Пратибха Рай 16 страница

сложившимися в немецком обществе к началу 40-х годов. Анализ

дебатов по поводу законов о свободе печати, о краже дров, о

виноделах Мозельского края приводит Маркса к выводу о том,

что закон не защищает интересы труженика, а способствует ук-

реплению бюрократии и что сама бюрократия обслуживает не

интересы общества в целом, как полагал Гегель, а служит част-

ным интересам имущих классов. <Все органы государства, - фор-

мулирует Маркс свой вывод со свойственной ему афористичнос-

тью, - становятся ушами, глазами, руками, ногами, посредством

которых интерес лесовладельца подслушивает, высматривает,

оценивает, охраняет, хватает, бегает> (2).

Более широкий вывод заключается в том, что эмансипация

человека, его освобождение от эксплуатации возможны лишь на

путях социальной революции, которая предполагает устранение

диктатуры буржуазии и установление диктатуры пролетариата,

призванной построить бесклассовое общество и в перспективе уст-

ранить государство как политический институт.

М. Вебер более конкретно рассматривал проблемы политичес-

кой власти и, главное, под другим углом зрения. Государство для

него - необходимый общественный институт. Специфика госу-

дарства в том, что оно претендует на монополию легитимного по-

литического насилия в пределах своей юрисдикции.

Для Вебера наиболее важно ответить на вопрос о том, почему

люди, граждане соответствующего сообщества или государства,

соглашаются подчиняться государственным установлениям. Имен-

но в этой связи Вебер разрабатывает свою типологию политичес-

кого господства и показывает, каковы наиболее существенные

мотивы политического поведения в рамках каждого из типов.

Прежде всего он выделяет традиционное господство. Подчинение

власти здесь осуществляется на основе норм обычного права,

передающихся от поколения к поколению и выполняющих роль

важнейших политических традиций. Власть воспринимается в

качестве таковой благодаря тому, что <так считали предки>. Эти

установления сложились в далекой древности. Они переданы

нынешним поколениям вместе с заветами отцов, в которых во-

плотились мудрость и жизненный опыт данного народа или

сообщества людей.

Еще один тип господства назван Вебером харизматическим.

Главное его отличие состоит в особых отношениях между массой

и лидером. Масса, будучи недовольна своим положением, связы-

вает чаяния и надежды на лучшую жизнь с определенным лицом,

которое наделяется в ее сознании сверхъестественной, необыч-

ной силой.

Следующий тип господства - рациональный. В основе его -

совокупность правовых институтов и развитая система представ-

лений о взаимоотношениях государства и гражданина (3).

Одно из наиболее часто употребляемых понятий в современ-

ной социологии политики понятие политического пространства.

Попытаемся выяснить, какова его эвристическая ценность.

2. ИДЕЯ СОЦИАЛЬНОГО ПРОСТРАНСТВА

И НОВОЕ ПОНИМАНИЕ ВЛАСТИ

Прежде всего необходимо подчеркнуть, что понятие социаль-

ного пространства стало одним из наиболее важных в социологии

XX в. Одним из первых его ввел в научный оборот Питирим Соро-

кин (4). Он рассматривал это понятие в связи с разработкой кон-

цепции социальной стратификации и социальной мобильности,

подчеркивая, что и то, и другое характеризуют определенное по-

ложение индивидов или групп или изменение этого положения в

некоторой системе координат, с помощью которой обозначается

социальное пространство. Внимание социолога сконцентрирова-

но на социальных группах, которые находятся в определенных

отношениях друг к другу, каждая группа занимает свое положение

в некоторой более широкой общности, которая и выступает в ка-

честве социального пространства для данной группы. В самом

широком смысле социальное пространство, и это отмечает Соро-

кин, это народонаселение Земли (5).

Сама идея социального пространства проистекает из того фак-

та, что отношения между людьми во всяком обществе определен-

ным образом иерархизированы: есть <верх> и есть, следовательно,

<низ>. Есть возможности социального перемещения как в верти-

кальном, так и в горизонтальном направлениях. И эти возможнос-

ти тем больше, чем меньше в обществе <предписанных> ролевых

позиций.

Другая особенность социального пространства - его много-

мерность. В этом его отличие от эвклидова геометрического про-

странства или от географических реалий.

