Глава 5 21 страница

• принципиально отвергать понятие «социальной» справедливо­сти, которая уничтожает справедливость подлинную;

• помнить, что капитализм хорош и плох настолько, насколько хо­роши и плохи строящие его люди.

ЧУВСТВО ВИНЫ, БЕДНОСТЬ И ТРЕТИЙ МИР

В приведенной выше выдержке из Сепtesimus Annus папа упомянул про­блемы третьего мира. Он, как и многие другие, полагает, что если ка­питализм, основанный на свободном предпринимательстве, не рабо­тает на пользу бедняков в бедных странах, то с ним принципиально что-то не так. Это серьезное обвинение, но я уверена, что на него можно ответить. Опыт третьего мира подтверждает, хотя и отрицательными примерами, опыт развитого мира; и тот, и другой ясно показывают, что нам нужно больше экономической свободы, а не меньше.

Отправной точкой для любого анализа, несомненно, должны быть факты, собранные за возможно больший период времени. Так вот, они свидетельствуют о том, что существует сильная корреляция между эко­номической свободой и процветанием. Практически всегда действует следующее правило: чем свободнее экономика страны, тем выше до­ход на душу населения, и наоборот, чем менее свободна ее экономика, тем ниже душевой доход. Приведенная ниже таблица наглядно демон­стрирует это.

Конечно, это не позволяет однозначно утверждать, что лишь эконо­мическая свобода делает страны богатыми, а ее отсутствие — бедными. Существует множество других факторов. Но взаимосвязь между сво­бодным предпринимательством и процветанием достаточно очевидна, чтобы заставить тех, кто винит капитализм в бедности стран третьего мира, остановиться и задуматься*.

Боюсь, однако, что ненадолго. Подобно династии Бурбонов в свое время, лобби защитников бедных стран третьего мира ничему не учится и ничего не забывает. Несмотря на очевидность того, что коллективизм ведет к экономическому упадку, а капитализм — к экономическому процветанию, эти лоббисты отстаивают на международной арене та-

Свобода и процветание
Страны с наиболее		Страны с наименее
свободной экономикой	свободной экономикой
и их ВВП на душу населения*	и их ВВП на душу	населения*
Страна**	ВВП	Страна***	ВВП
	на душу		на душу
	населения		населения
1 Гонконг	$25 257	1 Северная Корея	$1000
2 Сингапур	$28 460	2 Ирак	$2700
3 Новая Зеландия	$17210	3 Ливия	$7900
4 Бахрейн	$16 140	4 Сомали	$600
4 Люксембург	$30 140	5 Куба	$1700
4 США	$29010	6 Конго	$710
7 Ирландия	$20 710	7 Лаос	$1300
8 Австралия	$20210	8 Иран	$5300
8 Швейцария	$25 240	9 Ангола	$1030
8 Соединенное		10 Узбекистан	$2500
Королевство	$20 273	10 Босния	$1770
11 Канада	$22 480	12 Вьетнам	$1850
11 Чили	$12730	12 Туркменистан	$1800
11 Сальвадор	$2880	12 Гвинея-Бисау	$900
11 Тайвань	$11 989	15 Азербайджан	$1770
15 Австрия	$22 070	16 Бирма	$1200
15 Нидерланды	$21 110	16 Белоруссия	$5300
17 Аргентина	$10300	18 Экваториальная
17 Бельгия	$22 750	Гвинея	$2000
19 Исландия	$21 970	19 Сирия	$2500
19 Япония	$24 070	19 Руанда	$720
19 Объединенные		19 Гаити	$1340
Арабские Эмираты $18 110	19 Бурунди	$730
Данные приводятся в	долларах США	Данные приводятся в долларах США

кую политику, которую ни один здравомыслящий национальный по­литик (даже левоцентристского толка) никогда бы не поддержал в сво­ей стране. Мы все сегодня рассуждаем о вреде политики перераспреде­ления для экономики и социального иждивенчества — для общества, тем не менее разговоры о новом международном экономическом по­рядке, который предполагает поддержку бедных за счет богатых, навер­ное, никогда не уступят здравому смыслу.

