Глава 71. Сваха

“Жертвуй это!”

Проснувшись, я решил, что мое одиночество – наказание за излишне крепкий сон. Действительно свинство: всю ночь дрыхнуть в объятиях очаровательной женщины, да еще и уход ее проморгать. Бревно бесчувственное. Урод. Ненавижу.

При солнечном свете уютная мансарда производила не лучшее впечатление: пыльное, нежилое помещение, в котором лучше бы не задерживаться. Покрывало на тахте пахнет пылью и тленом, словно бы его постелили в позапрошлом году, и комнату с тех пор ни разу не проветривали. Возможно, впрочем, именно так и обстояли дела. Из моей старинной подружки вряд ли могла получиться хорошая хозяйка...

Спустившись вниз и совершив краткую познавательную экскурсию по дому, я решил перебраться в гостиницу. Море в десяти минутах ходьбы, еженощные дружеские попойки и экономия средств – это, конечно, круто, но чистые простыни, горячая вода и душевный покой привлекают меня куда больше.

Ташки в доме не было. Я взял купленную вчера черешню и отправился в сад. Никого. Уселся на крыльцо, вяло склевал несколько ягод. Есть не хотелось. Вообще ничего не хотелось, кроме как сматываться из этого унылого храма старой дружбы. Оставлю Ташке записку. Сама, в конце концов, виновата, что смылась с утра пораньше. Разбудить меня трудно, но вполне возможно. Стараться надо было!

Тем временем, вокруг меня начали собираться независимые наблюдатели. Две старушки в ситцевых халатах и ветхих соломенных шляпках тусовались у калитки. Делали вид, что увлечены болтовней, а сами то и дело стреляли глазами в мою сторону. Еще одна, в зеленой шерстяной кофте и белой косынке, больше похожей на бинт, выгуливала вокруг уличного каштана хромую черную козу. Четвертая приветливо улыбалась мне из‑за соседского забора. Она выглядела гораздо моложе своих соседок: не старушка даже, просто милая дама лет пятидесяти с хвостиком, с добрым лицом всеобщей тетушки и величественной осанкой школьной учительницы. Увидела, что я на нее смотрю, и помахала рукой, как старому знакомому.

– Хотите, кофе, молодой человек? – приветливо спросила она. – Только не вздумайте стесняться. Вы же мой новый сосед, я правильно понимаю?

– Еще не знаю, – неопределенно ответил я. – Но кофе – это слишком большое счастье, чтобы от него отказываться.

– Ну, тогда идите сюда. Вам через забор проще лезть, чем мне: вы все же в брюках.

Метнувшись в дом за нетронутой гроздью бананов (не с пустыми же руками в гости идти!) возвращаюсь в сад. Забор между садовыми участками – скорее формальность, чем преграда. Он едва достает мне до пояса. Чуть‑чуть подтянуться на руках, поочередно перекинуть ноги – и мы с бананами уже на чужой территории.

Ташкина соседка хлопочет на веранде. Машет мне оттуда, но я и сам скачу галопом на дивный кофейный аромат. Понимаю, что она его ВАРИТ! Не верю собственной удаче: я‑то думал, что меня сейчас будут пичкать какой‑нибудь растворимой бурдой, но даже такой печальный расклад был готов принять с благодарностью. А уж теперь‑то... Усаживаюсь на табурет, получаю необъятную чашку цвета небесной лазури, с небольшой трещинкой на позолоченной ручке. Из такой, конечно, не кофе бы пить, а компот. Ну да где наша не пропадала!

– Кофе, вроде бы, удался. Только сервиз у меня дачный, – смеется моя благодетельница, придвигая к себе пиалу, расписанную маками. – Знаете, что такое дачный сервиз? Это посуда, которую невозможно терпеть дома, но все еще жалко выбросить... Давайте‑ка сюда ваши бананы. Я их обожаю, но сама не покупаю никогда. Слишком калорийная пища. Но если уж вы их принесли, я отказываюсь отвечать за последствия...