Как известно, классическая постановка вопроса о власти за-

ключается в том, что она представляет собою совокупность поли-

тических институтов, посредством функционирования которых

одни социальные группы получают возможность навязывать свою

волю другим и действовать в соответствии с так называемыми

общими (общенародными, общегосударственными) интересами

(6). Центральное место среди этих институтов занимает государ-

ство, которое имеет право и обязанность говорить от имени на-

рода или всего организуемого им сообщества. Более того, сущ-

ностное определение государства, по Веберу, состоит в том, что

это единственная инстанция, которая имеет право на примене-

ние насилия по отношению к своим гражданам и в пределах своей

территории (7). При этом отношения между групповыми и обще-

государственными интересами могут быть различны. Они могут

строиться на взаимном компромиссе и консенсусе, могут осно-

вываться на прямом доминировании интересов одной группы и

исключении иных из сферы принятия решений, на подавлении

других групп. Важным инструментом в системе осуществления власт-

ных функций, на чем бы они не основывались, является идеологи-

ческое обрамление власти, ее идейное обоснование и оправдание,

обеспечивающее легитимность властных институтов (8).

Новый подход к проблематике власти не отменяет этого умо-

заключения, которое в главных своих положениях утвердилось в

политической науке со времен Платона и Аристотеля (9).

В XIX и XX вв. более подробную проработку в трудах Маркса,

Вебера и Маннгейма получили вопросы идеологии как <ложного

сознания> или <мифотворчества>, с помощью которой так или иначе

прикрываются <реальные интересы> сил, вступающих на поприще

борьбы за власть. Однако в более современной литературе - в

работах французских социологов Бурдье и Фуко, в публикациях

Гидденса, Валлерштейна, Хабермаса и многих других авторов про-

работка вопросов власти увязывается с понятием социального или

политического пространства.

Власть существует везде, где есть совместная деятельность, это

|| необходимый атрибут общественных отношений, суть которого

заключается в переводе материальных и духовных интересов и сил

в совместное действие. Для того чтобы обеспечить совместность в

любом деле кто-то должен взять на себя инициативу распоряже-

ния. Эта инициатива либо принимается, либо оспаривается. Тако-

ва абстрактная модель функционирования власти: господства, до-

минирования и согласия и подчинения. В реализации же дейст-

вительного властного акта дело обстоит гораздо сложнее. Подчи-

нение и сопротивление оказываются переплетенными между со-

бою весьма сложным и для каждого отдельного случая специфи-

ческим образом. Поэтому для анализа реальных отношений влас-

ти и подчинения подходит метафора социального пространства

- своего рода силового поля, напряжение в котором распростра-

няется неравномерно. Можно сказать, что сама власть представ-

ляет собой определенную совокупность средств организации со-

циального пространства через соответствующие точки напряже-

ния, через линии искривления пространства. Там, где сопротив-

ление власти минимально, наименьшим является и напряжен-

ность самого поля. Там, где появляются или существуют точки

нелояльности, несогласия, неподчинения и протеста, возникает

напряженность и необходимость концентрации властных усилий

различного рода. Если напряженность накапливается в центрах,

жизненно значимых для всей системы доминирования и подчи-

нения, а не в периферийных областях, то возникает непосредст-

венная угроза самим основаниям властных отношений.

Еще раз следует подчеркнуть, что любое совместное действие

обязательно предполагает определенное соотношение между влас-

тью, авторитетом, с одной стороны, и согласием с нею, ее леги-

тимным признанием, с другой. С этой точки зрения <вездесущ-

ность> власти не является исключительным достоянием тотали-

тарного общества. Там, где есть авторитет и признание этого авто-

ритета, там есть и власть. Другой вопрос, в каких формах эта власть

существует, как добивается она признания и поддержки.

Отчетливо осознавая, что люди страдают либо от чрезмерного

давления власти, либо от безвластия, ни одно из направлений в

современной социологии не поддерживает ни авторитарно-тота-

литарных теорий, выраженных, например, в формуле <одна на-

ция - одно государство>, ни утопических концепций устранения

властных отношений, создания общества без государства. Речь идет

в них лишь об изменениях форм властвования, господства и подчи-

нения, участия во власти и способах реализации гражданских прав.