В конце 70-х — начале 80-х годов в докладе Брандта прозвучал при­зыв к установлению «нового международного порядка» и интервенцио­нистским мерам, направленным на массированное перераспределение ресурсов между «Севером» и «Югом»*¹. Доклад, который получил ши­рокое одобрение в то время, представлял перераспределение как необхо­димый элемент безопасности богатых стран, что было скрытым наме­ком на давнее желание левых поднять массы в международном масшта­бе на борьбу против их угнетателей. Подзаголовок доклада «Программа выживания» привносит ту трагическую нотку, без которой любое подоб­ное лоббирование не может считаться достаточно полным. В 1981 году на саммите в Канкуне Рональду Рейгану и мне удалось спустить на тор­мозах самые ужасные предложения доклада*². Увы, похоже, в междуна­родных делах действует некий аналог закона Грешема*³ — «плохие деньги вытесняют хорошие», — и здравые идеи регулярно приносятся в жерт­ву плохим. Достойным наследником Брандта стала Комиссия по глобаль­ному управлению. Этот достойнейший орган отметил наступление но­вого тысячелетия докладом, полным сетований по поводу «несправед­ливости» эффектов глобализации и «маргинализации бедных». Он настаивал на создании «более сильной и представительной структуры глобального экономического управления»*⁴.

Стоит только присмотреться к доводам, которыми подкрепляются все эти грандиозные схемы, как опять видишь нашего старого знако­мого, считавшегося погибшим, но все еще не оплаканного, — социа­лизм. На самом же деле социализм на международном уровне, замас-

кированный и облаченный в новую упаковку, значительно опаснее для свободы и процветания, чем многие думают. Причину, по которой скомпрометировавшие себя доводы продолжают выдвигаться и уважи­тельно выслушиваться, можно выразить очень коротко: чувство вины. Представители Запада чувствуют, что они в какой-то мере виноваты в несчастьях и неудачах жителей бедных стран. Однако на самом деле это не так. Выдающийся убийца священных коров экономики (лорд) Пи­тер Бауэр говорил:

Причиной бедности в странах третьего мира является вовсе не Запад, связи с ним были принципиальным источником материального про­гресса. Более материально развитыми оказываются как раз те общества и регионы третьего мира, у которых взаимосвязи с Западом более мно­гочисленны, разнообразны и глубоки: земледельческие районы и тран­зитные порты на юго-востоке Азии, западе Африки и в Латинской Аме­рике; регионы Африки и Ближнего Востока, занимающиеся добычей полезных ископаемых; города и порты Азии, Африки, Карибского ре­гиона и Латинской Америки. Уровень материального развития обыч­но снижается по мере удаления от центров, в которых сконцентриро­вано влияние Запада. У беднейших и наиболее отсталых народов внеш­ние связи либо вообще отсутствуют, либо немногочисленны;

свидетельство — аборигены Австралии, пигмеи и бедуины*.

Действительно, в то время как в XX веке большинство стран мира добилось значительных экономических успехов, некоторые отстали. Спрашивается: почему? В ряде случаев фактически наблюдался значи­тельный откат назад — заметнее всего в африканских странах, которые, отбросив традиционные западные ценности, позаимствовали у Запада социалистические идеи и объединили их с доморощенной межплемен­ной враждой и массовой коррупцией. Уж если Запад в чем и виноват, так это в том, что породил Маркса и его последователей, многие из ко­торых стали советниками лидеров стран третьего мира в послевоенные годы. Заявление получившего западное образование и очень почитае­мого покойного президента Танзании Джулиуса Ньерере — бесспорно обаятельного человека, который нанес огромный вред экономике стра­ны, и не только ей, — наглядно иллюстрирует проблему.

