала круг в воздухе и нырнула в куст. Тима уколола тревога: он представил, как колючки разрывают в клочья воздушные крылышки. Но сайя появилась снова, невредимая, взмыла по головокружительной спирали футов на пятьдесят - до первых обращенных вверх ветвей железных деревьев - и снова нырнула вниз, прямо на него. Тим увидел ее стройные руки, отведенные назад, как у девочки, ныряющей в пруд. Он пригнулся, и когда сайя пролетела над самой его головой, чуть взъерошив волосы, услышал ее смех похожий на звон далеких колокольчиков.

Тим осторожно выпрямился и увидел, что она возвращается - на этот раз выделывая в воздухе сальто. Сердце у него в груди колотилось как сумасшедшее. Он подумал, что никогда не видел ничего столь красивого.

Сайя замерла над перекладиной с табличкой, и в ее зеленоватом свете он разглядел едва видную, заросшую тропу, ведущую дальше в Бескрайний лес. Она подняла руку и поманила его пальчиком, светящимся зеленым огнем. Очарованный ее нездешней красотой и приветливой улыбкой, Тим без колебаний поднырнул под перекладину, даже не взглянув на последние три слова, написанные рукой его отца: ПУТЕШЕСТВЕННИК, БУДЬ НАЧЕКУ.

Сайя оставалась на месте, пока он не подошел так близко, что почти мог коснуться ее рукой. Тогда она порхнула дальше, вдоль заросшей тропы. Там она снова зависла в воздухе. маня и улыбаясь. Волосы, разбросанные по плечам, то закрывали ее крошечные груди, то их отбрасывал вверх ветерок от крыльев.

Приблизившись к ней во второй раз, Тим оклинкул ее - но очень тихо. опасаясь, что слишком громкий голос разорвет ее миниатюрные барабанные перепонки.

- Где Сборщик податей?

Ответом ему был еще один серебряный смешок. Она дважды перекувырнулась через голову, подтянув колени к самым плечам, и понеслась дальше, останавливаясь только, чтобы убедиться, что Тим следует за ней. Так она заводила очарованного мальчика все дальше и дальше вглубь Бескрайнего леса. Тим не заметил, как жалкие остатки тропы исчезли, и он оказался среди стволов железных деревьев, виденных лишь немногими людьми, да и то давно. Не заметил он и того, как кисло-сладкий запах железного дерева сменился куда менее приятным духом стоячей воды и гниющей растительности. Железные деревья закончились. Впереди их было еще множество, бессчетные лиги, - но не здесь. Тим достиг края огромного болота, известного под именем Фагонар.