Новые подходы не опровергают тех постановок вопроса о при-

роде власти, которые сложились в XIX в. в социологической литера-

туре. Они скорее конкретизируют их и рассматривают в качестве

частного случая, подчеркивая лишь то обстоятельство, что власть в

любом современном обществе как бы разлита по всему социальному

пространству, сосредоточиваясь в его некоторых центральных мес-

тах в особо концентрированной форме. И эти точки сосредоточе-

ния власти нельзя понять, лишь сводя их к выражению стоящих за

ними сил и интересов. Они сами становятся средством организа-

ции интересов, так как они инициируют социальные действия.

Поэтому на столь часто встречающийся вопрос <кому выгод-

но?> далеко не всегда можно найти более или менее вразумитель-

ный ответ. Скорее всего, он направлен на поиск достаточно трафа-

ретных объяснений, в основе которых имеется предположение

об объективной заданности определенных групповых интересов,

адекватно преломляемых в соответствующих целерациональных

действиях. Однако кризисная ситуация в обществе характеризует-

ся прежде всего размытостью интересов, их неопределенностью, с

одной стороны, а с другой, - весьма сложным характером их ос-

мысления и осознания.

Положения групп людей в социальном пространстве в совре-

менном российском обществе оказались сдвинутыми, открывшие-

ся перспективы - неопределенными, многократно увеличилась

зависимость не от каких-то устоявшихся стандартов и норм пове-

дения, а от случайности, от везения и от <судьбы>. Этим, кстати,

объясняется столь широкое распространение и увлеченность раз-

личными мистическими и эсхатологическими концепциями, свя-

занными с верой в <чудо>. Поэтому нельзя однозначно ответить

на вопрос, в чем состоит выгода или интерес того или иного кон-

кретного человека и даже более широко - той или иной социаль-

ной группы.

Однако при этом всегда в обществе отношения складывались

таким образом, что власть, причастность к власти или обладание

ею открывали больший диапазон возможностей для тех, кто актив-

но включен в политическое пространство. В современных условиях

власть все в большей мере становится предметом самоценности.

Не только благодаря тому, что она открывает доступ к распределе-

нию материальных ресурсов, но и в силу того, что с помощью влас-

ти предлагается и утверждается определенная интерпретация жиз-

ненного мира. В политической борьбе речь идет не только о борьбе

за статус и реальные позиции в структуре власти, но и о тех пред-

ставлениях, которые имеют сами участники борьбы или действую-

щие лица о социальном мире, о том, чтобы расширить сферу вли-

яния именно данных жизненных представлений, облеченных, как

правило, в символическую форму. Значительная часть общих по-

нятий, употребляемых в политической борьбе, а может быть и все

такого рода понятия: класс, нация, народ, интересы класса, инте-

ресы народа, государство, демократия, реформа, имеют четко вы-

деляемое символическое содержание. Во многих случаях они игра-

ют роль понятий, с помощью которых конструируются окончатель-

ные аргументы в пользу той или иной политической позиции.

Когда тот или иной публицист, историк или представитель

какой-то другой общественной науки утверждает, что общество

расколото на две противоположные группы - сторонников ре-

форм и их противников или на <прогрессистов> и <консервато-

ров>, то в этом своем утверждении он лишь следует за политика-

ми, которые само понятие реформы употребляют в смысле сим-

вола или пограничного знака, отделяющего <своих> от <чужих>,

тех, кто объединяется словом <мы>, от тех, кого обозначают как

<они>, что является неотъемлемой чертой конфронтационной по-

литики.

Современный французский социолог П. Бурдье наряду с по-

нятием социального пространства выделяет пространство эконо-

мическое, политическое и символическое, уделяя особое внима-

ние последнему.

Каждое из обозначенных пространств подразделяется на свое-

го рода поля властного взаимодействия. В рамках этих пространств

осуществляется движение соответствующих видов капитала и при-

были, достижений и потерь. В социальной жизни в целом имеет

значение, следовательно, не только экономический капитал, но и

капитал символический, связанный с понятием престижа, досто-

инства и влияния, которое может иметь человек в рамках куль-

турного пространства. <Соотношение объективных сил, - пишет

Бурдье, - стремится воспроизвести себя в соотношении символи-

ческих сил, в видении социального мира, что способствует утверж-

дению данного соотношения сил. В борьбе за навязывание леги-

тимного видения социального мира, в которую неизбежно вовле-

чена и наука, агенты располагают властью, пропорциональной их

символическому капиталу, т.е. тому признанию, которое они по-

лучают от группы> (10).