Я заявляю, что это несправедливо — ставить подавляющую часть на­селения мира в положение нищих, не имеющих достоинства. В едином мире, как и в едином государстве, если я богат потому, что вы бедны, или я беден потому, что вы богаты, перераспределение богатства в пользу бедных должно осуществляться по праву, а не из благотвори­тельности*¹.

Нужно ясно представлять, что может и должно быть сделано для помощи тем, кто пытается вырваться из тисков бедности. Мой давний друг Кит Джозеф рассказывал нам о том, как великий еврейский настав­ник Маймонид ранжировал уровни благотворительности, которых он насчитывал восемь*². Высший уровень — изменение положения полу­чателя помощи таким образом, что он становится независимым, — это благотворительность, которая устраняет потребность в дальнейшей благотворительности. За исключением помощи, предоставляемой в случаях стихийных бедствий, которую приходится периодически ока­зывать то здесь, то там, программы международной помощи должны неизменно ориентироваться именно на этот восьмой уровень благотво­рительности.

Осознание этого имеет очень большое значейие. Понятно, что та­кой подход полностью исключает необъятные глобальные стратегии, нацеленные на достижение равенства — или даже на преодоление не­равенства — между государствами или религиями. С течением време­ни неравенство в мире, по всей видимости, лишь углубляется. Это дол­госрочная тенденция. В 1870 году средний доход на душу населения в 17 наиболее богатых странах мира в 2,4 раза превышал средний доход во всех остальных странах; в 1990 году различие для тех же групп стран составляло уже 4,5 раза*³. Очевидно, что с ускорением развития гло­бальной экономики разрыв углубился еще больше.*⁴ Само по себе это меня не беспокоит, как не должно беспокоить и всех остальных. Нера-

венство благосостояния — неотъемлемый атрибут экономического раз­вития — как национального, так и международного. Есть основания полагать, что оно даже способствует развитию. Единственно возмож­ный путь прямого устранения неравенства — перераспределение, а оно, как бы тщательно его ни планировали, замедляет экономическое раз­витие — как национальное, так и международное. Нас должно заботить совершенно другое, а именно, реализуют ли страны свой потенциал и, следовательно, создают ли они новые возможности для своих граждан.

В рамках системы свободной торговли и свободных рынков бедные страны, как и бедные люди, бедны вовсе не потому, что другие богаты. Более того, если эти другие станут менее богатыми, то бедные, вероят­нее всего, очень быстро станут еще беднее.

Некоторые страны бедны из-за неблагоприятных природных условий, например сурового климата, недостатка воды. Такие условия можно смяг­чить, но не изменить коренным образом. Наилучшим решением при этом нередко бывает то, что местное население делает всегда, а именно посылает наиболее трудоспособных представителей за границу на зара­ботки, а заработанные средства возвращает на родину и, таким образом, обеспечивает приемлемый уровень жизни для тех, кто остался.

Однако многие, очень многие страны обязаны своей бедностью пло­хому управлению. Оно может выражаться в неправильной политике, которая не позволяет зародиться жизнеспособному капитализму, осно­ванному на свободном предпринимательстве. Обычно оно сопровож­дается повсеместной, если не тотальной, коррупцией. Нередко оно при­нимает форму репрессивной или агрессивной политики в отношении определенных групп населения внутри страны или соседних госу­дарств — в такой ситуации целью власти является разбой, а высшая форма разбоя — война. В общем и целом такая картина характерна, например, для Зимбабве под началом президента Роберта Мугабе. Воз­никает серьезнейший вопрос: почему такое положение дел, не имею­щее никакого оправдания, продолжает сохраняться?

По крайней мере часть ответа — но, надо заметить, важнейшая часть, поскольку она фактически допускает существование решения, — за­ключается в том, что западные страны сами способствовали сохране­нию проблемы. Это результат вовсе не жадности международного ка­питализма и не давления со стороны такого привычного пугала, как международные корпорации, а многолетнего поощрения дурного прав­ления вместо применения карательных мер.