Она ловко, как ученая обезьянка, чистит банан и с удовольствием его ест. Я маленькими глотками пью кофе и уже планирую попросить добавку: чашка‑то велика, но наполнена хорошо если на четверть. Да и напиток не тот, чтобы ограничиться одной скромной порцией...

– Да, надо ведь познакомиться, – спохватывается моя новая знакомая. – Меня зовут Мила, Людмила Исаевна; впрочем, меня все зовут Милой. Даже мои дети и внуки.

Сообщаю свои паспортные данные. Понимаю, что это только начало: за божественный утренний эликсир надо платить информацией. Что ж, я готов. Придумаю что‑нибудь. Скажу, что я – дальний родственник Ташкиного мужа. Из меня выйдет отличный двоюродный племянник, таких типичных двоюродных племянников еще поискать!

– Вы купили дачу покойных Тиньковых? – любопытствует Мила. – Или просто сняли на месяц?

– Почему “покойных”? – переспрашиваю осторожно. – Я знаю, что Вера Федоровна умерла в прошлом году. Но мужа у нее, кажется, не было. Или был?..

– Мужа не было, – горестно кивает Мила. – Только дочка. Та еще три года назад умерла. Вы не знали? Такая красивая девочка! Такое несчастье, она как раз только‑только замуж вышла, жизнь, можно сказать, началась... Вера тогда постарела буквально за день: утром ей сказали, а вечером по саду уже бродила седая старуха. А ведь она на два года моложе меня была... Потом уже видно стало, что не жилица. Моя старшая, Оленька, на нее посмотрела, сказала: двух лет не протянет. И оказалась права... Вы дачу‑то у ее сестры покупали? Или у Виктора? Не знаю, как они там наследство поделили...

– Я... да, я с Виктором... С Наташиным мужем, – лепечу что‑то невразумительное, лишь бы не молчать.

– И он вам не сказал, что у него жена умерла? – Мила неодобрительно качает головой. – Ну да, он не любит о ней говорить. До сих пор себя винит. Не уехал бы тогда в командировку, было бы кому “скорую” вызвать, глядишь, и спасли бы... Да только никто не виноват. Он – мужчина, ему сам бог велел работать, а не дома сидеть. Да и дома мог бы проспать, ничего не услышать. Уж кому что на роду написано...

Она что‑то еще говорит про судьбу, от которой не убежишь. Но я почти не слушаю. Ее наивный фатализм не даст мне ответа ни на один из вопросов. Кто, черт побери, привез меня вчера на эту дачу? Чьими жалобами на жизнь я закусывал хвойный аромат джина и хининовую горечь тоника? Чьи острые коленки упирались мне в живот, когда я спал на узкой тахте? Что вообще происходит?!

Стараюсь вести себя так, словно бы ничего не случилось. Надеюсь, что мой потерянный вид сойдет за печаль. Не улыбаться же до ушей, когда тебе рассказывают о мертвых владелицах дома, в котором ты провел ночь... За умелую имитацию скорби получаю еще одну порцию кофе. Это спасает мой рассудок: невозможно зайти с ума за чашечкой кофе, раскуривая первую утреннюю сигарету, да еще и прикидывая, не рассердится ли на меня хозяйка веранды, у которой я забыл спросить разрешения.

Мила не рассердилась. Но диалог наш агонизировал: после рассказа о покойницах она сочла своим долгом печально умолкнуть, мне же, понятно, было не до разговоров. Я спросил, как проехать в центр, получил вполне внятные разъяснения, поблагодарил за кофе и распрощался.

“Скорее отсюда! – думал я, спускаясь в сад. – Сейчас сяду в машину и попробую сделать вид, будто только что приехал в город. Словно бы вчерашнего дня вообще не было. Невелика потеря, этот самый вчерашний день...