Важный тезис Бурдье, в особенности для понимания кризис-

ных ситуаций, заключается в том, что <структура социального про-

странства определяется в каждый данный момент структурой рас-

пределения капитала и прибыли, специфических для каждого от-

дельного поля, но тем не менее в каждом из этих пространств

игры определение ставки и козырей само может быть поставлено

на карту> (11). Иными словами, могут пересматриваться в преде-

лах заданного социального пространства сами правила игры: зна-

чимое перестает быть таковым, имевшийся ранее смысл разруша-

ется, что характерно для ситуации раскола и кризиса. Происходит

разрушение систем ценностных ориентации и психологически зна-

чимых точек опоры в обществе и в различных социальных средах

или на различных участках социального пространства. Это разру-

шение не может происходить без глубоких личностных конфлик-

тов, без радикальных перемен личностных позиций, чему мы яв-

ляемся ныне свидетелями. Разумеется, ценностный кризис обще-

ства лишь стимулирует внутренние личностные конфликты, кото-

рые находят более адекватное объяснение в рамках психоанали-

тических концепций, нежели с помощью собственно социологи-

ческих построений (12).

Каковы бы ни были способы рационализации личностного

участия в деятельности властных структур, в этой области даже в

условиях кризиса сохраняется достаточно большой потенциал

смыслообразующей мотивации. Любой политик обязан представ-

лять свои действия как социально оправданные, обретающие смысл

не в его собственных политических амбициях и устремлениях, а в

интересах более широкого целого: прогрессивно мыслящей груп-

пы, рационально выработанной партийной программы и соответ-

ствующей ей практической политике, в благе народа, в интересах

класс.1 или нации. Даже если он не верит в провозглашаемые цен-

ности, он ведет себя таким образом, чтобы у его политических

соперников было как можно меньше аргументов для упреков в

сознательном цинизме. Ибо здесь находится его политический

капитал, который он либо растрачивает, либо приумножает.

Возвращаясь к главному и определяющему в новом понима-

нии власти, следует еще раз подчеркнуть, что суть его состоит в

выявлении ее действительного активного или активистского на-

чала. Власть не просто <отражает интересы>, она творит новые

отношения, она конструирует социальный мир, модифицируя со-

циальное пространство. При этом важно подчеркнуть, что <кон-

структивная> деятельность власти осуществляется независимо от

того, переживает общество период стабильности или кризиса, со-

провождающегося потерей управляемости, двоевластием или без-

властием.

Интенсификация процесса социальных изменений в постин-

дустриальном обществе означает не только увеличение различных

центров власти и усиление их конкуренции между собою, но и

расширение социального пространства, в рамках которого дейст-

вуют соответствующие властные структуры. Концепция вхожде-

ния России в мировое экономическое пространство сопровожда-

ется не только соглашениями <семерки> по поводу финансовых

кредитов российскому правительству и допущением представите-

лей российской дипломатии и высших должностных лиц на соот-

ветствующие совещания и форумы, но и такими повседневными

процессами, как увеличение иммиграционных потоков, организа-

ция новых потоков информации, пересмотр многих постулатов,

касающихся понимания государственной безопасности, превраще-

ние контактов с иностранными гражданами в элемент повседнев-

ной жизни, наконец, возникновение так называемой российской

мафии в Нью-Йорке или <чеченской мафии> в Германии. Локаль-

ные интересы все в большей мере пронизываются глобальными

проблемами, а некоторые из локальных проблем неожиданно при-

обретают глобальное значение.

15-690

Расширение диапазона действия власти означает, по сути дела,

увеличение вариабельности последствий любого властного дейст-

вия. Умножение вариабельности последствий не следует понимать

как достижение большей целерациональности. В перекрещиваю-

щихся точках политического, экономического и культурного про-

странства происходит обмен <капиталов>: властных преимуществ

на финансовые возможности, тех и других на символический ка-

питал. При изменении траектории движения капиталов в соци-

альном пространстве невозможно предусмотреть результаты этих

перемещений и их общий социальный эффект.