Видную роль здесь сыграл Всемирный банк. Он был учрежден в 1944 году с целью кредитования пострадавших от войны стран Евро­пы и к концу 50-х годов фактически стал ненужным. Как сказал Алан Уолтере: «В отличие от старых солдат, международные институты со временем не угасают, они становятся еще больше, еще сильнее»*. Имен­но это и произошло с Всемирным банком (и с МВФ тоже, как я покажу далее).

В 60-х годах Банк под руководством бывшего министра обороны США Роберта Макнамары превратился из кредитора последней инстан­ции в международное агентство социального обеспечения, которым он и продолжает оставаться. Помимо прочего Банк стал главным провод­ником доктрины, в соответствии с которой менее развитые страны мо­гут добиться прогресса только в том случае, если развитые государства будут предоставлять им достаточные экономические ресурсы. Из-за того что эта доктрина получила широкое, если не всеобщее, признание, а так­же в силу своей принципиальной порочности, она невероятно вредна в трех отношениях. Во-первых, финансирование потребностей некомпе­тентных правительств помогает им удержаться у власти. Во-вторых, спа­сение от банкротства стран третьего мира, проводящих ошибочную по­литику, лишь увеличивает наносимый ущерб. И, наконец, укрепление убеждения третьего мира в целом в том, что его проблемы обусловлены действиями развитых стран, препятствует проведению таких экономи­ческих реформ, которые позволяют поднять эффективность хозяйства и уровень жизни. Независимое исследование, проведенное несколько лет назад, показало, что 66 слаборазвитых стран получают средства от Все­мирного банка уже более 25 лет, в 37 странах положение совершенно не улучшилось по сравнению с тем, что было до получения займов. Более того, в 20 из этих 37 стран положение даже ухудшилось, причем в вось­ми случаях с момента получения первого займа объем производства со­кратился по меньшей мере на 20%**. Ни одно демократическое прави­тельство не может рассчитывать на переизбрание при таких результатах. Но хотя такие международные институты, как Банк, и могут походить на правительства, они имеют очень мало общего с демократией.

Не хочу, однако, быть несправедливой по отношению к служащим Всемирного банка. Они не заставляют развитые и развивающиеся стра­ны проводить безрассудную политику. Всегда имеется достаточно на­циональных политиков, которые полагают, что перераспределение ре­сурсов, увеличение международной помощи, предоставление займов, протекционизм в торговле и замещение импорта внутренним произ­водством, «экономическая замкнутость» и прочее дают решение про­блемы международной бедности.

Сама я никогда так не считала; тем не менее во времена моего пре­бывания на посту премьер-министра у Великобритании была скром­ная программа помощи, и мы старались сделать ее максимально це­левой. В определенных размерах помощь, несомненно, дает резуль­таты. Было бы странным, если бы она их не приносила. Во многих случаях помощь сопровождается политическими и экономическими условиями и, таким образом, может рассматриваться как форма стра­тегического воздействия, хотя ее практические выгоды для донора, пожалуй, преувеличиваются. (Одна из оценок полезности американ­ских программ помощи выглядит следующим образом: «Американ­ская помощь иностранным государствам не дает Соединенным Шта­там ни экономической, ни коммерческой выгоды»*.) Общий вывод таков: последствия перераспределения, осуществляемого как на меж­дународном, так и на национальном уровне, являются пагубными и другими быть не могут.

Спрашивается: а возможен ли другой подход? Да. Обратитесь к Май-мониду. Ограниченная помощь, строго ориентированная на создание правильной основы для свободного предпринимательства и капитализ­ма, вполне может дать результат. Странам третьего мира необходимо добиться торжества ясного и честного закона, сформировать ограни­ченное, но эффективное правительство, обеспечить право собственно­сти и создать благоприятный инвестиционный климат. Долговое бре­мя, большую часть которого составляют непогашенные займы, полу­ченные в результате неразумной кредитной политики Запада, может быть при соответствующих условиях уменьшено. При этом нет ника­кого резона предоставлять помощь глубоко коррумпированным или явно деспотическим правительствам. Когда же нет уверенности, нуж­

но положиться на рынок, который покажет, обоснованны ли проекты и можно ли доверять режиму.