Наоборот, в расколотом обществе все чаще проявляется закон

бумеранга: результат действия очень часто оказывается прямо про-

тивоположным декларируемым и желаемым намерениям. Этот

эффект объясняется с социологической точки зрения тем, что вся-

кое действие власти встречает контрдействие со стороны оппози-

ции. Кроме того, в массовом сознании власть рассматривается в

качестве некоторой самодостаточной сферы: все, что исходит от

власти, воспринимается с недоверием или со скрытым сопротив-

лением. Благодаря этому сама власть оказывается не регулятором

конфликтов, а источником социальной напряженности. И напря-

женность эта тем больше, чем менее признаны легитимные осно-

вания властных функций и полномочий в массовом сознании.

Эти обстоятельства подводят нас к выводу о возможной само-

разрушительной деятельности власти и властных структур. Актив-

ность, ориентирующаяся лишь на ближайший политический эф-

фект, на победу над противником <здесь и сейчас>, или, наоборот,

уклонение от права использования власти может иметь более гу-

бительные последствия, нежели чернобыльская катастрофа.

Важнейшая тенденция современной социологии заключается в

обращении к субъектности, к выявлению активного начала в со-

циальном действии. Это, как говорится, общепризнано. Но дале-

ко не все социологи отдают себе отчет в том, что реализация этого

активного начала осуществляется прежде всего через властные

отношения, через более или менее осмысленное участие в поли-

тическом процессе.

Сфера власти образует сложную систему отношений, которая

осуществляет, как всегда, отбор определенных личностных типов,

взаимоотношения которых образуют собственно политическое

пространство - более узкое, чем социальное, - но оказывающее

решающее воздействие на это социальное пространство. Как мы

отмечали, главное качество власти - способность к конструиро-

ванию отношений между людьми.

3. ВЛАСТЬ КАК СРЕДСТВО

КОНСТРУИРОВАНИЯ РЕАЛЬНОСТИ

Рассмотрим возможные ответы на вопрос, каким образом осу-

ществляется это конструирование?

Первый вариант ответа заключается в том, что политики име-

ют определенную, как бы теоретически обоснованную программу

действия, сообразно которой они ведут дело к <совершенствова-

нию общества>, к построению некоторых отношений, которых еще

нет, то которые должны были бы быть в соответствии с теорети-

ческими построениями.

Это рационалистическая концепция власти: политик <знает>,

в чем состоит цель общества, и сам ставит себя на службу этому

знанию, применяясь к многочисленным обстоятельствам и полу-

чая удовлетворение от того, что он вопреки этим обстоятельствам

сохраняет намеченный курс и добивается поставленной цели, по

крайней мере, в своем собственном сознании. Вариантом этой

модели рационального целенаправленного поведения выступает

концепция конструирования социальных отношений через зако-

нотворческую деятельность. Предполагается, что каждый из зако-

нопроектов опирается на некоторые общие теоретические пред-

посылки и что проработка законопроекта, определяемая процеду-

рами законодательного процесса, гарантирует его рациональность

и легитимность.

Однако практика недавнего прошлого России и значительная

часть мирового опыта опровергают эту модель прежде всего там,

где она связана с доктриной будущего. Чаще всего такого рода

доктрина выступает средством идеологического контроля, направ-

ленного на охрану политического режима. А опыт демократичес-

кого развития пока еще не дает оснований для выводов о рацио-

нальном характере законотворческой деятельности.

Второй вариант ответа на вопрос о способе конструирования

социальных отношений властными структурами основан на либе-

ральной интерпретации политики: в сфере властных отношений

действует множество групп и интересов и в итоге их взаимодейст-

вия образуется некоторый результат, который можно было бы на-

звать <общественным благом>. Однако и эта точка зрения опровер-

гается практикой тупиковых ситуаций. Интересы групп, действую-

щих в сфере властных отношений, оказываются подчас настолько

противостоящими друг другу, а их сознание настолько заострен-

ным на конфликт, что возникает паралич властного действия, об-

разуется потеря управляемости в качестве мощного фактора, углуб-

ляющего кризис. Опыт перестройки опровергает, на наш взгляд, и

эту модель влияния политики на жизнь, объяснения способа и

механизмов воздействия на социальные процессы и на общество.