Главное, что развитые страны могут сделать для развивающегося мира, — это поддержать капитализм в целом, открыть свои рынки и, самое важное, прекратить субсидирование своего экспорта. В этих об­ластях предстоит сделать еще очень многое. Европейский союз мог бы перестать банкротить и разорять фермеров третьего мира с помощью своей Единой сельскохозяйственной политики: третья часть от того, во что она обходится мировой экономике, ложится на страны, не входя­щие в Союз. Америка могла бы отказаться от возведения барьеров пе­ред текстилем из стран третьего мира: такой протекционизм обходит­ся другим странам, главным образом развивающимся, в миллиарды долларов ежегодно*.

Размышляя над опытом решения проблем развивающегося мира после Второй мировой войны, можно сделать следующие выводы:

• Коллективное чувство вины, к тому же совершенно необоснован­ное, является плохим фундаментом для выработки решения ре­альных проблем.

• Программы глобального перераспределения ресурсов не имеют смысла и имеют столь же вредные последствия, что и програм­мы перераспределения, проводимые на национальном уровне.

• Третий мир имеет много общего с «первым миром», он просто значительно беднее: что работает в западных странах, должно ра­ботать и в других местах.

• На совести Запада, однако, лежат два пятна: он воспитал целое по­коление лидеров третьего мира на идеях социализма, а потом пре­доставил им возможность проводить их на практике, разоряя свои народы.

• Торговля, а не помощь позволяет надеяться на устойчивое улуч­шение положения беднейших стран.

НЕОТВРАТИМОСТЬ КАТАСТРОФЫ И РЕАЛЬНОСТЬ

Странный факт, объяснение которому, наверное, следует искать в пси­хологии, а не в политике, заключается в том, что чем лучше ситуация и больше оснований для оптимизма, тем больше голосов, пророчащих неотвратимую погибель. Сейчас, например, когда Америка потрясена разгулом терроризма, наша экономика находится в застое, международ­ные прогнозы выглядят неопределенными, можно очень легко и вовсе не без основания впасть в уныние. Но если взглянуть шире, для гло­бального уныния не остается места. У нас есть столько всего, чему мож­но радоваться. Мы стали жить дольше. Мы стали здоровее. Мы стали богаче. Мы работаем меньше и имеем намного больше возможностей для развлечения и отдыха. Конечно, не обходится без побочных эффек­тов и отступлений, однако это, как правило, временные явления. В ка­кие времена перед детьми открывались более широкие перспективы, а все кругом было более продуманно, чем в сегодняшнем мире?*

Но было ли время, когда пессимизм пользовался большим спросом? Возможно, это отголоски почти забытого религиозного прошлого наше­го общества: сомневаюсь, чтобы пророки Ветхого завета звучали особо жизнерадостно. И все же что отличает пророков, прорицателей и ораку­лов древности — по крайней мере тех, о которых мы помним, — так это их правота. Даже о Кассандре давно бы забыли, если бы Троя не пала.

Вряд ли нужно кого убеждать в том, что Запад не пал. Напротив, он все время неумолимо возвышался, несмотря на то что наши недруги не уставали яростно оспаривать это. Именно отсюда нужно начинать рас­смотрение личности предсказателей катастрофы и их прогнозов. Следует крайне настороженно относиться к отклонению от пути, который при­нес нам богатство и свободу, лишь потому, что это рекомендует та или иная группа экспертов или негосударственных организаций.

Предшественником тех, кто все еще твердит о неизбежности катас­трофы, если человечество не прибегнет к принудительному регулиро­ванию рождаемости, является Томас Мальтус (1766-1834). Напомню, в своей знаменитой работе Мальтус предсказывал массовый голод, вой­ны и эпидемии в случае продолжения бесконтрольного роста населе­

ния. Предсказание строилось на утверждении, что в то время как насе­ление увеличивается в геометрической прогрессии (1, 2,4, 8,16 и т. д.), производство продовольствия возрастает в прогрессии арифметичес­кой (1, 2, 3, 4, 5 и т. д.). Такой вывод Мальтус сделал, наблюдая за тем, что происходит в природе, где (иногда) вид размножается до тех пор, пока не исчерпает пищевых ресурсов, а затем существует на грани вы­живания. Мальтус пользовался и продолжает пользоваться большим авторитетом. Тем не менее он заблуждался. На самом деле, когда он писал свою работу (в 1798 году), мир стоял на пороге невероятного роста и благосостояния, и народонаселения. В следующем столетии Англия пережила шестикратный рост населения и шестикратное уве­личение душевого дохода. Если продолжить, то обнаруживается, что с 1820 по 1920 год численность людей на земле увеличилась в пять раз, а мировое производство выросло в 40 раз*.

Очевидное заблуждение Мальтуса и его многочисленных последо­вателей в общем вовсе не означает, что они не правы в частном. Боль­шой массив фактических данных свидетельствует, что число детей в семьях уменьшается по мере того, как общество накапливает богатство и урбанизируется. Причины этого не являются тайной. В примитивной аграрной экономике большая семья экономически оправданна: обра­ботка земли требует рук. Но в стесненной городской среде, где жилое пространство дорого, а квалификация вознаграждается намного выше, чем грубый физический труд, экономика деторождения совершенно иная.

О тенденциях изменения численности населения в мире никто се­годня не спорит. В развитых странах население либо сокращается, либо не меняется. В менее развитых странах прогнозируемый темп прирос­та населения также быстро снижается.

Пожалуй, единственной острой проблемой для западной экономи­ки и западного общества, как видно из приведенных графиков, явля­ется демографический дисбаланс, который в определенной мере объяс­няется резким падением уровня фертильности. Низкая плотность на­селения, а не перенаселенность — вот головная боль Запада. Тот период, когда считалось безответственным иметь более двух детей, прошел, пошли даже разговоры о возврате к политике «натализма», поощряю­щей создание больших семей. По правде говоря, очень сомнительно,

чтобы какие бы то ни было программы, направленные на повышение рождаемости, дали ощутимый результат. Зато вреда они могут прине­сти много. Правительства, похоже, намного лучше справляются с про­гнозированием необходимого числа новых автомобилей, чем с опре­делением требующегося уровня рождаемости. Лучше всего оставить право решать этот вопрос самим людям. Реальной задачей правитель­ства является грамотное и дальновидное реагирование на происходя­щие изменения.

Именно в этом суть дела. Мальтус был пессимистом. Он недооце­нивал способность людей принимать разумные решения относитель­но своего будущего. Он также недооценивал способность человечества при наличии соответствующей основы изобретать и адаптироваться. Думается, это не такой уж и большой недостаток для мыслителя, жив­шего два столетия назад. Более серьезное обвинение звучит в адрес со­временных единомышленников Мальтуса, которые должны лучше представлять себе ситуацию.

Сегодняшние мрачные пессимисты расширили сектор своей атаки. Они недовольны не только ростом населения, но и экономическим ро­стом, не только количеством детей в семье, но и числом автомобилей. Семидесятые годы изобиловали предсказаниями катастроф: проблемы ядерной войны, политического заката Запада и энергетического кризиса не сходили с газетных полос, занимали экономистов и захватывали по­литиков*. Многие из самых мрачных прогнозов принадлежат группе международных экспертов, называющих себя «Римским клубом». В их очень авторитетном заключении, опубликованном под названием ТНе Ыт5 го СгоН (1972), на основе экстраполяции текущих тенденций с учетом ограниченности запасов природных ресурсов был сделан вы­вод, что «пределы роста на этой планете будут достигнуты в ближай­шие сто лет».