Еше один вариант ответа на поставленный вопрос состоит в

том, что властные структуры воспроизводят и конструируют ту

систему отношений, которая возникает и развивается в их собст-

венной среде. Не только <народ имеет такое правительство, какое

он заслуживает>, но и власть <создает общество по своему образу и

подобию>.

Рассмотрим теперь более подробно коренной вопрос социоло-

гии власти - о взаимоотношениях между властью и народом.

4. ИНТЕРЕСЫ НАРОДА И МЕХАНИЗМЫ ВЛАСТИ

Одной из главных составляющих конструирования обществен-

ных отношений является интерпретация интересов народа, свя-

занная с притязаниями на их знание и легитимное представитель-

ство во властных структурах. Как свидетельствует политическая

практика, любая политическая акция, движение или структура стре-

мится легитимизировать свои действия с помощью формулы пред-

ставительства интересов народа. Наиболее типичные аргументы

по этому поводу заключаются в следующем:

1. Предлагается точка зрения, согласно которой правители,

государство знают об интересах народа лучше, чем сам народ. Это

позиция и <просвещенной монархии>, и радикальной революци-

онной идеологии. При всем их различии эти две крайние полити-

ческие установки сходятся в одном: народ не понимает своих ин-

тересов. Это понимание создается государственной властью или

политическим движением, которые получают это знание либо пу-

тем божественного откровения, либо путем обращения к науке.

Та и другая точки зрения органически связаны с патерналист-

ской моделью общественного устройства, которая предполагает

отказ от любых попыток самостоятельного осмысления интере-

сов, а тем более от попыток их реализации. Идеологически и орга-

низационно патерналистская модель ведет к закреплению инфан-

тильных черт психологии и поведения, основанных на слепом до-

верии к официальной доктрине и к авторитету высшей власти.

Если оставаться верным историческим фактам, то следует при-

знать, что доверие к власти и политической системе в целом было

характерной чертой сталинского политического режима. Каким

образом создавалось и обеспечивалось это доверие - это другой

вопрос, связанный с анализом механизмов осуществления власт-

ного воздействия. Разрушение стереотипов доверия к власти со

стороны массового сознания стало важнейшим достижением пере-

стройки.

2. Противоположная концепция соотношения власти и инте-

ресов народа свойственна демократическому сознанию. Эта кон-

цепция - антипатерналистская, активистская. Исходный тезис:

народ сам знает о своих интересах лучше,.чем любые его предста-

вители, а тем более представители, превращающиеся в правите-

лей. Но как только мы принимаем эту точку зрения, сразу возни-

кают по крайней мере два вопроса: каким образом народ получа-

ет зт.ание этих интересов? как и кому народ высказывает это

знание?

По сути дела ответ на эти вопросы предполагает, что мы знаем

механизм формирования и осознания интересов народа, равно как

и механизмы представительства, делегирования, прямой и обрат-

ной связи между органами власти и массовым сознанием.

В 1989 г. автор этой книги предпринял попытку прояснить эту

ситуацию с помощью опроса москвичей. Ответы на вопрос о зна-

нии ими собственных интересов распределились следующим об-

разом: 44% опрошенных заявили, что они четко понимают, в чем

состоят их интересы; 24% сказали, что они понимают интересы не

только своей группы, но и интересы других социальных групп; 7%

выразили готовность объяснять другим людям, в чем состоят ин-

тересы этих людей; еще 7% предпочли, чтобы им объяснили, в чем

состоят их интересы (13).

Полученное распределение ответов весьма характерно. Оно

свидетельствует о том, что в 1989 г. существовала прослойка мас-

сового сознания, готовая принять патерналистские установки.

Вместе с тем такое же число граждан выражало готовность осу-

ществлять функцию опеки над другими. При этом наблюдалась

весьма высокая доля опрошенных (четвертая часть), заявлявших о

том, что они понимают интересы и иных общественных групп.

Это показатель если не активности, то по крайней мере высокой

социальной ориентированности в массовом сознании.