Римский клуб обнародовал свои выводы в очень подходящий мо­мент, по крайней мере для «продажи» заключения. В 1973-1974 годах мировая экономика впервые столкнулась с перебоями в поставке ближневосточной нефти, второй раз это произошло в 1979-1980 го­дах. Сетования по поводу избыточного изобилия и излишнего эко­номического роста резко перешли в рыдания по поводу надвигающе­гося глубокого спада и разрушительной инфляции. Конечно, недове­рие рынков не проходило. Я очень хорошо помню мои первые экономические саммиты в конце того печального периода, когда ми­ровые лидеры опирались на все более жесткие ограничения потреб­ления топлива вместо того, чтобы положиться на регулирующее дей-

ствие ценового механизма*. Только с приходом в Овальный кабинет Рональда Рейгана появилась альтернатива, оптимистическая уверен­ность в том, что наша построенная на свободном предприниматель­стве и демократии система имеет все моральные, интеллектуальные и практические ресурсы, необходимые для преодоления любого пре­пятствия.

Одним из самых наглядных критериев, позволяющих судить о том, кто прав — мрачные пессимисты или оптимисты, являются цены на сырьевые материалы. Если экономическому росту действительно суж­дено прекратиться из-за недостатка полезных ископаемых, следует ожи­вать постоянного роста цен на товары по мере того, как общество ста-довится богаче. Однако изучение данных за более или менее продол­жительный период показывает, что это не так. Цены на самом деле даже:низились**.

Это вовсе не фокус статистики. Это свидетельство неисчерпаемос-ги человеческого творчества. Нас постоянно пугают тем, что мы не ложем потреблять бесконечно. При этом никто не удосуживается об­ратить внимание на то, что нам удается получать все больше из все меньшего. Пятьдесят лет назад очень смелым казалось предположение, что «компьютеры, будущего будут содержать 1000 электронных ламп и весить не более 1,5 тонны»***. Теперь же у нас есть микрочипы.

На меньших площадях выращивается больше продовольственных культур. Кардинальным образом сократилось число голодающих. Го-ювной болью стали излишки продовольствия. Миру все больше угро-кает не голод, а болезни, связанные с ожирением. Случаются, конечно, [риродные катаклизмы. Однако научный и технический прогресс по-воляет предсказывать их, готовиться к ним и преодолевать их послед-твия. Движущая сила прогресса — капиталистическое общество, опи­рающееся на свободное предпринимательство, а не склеротические со-щалистические государства. Только тогда, когда социалистические траны будут в трудный час приходить на помощь капиталистическим, не наоборот, мы можем усомниться в эффективности системы, кото-»ая делает нас богатыми, здоровыми и защищенными.

Итак, мы должны сделать следующее:

• вспомнить, сколько раз мрачные пессимисты ошибались в сво­их прогнозах, и успокоиться на этом;

• понять, наконец, что пока существует свободная политическая система, свободное общество и свободная экономика, изобрета­тельность человечества будет оставаться неисчерпаемой.

ТЕПЛОВЫЕ ВЫБРОСЫ И ГЛОБАЛЬНОЕ ПОТЕПЛЕНИЕ

Любимая тема сегодняшних пессимистов — изменение климата*. Она привлекательна для них по нескольким причинам. Во-первых, отсут­ствие определенности в научных теориях делает опровержение их идей довольно затруднительным. Во-вторых, у каждого есть собственные представления о погоде: традиционно англичанин при знакомстве редко говорит о чем-нибудь еще. В-третьих, то, что любой мало-мальски се­рьезный план по изменению климата может существовать только на глобальном уровне, служит великолепным оправданием для мирово­го наднационального социализма.